Часть 14
5 июля 2015 г. в 11:23
Я всё ещё стояла под дождём. Нужно было идти куда-то, но я понимала, что идти мне некуда. Куда я могу пойти? Домой? Нет, домой я не вернусь больше! Вернуться домой, означает признать поражение и сдаться. А я сдаваться не собираюсь. Я не собираюсь признавать, что кто-то может иметь надо мной авторитет. Родители не смеют мне указывать, что я могу делать, а что нет. И уж тем более, когда в моей душе такой бунт.
Я могла бы пойти к Диме или Максу. Это рядом, они всегда готовы принять меня. Но ведь уже ночь, я не могу разбудить всю их семью. Нет, к ним пойти я не могу тоже. Алекс? Тоже нет: он живёт слишком далеко. Чёрт возьми, почему я не осталась у него? Тогда я бы здесь не мокла и не мёрзла. Хотя, может быть, если бы я с ним осталось, мне было бы ещё хуже.
Вода стекала с меня ручьями. Я дрожала. Мне было холодно и обидно. Обидно больше, чем холодно. Ведь это нечестно. Нечестно, что я получила такое наказание. Наказание за что? За стремление к свободе? За стремление к счастью? Это несправедливо! Я просто хотела почувствовать себя свободной. И я почувствовала, только вот что в итоге из всего этого получилось.
Может быть, я просто не готова к свободе. Как только она у меня появилась, я стала вести себя сумасшедше и безобразно. Говорила всякую чушь, делала всякие глупости и лезла на рожон. Наверное, свободу должны получать только те, кто к ней подготовлен. Почему-то я не учитывала этого раньше. Я не учитывала раньше того, что, если у раба появится свобода, он не поймёт, что ему с ней делать. Свобода может быть даже хуже, чем рабство. Особенно, когда ты к ней не готов. А люди пока ещё неподготовлены. Им ещё рано давать свободу. Они, как и я, пока ещё не готовы. Но когда? Что если мы уже никогда не сможем воспринимать свободу? Что если всё потеряно?
И я была в том своём настроении, когда мне искренне верилось, что дела обстоят просто ужасно. И я верила в то, что всё потеряно. Но это понятно. Тяжело верить во что-то хорошее, когда стоишь в одиночестве под дождём в полной темноте. В такой ситуации получается верить только во что-то плохое. Только в худшее.
Ну и славно! Отлично! Пусть на меня проливается этот холодный осенний дождь! Пускай! Пускай мои родители сидят в прихожей и ждут, что я вернусь! Пускай мои друзья спят у себя в тёплых постелях, пока я здесь замерзаю! Пускай! Я не против. Они ещё все пожалеют. Пожалеют, что были такими безразличными. Я заболею, серьёзно заболею, а они ничего не смогут сделать, чтобы помочь. Вот тогда они всё и вспомнят! Я заболею, и хорошо! Посмотрим, что они все станут делать, когда у меня будет воспаление лёгких, например.
Я долго стояла и ничего не делала. Просто дрожала от холода и думала о том, что в этом мире всё очень плохо. Всё потеряно и уже невозможно что-то сделать лучше, невозможно что-то изменить. Я была раздавлена. Моя душа была изодрана острыми когтями реальности. Моё сердце было разбито. И я медленно становилась злой. Девушки с разбитым сердцем всегда становятся злыми.
Во мне стала закипать кровь. Меня снова бросило в жар. Нет! Я не позволю себе вот так стоять под дождём и дрожать! Нет, не позволю! Я сделаю всё для того, чтобы мне было хорошо. Я ничем не заслужила того, что сейчас со мной происходит. Немедленно нужно что-то делать! И я пошла. Мои ноги сами медленно куда-то меня понесли. Машинально. Я не о чём не думала. Я просто шла, низко наклонив голову, что дождь не попадал мне в глаза.
Но шла я так не очень долго. Я поскользнулась в грязи и упала прямо в лужу. Я так и осталась сидеть в этой луже. У меня больно защипало в коленке, я бросила усталый взгляд себе на ногу: чулки испорчены, огромная стрелка спускалась до самой обуви. И к тому же колено разбито. Как и руки. Когда я упала, я разодрала себе в кровь все ладошки. Но мне почему-то было не очень больно. Мне было только холодно и грустно.
Я нашла в себе силы подняться. Мне уже было плевать на то, что теперь я все в грязи. Я всё ещё не собиралась идти домой. Я всё ещё не собиралась сдаваться. Никто не говорил, что будет легко. Быть свободным, сложнее, чем подчиняться кому-то. Но я справлюсь. Я снова медленно зашагала. На этот раз я внимательно смотрела, куда ставить ногу. Второй раз я не упаду. Дважды одну ошибку я не стану совершать.
Остановилась я перед домом Макса. Разбудить его? Бросить что-нибудь в его окно? Ведь он не оставит меня под дождём. Он что-нибудь придумает. И ещё он будет улыбаться. О, это точно! Он скажет, что предупреждал меня! Скажет, что говорил. И снова он окажется прав! Нет, я не могу к нему идти. Только не к нему.
Да и разве могу я к нему идти? Фаер радостно залает, когда увидит меня. Все проснутся. Кира, Мстислав, папа Макса. Все. А мне это нужно? Нет, я хочу, чтобы всё было тихо и незаметно. Я просто хочу укрыться от холодного дождя и переждать эту ночь где-нибудь, где мне будет тепло и сухо.
Я пошла к дому Димы. Дима! Вот кого мне на самом деле жаль. Жаль, что из всего, во что я влипаю, вытаскивать меня приходится именно ему. Если у меня случается паническая атака, то это он приводит меня в чувства. Если мне становится адски грустно, то это он должен из кожи вон лезть, чтобы я улыбнулась. А вместо благодарности, он получает только новые дозы неприятностей, из которых меня нужно вытаскивать. Когда-нибудь придёт момент, и он не станет меня спасать. Алекс сегодня сказал мне, что нельзя рассчитывать не на чью помощь. Тогда я его не понимала. Теперь поняла.
Я тихо вошла во двор Димы. Всё такое знакомое. Пусть на улице и темно, я всё равно знаю, как мне нужно идти. Я могу здесь ходить с закрытыми глазами. Мне пришлось обойти весь дом, чтобы оказаться под нужным окном.
Я просто стояла и никак не могла решиться сделать что-нибудь. Нужно разбудить Диму. Нужно, чтобы он выглянул из окна. Да, нужно, но я не хочу ничего делать. Я бы, наверное, так и стояла, если бы дождь не усилился. Вдруг всё вокруг осветилось. На секунду стало так ярко, будто бы был день. Это ударила молния. А потом раздался очень долгий и раскатистый гром. Ладно-ладно, я не буду стоять! Нужно поторопиться!
Я стала искать на земле какой-нибудь небольшой камень. Ничего не было. Неудивительно! Чтобы во дворе Димы лежал камень? Что вы? Наверное, если измерить длину каждой травинки в его дворе, все они будут одинаковыми. У него всегда всё очень аккуратно.
Но разбудить Диму мне всё-таки как-то нужно. Теперь кроме дождя ещё и гроза гремит. Не лучшая погода для ночных прогулок, согласитесь. И знаете? Послушайте меня! Послушайте меня очень внимательно, а ещё лучше запишите себе куда-нибудь. Я сейчас дам один дельный совет. Никогда! Слышите меня? Никогда не сбегайте из дома осенью! Лучше всего это делать летом. Но никак не осенью.
Камушка я так и не смогла найти, поэтому пришлось снять с ноги туфлю. Я швырнула её ему в окно. Никакой реакции не последовало. Я на одной ноге допрыгала к упавшей под самым окном туфле и снова запустила её вверх. Реакции не было. Я ничего другого и не ожидала. Стала обуваться. Вообще, мне бессмысленно обуваться. Все мои ноги уже и так промокли.
Я стояла на одной ноге, опершись рукой на стену, чтобы не упасть, когда надо мной раздался совершенно бодрый голос Димы:
— Что ты здесь делаешь?!
Он высунул голову из окна. Его светлые волосы сразу же потемнели из-за воды, обрушившейся на него. Белая майка тоже потемнела до самой груди.
— Я из дома сбежала, — подняла голову я.
Если бы это был не Дима, а кто-то другой, то мне было бы очень за себя стыдно. Я знаю, что выгляжу ужасно. Мои волосы стали мокрыми и потеряли весь объём, косметика потекла, на чулках безобразная стрелка, а вся моя одежда в грязи из-за того, что я упала в лужу. Но я стаю перед Димой. Он всё понимает. Ему это всё неважно. Всё в порядке.
— Фаер! — вскрикнул бессмысленно он. — Я сейчас спущусь! Я быстро!
И он тут же исчез из окна.
Дождь стал усиливаться. Теперь он буквально хлынул на меня. Это было похоже на холодный душ, который я не могла выключить. А так хотелось, чтобы вода не то, чтобы исчезла, но хотя бы стала теплее. Хоть немножко теплее! Я так замёрзла.
И вдруг появился Дима. Он бежал по лужам в своим розовых тапочках-зайцах и на ходу открывал зонтик. Ещё мгновение — и на мне уже его куртка, а над моей головой зонт и дождь больше меня не волнует. Как хорошо.
— Что? — спросил он тревожно.
— Я сбежала из дома. И теперь уже не за что не вернусь.
— Брось! Сейчас же возвращайся домой, — он дотронулся до моей ладони. — Да ведь ты вся замёрзла! У тебя губы синие.
— Я не вернусь. Если я вернусь, то стану на колени и поддамся этой чёртовой системе. Я не хочу быть чьим-то рабом!
— Сейчас не время!
— Нет, время! Время, Дима! Время, чтобы встать с колен и начать орать! Нам нужна свобода! Мне нужна свобода!
— Посмотри, к чему она тебя привела, — сказал он с болью в голосе.
— Конечно! Ты не понимаешь! Тебя устраивает положение вещей! Тебя устраивает быть пешкой в чьих-то руках, а вот меня нет! Мне это всё надоело.
— Фаер! — сказал он так, что я поневоле замолчала.
Это был тот самый тон, которым он пытался вправить мне мозги в школе. Ох, чёрт! Я поцеловала его тогда. Это, наверное, никогда мне не даст покоя. Зачем я это сделала? Может, сделать это снова, чтобы он заткнулся?
— Посмотри на себя! Ты сейчас не в том положении, чтобы говорить о свободе или чём-то в этом роде. Сейчас есть проблема гораздо более важная!
— Ты просто не понимаешь меня! И никогда не понимал! Ты слишком тупой, чтобы всё это понять!
— Фаер! — грубо остановил меня он. — Разве я не обещал тебе всегда помогать в твоих идиотских планах? Разве я не помогал?
— Помогал. И что с того? Ничего это не значит! Ты всё равно даже не понимал, ради какой цели всё это делал. Плевать, что ты помогал! Не нужно оправдываться!
— Я не оправдываюсь! Мне, если хочешь, вообще плевать!
Но я же вижу, что ему совсем не плевать!
— Не строй из себя не пойми кого! Это тебе не поможет, уж совсем ты отбитый!
— Фаер! — сказал он разъярённо.
Видимо он устал от этих сцен. Но я не собиралась умолкать.
— Что?! — спросила я яростно. — Что ты вообще тут делаешь? Ты ведь даже не понимаешь меня! Иди домой! По любому никто никогда не сможет мне помочь! Никто даже не захочет! Мир жестокий, и все думают только о себе! Как люди могут говорить о дружбе? Какая дружба может существовать? Я стояла весь вечер под дождём, а ты в это время спокойно спал! Тебе плевать! Всем всегда плевать! Никто не о ком не заботится! Все думают только о себе!
— Да?! — мой яростный тон передался Диме. — Ты в это на самом деле веришь?! Я надеюсь, что ты шутишь! Ну, или ты слепая и ничего вокруг не замечаешь! Мне дождь за воротник льёт потому, что я зонт держу так, чтобы тебе было лучше. Я отдал тебе свою куртку потому, что ты замерзала. Конечно, все думают только о себе!
Я растерялась. Ведь он прав, прав от самого начала и до конца. Зонт расположен так, что он почти весь надо мной одной. А вся спина Димы, я уверена, точно мокрая. И он выбежал в одной майке, чтобы отдать мне свою куртку. Он понимает. Понимает, в каком положении я оказалось. Он понимает, что я нуждаюсь в помощи.
— Что же тогда получается? — спросила я тихо.
— То, что всё не так, как тебе кажется. Люди не такие уж и твари. А мир не так уж и плох. Не нужно было кричать о рабстве. Может, мы и рабы, но мы рабы, которые уверены в своей свободе. Ты не должна отнимать эту уверенность.
Дима чихнул. Его нос сморщился, как у чихающего котёнка. Я сделала шаг вперёд, чтобы он тоже стоял под зонтом.
— Но, нужно ведь всем открыть глаза. Я же рассказывала тебе о том, про что говорил Алекс.
— Алекс! — глаза Димы зло сузились. — Как ты вообще можешь упоминать этого ублюдка? Ты ведь сейчас здесь стоишь именно из-за него! Это он тебе промыл все мозги, он всучил тебе эти глупые революционные мысли!
— Нет, это мои собственные мысли. Никто мне мозг не промывал.
— Промывал! Алекс! Я ненавижу его! От него одни лишь проблемы! Набил бы ему его наглую, зажравшуюся, лисью морду, если он только был бы здесь.
— Остынь, — постаралась улыбнуться я. — Алекс хороший, а ты его совсем не знаешь.
— Он ни черта не хороший! Он всё испортил! Помнишь, как всё было славно? Помнишь, как хорошо было этим летом? Тогда у тебя ещё не было всех этих сумасшедших идей. Ты хотела просто жить вечно. Я ведь обещал тебе в этом помогать, поклялся Орионом. Чёрт возьми, мы только для этого Орион и создали! Мы создали его потому, что ты хотела сделать мир лучше. Ни о каких революциях и бунтах ты не говорила. Нам было хорошо! Ты была так счастлива! А сейчас мне на тебя смотреть больно. Помнишь, как мы танцевали на пляже, когда Макс играл на гитаре? Вообще, ты помнишь то путешествие? А как ты получила воздушный шарик своей мечты? А то, как мы вызывали духов у тебя дома? — он посмотрел мне в глаза, и я поняла, что сейчас что-то будет. — Я помню. Я всё это помню. Помню, как ты улыбалась, помню, как у тебя сияли глаза. Ты нравилась мне такой, какой была. Без революционных взглядов, без озлобленности. Я просто хочу, чтобы ты была счастливой. Я не хочу, чтобы ты стояла осенью под дождём и проклинала всех и вся! Не хочу. И знаешь почему? Знаешь?
Дима заглянул мне в глаза и положил свои ладони на мои дрожащие от холода плечи. У меня появилось нехорошее предчувствие, и сердце начало бешено колотиться. Вот он наклонился, его губы прямо у моего уха. Я даже чувствовала его горячее, обжигающее дыхание. Он прошептал:
— Я хочу, чтобы ты была счастлива потому, что я всегда лю…
О, нет! Нет! Только этого мне не хватало!
— Заткнись! — крикнула я грубо.
И… и заплакала. Нет, я не то, чтобы заплакала, нет. Я разрыдалась. Меня нельзя была остановить. Я знала, что выгляжу жалко, я знала, что мне нельзя плакать, но я плакала. Захлёбывалась слезами. Видели когда-нибудь, как маленькие дети плачут? Они готовы реветь целый день. Готовы реветь так громко, как только способны. Вот так вела себя я.
Всё, что обрушилась на меня сегодня, я хотела выплеснуть вместе со слезами. Все обиды, неудачи, горести. Я изливала это. У меня больше не было силы, держать всё в себе, и поэтому я плакала. Дима растеряно стоял передо мной. Он не знал, что сказать. Не знал, смотреть ему на то, как я плачу, или смотреть в сторону. Он, как, впрочем, и все люди, которые сталкиваются с подобной проблемой, не понимал, что ему нужно делать. Поэтому что-то делать пришлось мне.
Я обняла его посильнее. Вот теперь он не будет себя укорять, что не сделал ничего. Теперь, он будет думать, что сделал всё, что только можно было сделать в этом случае. Ну, а ещё он не забывал держать надо мной зонтик. Этому я благодарна. Я вся пропитана дождём и своими солёными слезами. Мне воды больше не нужно.
Я плакала очень сильно, но недолго. Слёзы закончились. Внутри стало пусто. Я почувствовала усталость. В голове было тихо, а ноги едва меня держали. Я хотела уснуть. Лет, этак, на сто.
— Даже не думай рассказывать кому-нибудь о том, что я плакала, — сказала я, ещё один раз тихо всхлипнув.
— Да, даже не думай, — раздался неожиданно голос Макса. — Фаер не переживёт такого позора. Ты же знаешь, что у неё проблемы с её гордостью.
— Ты? — вырвалось у меня радостно и при этом немного растеряно.
Я обернулась. Да, передо мной был Макс. Тепло одетый, в своём длинном пальто с высоко поднятым воротником. Да ещё под зонтом. Он не из тех, кому нравится мокнуть под холодной водой, льющейся водопадом с неба. Хотя кому, это вообще может нравиться?
Но я была немного счастлива, увидеть Макса. Это будто ещё одна маленькая капелька тепла и света в той тьме, которая сейчас повисла надо мной.
— Отвернись! — сказала я испуганно. — Я вся заплаканная!
— Более того, ты вся в грязи и у тебя колено разбито.
— Не смотри на меня, — я гордо отвернулась к Диме.
Макс добродушно рассмеялся.
— Давно ты тут? — спросил у него Дима.
— Хотелось бы прийти пораньше, — Макс увильнул от ответа. — Вы так и собираетесь здесь стоять?
— Нет! Я замёрзла и промокла до нитки! — стала жаловаться я.
— Ну, так, может быть, пойдёшь домой? Родители волнуются.
— Нет, я не пойду домой. Если придётся, буду всю ночь под этим непрекращающимся дождём стоять!
— Ты такая проблемная, — вздохнул Макс.
— Мне холодно! — напомнила я. — Где я буду сегодня спать?
— Пойдёмте, — сказал нам Макс и пошёл вперёд.
Я сделала шаг, но Дима так и остался стоять на месте.
— Ты чего?
— Ты, наверное, привыкла убегать из дома, а я не могу вот так взять и уйти посреди ночи.
— Брось! — я ударила его по плечу. — Не ворчи и пойдём! Ничего страшного не случится, если ты разок сделаешь что-нибудь интересное! Пойдём!
Я крепко ухватила его за руку и потащила к Максу, который остановился и ждал нас. Он провёл нас к себе. У него в прихожей нас встретил Фаер.
— Разве вы его держите не на улице? — удивилась я, обнимая его собаку, которая лениво виляла хвостом.
— Он боится грозы.
— А это точно нормально, что ты нас привёл? — никак не мог успокоиться Дима.
— Нормально. Я сегодня дома за старшего.
— О! Так мы можем не говорить шёпотом! — сказала я радостно.
Макс шикнул на меня.
— Мстислав и Кира спят.
— А, точно. Я забыла про них.
Я, скинув обувь, пошла на кухню.
— Эй! — тихо позвал меня Макс.
— Что?
— Стой на месте и не двигайся. Следы за собой оставляешь.
Он пошёл в ванную, наверное, за полотенцем. А я удивлённо стала смотреть на маленькие мокрые следы, которые указывали на мой путь. А путь мой тянулся к кухне. Я была жутко голодной. Кажется, в последний раз я ела утром.
Да, я была права. Макс вернулся с полотенцем. Я одной рукой взяла полотенце, а другой стала держать за плечо Макса, чтобы не упасть. Я вытирала мокрые пятки. А потом поняла, что не то делаю, что нужно. Стянула с себя, наконец, эти нелепые чулки. Эти глупые чулки ведь настолько промокли, что, сколько бы я не вытирала насухо себе пятки, они снова становились мокрыми.
Я уверенно пошла на кухню. Дима тоже. Он тоже голоден. Может, он ел несколько часов назад, но я уверена, что он голоден снова. Этот парень всегда готов поесть.
— Я хочу есть, — сказала я, опершись на стеклянный стол.
— Да, я тоже, — Дима развалился за столом.
— Ну, так поешьте. Кто вам мешает? — спросил Макс, а потом дотронулся до моей обнажённой руки. — А ты замёрзла.
— Что ты говоришь? — язвительно сказала я, а потом уже попросила мягко: — Дай мне какую-нибудь рубашку или майку большую. Дай мне хоть что-нибудь, мне нужно переодеться.
— Да, послушай её, — сказал Дима, снимая кожуру с апельсина, который непонятно откуда появился в его руках. — Не хватало ещё, чтобы она заболела от переохлаждения. Неси сюда всё самое тёплое, что у тебя есть.
Кто следит за тем, чтобы я была здорова? Правильно! Дима.
Макс ушёл куда-то. Мы с Димой остались вдвоём. Я забрала у него апельсин. Поделила его на дольки.
— Я заболею? — спросила я, поедая сладкую оранжевую дольку.
— Ну, если мы вовремя примем все меры, то, может быть, нет, — сказал он невнятно из-за набитого рта.
— Меры? А что нужно делать?
— В первую очередь тебе нужно переодеться во что-нибудь сухое.
— А потом? — не унималась я.
Мне нельзя болеть. Нельзя. У меня грандиозные планы. И, чёрт возьми, мне ведь никак нельзя пропускать школу. Нужно готовиться к экзаменам, сами понимаете.
— Выпить чего-нибудь тёплого. Чего-нибудь согревающего, — Дима улыбнулся. — Виски, например.
— О! Я знаю, где у Макса спиртное! Давай выпьем! Я не должна заболеть! И мне нужно согреться! — заговорила я бодро.
— Нет, — ответил он мне строго, — но я могу тебе сделать чай, если хочешь.
— Чай? Не нужен мне чай! Мне нужны действенные методы! Мне нужен виски! Крепкий и хороший виски, да!
— Тогда подождём Макса. Не будем ничего брать, пока он не придёт.
— Он ещё не скоро! Его нет уже, — я посмотрела на апельсиновую дольку у себя в руке, — три дольки! Его нет три дольки!
— Время в апельсиновых дольках измеряешь? Плохой симптом. Наверное, жар уже начался.
— Нет, а что? Это ведь хорошая мысль, измерять время в апельсиновых дольках! Разве нет?
— Нет, — покачал головой Дима.
— Какой ты всё-таки скучный!
Я встала из-за стола и направилась к шкафчику, в котором хранился весь алкоголь в доме Макса. Я открыла дверцу, окинула всё внимательным взглядом и ничего не поняла. Поэтому мне пришлось взять бутылку, которая просто приглянулась мне своей формой.
Прихватив два стакана, я вернулась к столу. Налила в один стакан, налила в другой. Посмотрела на Диму:
— Пей.
— Нет. Я никогда не пью, ты знаешь.
— Пей, — повторила я настойчиво. — Если не станешь пить, то и я не буду. Ты хочешь, чтобы я заболела? Это ведь будет на твоей совести!
Дима смотрел на меня, насупившись.
— Пей! — повторила я.
И он выпил. Я тоже выпила. Это, знаете ли, посильнее вина будет. Мне весь рот обожгло, но я даже вида не показала. Ну, может, поморщилась немного. Дима ведь тоже весь скривился. Я сразу же взяла в рот ещё одну дольку апельсина, чтобы перебить жжение. Дима повторил. Я выпила весь стакан. У Димы немного оставалось.
— Допей, — сказала ему я.
— Нет. Я не могу больше, — сказал он как-то заторможено.
У него лицо стало румяным, как корочка заливного поросёнка, а глаза как-то смешно скосились.
— У! Да ты пить совсем не умеешь!
— Ещё чего!
— Да! Ты опьянел от одного стакана!
— Я не опьянел! Сама ты опьянела!
— Нет! — сказала я и чуть не упала со стула.
Дима засмеялся. Я тоже.
— А ведь я согрелась! Мне больше не холодно!
— Да, мне тоже, — сказал Дима. — Только майка мокрая.
Я расплылась в улыбке:
— Снимай!
— Какая ты развратница.
Я засмеялась:
— Вовсе нет! Чего тебе стесняться? Ты же парень!
— А, точно, — стукнул он себя по лбу.
Я снова захохотала и застучала от смеха ногами по полу.
— Тише! Разбудишь всех, — шикнул на меня Дима.
Зачем-то он полез на стол. Я не стала его останавливать. Просто отошла подальше. Знаете, стеклянный стол, пьяный Дима на нём. Лучше бы мне отойти куда-нибудь подальше.
— Зачем ты туда забрался? — спросила я, предвкушая веселье.
— Я должен танцевать!
— Танцевать?
— Да! Я ведь в душе прирождённый танцор!
— Судя по тому, что ты уже без майки, ты будешь танцевать…
— Ирландские танцы! — весело выкрикнул Дима.
В этот самый момент в дверях кухни появился Макс.
— Вы совсем уже?!
— Всё нормально, Дима сейчас станцует для нас! — сказала я, размахивая бутылкой с виски, которую держала в руке.
— Вы напились?!
— Тебе что, жалко? — спросила я по-детски.
— Нет, но вы же напились без меня!
— Ничего страшного! — раздался ещё более весёлый, чем обычно, голос Димы. — Мы ещё можем всё наверстать!
— После первой небольшой, выпиваем по второй! — пропела я и отхлебнула прямо из горлышка ещё немного.
Макс вздохнул и положил тёплые вещи, которые принёс на стол. Сказал Диме очень устало и раздражённо:
— Спускайся со стола.
— Нет! Я ещё даже не танцевал!
— Танцы! Да! — закричала я радостно. — Танцы!
— Тихо! — посмотрел на меня сердито Макс. — Дима, спускайся.
Дима спускаться не стал. Он криво улыбнулся и принялся отбивать что-то ногами на стеклянном столе. Ещё он как-то по-цыгански принялся размахивать руками и напевать себе под нос какую-то весёленькую мелодию.
— Спускайся! — гаркнул вдруг Макс.
Я и не знала, что он может так сильно повышать голос.
— Свобода и независимость! — отозвался Дима, не переставая вытанцовывать что-то на столе.
— Свобода и независимость! Да! — поддержала я Диму и засмеялась.
Макс выходил из себя.
— Не в моём доме!
— Твой дом — наш дом!
— Наш, слышал? — я опять поддержала Диму.
— Всё, с меня хватит. Если ты не спустишься сам, то мне придётся лично за тебя взяться, — Макс принялся закатывать рукава рубашки и отсчитывать: — Три, два, один.
Дима не обращал никакого внимания: он кружился на столе, и мне всё казалось, что он сейчас либо свалится на пол, либо его стошнит. Но нет, ему всё было безразлично. Ему было очень хорошо.
До поры, до времени. Макс стал стаскивать его. Дима упирался стойко и храбро. Но куда пьяному Диме до Макса? А потом вдруг всё как-то перевернулось. На улице, где-то далеко за окном, раздался оглушительный взрыв грома, комнату ярко осветила вспышка молнии. Дима испугался, судорожно пошатнулся и упал. Правда он упал в объятия Макса, поэтому я сразу решила, что это всё совсем не интересно. Но нет! Стеклянный стол покачнулся и в следующий миг оглушительно упал на бок. «Так и думала, что он разобьётся. У него просто не было шанса пережить эту ночь», — пронеслось в моей голове.
Макс сразу же разозлился. Наверное, его гнев добрался до критической отметки. На Диму посыпались ругательства. На славного Диму! Целый шквал ругательств! Я этого допустить не могла. Только не на Диму.
— Эй, тебе нужно остыть! — сказала я Максу.
Он метнул на меня злой взгляд. Его изумрудные глаза даже потемнели и стали цвета болотной тины. Он не переставал ворчать и ругаться из-за моего выкрика.
— Остынь, кому я сказала! — я выплеснула ему в лицо виски.
Дима посмотрел на меня испуганно. Потом его вид стал растерянным, а потом он упал на пол, прямо на спину и захохотал на весь дом. Он никак не мог остановиться, бил ладошками и пятками по полу. И постоянно качался из стороны в сторону.
Макс вытер лицо. Он даже забыл, что нужно на меня злиться, так его взволновало поведение Димы. Он внимательно на него смотрел.
— И много он выпил? — спросил он, не переводя на меня взгляда.
— Стакан.
— Стакан! Да ты хоть представляешь, сколько здесь градусов?
— Я ведь тоже выпила стакан, — стала оправдываться я.
— Можешь радоваться: твой организм удивительно хорошо воспринимает алкоголь. Вот только за Диму я переживаю. Да и вы с ним те ещё алкаши, оказывается.
Я закинула Максу на плечо руку. Он повернул голову: наши взгляды встретились.
— Ты просто сердишься, что мы не подождали тебя, чтобы напиться втроём! — сказала я весело.
Он хотел нахмурить брови, но не смог удержаться и заулыбался:
— А ты, чёрт возьми, права!
— О-о, — сел по-турецки Дима. — У тебя есть камин! Точно!
— Камин? — переспросила я, растеряно.
Ага! Точно! У Макса в гостиной есть огромный камин. Мне сразу стало понятно, чего хочет Дима. Мы и трезвые читаем друг друга мысли, а теперь, когда напились, — это сущие пустяки.
— Самое время затопить камин!
— Макс, мы хотим огня! — сказала я.
Я рассмеялась, а Дима снова упал на спину, широко раскинув руки, и захихикал.
— Я не стану разжигать огонь.
— Я замёрзла, забыл?
— Что-то ты уже не выглядишь больно замёрзшей.
— А я замёрзла.
Дима пристал к Максу, с просьбами затопить камин. О, Макс не понимает. Я знакома с Димой так давно. И поэтому я прекрасно знаю, что он всегда любил камины, печи и даже простые костры. От батарей нет никакого тепла. В любом случае, ему так кажется. Он верит, что настоящее тепло можно получить только от огня. Но никак не от электрического обогревателя или батареи, заполненной газом.
Пока Дима умолял Макса растопить огонь в камине, я поставила стол на ножки. К счастью, он не разбился. На боку откололся маленький кусочек, но, надеюсь, Макс этого не заметит. Под столом лежали тёплые вещи. О, как же я их ждала! Я, может быть, и согрелась, но на мне всё ещё была противно-мокрая одежда. Я скинула с себя блузку и стала медленно расправлять огромную фланелевую рубашку, которую принёс Макс.
— Ты даже не выйдешь?! — вдруг раздался у меня за спиной до смешного шокированный голос Димы.
Я так и осталась стоять с рубашкой в руках:
— Если тебя что-то смущает, то сам и выходи. И вообще, тебе бы следовало отвернуться, раз уж ты испытываешь какую-то неловкость, — важно произнесла я.
Громко фыркнув, я набросила на себя рубашку. Стала медленно застёгивать пуговицы. За спиной вдруг раздался обиженный возглас Димы:
— Эй, ты тоже отвернись! — это он говорил Максу.
— Зачем? Меня как раз ничего не смущает.
— Отвернись! Не смотри! — засуетился Дима.
А мне стало смешно. Сильно улыбаясь, я быстро застегнула рубашку и обернулась. Вот теперь мне стало неудержимо смешно, и я засмеялась: Дима закрыл ладошками глаза Максу, а сам сосредоточено пялился на холодильник.
Рубашка была очень длинной и тёплой. Я, внимательно глядя на парней, сняла юбку и бросила её к блузке. О, Макс принёс ещё и тёплые носки. Они были чуть-чуть колючими, но зато тёплыми. Шерсть. Я натянула носки. Вот теперь мне стало по-настоящему тепло. Я почувствовала себя так, словно я была дома.
Дима и Макс всё ещё стояли, не глядя на меня. Интересно: как долго они так простоят, если я их не окликну? Я тихо взяла свои вещи и на цыпочках вышла из кухни. Я шла в ванную. Нужно закинуть в стиральную машину мои вещи, ведь не могут они так и оставаться грязными. За юбку я переживаю больше всего. Это отличная юбка. Клетчатая! Я так люблю клетчатые вещи. Наверное, Макс знал об этом всегда. Рубашка, которую он мне отдал тоже клетчатая.
У ванной я столкнулась и едва не врезалась с Мстиславом.
— О, это ты! — вырвалось у меня.
И я сказала это так, словно я нахожусь у себя дома, и это он, а не я, вдруг появился неожиданно посреди ночи у моей ванной.
— Фаер? — спросил он растерянно. — Опять ты мне снишься?
Я улыбнулась:
— Что значит опять? Мы с Димой к Максу пришли.
— А, — протянул он растеряно. — А тебе не мешало бы умыться.
Я дотронулась до щеки и посмотрела на руку. На пальцах остались чёрные следы из-за потёкшей туши.
— Вот чёрт, я ужасно выгляжу, да?
— Да.
— Эй!
— Вы, вообще, спать собираетесь? — спросил, как ни в чём не бывало, брат Макса.
— Ну, — я задумалась. — Слушай! Отдай мне свою подушку!
— Зачем?
— Мы с парнями будем домик из подушек строить! Знаешь, как в детстве.
— Не этим ты должна с ними заниматься, — усмехнулся Мстислав.
Ничего себе, как он похож на брата!
— Поговори мне тут, — я показала ему язык.
— Ладно, я принесу тебе подушку. Развлекайтесь.
— Оставишь её у камина, хорошо?
— Ладно, — зевнул он.
Я устало бросила вещи на стиральную машину. Пусть просто полежат там. Всё потом. В первую очередь надо умыться. Я встала перед зеркалом. Посмотрела на себя, вздохнула и включила горячую воду. Как мне её не хватало, когда я была под проливным дождём на улице. Когда я умылась, то поставив руки на раковину, я стала оглядываться по сторонам. О, бритва. Неужели у Макса уже растёт борода? Ну, он очень мудрый для своих лет. Может быть.
Я усмехнулась себе и потрясла болевшей головой. Ну и чушь же я думаю, когда выпью! Я выпила холодный воды прямо из-под крана, вытерла мокрые губы тёплым рукавом рубашки и вышла из ванной.
Тихо шагая в шерстяных носках, я вернулась на кухню. Картина была старая. Только выражения лица у Макса стало очень сонным и усталым.
— Можете смотреть, — дала команду я.
— Наконец-то, — убрал со своих глаз Димины ладошки Макс. — Ты что-то очень долго.
— Я уже давно переоделась.
— А раньше никак не могла нам сказать?
— Зачем? Ты выглядел таким смешным, когда Дима закрывал тебе глаза, — надменно усмехнулась я.
Строгие зелёные глаза буквально впились меня.
— Будь ты парнем, тебя бы уже давно побили, — сказал он тихо.
— Но я девушка!
На моём лице появилась победная улыбка.
— Идите за мной, — скомандовала я.
Я не вышла из комнаты, я выскользнула из неё. Знаете, как хорошо скользить по полу в шерстяных носочках?! Я привела парней в гостиную и указала пальцем на камин:
— Разожгите!
— Будто бы приказ отдаёшь, — зевнул Макс и куда-то вышел.
Я удивлённо посмотрела на Диму.
— Конечно же, я отдаю приказ. А что это было по его мнению?
— Без понятия, — покачал головой Дима. — У тебя коленка в крови.
Я согнула ногу в колене и принялась смотреть на рану.
— Ну, это не страшно. Это заживёт, — сказала я беззаботно.
— Может, я обработаю?
— Коленки мои потрогать хочешь?
Дима покраснел ещё больше. А он и так был очень покрасневшим, с розовой кожей. Это всё алкоголь.
— А что здесь подушка делает? — указал он на подушку, лежащую на кресле.
«Мстислав!» — мелькнуло у меня в голове.
— О, мы с тобой сейчас развлекаться будем!
Лицо Димы сразу же изменилось.
— Строить шалаш из одеял и подушек, грязное ты животное! — захохотала я и бросила в него подушкой.
Мы сбросили всё мягкое, что только было в этой комнате, на пол. Дима принялся что-то строить. Я сидела на ковре и наблюдала за ним.
— Может, тоже что-нибудь делать будешь?
— Нет.
— Иди в комнату Макса и принеси всё, что только сможешь. Этого мало, чтобы сделать хоть что-то, — указал он на кучу всякого хлама вокруг себя.
Я не хотела его слушать, но всё-таки встала и медленно поднялась наверх. Стащила с кровати Макса одело, взяла две подушки. Ну, скажите мне, зачем этому парню две подушки сразу? Кто вообще спит с двумя подушками? Мне ведь неудобно их нести! Не мог хотя бы сегодня только одну оставить?
Но, тем не менее, я притащила всё к Диме. Какая-то шаткая конструкция уже появилась.
— Отлично! — обрадовался новому строительному материалу он.
Мне было скучно просто так стоять, поэтому я начала помогать. Мы построили небольшой шалаш. Я сразу же в него забралась и легла, скрутившись в клубочек.
— Это ещё что? — раздался голос Макса.
Бедный Макс. Натерпелся он сегодня со мной проблем. Но сам ведь когда-то обещал, что всегда будет рядом. Что не оставит меня в беде. Теперь пускай страдает за эти его слова.
Дима объяснял Максу о том, что этот чудесный шалаш — мой новый дом. Если я не могу вернуться к родителям, то я буду жить в доме, который построил он. Я слушала его пьяный бред и улыбалась неудержимо. А потом я услышала треск. Такой знакомый. Вот только мне никак не удавалось понять, что же это за треск. Я его когда-то уже слышала и в памяти у меня с ним что-то приятное ассоциируется.
— Вы огонь зажгли!
— Ага, — зевнул Макс, потянувшись.
Я выглянула из своего шалаша.
— Залезайте сюда! Здесь так хорошо! Особенно, когда огонь в камине так близко потрескивает.
Дима забрался без особых предложений.
— Макс! — позвал он.
— Не буду я в эту рухлядь залазить. Всё развалится, если только вздохнуть слишком сильно.
— Эй! — сказала я возмущённо. — Ты этими словами Диму обижаешь! Он ведь старался, строил! Немедленно полезай к нам! Не оставишь же ты меня с ним вдвоём, в конце концов!
Я услышала вздох, а потом Макс медленно залез на четвереньках к нам в шалаш.
— Ну, да, здесь уютно, — сказал он, оглядываясь по сторонам.
— Ура! — я взмахнула руками.
И сразу же вся конструкция, как и предупреждал Макс, развалилась. Нам на головы упало одеяло. Я схватила одну из подушек и выбралась к краю одеяла. Это было прямо перед камином. Я положила перед собой подушку, опустила не неё голову и натянула повыше одеяло. Дима скоро повторил тоже самое. Мы лежали на животах и смотрели на пылающий огонь.
— И всё-таки мой бунт хорошо закончился, — сказала я, уверенно, наверное, даже слишком уверенно улыбаясь.
— Да. Но ты всё-таки постарайся запомнить, что из-за него тебе пришлось стоять под дождём, — сухо напомнил мне Макс.
— И что? Что с того? В итоге у нас выдался потрясный вечер! Посмотри, что сейчас происходит! Мы засыпаем перед камином. Разве это не круто?
— Очень круто, — радостно улыбаясь, сказал Дима.
— Вот именно! Сразу вышло как-то нелепо, потом я боялась, что ошиблась, а потом и вовсе я влипла в беду. Но зато в самом конце я стала счастливой. Так будет и с революцией. В начале всем будет казаться, что это что-то нелепое, потом у нас начнутся проблемы, но в итоге мы получим…
Я сделала паузы, чтобы парни сами сказали, что мы должны получить в итоге.
— Мир, где все были бы счастливы? — спросил у меня Макс.
— Да, именно! Мы сможем изменить эту чёртову систему, которая пожирает человеческое счастье. Алекс сказал мне, что он уже начал что-то делать!
Дима нервно заворочался.
— Ты чего? — спросил у него Макс.
— Я чего? Это она чего? Ты совсем ничего не замечаешь, Фаер?
— А что я должна замечать? — спросила я зло.
Мне совсем не понравилось, с каким тоном со мной заговорил Дима.
— Ты не замечаешь того, что все беды с тобой из-за Алекса. А ты его ещё и почитаешь, — он начал меня передразнивать. — Алекс посоветовал мне такую книгу замечательную, вы тоже должны её почитать. Алекс такой классный. Алекс то, Алекс сё.
— Алекс классный, — сказала я уверенно.
Дима рассерженно отвернулся от меня, потянув на себя всё одеяло. Я одело у него забрала: в конце концов, мне нужно быть в тепле. Это ведь я весь вечер простояла под дождём.
— Ну, не злись, не надо, — дотронулась я до его плеча.
— Просто этот Алекс меня бесит!
— Ты должен радоваться, что у нас есть Алекс, — заговорила я пылко. — Он ведь уже начал что-то делать. Да и такой мажорчик, как он, нам точно не помешает. Связи, какие бы они не были, всегда полезны.
— Только не беспорядочные половые.
— Ты пьян, — отвернулась я от Димы.
В нормальном состоянии он не позволяет себе так грязно острить.
— Я не пьян, я зол. Чёртов Алекс, как же он меня бесит! Бесит гад!
Макс всё это время молчал и улыбался своей улыбкой, которая так и говорит: «Как же приятно за всем вокруг наблюдать! Всё, что происходит, я знаю заранее и наперёд».
— А ты чего улыбаешься? — спросила я у него строго.
— Мне до смешного скучно за вами наблюдать.
— А знаешь почему?
— Почему?
— Потому что ещё слишком рано, чтобы произошло что-то интересное. Вот тебе и скучно. Но ничего, скоро я начну действовать. Скоро случится что-то грандиозное! Я просто знаю это. Мир изменится. Я буду его менять.
— Мы все покойники, — вздохнул Дима с едва заметной улыбкой. — Планета взорвётся.
Мне стало немного легче на душе. Хорошо, что Дима никогда долго не злится. Он уже остывает из-за нашей с ним перебранки. Но он сам виноват! Если мне нравится Алекс, то и ему он тоже должен нравиться! Я ведь не заставляю его восхищаться тем, как Алекс закусывает губы постоянно. Я просто хочу, чтобы он восхищался его решительностью в желание изменить мир.
— Я обязательно сделаю всё, чтобы наш серый мир стал ярче и радостней, — сказала я, глядя в огонь. — Люди станут равны. Не будет больше никаких прослоек. Каждый будет волен делать то, что захочет. Это будет счастливый мир для счастливых людей.
Макс кашлянул тихо:
— А что, если мир не нуждается в переменах и всё должно быть именно так, как есть?
— Вот! — сказал Дима с какой-то странной обидой. — Почему мы должны делать то, чего хочет этот Алекс!
— Этого и я хочу тоже, между прочем, — осекла его я. — Неужели ты не хочешь помочь мне? Ведь нужно делать мир лучше, нужно его спасать!
— Зачем? Мне и так хорошо, — сказал он холодно и безразлично.
Обиделся из-за того, что я назвала Алекса классным! Как ребёнок какой-то!
— Разве ты не хочешь устроить революцию и перевернуть весь мир вверх дном?
— Да не особо.
— Чего ты вообще хочешь от жизни? — не выдержала я.
— Поесть. Я хочу поесть, — улыбнулся мне Дима.
Отлично! Дима снова вернулся в строй. Знаете, это как наступить своей собаке на хвост. Она немножко поворчит и позлиться, но потом снова станет ласковой и преданной. Ведь она ваша собака. Не может же она обижаться вечно.
— Мир нуждается в переменах! — сказала я решительно. — Слишком много дряни вокруг. Слишком много того, чего нужно убрать. А никто не убирает. И поэтому за уборку должны взяться мы. Мир грязный. Я не понимаю, как его могли так запустить. Почему никто ничего не остановил вовремя? Почему? Поэтому я и не верю в то, что существует какой-то там добрый и хороший бог. Если он есть, то как он мог допустить, чтобы с человечеством стало то, что с ним стало?
Я замолчала, а мою речь подхватил Дима.
— Если бог и существует, то мы уже порядком успели ему надоесть, и он уже давно не интересуется судьбой человечества.
— Да! — меня снова накрыло возмущением. — Мир изменится, слышите? Я готова умереть, если придётся, только бы это случилось. Я готова пойти на всё. Я готова уничтожить свой шанс на счастливую жизнь, только бы счастливая жизнь была у всего человечества. Во мне сейчас бунтует странный революционный дух. И я знаю, что он обязательно найдёт себе выход.
— Ты так серьёзно настроена, — заметил Макс.
— Да. Я настроена серьёзно.
— Бессмысленно тебя отговаривать, — он вздохнул. — Тебе точно понадобится помощь ещё ни раз.
— Да. Но вы ведь поможете.
— Конечно, поможем! — согласился Дима.
— Придётся, — ещё раз вздохнул Макс. — Кто-то ведь должен за тобой присматривать.
— За тобой нужен глаз да глаз, — поддержал его Дима.
— А то ты ещё, чего доброго, установишь какую-нибудь ужасную диктатуру. Зная тебя…
Я посмотрела на Макса, который это сказал. Он улыбался и, оторвавшись от огня, посмотрел на меня. Какие у него всё-таки поразительные глаза! Какой он всё-таки сам поразительный!
— Хорошо, что вы двое всегда рядом, — улыбнулась я.
— Тебе хорошо, а вот нам проблемы, — ухмыльнулся Макс. — Я, правда, переживаю из-за твоей мечты. Слишком уж она благородная.
— Слишком преисполнена добра, — поднял вверх палец Дима.
— Именно, — Макс не шутил, как это сейчас делал Дима. — Надеюсь, глубоко в душе у тебя всё-таки есть какой-нибудь коварный и эгоистичный план.
— Нет, нету, — сказала я честно.
— Тогда я переживаю за тебя ещё сильнее.
— Почему?
Я смотрела в его встревоженные изумрудные глаза и никак не могла понять, что же не так. Что его смущает? Что?
— Иисус тоже имел великие и благородные цели. А закончил он на кресте с терновым венцом на голове. Конечно, если он существовал. А вот Ницше существовал точно.
— Опять цитата будет? Цитата от Ницше? — потянувшись, спросил Дима.
— Да. Слушайте, — Макс заговорил с расстановками. — Чем шире ты открываешь объятья, тем легче тебя распять.
Я помолчала. Подумала. Ну, нет, никто меня распинать не станет. Зачем распинать своего спасителя? Люди ведь не такие глупые. В любом случае, теперь. Они пережили столько горя и страданий, что научились ценить счастье.
— Нужно засыпать. Завтра в школу. Ты ведь пойдёшь? — спросил у меня Макс.
— Разве у меня есть право выбора? Разве у меня есть свобода воли? Нет.
— Пока что, — улыбнулся мне Дима.
Как хорошо, что он всегда находит именно то, что нужно мне сказать. Дима всегда умел меня подбодрить.
— А что было в школе, когда я ушла?
— Ну, как ты и хотела, — ответил мне Дима, широко зевнув. — Все только о тебе и говорили. Мне буквально допрос устроили.
— Да? И что они говорили? Им понравилось?
— Ну, — я поняла, что Дима хочет соврать, но не может.
— Им не понравилось, — сказал вместо него Макс.
— Как? — спросила я растеряно.
Этого я совсем не ожидала.
— Но не волнуйся, — Макс улыбнулся мне весело. — Так всегда бывает. Как говорится: «Невозможно быть великим, не имея хотя бы одного хейтера».
— А кто так сказал? — поинтересовалась я.
— Шекспир.
— Шекспир…. — я задумалась.
Дима толкнул меня в плечо:
— Он шутит. Снова шутит. Не говорил такого Шекспир!
— Я знаю. Но это говорил Макс. И это не колкость. Это мысль, полная смысла.
— Сомневаюсь. Просто шуточки, — потянулся Макс.
Мы молчали. Только огонь в камине тихо потрескивал. Дима зевнул и зевнул он так заразительно, что мои глаза сами по себе закрылись.
— Мир нужно менять, — сказал сонный Дима, причмокивая губами. — И пингвины. Они что-то замышляют. Нужно с ними разобраться в первую очередь.
Он уже дремал. Наверное, началась белая горячка из-за алкоголя. Ну, или у него по-настоящему странные сны.
Мы с Максом переглянулись и тихо улыбнулись друг другу. Да! Я не одна это слышала. Дима говорил о пингвинах и их злобном заговоре!
— Спокойной ночи? — шёпотом спросил Макс.
— Спокойной ночи, — ответила я, закрыв глаза.
Но я не сразу смогла уснуть. Мне было жёстко на полу. Дима вечно забрасывал на меня ногу во сне и бормотал что-то о пингвинах, которые стоят за всем, что происходит в мире. Макс уснул и начал тихо сопеть. А я не засыпала.
День выдался тяжёлым и насыщенным. Но он выдался. Я, наконец, чётко решила всё для себя. Чётко решила, что мир менять нужно, плевать, что там говорит Макс. Да, и, не смотря на всё то, что он говорит, как только дойдёт до дела, он бросится мне помогать. И Дима тоже. Я бы никогда не на что не решилась, если бы не эти двое. Но они есть, они всегда будут у меня за спиной, они никогда не позволят кому-нибудь меня обидеть. Мне не страшно рисковать, мне не страшно. Они рядом, и мне не страшно.
Я падала в сон. Всё исчезло и утонуло во тьме. Почему-то я слышала только то, как дышал Дима. Конечно, он ведь лежал так близко. Я слышала каждый его вздох. И с каждым его вздохом приближался тот день, когда всё человечество тоже сможет задышать легко и свободно.