Теория струн

Стив почти не разговаривает и, вопреки настойчивым просьбам, не спит, только теребит в руках край одеяла и смотрит, отвернувшись, на белые стены палаты: по ним россыпью разбегаются едва заметные трещины. Сэм уходит под вечер, когда Стив, устав от чужого беспокойства, закрывает глаза и притворяется спящим. Он перебирает в голове, как чётки, воспоминания Баки и воспоминания о Баки: та яма, откуда Стив его вытащил, страшная пустота и испуганное лицо Пегги за секунды до гибели, обжигающее пламя чужой силы на кончиках пальцев, колючий снег. Стив открывает глаза и следит, как медленно перетекает жидкость из капельницы ему в вену, и пытается представить, что же тогда случилось на самом деле. Где Баки прятался все эти годы? Кто ставил его на ноги, лечил его раны? Зачем пришёл сюда, именно сейчас, почему не сказал Стиву правду, не пытался поговорить? Он пробует дотянуться до Баки, но сила только слабо шевелится в груди, отказываясь подчиняться. В тишине еле слышно гудят приборы, и этот звук напоминает гул электричества в проводах той вышки, у которой они с Баки любили проводить время много лет назад, еще в приюте. Они перебирались через ограду, рискуя быть замеченными воспитателями, и бежали туда, где футуристическими кляксами вырастала из земли дорожка высоковольтных вышек. Баки дремал, привалившись спиной к разогретому солнцем железу, а Стив рисовал в своем блокноте: верхушки деревьев, ровную кладку забора, переплетения проводов. Удивительно, но за этим делом их так ни разу и не поймали. Им вообще до поры до времени страшно везло. Стив садится, подцепляет пальцами иголку капельницы и вытаскивает из вены. Откидывает одеяло, опускает ноги на пол и встает, держась за спинку кровати, на пробу делает шаг — и чуть не падает, сил у него оказывается совсем немного, — но всё равно упрямо идёт вперед. Это место, все эти коридоры он знает, как свои пять пальцев, и нужную комнату может найти и с закрытыми глазами. Идти туда — сейчас, после того, как увидел правду своими глазами, — страшно до чертиков, но Стив и без того достаточно времени шел на поводу у страха. Ему нужны ответы. Он осторожно открывает дверь, и уже на пороге чувствует, как звери чуют опасность, напряжение, которым напитан воздух: Баки не спит. Темная фигура отделяется от стены и прижимает его к двери. — Какого хрена, — рычит Баки и держит, крепко. Стив не видит его лица, как и Баки — не узнает Стива: в комнате темно и шторы закрыты так плотно, что кажется, будто окон и вовсе нет. — Баки, — зовёт он тихо, почти шепотом, и чужие руки мгновенно исчезают с плеч. Сколько же времени его рот не произносил звуков этого имени? Громко щёлкает выключатель, и Стив коротко зажмуривается, когда по глазам бьёт яркий свет. — Стив, — выдыхает Баки и нервно запускает руку в волосы — непривычно длинные. — Что ты здесь делаешь? Ты же должен быть в больничном отсеке. — Почему, — горло перехватывает спазм, и голос получается сухим и ломким. Стив кашляет и пробует снова. — Почему ты мне ничего не сказал? — Я… — Баки отводит глаза. — Я не думал, что ты… — и замолкает, хмурится. В груди у Стива поднимается что-то сильное, пугающее, злое, как будто расправляется долго-долго сжатая пружина. — Не думал, что я что? — спрашивает он, повышая голос. — Что я поверю? Что выслушаю? Ну, ты не думал, что я сделаю что? Баки вскидывает взгляд, тёмный и тяжёлый: — Что это имеет какое-то значение! Я убил её, Стив, я. Мои руки сделали это. И я покалечил тебя. Я. Это. Сделал. Ничто этого не изменит. Так что кому какая разница, почему. — Мне есть разница! — кричит Стив. Силы оставляют его окончательно, и он всем весом откидывается на стену, потом повторяет, уже тише. — Мне — есть разница. Я видел, что они могут, я бы тебе поверил. Одно твоё слово — и поверил бы. К горлу подступает тошнота. Баки внезапно оказывается совсем близко. — Стив, тебе же плохо, какого чёрта ты притащился, ты же и так чуть не сдох… Он позволяет подхватить себя под руки и дотащить до кровати и молча вцепляется в чужой рукав, чтобы не вздумал сбежать. Руки у Баки впервые не закрыты перчатками, и Стив вздрагивает, когда видит, что в ярком электрическом свете на месте левой ладони блестит металл. Упрямый осёл, думает он, сколько же пережил без меня, какая ещё пропасть секретов нас разделяет. В один момент всё перевернул вверх тормашками, одним движением открыл наглухо закупоренные шлюзы, и что-то живое, давно забытое потоками теперь хлещет в них. Стив из последних сил держится на поверхности, вот-вот утонет, и не за что ухватиться. — Иди сюда, — слабо просит он, когда перед глазами перестает кружиться, и разжимает пальцы, взамен поднимая обе руки. — Пожалуйста. Всё, чем он жил эти годы, всё, во что верил — исчезает, и Баки нужен ему, как воздух, чтобы не исчезнуть тоже, чтобы не сойти с ума. Баки наклоняется к нему, как зачарованный, и вкладывает ладони в ладони. Стив тянет его на себя, ближе, ближе, пока не прижимает, пока не обнимает обеими руками так крепко, как только может. Вдыхает знакомый и, одновременно, совсем новый запах, и чувствует, как уходят, растворяются пять лет ненависти, пять лет одиночества. Горячечно шепчет: «прости меня, прости, мне так жаль» и что есть сил стискивает зубы, но потом, кажется, всё-таки плачет под успокаивающими прикосновениями теплых рук, долго, беззвучно, пока не проваливается в сон. Стив не знает, сколько времени они проводят вот так, переплетённые, как кусочки паззла, но когда выныривает из тягучей дремы, свет уже не горит, а ночь сменяется предрассветными сумерками. Баки лежит напротив и смотрит: внимательно и спокойно. Ничего не исправлено, ничего не в порядке, но всё равно — сейчас — становится легче дышать. — Что у тебя с рукой? — спрашивает Стив. — Я не мог не заметить, что она… — Ненастоящая? — заканчивает Баки за него. — Да. Как это вышло? Баки морщится, как от зубной боли. — Я пытался сдержать удар, чтобы не убить тебя, как её. Вышло… плохо. Красное на сером, и чёрный пепел. И крестик на тонкой цепочке в вороте его рубашки. Стив старается не думать об этом. — Кто поставил тебе протез? Легионеры? — Боже, нет, — Баки качает головой. — К ним это не имеет никакого отношения. «Старк Индастриз». Стив вскидывает брови: — Старк? Энтони Старк, тот самый сумасшедший богач, что поставляет в Легион оружие? — Это сложная ситуация, Стив, — вздыхает Баки. — И очень долгая история. Честное слово, не надо тебе туда лезть. Последнее, чего я хотел — впутывать тебя в это. Похоже, Сэм был прав: Стив чувствует, как воздух дрожит, как всегда, когда он подходит к той самой границе необратимых перемен. Баки — ключ к разгадке тайны комнаты Второго шанса, и у него есть какой-то план. Если отпустить его сейчас — он снова уйдёт, и кто знает, увидятся ли они ещё когда-нибудь. Ни за что на свете Стив не позволит ему разбираться с этим в одиночку. — Расскажи мне, — просит он, готовый спорить до тех пор, пока не получит ответ. Баки какое-то время молчит, а затем протягивает руку и палец за пальцем разжимает непроизвольно сжавшиеся кулаки, накрывает ладонь Стива своей. Опять вздыхает и говорит. — Я очнулся на берегу, вокруг был снег. Не знаю, помнишь ли, в паре километров от того дома была небольшая речка. Не помню, как дошёл туда, но тех, кто шёл за мной — я убил, их трупы лежали в нескольких метрах. Думал, что сам тоже умру: видел, что на месте руки каша, и совсем ничего — ниже плеча, и холодно было так, что я бы за пару часов превратился в сосульку. Стив закрывает глаза, не решаясь смотреть Баки в лицо. — Меня подобрали ребята Старка — он сотрудничает с повстанцами, как оказалось, и у них есть ресурсы и план, Стив, хороший план о том, как раз и навсегда заткнуть Легион. Ну, тогда я не знал, конечно, кто они, да и не соображал ничего. Клинт Бартон — один из наших — и его команда были там, потому что перехватили сигнал, но тебя на тот момент уже забрали, только я и остался. Четыре месяца валялся на больничной койке, потом ко мне явился Старк собственной персоной, — Баки фыркает. — Поставил протез, объяснил, что к чему. — Старк тоже из наших? — спрашивает Стив нетвердым голосом. — Нет. Просто очень умный и очень богатый засранец, — в голосе Баки появляется тепло. — Ему не нравится, когда навязывают чужие правила. А Легион и те, кто за ним стоит, занимаются именно этим. Они выращивают нас, как скот. Сгоняют сюда, а потом пополняют нами же Легион. Безотходное производство. — Да, об этом мы уже догадались. Мы давно пытаемся узнать, что происходит на нулевом уровне. Видели под броней легионера одного из прежних заключенных. Думаем, что по всей территории есть какие-то передатчики, сводящие нас с ума… или что-то вроде. Чтобы легче было вербовать потом. Баки задумчиво хмыкает. — Или что-то вроде. И в комнате Второго шанса нас не вербуют. Нас ломают, под ноль стирают личность, приучают реагировать на кодовые слова, которые знают только командиры, и только им и подчиняться. Я сам — один из первых опытных образцов. Помнишь тот раз, когда ты вытащил меня из шахт? Стив кивает. Баки продолжает: — Ну, вот. Мне вживили специальное устройство. И начальную обработку провели. Тогда схема ещё не была налажена, да и времени у них со мной почти не было, ты пришёл раньше, но изменения… уже начались, — он передергивает плечами. — Если бы я только знал, ни за что бы с тобой домой не вернулся. Я ведь три года был бомбой замедленного действия рядом с вами. И в конце концов всё-таки эта бомба взорвалась. — Если бы мы знали, — твёрдо говорит Стив, — мы бы придумали, что с этим сделать. Никто бы тебя не отпустил. Баки смотрит в ответ с такой тоской, что становится не по себе. — Не было у нас ресурсов на это, Стив. Сам знаешь. Зато у них — все козыри. Пара специальных слов — и я оружие, снятое с предохранителя. Рано или поздно — это всё равно бы случилось. Пара слов — и человек становится безвольной марионеткой. «Что, Роджерс, волнуешься за моих солдат?» — Рамлоу, — вспоминает Стив. — Один из командиров. Я видел, как кто-то из легионеров вышел из-под контроля, но Рамлоу что-то сказал ему — и тот продолжил подчиняться приказам. А ты? Почему ты здесь? Баки медлит, но потом всё же отвечает: — Скажем, я — секретное оружие Старка. Они готовят большие перемены, там, снаружи. Когда придёт время, я разрушу комнату Второго шанса. Этой тюрьмы больше не будет. Стиву становится холодно. Он крепко сжимает руку Баки в своей. — Обещай ничего не делать один. — Стив… Всё куда сложнее, чем ты можешь себе представить. — Обещай, — требует он. — У нас тоже есть люди, которые что-то могут. Мы не первый год рискуем своими шкурами, чтобы хоть что-то изменить. Я познакомлю вас завтра, и ты им все расскажешь. Я доверяю им как себе. — И мне, — усмехается Баки невесело, — доверяешь, как себе? Кровь, пепел, резкий запах гари — Стив гонит эти образы подальше и отвечает, упрямо глядя в глаза: — Один раз я уже ошибся, не поверив в тебя. Больше такого не допущу. Баки зажмуривается и коротко смеется, хотя смех этот выходит похожим на всхлип. — Хренов идеалист. Совсем не изменился. Стив прижимается лбом к его лбу и просит: — Не оставляй меня больше никогда. Обещай мне. — Я постараюсь, Стив, — говорит Баки в ответ. И это не обещание, но у Стива совсем не остается сил спорить. Его выключает, как лампочку, и второй раз погружаясь в сон он почти неосознанно придвигается ближе к теплу чужого тела. Утром, решает Стив, утром они ещё обо всём поговорят.

*

Баки идёт сквозь лес, тяжело переставляя ноги: вытащить увязшую в снегу правую, перетащить вперед, перенести на неё вес, затем — вытащить левую, и так — до бесконечности. Он не знает, куда и зачем идёт, не знает, откуда. В блеклом лунном свете деревья отбрасывают длинные тени, и, немея от холода, он уже не видит разницы между предметами и тенями. Чьи-то шаги приближаются, и что-то жуткое взвивается вверх и вбок. Это, кажется, его сила, но Баки её совсем не чувствует. Больше его никто не преследует. Покрытая тонким слоем льда река вдруг оказывается прямо перед ним. Пару мгновений он смотрит на светлые блики на гладкой поверхности, а потом наступает темнота. В следующий раз, когда Баки открывает глаза, он видит кровь. Много, очень много крови, и во рту у него тоже — металлический привкус. Он смотрит на алый снег: яркое на ярком, — на том месте, где должна быть левая рука, торчит кровавый обрубок. Снова звучат чьи-то шаги, и человеческие тени окружают его, склоняются над ним, закрывают небо. Он теряет сознание раньше, чем успевает увидеть их лица. «Джеймс, — слышит Баки. — Ты обязан его защищать». «Ты мертва, — думает он в ответ. — Я тебя убил. Тебя нет». Чувствует прикосновение холодных рук ко лбу, а потом вдруг понимает, что стоит посреди гостиной в их старом доме. Всё залито солнцем, и у окна — против света, так, что видно только силуэт — застыла Пегги. Она злится, это ясно по напряженным плечам, по смятому в пальцах подолу платья. — Ты, — Пегги поворачивается и отходит чуть в сторону: становится видно её лицо — красный росчерк помады, горящий взгляд. — Ты обязан его защищать. Он упрямый, как осёл, и совсем никого не слушает. Но тебе он верит больше всех. — Что я мог сделать? — возражает Баки. Его рот двигается помимо воли, — это уже было, просто воспоминание, вернувшееся во сне. — Я не стал бы нарочно подвергать его опасности. Никто не знал, что меня поймают, и Стив сам пошёл меня искать. Пегги поджимает губы. — Стив пойдёт за тобой куда угодно, это ты понимаешь? Хоть на край света. Поэтому сделай так, чтобы подобное больше не повторилось. Не рискуй собой. Не бери одиночные задания, — её голос срывается. — Прошу тебя, Джеймс. Пообещай мне. — Я постараюсь. Стив просыпается и протягивает руку, чтобы разгладить складку, залегшую у Баки между бровей. Перед глазами всё ещё стоит обрубок руки с торчащей белой костью; ему дурно. — Ты видел мой сон, — Баки не спрашивает, утверждает. — Да. Силы, похоже, восстановились. Никогда не понимал, кстати, как ты можешь чувствовать меня, когда я ничего такого не делаю. Баки пожимает плечами. — Понятия не имею. В дверь стучат: громко, настойчиво, и прежде чем они успевают отреагировать, в комнату врывается Сэм. Стив садится на постели и вдруг понимает, что уже давно наступило утро. — Барнс! Ты не знаешь, куда… — начинает Сэм, а потом останавливается, как вкопанный. Переводит взгляд с Баки на Стива. — О. Я хотел спросить, не знаешь ли ты, куда Роджерс пропал с больничной койки, но, кажется, сам уже вижу. Баки угрюмо молчит, и Стив внезапно чувствует себя очень неловко. — Что-то случилось, Сэм? — спрашивает он, прочистив горло. — Кроме того, что мой друг неизвестно куда сбежал из больницы в пижаме? — фыркает Сэм, но тут же становится серьёзнее. — У Наташи новости, и… В общем, тебе лучше своими глазами это увидеть. Все уже в сборе, так что лучше пошевеливайся и, ради бога, переоденься, — мазнув взглядом по хмурому Баки, добавляет. — И он пусть приходит. Сдаётся мне, Барнс, ты к этому имеешь прямое отношение. Стив спрыгивает с кровати. — Через полчаса, — говорит он Баки, — у входа в главный зал. Стив оглядывается на Сэма, выжидающе застывшего в дверном проёме, а потом ловит Баки за предплечье и говорит тихо: — Ты сказал «постараюсь». Ей — тогда, и мне — сейчас. А я хочу, чтобы ты пообещал мне, слышишь? — Я не могу, Стив, — Баки темнеет лицом. Стив упрямо мотает головой. — Обещай. Ну? — Ладно, — сквозь зубы выдавливает Баки. — Обещаю. Доволен? Стив поднимает уголки губ в полуулыбке: — Теперь — да. Через полчаса. Баки кивает и скрывается в ванной. Стив выходит за дверь, чувствуя, как Сэм пристально смотрит в спину. Они некоторое время идут по коридору в тишине, прежде чем Сэм нарушает молчание: — Вы всё-таки поговорили. — Да, — соглашается Стив. — Но я не готов это обсуждать. — Ладно, — покладисто отвечает Сэм. — Я только одно хочу сказать: осторожнее. Когда ты не один, всё становится вдвое сложнее. — Как у тебя с Нат в Афганистане? — вырывается у Стива. Сэм округляет глаза: — Откуда ты?.. — Прости, — бормочет Стив. — Когда я был не в себе, когда сила вышла из-под контроля, я читал ваши мысли, и твои в том числе. Видел, как её ранили, как ты вылечил её, и как вас обоих чуть не убили. — Всё нормально, — отмахивается Сэм. — Просто мы никогда не рассказываем об этом, ты сам знаешь. Как-то так сложилось. Но — да, я имел в виду именно это. Когда есть тот, для кого сделаешь что угодно, жить так, как мы живём, становится сложнее. И я боюсь, что ты от этого отвык, приятель. — Справлюсь. Чёрный пепел. Красное на белом. Холодный металл руки. У них однажды уже ничего не вышло. Но Баки сказал «обещаю», поэтому они обязаны справиться. Всё скоро закончится, и они оба останутся живы. Стив запрещает себе думать иначе.