*
Стив вертит в руках странную пластину: маленькая микросхема, вмонтированная в ключ для воспроизведения голограмм, и что-то вроде передатчика сбоку, – Тор принес ее утром, нашел среди вещей Локи. Им пока не удалось взломать защитный код. - Три передатчика сигнала, - рассказывает Пьетро, указкой расставляя точки на карте, - то, что мы нашли на данный момент. Зуб даю, это не все, но другие, видно, очень хорошо скрыты. Ванда не смогла ничего почувствовать. - Как и я - не могу отследить сигнал, мы не знаем, откуда он исходит, - кивает Наташа, подключая к Тору многочисленные приборы и что-то записывая в блокнот. - Как ощущения, здоровяк? Были какие-то изменения? Тор бледен, но предельно собран и спокоен. Ванда сидит в углу, и глаза ее светятся красным – она читает разум Тора, как открытую книгу. - Ничего серьезного, - мотает он головой. – Как и раньше: больше клонит в сон, иногда как будто засыпаю на ходу – или, может, выпадаю из реальности на несколько секунд. Правда, в последние два дня… Сквозь шум приборов Стив вдруг слышит тихие шаги и замечает, что там, у дальней стены, стоит Локи, насмешливо скривив рот, скрестив на груди руки, и никто не обращает внимания – Стив каменеет и, не отрывая от него взгляда, бросает: - Почему не сообщили, что он вернулся? Наташа отрывается от блокнота: - Кто вернулся? - Стив, - осторожно интересуется Сэм. – Ты сейчас о чем? Стив моргает, и у стены уже никого нет. - Я только что видел Локи, вон там, - поясняет он. – Не понимаю. Тор смотрит на него очень пристально, а потом говорит: - Об этом я и хотел сказать: пару дней назад у меня начались галлюцинации. Я вижу брата – то тут, то там. И только что – тоже видел. Стив со свистом втягивает воздух. - Что происходит? – спрашивает Наташа, и Стив чувствует волну раздражения, исходящую от нее. – Действие чипа не может распространяться на кого-то еще, я уверена. Перепроверила все десять раз, я не могла ошибиться. - Нет, - Стив быстро пересчитывает пальцами кольца на обеих руках: все на месте. – Думаю, я прочитал мысли Тора. Силы так не растут. Он проходил через это раньше и знает. Почему же тогда, несмотря на защиту, он слышит, как мысленно ругается Сэм, как обращается к брату Ванда, как Наташа думает, не прекратить ли эксперимент? - Эй, ему плохо, - вдруг поднимается с места Ванда – нездоровый румянец заливает ее щеки. Она боится. – Плохо, очень плохо, нужно это остановить. Зрение Стива снова затуманивается; его медленно, неотвратимо засасывает в огромную воронку, и он видит: острые горные вершины, пропитанные алым повязки, замки – бесчисленное множество замочных скважин, женщину с пистолетом в руках, невидящие, мертвые глаза, черный, покореженный костюм, застывший с занесенным для удара кулаком, лица, лица, чьи-то лица… - Уведите его! – Ванда повышает голос. – Нужно увести его отсюда! Стив выставляет перед собой руки: - Я в порядке, все сейчас, - гул нарастает, и комната раскручивается, как ненормальная карусель, - все сейчас пройдет, - уверяет он, и язык ворочается во рту еле-еле. – Я только...*
- Сюда, Стив, - зовет Баки, и Стив бездумно любуется им пару секунд, прежде чем схватиться за железные прутья и перелезть через невысокую ограду. Это не сон, это - воспоминание, он узнает его - одно из самых любимых. Стив рад здесь оказаться. Если бы это было возможно, он бы остался навсегда, заплутал бы в коридорах памяти и никогда не возвращался. Баки падает на траву, настолько яркую, что больно смотреть, и закидывает руки за голову. Стив осторожно садится рядом и осматривается. В ровной, торжественной тишине, какая бывает только вдали от больших городов, там, где нет ни души на много миль вокруг, размеренно щебечут птицы. Высокие деревья отбрасывают тень, закрывают солнце разлапистыми ветками. Кое-где покосившиеся, поросшие плющом и мхом кресты и надгробия должны бы наводить жуть, но выглядят спокойно, так спокойно, что Стив тоже откидывается назад, вздыхает и смотрит на кусочек голубого неба, проглядывающий сквозь плотный купол листвы. - Почему мы здесь? - спрашивает он чуть погодя, шепотом - говорить громко кажется неправильным, кощунственным даже. Баки улыбается: задумчиво и немного грустно. - Здесь так спокойно. Тихо. Хорошо. Только послушай. - Да, - соглашается Стив. - Хорошо. Они молчат какое-то время, потом Баки поворачивает голову и говорит: - Знаешь, я читал, когда-то люди свободно занимались наукой. И одна из теорий утверждала, что Вселенная существовала всегда. Бесконечное время – до нас, после нас, всегда, Стив, - Баки усмехается – всего лишь мягкий, короткий выдох. - Представь, под каждым из этих камней лежит человек. Каким-то из них - пара сотен лет. Даже кости уже превратились в прах. Еще немного - и камни тоже разрушатся, порастут травой, на них вырастут деревья, совсем как эти, и никто о них никогда больше не вспомнит. - Когда-то кто-то любил их, - шепчет Стив. - Когда-то кто-то оставлял на каждом камне цветы, здоровался и прощался, обещал никогда не забывать. - Да, - выдыхает Баки. - А сейчас никто не вспомнит их имен. Мы все так печемся о будущем, всегда ждем чего-то, ждем, когда же сможем жить. И умираем так же: в ожидании начала, которое, может, никогда и не наступит. Стив молчит и думает, что сейчас - ничего не ждет. Сейчас ему достаточно просто быть там, где он есть. - А где-то далеко, - рассуждает Баки, - много лет назад, в каком-то другом времени никого нет под этими камнями: там эти люди все еще живы. Так и надо жить, наверное, Стиви. Одним мгновением. Не думая о том, что будет потом. Где еще, как не здесь и сейчас, мы имеем значение? И пусть Стив знает, что это яркое, живое, но все же – всего лишь воспоминание, и никогда раньше в нем он не делал подобного, все равно – он протягивает руку, не глядя, и переплетает их с Баки пальцы. Перед глазами встает и заходит солнце, строятся и рушатся города, рождаются и умирают вселенные, и Стив видит время – он видит его – как млечный путь, как течение реки, и этот миг, ненастоящий, придуманный, застывает и сияет ярче звезд. …Кто-то зовет его. Громко, испуганно. Стив пытается не слушать, но эти голоса – они в его голове и они – вокруг, глухие, словно кто-то кричит сквозь толщу воды. - Стив? – зовет Баки, и Стив переводит на него взгляд, но этот Баки – тот, которого он держит за руку – молчит и, задумчиво прищурившись, смотрит в небо. Голоса становятся громче, и, как бы отчаянно Стив не сопротивлялся, ладонь Баки словно истончается, все сильнее, сильнее, пока Стив не понимает, что сжимает воздух. Он лежит на кровати, и вокруг – белые больничные стены. Стив поворачивает голову и видит Баки: раскрасневшийся, злой, он стоит в дверном проеме и тяжело дышит, как будто долго бежал. - Барнс, Выйди! – рычит Сэм, и Стив чувствует слова раньше, чем они превращаются в звук. Сэм в панике, почти не может связно мыслить, и руки его стиснуты на чьих-то плечах – его плечах, понимает Стив. – Ну же! Очнись, ну! Ты нас всех угробишь! Сэм смотрит – и Стив видит его глазами – собственное лицо, едва узнаваемое, посеревшее, искривленное в болезненной гримасе. Он оборачивается – Сэм оборачивается – и Баки уже у кровати: - Кому сказано: выйди! – повторяет Сэм, и Стив никогда не слышал у него таких интонаций. - Иди нахрен, - огрызается Баки. – Ты понятия не имеешь, что происходит. - А ты – имеешь? - Да. Дай мне помочь, - просит Баки. – Я могу помочь. Сэм, покачнувшись, делает шаг в сторону на нетвердых ногах. Баки кивает: - Спасибо, - и без раздумий падает на колени. Протягивает руку – берет ладони Стива в свои. - Стив, - бормочет Баки, - пожалуйста, Стиви, сосредоточься, ну же. Не уходи. Слушай мой голос. Стив открывает глаза, выгибается на постели, судорожно глотая воздух, и – Падает. Падает. Падает. Ему семь, и он смотрит на маленького, хилого мальчишку: тот протягивает руку и говорит: - Привет, Баки. Я Стив. И он больше не одинок, он… …Смотрит, как синее небо отражается в синих глазах. - Я хочу увидеть море, - говорит Стив, и он знает, что это невозможно, знает, но все равно – верит, верит, что когда-нибудь – когда-нибудь сможет показать… …Смотрит в темноту, и черные тени скользят вокруг, как лапы огромных чудовищ, и он поклялся защищать, поклялся беречь, только бы Стив никогда не узнал, каков этот мир на самом деле, только бы никогда не перестал улыбаться, – всегда, до последнего удара сердца, но не смог. И он просит прощения, просит прощения, он… …Смотрит на красный росчерк помады, на гордый разворот плеч, в насмешливые, уверенные глаза, и думает: хорошо. Думает: ладно, она недурна собой, и у нее есть голова на плечах. - Джеймс, - представляется он и улыбается своей лучшей улыбкой. – Но все зовут меня Баки. И слышит, как Стив мягко смеется над ухом, и эта дамочка – Пегги, растягивает губы… …Смотрит на человека с холодными, злыми глазами: тот отдает короткие приказы в рацию. - Интересно, - говорит кто-то, - что особенного в этом мальчишке? Он не чувствует ног, и кто-то держит его руки за спиной. Его тащат вперед, бросают в люк, и отверстие в стене закрывается, отрезая пути к отступлению. С ним что-то сделали, и у основания шеи саднит. Если он выберется, если только он выберется – он сделает так, чтобы Стив никогда об этом не узнал. Но каковы шансы… …Смотрит, как Стив, нелепо взмахнув руками, оступается и падает, и он не успевает поймать, не может ничем помочь, это он виноват, только он, и он кричит, и хватает пистолет, и стреляет, стреляет, стреляет… …Смотрит в акварельное небо, подносит к губам сигарету и выдыхает дым. И Стив сидит рядом, плечом к плечу, и это – все, и больше – ничего не нужно, и этим вечером он почти верит, что все может быть иначе, что пройдет время, и… ...Смотрит, как против воли поднимаются его собственные руки. Что-то страшное клокочет внутри, обжигает, вот-вот вырвется, и ему больно, так больно. И он совсем не может пошевелиться, только вот этими странными, неживыми движениями, как будто он – кукла, которую дергают за ниточки. Чей-то голос живет в его голове, шепчет, приказывает, снова шепчет. Что они с ним сделали, что? - Джеймс? – шепчет Пегги, и эта чудовищная сила разворачивает его с ней лицом к лицу. - Беги, - хрипит он. – Пегги, убирайся отсюда. - Почему? – спрашивает она. – Что происходит? Где-то разрывается радио, но он не может разобрать слов в механическом скрежете. Только шепот. Только этот чертов шепот. Мир выцветает. Пегги выцветает вместе с ним; она вжимается в стену и смотрит – огромными, перепуганными глазами. - Джеймс, - просит Пегги, - послушай меня, что бы это ни было, ты можешь бороться, ты… Мир выцветает, и он видит каждую песчинку, каждую самую ничтожную его часть: движение молекул и течение времени. Вокруг – буря. И он – в ее центре. - Нет, - произносит он одними губами. – Нет, не могу. И он – и есть буря. Он – хаос. Он… ...Смотрит, в перекошенное лицо Стива, и Стив кричит и плачет, и загораживается руками от жара. Кожа на ладонях Стива пузырится, плавится. «Нет, пожалуйста, - думает он, - пожалуйста, только не это». Натягивается невидимая нить, и шепот в его голове срывается на крик. Он дергает сильнее – нить рвется, но это не спасает, нет. Он – граната с оторванной чекой, и взрыва не избежать. - Стив, - говорит он и не знает, выходит ли хоть звук из его неживого рта. – Стив. Прости. Он никогда не верил в бога. Никогда не молился, ни разу в жизни даже не думал об этом, но сейчас – сейчас он беззвучно, горячечно молится о том, чтобы Стив был в порядке, чтобы Стив – остался в живых. Все, что он может сделать – за секунду до взрыва сжать беснующуюся силу в кулак. И слепо, отчаянно надеяться, что это поможет.*
Стив открывает глаза и тут же прищуривается – сквозь полуприкрытые шторы льется яркий дневной свет. Он лежит на жесткой больничной койке, и от его правой руки змеится трубка капельницы, уходя вверх, куда-то под потолок. Сэм дремлет на стуле по левую руку, уронив голову на грудь. - Что? – пытается спросить Стив, но из горла вырывается только сипение. Сэм вскидывает голову и часто моргает, потом расплывается в улыбке. - Смотри-ка, спящая красавица проснулась! - Что случилось? – пробует Стив снова, и на этот раз получается лучше. - Твоя сила вышла из-под контроля, - Сэм бросает на него внимательный взгляд. – А ты не помнишь? - Я, - Стив задумывается. – Я помню, как был не в себе утром, помню, как Тор принес странную пластину, и Наташа сказала… Сказала… - он качает головой. – Как долго я был в отключке? Сэм вздыхает: - Если бы в отключке – я думал, ты нас всех сведешь с ума. Никогда больше не хочу чувствовать тебя в моей голове, приятель. В общей сложности тебя с нами не было два дня. Последние шестнадцать часов ты спал. - Прости, - Стив хмурится. Эти странные сны: Баки в его палате. – Мне показалось… Нет, это бред, конечно. - Что бред? – спрашивает Сэм. Стив криво улыбается: - Показалось, что Джеймс был здесь. - Нет, тебе не показалось, - Стив вскидывается. Сэм смотрит на него странным, жалостливым взглядом. – Барнс примчался, когда тебя притащили в больничный корпус, а я пытался привести тебя в чувство. Растолкал всех, кого мы выставили тебя охранять, отодвинул меня в сторону и вцепился в тебя – ты аж подпрыгнул на кровати. Вы таращились друг на друга минут десять, потом Барнс утер из-под носа кровь, выругался так, что даже я удивился – и что-то принялся колдовать над твоими кольцами. Стив чувствует, как холодок ползет по спине. Если Баки действительно был в палате, то это значит… - Потом он объяснил, - продолжает Сэм, - что Огненный Ларри подговорил одного из спидстеров, чтобы тот помог ему подменить твои кольца на те, которые усиливали бы сигнал вместо того, чтобы блокировать. Тебе еще повезло, что кольца попались не самые лучшие, и что Барнс вовремя понял, в чем дело. Стив слушает его вполуха. То, что он видел, тот странный сон – если Баки был здесь, если Стив залез к нему в голову – получается, это был и не сон вовсе. Становится нечем дышать. Стив не знает, что это – горе или облегчение. - Стив? – с беспокойством зовет Сэм. – Ты как? Все в порядке? - Нет, - говорит Стив, - не в порядке. Боже мой, Сэм. - Да что случилось-то? – Сэм беспокойно повышает голос. Стив идиот. Какой же он идиот. - Он не виноват, - выдавливает Стив. - Кто? – не понимает Сэм. - Баки, - Стив со стоном жмурится. - Господи, Сэм, он ни в чем не виноват.*
Баки смотрит на пропитавшийся кровью снег и не чувствует левой руки: от нее звездой расходятся в стороны алые полосы. Он немеет от холода. Чьи-то шаги приближаются, и человеческие тени окружают его, склоняются над ним, закрывают свет. Он теряет сознание раньше, чем успевает увидеть их лица. Он как будто парит в темноте. Впрочем, нет. Он падает. Падает. Падает.