Часть 7
19 июня 2015 г. в 08:57
Проснулась я рано. Солнце ещё даже не протягивало ко мне своих лучей сквозь окно. Было тихо и тепло. Я лежала у себя в комнате, укутавшись одеялом, а не курткой. Под головой у меня была подушка, а не рюкзак. Мне от этого не было плохо. Скорее наоборот. Я соскучилась по своей удобной кровати. Я и не знала раньше, что по кровати можно соскучиться.
С тех пор, как наше путешествие закончилось, прошло не больше недели. Макс уже был дома. В больнице его продержали совсем недолго. Это на самом деле ужасно, что его укусила змея! Из-за всей этой истории врачам пришлось позвонить отцу Макса, а там понеслось! Кто бы мог подумать, что небольшое самостоятельное путешествие в глазах моих родителей кажется таким же опасным, как день, проведённый в клетке с голодными тиграми.
Сразу они почему-то были испуганы, а потом стали злы. Я тоже была зла. Мне совсем не хотелось, чтобы наше путешествие заканчивалось. Но что я могла сделать, если уже сидела на заднем сиденье нашей машины? Единственное, что я делала, это скучала и выслушивала целый поток нравоучений.
Нравоучений им оказалось мало. Они решили, что меня нужно наказать. Я на всё это только улыбалась. Что они могут сделать? Как я и думала, их оригинальность не выходит дальше домашнего ареста. Домашнего ареста, который я успешно нарушаю. Ведь ничего легче не может быть на свете. Пока родители на работе, я могу гулять и делать всё, что захочу, но стоит стрелкам часов приблизиться к шести, как я уже сижу у себя в комнате. Всё просто.
Я не могла долго лежать без дела, а уснуть у меня уже не получалось, поэтому пришлось вставать. Это невероятно, как я начала ценить элементарные вещи после моего короткого путешествия! Один только душ чего стоит! Это вам не речка. Теперь я понимаю, как люди могли на это всё променять. Но, тем не менее, пока мы были в дороге, я кое-что для себя усвоила.
Я не хочу когда-нибудь проснуться и решить для себя, что мне никуда не нужно. Не хочу думать, что мне идти некуда. Не хочу стоять на одном месте. Я хочу двигаться. Хочу идти вперёд. Я просто знаю, что не смогу жить, как все те люди, что не живут так, как им хочется, только потому, что заняты на работе и дома. Я не смогу. И не смогу я потому, что у меня грандиозные планы. Мне никогда ничего не добиться, если я буду за что-то держаться. Ведь как обычно бывает? Приблизительно в двадцать лет люди с грандиозными планами превращаются в людей с планами обыкновенными. Со мной этого не будет. В любом случае, я сделаю всё, чтобы этого не произошло.
Но почему-то я ничего не делаю. Вместо того, чтобы серьёзно чем-то заняться, я размышляю над глупыми вещами. Например, всё утро я думаю о том, как бы мне пойти вечером на День города. Каждый год праздник получается отменный, и в этот раз я не собираю ничего пропускать из-за какого-то там домашнего ареста. Нет, глупые правила меня не остановят. Я подросток, меня бесполезно контролировать. Это значит, что вечером я любыми путями выберусь на праздник.
Но пока ещё утро, поэтому я, посидев без всякого дела несколько часов, решила пойти к Диме. Дима оказался дома. Это было ожидаемо: где ему ещё быть, как не дома?
— Что будем делать? — спросил он, закрывая дверь на замок.
— Пойдём к Максу, разумеется!
Мы перешли дорогу, прошли мимо дремлющего на летнем солнышке Фаера, и стали звонить в звонок.
Долго никто не открывал. Потом в дверях появился Макс с чашкой кофе в руке. Говорить о том, какой он был сонный и злой, я не буду. Вы и без моих пояснений понимаете, что мы его разбудили. А какой нормальный человек будет радоваться тому, что его разбудили? Если вы знаете таких людей, то советую вам быть с ними осторожней: они явно что-то скрывают. Им нельзя доверять.
— Доброе утро! — громко сказала я, проходя в дом.
— Как я вижу, особых приглашений тебе не нужно, — сказал он сонно.
Дима уже тоже оказался внутри.
— Сегодня на повестке дня… — воодушевлённо начала я, но Макс меня перебил, широко зевая.
— Когда уже у нас на повестке будет отдых или что-то типо того?
— Когда-нибудь мы непременно возьмём отпуск, чтобы пожить, как прочие обыватели, наслаждаясь фастфудом и телевидением, которое отменно будет промывать мозг. Но это только тогда, когда мы устанем. А сейчас у нас полно энергии и мы в этом просто не нуждаемся!
— Мы. Не нуждаемся, — с расстановкой произнёс Макс. — Ты имела в виду то, что ты не нуждаешься?
— Я знаю, что в вас полным полно энергии! Вы просто притворяетесь!
— Всю энергию я потратил на то глупое путешествие…
— Не глупое! Совсем не глупое!
Я уже собралась описывать всю ту пользу, которою принесло нам наше «глупое путешествие», как раздался голос Димы.
— Мы так и будем здесь стоять? Может, пройдём?
Мы стояли в маленькой, тёмной и прохладной веранде. Не очень уютно. Я снова открыла входную дверь и в комнату ворвались золотистые солнечные лучи.
— Давайте на крыльце посидим? — предложила я. — Свежий воздух! Солнце! Пёс замечательный!
Фаер, который до этого дремал под деревянной белой лавочкой, открыл глаза и слабо завилял хвостом.
— Он рад меня видеть! — подошла и стала гладить его я. — Он меня так любит! Любишь меня, Фаер?!
Пёс, лизнул мне руку, и я радостно засмеялась, показывая не него пальцем.
— Видели? Вы это видели? Он меня просто обожает!
— Хватит мучать мою собаку, — сел на лавку, под которой лежал Фаер Макс.
— Не мучаю я его! Ему нравится!
Тут вмешался Дима.
— Сегодня на повестке дня, — напомнил он мне.
— Ах, да! — вспомнила я.
Макс запрокинул голову и закрыл глаза.
— Ну, кто тебя просил? Был бы спокойный день, если бы она не вспомнила.
— Я бы вспомнила! Такое нельзя забыть! Какой сегодня день?
— День города? — неуверенно спросил у меня Дима.
— Молодец! Плюс пять очков! Сегодня День города, и мы пойдём вечером на праздник! Это будет потрясающе. Салют, сладкая вата, воздушные шарики, аттракционы…
Я стала перечислять всё то, без чего не может обойтись не один праздник. Дима так и не опустил, поднявшуюся бровь, после слов об очках. Он, конечно же, не понял, о чём я говорю. Но всё честно, я тоже не совсем поняла. Просто мне захотелось как-то поощрить его.
— Как я всё это ненавижу, — раздражённо сказал Макс.
— О, у тебя будет целый вечер, чтобы это полюбить!
— Я лучше просто не пойду.
— Нет! — возмутилась я. — Минус двадцать очков! Это только за глупые слова! Представь, что будет, если эти слова превратятся в поступки!
— Даже представлять не буду. Не знаю, о каких очках ты заговорила, но уверен, что я уже в минусе. Мне терять нечего.
— Нет, ты пойдёшь!
Макс сделал глоток кофе, поставил чашку в сторону и спросил:
— А как же твой арест? Я понимаю, что днём ты можешь легко гулять и делать всё, что захочешь. Но вечером твои родители будут дома.
— Уж я найду какой-нибудь способ выбраться на волю, ты за меня не переживай, — улыбнулась я. — В десять часов вечера мы встретимся на площади. Я обязательно приду.
Над нами повисло молчание. Только Фаер тяжело дышал, высунув свой розовый язык.
— И нам будет весело! — зачем-то прибавила я.
Я стала наблюдать за Кирой, бегающей во дворе. Она остановилась у куста, на котором висела паутина с бабочкой, пытающейся вырваться.
— Здесь бабочка! — закричала она, махая нам руками.
— Бабочка?! — отозвалась ей я. — Её нужно спасти! Освободи её! Иначе её съест паук!
Кира принялась освобождать запутавшуюся бабочку.
— И что ты, по-твоему, только что сделала? — сузил глаза Макс.
— Спасла бабочку, — гордо подняла голову я.
— Руками ребёнка, — ухмыльнулся Дима.
— Нет, я не об этом. Ты думаешь, что это правильно? Правильно вмешиваться?
Я внимательно посмотрела на Макса, который загородил лицо от солнца, норовящего лизнуть его в щёку.
— Да. Ведь я сделала хорошее дело.
— Нет. Вот это бред полный. Невозможно делать что-то хорошее. Всё двойственно. Любое изменение несёт в себе равноценный плюс и минус. Понимаешь? Чем больше добра, тем больше и зла. Ты спасёшь бабочку, а вместо неё погибнет паук. Думаешь, одна жизнь ценнее другой?
— Нет, не думаю, — растерялась я.
— А что ты думаешь?
— Я думаю, что ты не прав. Не всё двойственно.
— Да?
— Да. Если бы кто-то решил все мировые проблемы, то все люди стали бы счастливы. И ничего плохого бы не произошло. Больше
не было бы несчастных людей.
Он улыбнулся.
— Ты думаешь совсем как ребёнок. Не будет так, что при исходе одного события, все станут счастливыми или несчастными.
— Слушай. Не нужно мне всё это объяснять. Я и без тебя всё это знаю! Но вот что, ты бы спас ту бабочку? — я резко перешла в наступление.
— Нет.
— Нет? — вырвалось у меня.
— Нет. Я бы не стал вмешиваться.
— И тебе её совсем не было бы жалко?
— Жалость? Я не хочу испытывать жалость, поэтому я её не испытываю. В большинстве случаев чувства только мешают.
Я даже не стала на него смотреть после этих слов, так это меня расстроило. Чувства ему, видите ли, мешают! Как бы не так! Разве хорошо быть бесчувственным болваном? Я всё-таки посмотрела на Макса и сразу поняла: да, хорошо. Люди, которые ничего не чувствуют, — самые счастливые и несчастные одновременно. Вроде бы его не так уж и сильно тревожит то, что мне не даёт покоя, но он всё-таки не стал счастливым от этого.
Не знаю почему, но на меня вдруг нахлынула волна какого-то странного чувства.
— Хватит! — я перестала гладить Фаера и поднялась.
Пёс встревожено посмотрел на меня.
— Ты хотел выходной? Сегодня мы отдыхаем! И никаких размышлений! Не о чём! Вечером, в десять, идём на праздник! У меня всё!
Я резко развернулась и пошла к себе домой. Я чувствовала два удивлённых взгляда, направленных мне в спину и радовалось тому, что взгляды удивлённые. Меня ничего не задело, чтобы я обиделась. Нет. Мне, наверное, просто захотелось внести чего-нибудь нового. Уйти неожиданно. Что может быть лучше? А они пусть и дальше там сидят!
Но днём я всё же была раздражённой. Наверное, меня расстроило то, что говорил Макс. О том, что всегда будет что-то плохое. Ну, неужели не может быть так, что всё будет хорошо, а равноценного минуса не появится? Я думала об этом весь день и начала чувствовать себя немного несчастной. Удивительно, как быстро счастливые люди становятся несчастными, но как же много времени нужно несчастным, чтобы прийти в норму.
Да, именно в норму. Я считаю, нет, я свято верю в то, что счастье есть нормальное состояние человека. Грусть же дана для того, чтобы человек знал цену счастья. Ведь без плохого, мы бы никогда не узнали, что хорошее — это действительно что-то хорошее. Эх, Дима бы со мной никогда не согласился. Этот парень просто сама уравновешенность. И поэтому он начал бы говорить о том, что норма — это золотая середина. То самое настроение, когда тебе не хорошо, но и не плохо. Я бы на него наорала, и победила спор. Запомните! Счастье есть норма!
Поэтому я не могла весь день грустить из-за глупых размышлений. Размышления не меняют ничего, кроме тебя самого. А мне пока что не очень-то хочется меняться.
День медленно бежал навстречу вечеру. А когда этот вечер настал, я решила, что нужно поговорить с мамой о празднике. Она сидела на кухне и выглядела нервно. «Дело уже проиграно», — подумала я, но всё-таки сказала:
— Мам!
Она на меня посмотрела. Ничего хорошего я в её глазах не прочла.
— Ты же знаешь, что сегодня будет салют?
— Да. И я знаю, что ты на него не пойдёшь.
— Но почему?!
— Почему? Ты так и не поняла почему?
Я так хотела ответить ей, что да, я не понимаю почему. Я не понимаю, почему за самые лучшие дни в моей жизни, меня наказали. Не понимаю, почему меня наказали за опыт и впечатления. Но если я ей так отвечу, то не о каком празднике не будет идти и речи. Жизнь так уж устроена, что в любом случае придётся врать.
— Я всё прекрасно поняла, — я опустила виновато и фальшиво глаза в пол. — Я усвоила урок. Можно мне пойти?!
— Нет.
— Но все мои друзья пойдут! Макс и Дима тоже сбежали путешествовать! Но они ведь идут!
— Меня это не волнует. Ты мой ребёнок, а не они.
— Мам! — крикнула я.
— Нет, я тебе запрещаю.
Вы только подумайте! Она мне запрещает! Как она вообще смеет?! Никто не может мне что-либо запретить. Не один человек не может запретить что-то другому. Каждый человек волен делать то, что ему хочется. И никто эту волю не должен у нас отнимать. Даже близкие.
— Ты не можешь мне запретить! Где папа? Я спрошу у него! Он точно мне разрешит!
Каждая дочка знает то, что если мама что-то запрещает, то папа исподтишка разрешит. Если мама запрещает быстро кататься на велосипеде, то в один день папа придёт домой с налокотниками и наколенниками, и тебе уже никто не посмеет сказать, что ты упадёшь и всё себе разобьёшь. Если мама запрещает читать весь вечер, то папа оставит у кровати хороший фонарик. Если мама не разрешит тебе купить слишком яркую майку в магазине, то папа скажет: «Бери всё, что тебе нравится, и пойдём».
— Его нет дома, — сказала она.
— А где он?
— Уехал на рыбалку. И ведь я сказала ему, что нужно остаться и починить крышу! Когда идёт дождь, чердак заливает водой! А он уехал!
И мне сразу всё стало понятно. Сегодня мирно я не смогу уйти. Эта женщина меня не отпустит. Она не может управлять мужем, поэтому будет пытаться управлять мной. Только вот она забыла, что я его дочь. Следовательно, я тоже сбегу туда, где мне будет хорошо.
— Я ухожу, — сказала я и пошла к двери.
Но как только я вышла на крыльцо, дверь распахнулась и на пороге появилась мама. О, она злилась.
— Нет, сегодня ты остаёшься дома! Я запрещаю тебе уходить!
Она говорит это человеку, который уже однажды почувствовал вкус свободы. Нет, больше я не смогу быть зависимой. Я не хочу быть зависимой от чего-то. И уж тем более я не хочу быть зависимой от кого-то.
— Я просто вышла подышать, — я села на крыльцо. — Я расстроена и мне жарко.
— Не уходи никуда, — строго сказала она мне и закрыла дверь.
Я достала мобильный и посмотрела на время. Через десять минут парни позвонят мне и будут спрашивать, почему я не пришла. Дима расстроится. Мы всегда ходили на День города вместе. Макс разозлится. Он пришёл в шумную толпу, которая его раздражает, а того, кто его заставил, даже там нет.
Этого не будет! Я не могу расстроить Диму. Макс пускай злиться, он ведь и так всегда злиться. Но расстраивать весельчаков я не собираюсь. Так делают только ужасные люди. У меня ещё есть десять минут. Я посмотрела на экран телефона: девять минут. Пока у меня есть время, у меня есть всё. Ничего не потеряно. Выход можно найти всегда. Даже если двери с табличкой «выход» нет, можно пробить лбом стену, а кровью написать это слово. Выход.
Я набрала номер папы.
— Алло, — раздался добродушный и хриплый от сигарет голос моего отца.
Я сразу же невольно улыбнулась.
— Пап! Ты ещё не далеко уехал? Можешь вернуться и отвезти меня в центр?!
— А на автобусе никак?
— Нет, я уже опоздала на все автобусы. Меня ждут друзья, я не могу не прийти! — и потом я добавило то, что его заставит пожалеть меня и приехать. — Мама меня не отпускала, поэтому я и опаздываю. Я бы не стала тебя тревожить, если бы не это.
— Она права. Ты ведь наказана, — тут я почувствовала, как он улыбнулся. — Но ведь будет салют. И Макс с Димой наверняка пойдут. Не можешь ведь ты одна остаться дома.
— Так ты приедешь?! — обрадовано спросила я.
— Конечно! Должен ведь появиться герой и спасти тебя. Жди!
Я спрятала телефон в карман и широко улыбнулась. Стала смотреть на дорогу. За это время мама снова успела выглянуть на улицу.
— Не ушла? — строго спросила она.
— Нет, — сказала я, гордо отвернувшись.
— И не надо на меня злиться. Вот будут свои дети, ты поймёшь!
Я закатила глаза. Я не хочу никаких детей. А если бы и хотела, то уж точно я бы не так их стала воспитывать. Да вообще я бы не стала воспитывать своих детей. Лет до десяти — да. Дальше они сами себя воспитают.
Дверь хлопнула, и мама ушла. Я положила голову на колени и стала напряжённо смотреть на дорогу. Где-то сейчас мчится красная машина и ведёт её мой папа, чтобы отвезти меня повеселиться с друзьями. Наверное, даже хорошо, что мама не захотела меня отпускать. Без преград было бы совсем неинтересно. Это как слишком лёгкая игра.
И тут к воротам, круто развернувшись и заскрипев колёсами, подъехала машина. Я улыбнулась, спрыгнула со ступенек и побежала. Сев на переднее сиденье, пристегнувшись, я сказала папе, махнув рукой:
— Езжай!
Мы двинулись с места. Нет, мы даже не двинулись. Мы рванули. Мой побег совершился. Не прошло и минуты, как у папы зазвонил телефон. Он ответил: говорила мама. Ругалась, я даже слышала со своего сиденья, как она кричит. Мой папа, как человек весьма спокойный, не смог долго этого терпеть и просто положил телефон.
Тогда зазвонил мой. Я ответила, но сразу же отодвинула руку от уха. Как вы понимаете, мой побег сильно её разозлил. Я люблю свою маму, но характер у неё отвратительный. Стоит только делу пойти не так, как этого хотела она, как эта женщина сразу же превращается в злобную ведьму. Я молча её выслушала, сухо отвечая на все вопросы. Я была настолько ядовитой и сдержанной, что трубку пришлось положить не мне, а ей.
— Папа, как хорошо, что ты приехал! — сказала я радостно, словно мне пять, а он везёт меня в зоопарк. — Это так хорошо, я так рада! Но ещё мне грустно! Ведь я буду развлекаться, а тебе придётся вернуться домой. А дома мама. И кричать она станет на тебя, хотя виновата я. Это так несправедливо.
Я посмотрела на него. Он бы обязательно посмотрел на меня в ответ, но сейчас он за рулём. Поэтому мне приходилось изучать его в профиль. Чисто выбритый подбородок, всегда немного улыбающиеся губы и светлые ореховые глаза в точности такие же, как мои.
— Можешь прибавить газу? — спросила я. — Уже почти десять. Я не могу опоздать. Главные герои никогда не опаздывают. Меня ведь ждут друзья. Знаешь, Макс совсем не любит праздники. Он такой грустный! Нужно его развеселить! Я уверена, что ему понравится салют! Он сделает его счастливее! Помнишь, когда я была маленькая, мы всегда смотрели мультики про Винни-Пуха? Так вот Макс — это всегда скучающий ослик Иа.
Мы на огромной скорости проехали на красный свет.
— Вау! Мы на красный свет проехали!
Папа рассмеялся:
— Я слишком был увлечён твоим рассказом. Про ослика.
Я почему-то рассмеялась. Мы проехали ещё совсем немного и оказались на главной площади города. Здесь я когда-то ночью лежала и смотрела на Орион. Сегодняшней ночью я отдохну от Ориона и для разнообразия стану смотреть не на звёздное небо, а на фейерверк.
Площадь была обнесена металлическим забором, где было всего пару входов и выходов, поэтому папа спросил у меня:
— Мне тебя здесь высадить или подвезти к самому входу?
— Здесь! Нет времени для входа! Через пару минут будет десять! — машина сразу же остановилась. — Спасибо большое и пока! Домой я поеду с Димой или Максом. Или с обоими! Но ты можешь не волноваться! — я хлопнула дверью.
Машина уехала, а я смотрела ей вслед. Как же я рада, что сбежала из дома! Наверное, когда я стану взрослой, я уже никогда не буду такому радоваться. Но сейчас, пока я молода, я знаю, что побег — это отличная причина, чтобы сиять от радости и улыбаться. И тут всё ясно. Настоящие чувства мы испытываем, только когда молоды. Только тогда, мы с абсолютным вниманием прислушиваемся к своему сердцу. В будущем эту способность почти все утратят.
Стоя у забора, я уже могла видеть Макса и Диму, которые стояли у памятника и ждали меня. Из всей огромной толпы, собравшейся на праздник, этих двоих было просто невозможно не заметить. Дима просто сиял от радости, а Макса будто освещал чёрный ореол скуки и раздражённости.
Пришло время для моего появления! Я бросила взгляд на вход. Там стояла целая очередь. Недолго думая, я перемахнула через забор и уверенно, случайно толкая глупых прохожих, попадающихся мне под ноги, пошла к друзьям.
— Ты опоздала! — неизвестно чему радуясь, сказал Дима.
— Разве?
Я достала из кармана свой телефон. На экране было ровно десять.
— Сама пунктуальность, — криво улыбнулся мне Макс.
— Здесь столько людей! Столько палаток! Сегодня прекрасный вечер! Ещё ничего не произошло, а меня уже переполняет радость! — защебетала я.
— Да, вечер, правда, хорош, — согласился Дима.
И он был прав, даже Макс кивнул. Там, где недавно село солнце, небо залило ярко-розовыми и оранжевыми красками. Будто кто-то акварель разлил, так здорово смешались эти цвета. Они были настолько насыщенными, что светлые Димины волосы начали мне казаться не золотистыми, а нежно-розовыми. И при всём этом, достаточно было посмотреть в другую сторону, чтобы утонуть в васильковой синеве неба.
Дима начал нам рассказывать, как быстро ему пришлось собираться, и как ему казалось, что он забыл закрыть на ключ дверь. Я только тихо улыбалась. Знали бы они, через что пришлось пройти мне! Но они не знают, и не узнают никогда. Какая-то внутренняя гордость объясняет мне, что я просто не в том положении, чтобы рассказывать им эту историю. В их глазах я хочу казаться кем-то большим. А ведь самое смешное в том, что это совершенно не нужно. Если они рядом, значит, мне не нужно строить из себя большее, чем я являюсь. Они ведь всегда будут знать, кто я такая. Этих двоих невозможно провести. Дима знает меня слишком давно, чтобы я могла его запутать, а Макса с его врождённой проницательностью провести никак нельзя. Даже если стараться очень сильно.
Мы шли и слушали Диму, а потом я вдруг радостно вскрикнула. Никто из прохожих не обернулся, как это обычно бывает. Мой вскрик утонул в гуле толпе.
— Что ещё? — обернулся ко мне Макс.
— Вы его видите? — меня переполнило восторгом. — Он такой совершенный! Вам этого даже и не снилось! Посмотрите, он просто искрится своей красотой! Я влюблена!
Я закружилась на месте, широко раскинув руки и закрыв глаза.
— Ты о ком? — как-то до смешного ревниво спросил Дима.
— Вот ведь! Смотри! Я влюблена! Я его хочу! — указала рукой я.
Он, а вместе с ним и Макс, посмотрел в сторону, куда я указывала. К одной из палаток, где продавали разные праздничные сладости, был привязан идеальный воздушный шарик. Он тянулся к небу, и только верёвочка не позволяла ему улететь. Он, как и я, был ужасно свободолюбивый. А ещё он был невероятно блестящий. Особенно сильно он сиял из-за розового неба, отражающегося в его надутых и упругих боках.
Макс хмыкнул:
— Да, ничего такой. Красивый.
— Красивый? Шикарный! Он просто шикарен, давайте подойдём!
Мы почти бегом добрались сквозь толпу к той палатке. Шарик был привязан с обратной стороны, поэтому нам пришлось обойти палатку. Теперь с одной стороны от меня звонко шумела вода в фонтане, а с другой висел шарик. Подул ветер. Он, такой блестящий и привлекательный, закрутился прямо около меня, он будто танцевал для меня.
— Он со мной заигрывает! — радостно сказала я. — Вы только посмотрите, я ему тоже нравлюсь!
Макс и Дима только посмеялись. Мы пошли вглубь, смотреть на то, что было ещё интересного, но я всё не могла замолчать.
— Шарик просто волшебный! Вы видели, какой он цветной? А сколько в нём гелия! Половину можно потратить на то, чтобы им подышать! И он совсем не станет меньше.
— Смотри, Фаер! — Дима указал мне на мужчину, торгующего разными шариками. — Здесь есть точно такой же! Хочешь, я куплю тебе?
Предложение было очень заманчивым, но я, присмотревшись к шарику-самозванцу, критически покачала головой.
— Спасибо, Дима. Вот только я хочу именно тот. Этот ведь совершенно другой, ты посмотри.
Макс не выдержал:
— Они одинаковые.
— Нет! — уверенно возразила я. — Все шарики глубоко в душе разные!
— У шариков нет души. Это тебе не люди.
— Шарики тоже люди! — закричала я. — Посмотри, как они на нас похожи! Стремятся к чему-то высокому, а сами привязаны к земле.
Мы отошли от мужчины, который теперь кричал: «Шарики! Покупаем шарики! Шарики тоже люди!» Кто заплатит мне авторские?
Мы бесцельно блуждали в толпе. Дима счастливо, даже немного по-детски, рассказывал о том, как он любит праздники, как ему нравятся салюты и как он без ума от сладкой ваты. Макс ныл, что хочет домой, и ему не нравятся все эти люди. Я заставила их обоих замолчать. Ведь была одна важная вещь, которую мы просто обязаны были обсудить.
— Вы только представьте, каково держать такого красавца в своих руках! Он ведь будто огромная стрелка, указывающая на то, какой ты яркий и счастливый. Этот шарик просто невероятный. Да? Вы согласны?
— Конечно, — добродушно согласился Дима.
— Вот! А я о чём? Я, как только его увидела, сразу же поняла, что лучше его на всём празднике не будет. Он будто излучает тепло. Солнечный шарик! Радужный шарик! Счастливый шарик, который сделает счастливым любого! Он ведь заставил бы улыбнуться даже тебя, верно? –обратилась я к Максу.
Тот, снисходительно взглянув на меня, кивнул.
Я всё никак не могла замолчать, так сильно меня впечатлил тянущийся к самому небу воздушный шарик. Дима уже умолял меня заговорить о чём-то другом, как я сама замолчала.
— Вы это слышите?!
Со стороны сцены раздавалась просто отличная музыка. Думаю, вам достаточно сказать одно только то, что это была моя любимая песня. Такая радостная, живая, наполняющая душу энергией и оптимизмом.
Не сказав парням больше ничего, я ухватила их за руки и потянула в сторону сцены. Людей было много, но моя наглость проложила нам дорогу к самой сцене. Играл и пел какой-то мужчина с дредами и рубашкой в горошек. И исполнял он эту песню просто отлично.
— Как вам? — спросила я у друзей.
— Мне нравится! — крикнул мне Дима, который так и не смог заглушить звуки музыки.
Я не могла стоять на месте. Сначала я просто качала в такт головой, но потом я не смогла удержаться: присоединились и руки, и ноги. Я стала танцевать. Никто кроме меня не танцевал, и серые глаза толпы смотрели на меня непонимающе.
— Никто не танцует, — положил мне руку на плечо Дима.
Это был призыв остановиться. Многого хочет! Я ловко ухватила его за руку, и теперь он не мог от меня увернуться: теперь танцевал и он тоже. Мы танцевали вместе. И мы танцевали хорошо. Мы танцевали потому, что под песню эту стоять на месте просто кощунство. Я уверена, что её написали, чтобы такие вот серые толпы, как эта, стали разноцветными. И мы с Димой стали первыми яркими пятнышками.
Я не думала о том, смешно мы танцуем или красиво. Только фальшивые люди хотят танцевать красиво. Настоящий танец — это когда о красоте думаешь в последнюю очередь. Когда спавшие на глаза волосы не заграждали мне вида, я смотрела на Макса. И в тот момент, когда кончики его губ дёрнулись и задорно поднялись вверх, а голова его закачалось из стороны в сторону, я поняла, что всё идёт отлично. Но дыхание у меня быстро испортилось, стало прерывистым, и я устала. Мы с Димой остановились. Я посмотрела на сцену, звучали последние аккорды. Музыкант был счастлив. Я посмотрела на толпу. Толпа была счастлива. Некоторые даже последовали нашему с Димой примеру и стали танцевать.
Но, как только моя любимая песня закончилась, мы сразу же ушли подальше от сцены. Я хочу только то, что мне нравится безумно. Я хочу слушать только ту музыку, от которой я без ума. Другие хорошие песни я игнорирую. Это не значит, что с ними что-то не так. Просто я хочу либо то, что делает меня абсолютно счастливой, либо ничего. Это как с тем шариком. Только тот я хочу, а его двойников, которых продаёт усатый дяденька, мне не нужно.
Мы медленно шли между палаток и аттракционов. Говорили обо всяких глупостях. Я решила снова поднять тему неравенства. Вы думали над тем, что, когда говорят о молодых людях, всегда имеют в виду мужчин? Но молодые женщины — это тоже молодые люди. Или женщина не человек?
— Вы вот о чём подумайте! — громко заговорила я. — Когда говорят о молодых людях, то имеют в виду мужчин. А женщины? Они тоже молодые люди!
Я так громко сказала последние слова, что два старичка, идущих перед нами обернулись.
— А вот это уже странно. Они ведь старые люди, зачем им оборачиваться? — удивился Дима.
Наш разговор доходил до полного абсурда. Нужно было срочно занять себе чем-нибудь интересным. Поэтому я и искала то, что мы просто не смогли бы пройти мимо. И нашла! Среди прочих скучных и совсем детских аттракционов на площади стояла огромных размеров центрифуга. Я указала на неё пальцем:
— Вот! Мы не можем пройти мимо! Давайте прокатимся!
— Да! — радостно заговорил Дима. — Это будет весело! Пойдёмте!
Он взял на себя роль главного и потащил нас с Максом за собой. Мне это нравится. Я люблю, когда Дима чем-то очень увлечён. Люблю, когда его глаза зажигаются так ярко из-за разных глупостей.
И больше всего мне нравится, когда он начинает говорить в точности, как я. Так же радостно и вдохновлённо. Это не кажется каким-то подражанием, это всегда выходит очень естественно и приятно. Особенно, если учитывать, как долго я трещу таким образом над его ухом. Конечно, нет ничего удивительного, что он заражается от меня позитивом. Когда ты много говоришь, то нужно привыкнуть к тому, что обязательно будут появляться люди, чем-то похожие на тебя. Если ты слишком много времени говоришь, то, вероятнее всего, твои мысли станут мыслями кого-то ещё.
Только когда мы уже сидели в кабинке, я заметила, как бледные аристократически тонкие пальцы Макса нервно трогают ремни безопасности.
— Ты боишься? — удивлённо спросила я.
— Нет. Просто всё должно быть безопасно.
Мы с Димой переглянулись, но ничего не сказали. Вместо того, чтобы обсуждать, врёт Макс или нет, мы почему-то начали тоже проверять свои ремни.
И вот нас медленно начало поднимать. Когда случалось что-то резкое, я и Дима начинали кричать во всё горло. Макс молчал. И кричала я не потому, что было страшно, а потому, что, когда кричишь, любой аттракцион становится веселей. Доставайте карандаши и блокноты и записывайте. Чтобы стало весело и не страшно на аттракционах, нужно всего лишь хорошенько поорать.
Но на самом верху, когда нас подняло так высоко, что, казалось, мы выше всех высотных зданий нашего города, вместо улицы, я посмотрела на Макса. Он закрыл глаза и сильно сжал побледневшие дрожащие губы. Я ткнула его в бок:
— Ты боишься высоты?!
— Нет, вовсе нет! — не раскрыл глаз и не разжал побелевших рук от ремней безопасностей он.
— Ты боишься! — крикнул Дима.
— Может быть. Ну и что? — прошептал Макс.
— Раскрой глаза и не моргай! — приказала я. — И кричи! И не держись за ремни!
Мы с Димой синхронно разжали его похолодевшие руки. Макс открыл глаза и его ресницы испуганно задрожали.
— Не молчи! — крикнул ему Дима.
Нам подбросило, и мы с ним дружно заорали. Макс молчал.
— Просто попробуй в следующий раз! — я крикнула ему в самое ухо.
Макс всё ещё выглядел испуганно. Каждый раз, когда он хотел ухватиться за что-нибудь, мы с Димой удерживали его руки. Нас стало поднимать всё выше.
— Не забудь орать! — посоветовал ему Дима.
И вот, когда мы были выше крыши костёла, мы с Димой стали испуганно и радостно орать. И что вы думаете? Раздался стесняющийся и неуверенный крик Макса. А потом он вошёл во вкус. Даже истерически хохотал.
Когда центрифуга замедлила ход, и нам пришлось спускаться, Макс, покачиваясь, сказал:
— Никогда. Больше никогда мы этого делать не будем. И вообще забудьте.
Мы с Димой засмеялись.
Не успели мы сделать и нескольких шагов, как я потащила парней за собой.
— Дима! Тир!
Я сказала это так, будто дала команду своему псу. И знаете, что интереснее всего? Пёс радостно завилял хвостом и бросился послушно выполнять команду.
Он заплатил деньги и взял в руки винтовку. Правда, я не уверена, что это была винтовка. В оружии я разбираюсь меньше всего. Когда мы были с Димой маленькими, и он рассказывал мне всякие истории про оружия, я заставляла его помолчать, чтобы он посмотрела на нового игрушечного динозавра, которого мы купили. Он не запоминал моих бронтозавров и птеродактилей, а я всегда забывала его винтовки и арбалеты.
Мы с Максом стояли в сторонке. Дима внимательно осмотрел винтовку, посмотрела на нас, а потом приложил её к плечу и стал целиться. Я с огромным любопытством за ним наблюдала. Он всегда имел страсть к оружию, всегда ездил с родителями в тир при милицейском участке, но я никогда ещё не видела, как он стреляет. А стреляет он метко! Из десяти возможных попаданий, он попал в десять! Я не сомневалась не на секунду. Конечно же, меня окружают удивительные люди! Я всегда глубоко в душе знала, что Дима на самом деле гораздо круче, чем мне кажется.
Очень приятный молодой человек, которому Дима заплатил деньги, был ошарашен.
— И у нас победитель! — не веря самому себе, кричал он громко.
Когда в руках у Димы был большой белый медведь, и он пожал руку мужчине, я кое-что заметила. Дима не отпускал руку слишком долго и что-то сказал на ухо приятному молодому человеку.
Дима присоединился к нам с Максом, и мы отошли немного в сторону. И я, и Макс хвалили его и говорили о том, как мы восхищены. Макс был, по-моему, суховат, но зато я уж это исправила.
— А что ты сказал ему на ухо? — неожиданно вспомнила я.
— Чтобы прицел поставил, как нужно, — самоуверенно ухмыльнулся Дима.
— Так он был сбит? — спросил Макс.
Дима кивнул, а потом вдруг посмотрел на медведя в своих руках так, будто впервые его видит. Недолго думая, он протянул его мне:
— Это тебе.
Как же банально! Почему он такой банальный?! Подарить игрушечного медведя, вы только подумайте! Ведь настоящего было бы гораздо интереснее получить, разве нет? Но знаете, что хуже всего? Хуже всего то, что я понимаю, как это банально и скучно, но мне всё равно безумно приятно.
Я была немного растеряна, если признаться. Мне почему-то стало неловко. И даже почему-то стеснительно перед наблюдающим за нами Максом.
— О, это медведь, — ужасно нелепо прореагировала я. — И он такой мягкий. Буду с ним спать.
Я обняла игрушку и улыбнулась:
— Спасибо!
А потом нам троим стало неловко. Просто так. Ничего ведь не произошло, но мы почему-то молчали и медленно плелись сквозь толпу. Но Дима быстро разрядил остановку:
— Хочу есть!
Мы отправились к палаткам, чтобы купить чего-нибудь вкусного. Мой вечно голодный друг был нацелен на сладкую вату, но пока мы стояли в очереди, я увидела расфасованный попкорн. Рядом стоял мужчина, который, видимо, думал, покупать ему попкорн или нет.
— Попкорн! Это то, что нужно! Купи попкорн! — проорала у него над ухом я.
Он дико оглянулся, а Дима, вежливо и очаровательно улыбаясь, взял один пакетик. Если вам интересно, то мужчина всё-таки купил себе попкорна, прислушавшись к моим словам.
Дима открыл упаковку, мы стали шататься без дела и есть сладкий попкорн. Было скучно, поэтому мой уже не голодный друг приклеил мне на руку ценник, содранный с пакетика от попкорна.
— Это твоя цена, — по-детски весело сказал он.
— Так мало? Я стою всего десять тысяч?
— Нет, Фаер, ты бесценна. Это десять тысяч бесконечностей, — ответил он.
Этот парень даже не подозревает, как мило всё сейчас провернул. Ведь он так любую девушку может заставить растаять. Но, разумеется, не меня. Я слишком легко отвлекаюсь, поэтому содрав с руки ценник, я радостно завизжала:
— Смотрите! Там зверушки! Живой уголок!
Мы, разумеется, сразу же туда направились. Дима гладил овечку и извинялся перед ней за то, что люди едят баранину и даже уже начал говорить ей о том, что ему нужно стать вегетарианцем. Я треснула его по голове:
— Ты без мяса и дня не проживёшь! Лучше смотрите, что я нашла!
И я протянула им с Максом белого кролика с большими и красными глазами.
— Убери от меня это чудовище! — сделал шаг назад Макс.
Дима, который не знал о странном страхе нашего друга, захохотал. А потом, когда увидел, что Макс не шутит, спросил:
— Ты чего?
— Белые кролики опасны. Почему они вообще белые? Что с ними не так?
— Эй, ты имеешь что-то против блондинов? — улыбнулся ему Дима.
— Макс! — важно сказала я. — Страхи нужны для того, чтобы их побороть! Ты не можешь бояться кроликов вечно!
— Я не боюсь кроликов. Мне просто не нравятся белые. Они психи.
— Это ты псих. В любом случае, будешь казаться всем таким, если не поборешь свой страх. Просто подержи его на руках! Он ведь такой спокойный. Он совсем не страшный. Этот кроля очень даже миленький! Так бы его и съела!
— Я тоже! Они довольно вкусные, — вмешался Дима.
Я промолчала. Теперь я подошла с кроликом к Максу вплотную. Нарушила любые понятия о личном пространстве, но так нужно. Он не должен выкрутиться от общения с этим кроликом!
Отступать ему было некуда. Постояв в замешательстве какое-то время, он осторожно, словно хрупкую вазу, взял дрожащего кролика. Это бедное животное боялось Макса не меньше, чем тот его.
— А теперь погладь его, — посоветовала я.
Макс глубоко вздохнул и опустил ладонь на белые ушки. И ничего страшного не произошло. Всё было довольно мило и спокойно.
— Я тоже хочу его подержать! — по-детски сказал Дима и протянул к Максу руки.
— Ладно, — тот даже обрадовался. — Фаер, забери его.
— Нет! Ты должен всё делать сам! Возьми его за уши и протяни Диме.
И я сказала так только потому, что никогда не видела вживую, как кроликов держат за уши. Неужели их ушки не болят им? Мне всё-таки кажется, что кролику неприятно, когда весь его вес держится на каких-то жалких ушах. Поэтому я хотела посмотреть, что будет.
Макс сделал, как я сказала. Взял кролика за уши, поднял на уровень лица и хотел сказать ему что-то, думаю, попрощаться. Вот только не вышло. Потому что сильные ноги с когтями ударили со всей силы его по лицу. Тот уронил кролика. Кролик испугано побежал от нас, Дима испугано побежал за кроликом. Я тоже испугалась.
— Ты в порядке?!
Макс держался руками за лицо. Когда я убрала его ладошки, то на щеке, под самым глазом, у него была кровоточащая полоска.
— Он тебя едва не по глаза ударил!
— Я, блин, не заметил, — Макс был очень зол. — Чёртовы белые кролики! Терпеть их не могу! Никогда больше к ним не подойду! Не на шаг!
Мне было необычно и смешно смотреть на то, как он злится. Но ещё я чувствовала каплю вины за то, что заставила его держать на руках это маленькое белое чудовище. Теперь уж я понимаю, что у Макса и кроликов какая-то внутренняя вражда.
— Присядь!
Он не хотел, но я заставила его усесться на лавочку, как раз стоящую рядом. Я стала шарить в карманах: нашла!
— У меня есть лейкопластырь!
— Ты всегда носишь с собой лейкопластырь? — удивился он.
— Нет. Но я стараюсь, чтобы он был со мной всегда. В моих карманах можно многое найти. Вдруг мы попадём в какую-нибудь передрягу?! А учитывая то, как сильно я этого хочу, то мы попадём обязательно. Поэтому всё должно быть при мне!
Когда вернулся запыхавшийся Дима, мы с Максом уже говорили, совершенно позабыв про кролика.
— Как думаешь, тот шарик ещё висит? — не могла успокоиться я. — Мне кажется, что висит. Наверное, в ночном освещении он ещё красивее! Боже, какой этот шарик идеальный! Я должна его заполучить! Может, мне его подарят? Ведь зачем он им? Уже вечер, скоро все разойдутся по домам, и шарик уже не привлечёт им покупателей. Что им этот шарик? А я буду счастлива!
— Размечталась, — лениво покачал головой Макс.
— Нет? Не подарят?! Ну и пусть! А что если, — я задумалась.
Я так хочу этот шарик. Знаете, у меня отличная память. Нет, не такая, что я могу дома не читать параграф, который мы проходили в школе. Но зато я отлично запоминаю все моменты, которые были в жизни. И сейчас в моей памяти всплыли те времена, когда я была маленькой и начинала рыдать в магазине, чтобы мне купили то, что я хочу. И куда ушли те прекрасные времена?
— А что если я его украду? — весело сказала я. — Уже темно, никто не будет смотреть, все ведь увлечены только собой. Ведь это отличная идея! Я так хочу этот шарик!
Но Дима был бы не Димой, если бы он промолчал. Как-никак его родители всё-таки охраняют закон и порядок, и он, к сожалению, уже набрался от них рассудительности.
— Ну, уж нет. Не при мне. Такой опасный для общества преступник не может долго оставаться незамеченным. Тебя обязательно поймают, посадят в колонию или поставят на школьный учёт! Ты не сможешь в будущем найти себе работу! Это будет тёмное, несмываемое пятно на всю жизнь…
Но шутливую речь Димы оборвали громкие взрывы. На секунду я обрадовалась. Это же взрывы! Настоящие взрывы! Вдруг что-то подорвали?! Вдруг теракт?! И это так интересно! Это всё происходит со мной!
Но когда в небе вспыхнули фейерверки, я немного расстроилась: это всего лишь салют. Я встала на скамейку, чтобы было лучше видно. Макс и Дима повторили за мной. Да, салют был очень красивым, но длился он слишком долго. Мне надоело смотреть. Первые вспышки наполнили моё сердце радостью. А потом стало скучно.
И я посмотрела направо. Там стоял Дима. И весь он был залит ярким зелёным светом. Таким же ярким, как цвет глаз у Макса. И Дима улыбался так счастливо и беззаботно, что мне тоже стало хорошо. Когда твои друзья счастливы, и ты видишь, как сильно им весело, тебе самому тоже невольно становится приятно.
Я повернула голову налево: там был Макс. Он стоял, скрестив на груди руки, и смотрел в небо. Вспышка: и на нас сыплются фиолетовые огоньки, так похожие на звёзды. Кажется, что они падают прямо к нашим ногам, но почему ничего не происходит, и они успевают незаметно раствориться в воздухе.
А Макс, между прочим, тоже счастлив. Он не улыбается неудержимо, как Дима, его улыбка совсем незаметна. Но по его глазам просто видно, что он счастлив. Он никогда, наверное, нам с Димой не скажет, но теперь он любит День города. Но от меня этого не утаить. Я вижу. Вижу всё.
Наверное, это странно, что вместо салюта я смотрела на друзей. Салюты в нашей жизни бывают не так уж и часто, а друзья всегда рядом. Но знаете, что бывает редко? Безумно счастливые друзья, на лицах которых танцуют разноцветные блики. Просто поверьте мне, это зрелище гораздо приятнее любого фейерверка.
Салют закончился, мы ещё немного стояли, надеясь на то, что это ещё не совсем конец. Ведь вы, должно быть, знаете, что такое бывает часто. Кажется, что салют закончился, но тут неожиданно снова раздаётся взрыв, и шоу продолжается. Но взрыва не раздалось, и мы сразу поняли, что это конец.
— Это было так красиво! Так красиво! У меня просто нет подходящего слова! — радостно говорил Дима.
— Грандиозно? — спросила я.
— Именно! Именно грандиозно! Вот теперь праздник можно считать успешным!
— Нет, нельзя, — тяжело вздохнула я.
Парни вопросительно на меня посмотрели.
— Я хочу тот шарик!
Дима рассмеялся, а потом вдруг ошарашено спросил:
— Неужели ты его так сильно хочешь получить?
Я молча кивнула.
— Разве он тебе нужен?
— Ты забыл, какой он потрясающий? Он нужен любому. Любому приятно было бы даже просто подержать его в руках!
Дима вздохнул и стал внимательно смотреть на палатку, к которой был привязан шарик.
— Ладно! Как же ты мне дорога! — он глубоко вздохнул. — Мы его похитим!
— Мы? — Макса это всё не устраивало.
Но зато это устраивало меня.
— Да?! Правда? Вы лучшие! Я так рада, так рада! Спасибо вам огромное! Это лучший День города!
После моей радостной речи у них уже нет дороги назад. Не могут ведь они теперь сказать, что передумали.
— Главное быстро чем-то обрезать верёвку. А потом убежать.
— Только этого мне не хватало, — устало улыбнулся Макс. — Надеюсь, ничего плохого из этого не выйдет.
— Нас точно не посадят, — обнадёжил его Дима.
— Знаю. Если уж меня и посадят, то точно не за это. Скорее всего, меня посадят за хранение экстремистской литературы.
Мы стояли в маленьком кружке и шептались. Конечно же, мы выглядим странно! Я уверена, что все люди на этом празднике уже догадываются о том, что мы планируем! Все сразу догадаются, что стало с шариком!
— Всё, конечно, просто. Но нам нужно что-то острое.
— Сейчас! — я стала снова шарить в карманах.
Скоро у меня в руке уже лежала связка ключей с несколькими яркими брелоками на них.
— Вы бы знали, сколько раз я царапалась о ключи! Они ужасно острые. Подойдут?
Дима провёл пальцем по зубчикам ключа. А потом дерзко улыбнулся. О, теперь мне понятно, почему все девочки сходят с ума по плохим мальчикам!
— Жди здесь, а мы пойдём!
— Нет, — перебил его Макс. — Лучше будет сразу же уйти. Да и уже поздно, нам больше нечего здесь делать. Всё интересное закончилось. Лучше жди нас на нашем месте.
И парни ушли. Я же пошла в другую сторону.
В нашем городе есть несколько зданий старого типа. Архитектура в советские времена была довольно примитивной, но уютной. Там всегда есть, где посидеть. Так вот, недалеко от центра есть одно такое здание, и мы с парнями всегда жаркими днями сидим там.
Я остановилась у того здания. На улице пусто. Все либо дома, либо на празднике. Стало даже немного страшно. Даже не страшно, а скорее одиноко на этой пустой улице. Я прижала к себе медведя, которого выиграл Дима. И мне стало чуточку теплее.
Сегодня был определённо хороший вечер! Я точно поступила правильно, когда сбежала на праздник. Но, знаете, что интересно? У меня в глазах почему-то стоит образ Киры, спасающей бабочку. Бабочка будет жить, ей хорошо, но кто позаботится о пауке? Наверное, сейчас точно так же. Мне весело, но мама моя злится. Как жаль, что нельзя сделать так, чтобы все были счастливы. Кто-то один всегда будет страдать.
Ну, и пускай! Мне ведь хорошо, значит всё в порядке!
Я увидела, как из-за поворота появились знакомые фигуры. И… шарик! Тот самый! Да, всё в порядке! Мне уже не просто хорошо, я счастлива!
У меня не было сил стоять на месте, и я побежала к ним навстречу.
— Вы сделали это! Сделали! Да! — я схватила ленточку, к которой был привязан шарик. — Он такой же прекрасный, как это было в нашу первую встречу! Спасибо! Спасибо! Спасибо! — я буквально прыгала вокруг друзей.
Они неловко мне улыбались, потом стали рассказывать, как всё прошло. Дима положил мне в руки ключи, и в этот самый момент у него зазвонил телефон. Это звонил его папа, он нас сейчас отвезёт домой. Нет, вы только подумайте! Знал бы его папа, какого хулигана воспитал! Я ведь до сих пор не могу поверить, что Дима согласился украсть для меня этот шарик! Интересно, он бы пошёл со мной грабить банк? Или делать что-нибудь ещё хуже и ещё незаконнее? Я так взбудоражена!
Папа Димы приехал очень быстро. Мы втроём забрались на заднее сиденье. Его папа устало вёл машину. Он, зевнув, спросил:
— Ну, как? Весело было?
Наверное, он спрашивал сына, но ответила я.
— Ещё бы! Это было удивительно! Макса кролик поцарапал! Вы видите? У него пластырь на лице! Это я заклеила! А ещё был салют! Очень долго!
— Ничего не долго! — перебил меня Дима. — В прошлом году был дольше!
— Долго! Мне после третьей вспышки надоело! — возмущалась я, а потом обратилась к папе Димы: — Вы заметили у меня в руках шарик? Он такой красивый, да?
Но его папа меня совершенно удивил.
— Красивый. Я человек пять, пока ехал, видел с этими цветными шариками. Но без медведей.
Конечно, я бы объяснила ему, что мой шарик не ровня всем тем жалким подражателям. Но разве это можно объяснить взрослому человеку, повидавшему мир? Поэтому я решила поддержать беседу рассказом про моего чудесного мягкого медведя.
— Да, медведь потрясающий! — сказала я, зевнув в первый раз за вечер. — Мне его Дима выиграл! Теперь я всегда буду с ним спать!
Макс не выдержал и тихо засмеялся, стукнув себя по коленке. Я строго на него посмотрела и толкнула его в бок:
— С медведем! Я буду спать с медведем, а не с Димой!
Теперь толкнул меня в бок Дима, а рассмеялся его папа.
— Мне лучше молчать, — спрятала лицо за ладошками я.
Я уже задремала, когда машина остановилась. Пришлось выйти на прохладный ночной воздух. Макс и я устало попрощались с Димой и его папой. Когда мы дошли до моего дома, я у него спросила:
— Ну, что? Теперь любишь праздники?
— Я люблю спать, — сказал он, зевнув в кулак.
Сонный, всегда недовольный и скучающий Макс. Почему бы ему не быть таким, каким он был в тот момент, когда на небе разрывались разноцветные салюты? Почему он не может быть радостным хотя бы несколько часов? Ну, почему?
И мне захотелось, чтобы он снова улыбнулся. Хотя бы одними глазами. Мне этого будет более чем достаточно. Одним словом, мне захотелось сделать ему что-то приятное. Захотелось, чтобы он улыбнулся.
— На! — моя рука сама по себе протянула ему шарик. — Не могу смотреть на твою кислую физиономию!
И я сказала это так, что у него не было возможности отказаться. Поэтому он стоял передо мной с ярким разноцветным шариком в руках и улыбался. Не только глазами.
— Я ведь знаю, что ты был счастлив, когда смотрел на салют! И сейчас ты счастлив! Праздники — это не так уж ужасно. Не ужаснее белых кроликов, — говорила я.
— Ну, — он вдруг заговорил так, будто сейчас станет всю душу изливать, — я никогда раньше не любил праздников и…
— Раньше! — выкрикнула я, а потом спохватилась. — Извини, продолжай.
— Да, но с вами было весело, как не странно. Дима едва не испортил всё дело с шариком, а из-за тебя меня покалечил кролик. Да, было неплохо. Я всегда нуждался в ком-то, как вы.
Вы это слышали? Ведь такое было бы любому приятно услышать! Это как получить лучший в мире шарик!
— Теперь не нуждаешься, — я стала пятиться назад, не поворачиваясь к нему спиной и не сводя с него глаз.
Хочу запомнить эту картинку. Хочу запомнить его, со сверкающими от радости глазами. Хочу запомнить, какими жёсткими кажутся из-за света фонаря его чёрные волосы, и какая мягкая на его лице улыбка. Хочу запомнить этого высокого и крепкого парня с детским шарикам в руках.
Он первый махнул мне рукой и отвернулся. Только тогда отвернулась я. Я вошла в дом бесшумно. После побега всегда нужно возвращаться бесшумно. Я надела домашние удобные тапочки и первым же делом направилась искать маму. Она сидела спиной ко мне у себя на кровати и разговаривала по телефону. Отлично! Мне это на руку!
Я села у неё за спиной, обняла её, положила голову на плечо и тихо сказала: «Прости». Потом поцеловала в щёку: и всё. Инцидент исчерпан! Всё всегда просто и не нужно ничего усложнять.
Я зевнула и потянулась. Вечер выдался славный, поэтому я точно быстро усну.