Записки новичка.

Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко... Ю. Энтин Часть 1. Вернувшись домой, я первым делом смыла с себя грязь, пот и кровь минувших суток, заклеила порез на руке свежим пластырем и перехватив наскоро то, что нашлось в холодильнике, отправилась в постель, несмотря на всё происшедшее в общем-то в неплохом настроении. И с предвкушением заслуженных выходных, провалилась в сон. В голове ярким светом взорвалась ослепительная вспышка... Дом. Я дома. Я поняла это в ту же секунду, по охватившему меня, почти забытому чувству уюта, покоя и безопасности, и наконец-то отпустившему постоянному и оттого уже почти незамечаемому напряжению. И это почти счастье. Да нет, без всяких почти. Здесь и сейчас, я счастлива. Просто я очень давно не испытывала это чувство, и потому не сразу его узнала и поверила ему. Субботний сентябрьский вечер. Только начинает смеркаться. Солнце еще не совсем скрылось за горизонтом, и сад за приоткрытым окном, через которое едва уловимо тянет далеким запахом горелых листьев и бодрящей свежестью вечера, окрашен в золотисто-оранжевые, медленно переходящие в багровую краску, тона. Ветерок едва уловимо колышет стоящий на подоконнике в старой вазе, букет астр. Тихо и уютно. Я сижу в нашей гостиной на первом этаже, забравшись с ногами на небольшой диванчик, стоящий у стены. Сегодня утром, приехав домой на выходные, я обнаружила, у нас в гостях старого друга моего отца - Николаса Бергмана. Я много о нём слышала, но познакомилась вживую, только теперь. После того, как отец встретился с моей мамой и уехал в Россию, они не виделись долгие годы, но друг о друге не забывали. Он приехал откуда-то из Северной Европы, и родители с ним общаются в основном на английском, которым оба владеют в совершенстве. Я же - лишь на примитивно-бытовом уровне. В чем конечно же сама и виновата, так как от попыток целенаправленно со мной им заниматься, отказалась категорически и уже давно. У меня совсем другие интересы в жизни, которым я посвящаю большую часть своего свободного времени, а зубрежки и в школе хватало. Я всегда считала, что если мне это будет нужно - подтяну, а пока нет смысла. О чем сегодня, пожалуй первый раз пожалела. И все же, в некоторой степени родители добились своего - английским я владею на порядок лучше моих ровесников. С самого моего детства, мать с отцом иногда переходили дома на инглиш, чтобы, как я теперь понимаю, незаметно и непринужденно приучить меня к нему. Этот способ дал результат, но на их взгляд недостаточно хороший, и они с одной стороны, иногда этим бессовестно пользовались, переходя на беглый английский, чтобы посекретничать, а с другой - чтобы меня поддразнить. И когда я, не понимающая и половины из того что они говорят, начинала возмущаться, мне в ответ раздавалось лишь ехидное: "Учи". Обычно, я не люблю гостей, предпочитая чьему бы то ни было обществу, общество родителей, испытанных друзей ну и еще нашей черной немецкой овчарки Дика. Я по натуре интроверт и мне никогда не бывает скучно наедине с собой. И тем более сегодня, натосковавшись с непривычки вдали от дома больше чем за неделю, я предпочла бы провести выходные без посторонних, наедине с родителями, но как ни странно, Николас, вернее просто Ник, как он велел себя называть, мне понравился. С ним легко и просто. Редкий случай, когда мне не нужно хоть какое-то время, чтобы абсолютно свободно начать общаться с незнакомым человеком. Не то чтобы я была чересчур зажатой с кучей комплексов, но то что я открываюсь и начинаю доверять далеко не сразу - это правда. Так вот, времени с сегодняшнего утра мне хватило с лихвой, чтобы мы с Ником стали лучшими друзьями, даже несмотря на разницу в возрасте и языковой барьер. Ник знает русский примерно на том же уровне, что и я - английский, но нашему общению это как ни странно, не мешало, скорее наоборот, добавляло комических моментов и еще больше сближало. Вот только Дику он не понравился, и овчарку пришлось закрыть в вольере во дворе. Из-за чего пёс с самого утра, почти не переставая, жаловался на несправедливость мироустройства. А сейчас что-то затих. Обиделся наверное, а может просто устал. Но ничего, завтра Ник уедет и его заточение закончится. Надо будет во искупление вины, сходить с Диком на прогулку к озеру. Сумерки постепенно заполняют комнату, но свет включать никто не спешит. Мать с отцом развлекают Ника разговором, а я незаметно сижу в уголке, слушая мягкое звучание дружеских голосов и смех матери. Смысл разговора ускользает от меня, и постепенно голоса становятся лишь фоном, на котором мои мысли улетают все дальше и дальше, и в итоге остаётся лишь ощущение обволакивающей теплоты и уюта. - Мариш, ты не заскучала там? - раздается голос отца, я вздрагиваю и осознаю, что едва не заснула. - Нет, па, все нормально. - Ну смотри, - чуть виновато, за то что пусть и вынужденно, но они исключили меня из своего разговора, согласился он. Я лениво перебираю в мыслях множество возможностей, чем бы мне занять сегодняшний, еще далеко не поздний вечер, но в результате продолжаю просто сидеть здесь и про запас впитывать в себя домашнюю атмосферу. Моей мечтой всегда был Суриковский университет, в просторечии попросту - "сурок". Но для того, чтобы ее осуществить, необходимо уже иметь художественное образование определенного уровня, и провинциальная художественная школа, которую я закончила параллельно с обычной, здесь совсем не подходит. И я сделала первые шаги на пути к своей цели, поступив в художественное училище. Родители были не в восторге от моего выбора, но неожиданностью он для них не стал - я рисую, сколько себя помню, посвящая этому занятию любую свободную минутку. И они не стали меня отговаривать, предоставив мне право решать самой, и дав возможность попробовать и понять, не ошиблась ли я в выборе. За что я им очень благодарна. И можно сказать, я была бы абсолютно счастлива, наконец занимаясь любимым делом, если бы не одно но. Я впервые уехала так далеко от дома, и ужасно скучала по городу, родителям, друзьям и Дику. Я конечно понимаю, что все это временно, я привыкну, обзаведусь новыми друзьями, и возможно, даже не захочу возвращаться назад, но пока мне нелегко. Встряхнувшись, я решаю отбросить неприятные мысли и наслаждаться моментом, пока он длится. В конце концов, до завтрашнего вечера, когда мне нужно будет опять уезжать - еще целая вечность... Но оказалось, что у будущего на меня совсем другие планы. Будущее... Очень часто нас ожидает совсем не то, о чем когда-то думалось и мечталось. Оно умеет разочаровывать и удивлять. Причем настолько, что нашей фантазии просто не хватило бы, чтобы вообразить то, что в итоге сбылось. Как оказалось, я не имела в запасе не только вечности, но и пары минут. В мгновение ока, моя жизнь навсегда разделилась на до и после. Я помню всё что случилось фрагментами, но в то же время на удивление четко, вплоть до запахов. Распахнувшаяся от сильного удара дверь, и заполнившие гостиную черные силуэты людей, в масках и с оружием. Ник закрывшийся моей мамой и странные, приглушенные звуки выстрелов. Одновременно с этим, метнувшийся через комнату отец, сбивший меня на пол и прикрывший собой. Его обреченная, давящая на меня и вминающая в пол, неподвижная тяжесть. Влажная, липкая теплота под ладонями. Ошеломляющее осознание непоправимости происшедшего. - Папа! Папочка! Внезапно оборвавшийся вдалеке крик матери. Неправдоподобно громкий щелчок выключателя и заливший гостиную яркий, болезненный после полумрака свет. Цветное пятно рассыпавшихся по полу астр. Хруст осколков вазы под тяжелыми ботинками. Чужая речь, лишь с иногда понятными для меня фразами, скорее не из-за плохого знания языка, а из-за того, что я и не пытаюсь понять. Мозг почти отключился под огромным и всепоглощающим ужасом случившегося. Слишком молниеносно, невообразимо и неправдоподобно то, что происходит. И над всем этим витает безмятежный запах осенних костров, с едва уловимым привкусом крови и пороха. И все же, одна из фраз, зацепилась за мое сознание: "The gal is alive", - "Девчонка жива" - это может быть только обо мне. Но я не успела осознать, что это может для меня значить, как чья-то сильная и равнодушная рука, оторвала меня от отца за шкирку как кутенка, и потащила за собой. Я кричу и отбиваюсь, но меня перехватывают так, что делать это становится почти невозможно и выносят во двор чуть ли не на руках. На улице стемнело и я вижу лишь силуэты и стоящую у открытых ворот дома, большую машину. Нет, пожалуй даже фургон, со включенным мотором и горящими подфарниками. К нему-то мы и направляемся. Краем глаза, в свете падающем из окна, я выцепила неподвижно лежащую тушку Дика в вольере. Так вот почему он замолчал и не поднял тревогу. Они убили его первым, сволочи! Я с новой силой задергалась в железных объятиях, но это ни к чему не привело. Лишь хватка стала совсем уж жестокой, выдавливая из меня остатки дыхания. Нормально вдохнуть я смогла лишь в фургоне, где мой похититель толкнул полузадушенную меня на сиденье, подальше от двери и предупреждающе направив на меня палец, скомандовал: "Sit. And shout up!" Моих познаний в английском, с лихвой хватило, чтобы понять - мне велели сесть и заткнуться. Впрочем, вторая часть приказа, явно была лишней и видимо носила чисто превентивный характер, ибо пусть и не по своей воле, но заткнулась я уже давно. Чуть отдышавшись, я затравленно огляделась и обнаружила что внутри мы не одни. Еще один такой же безликий мужчина в черном, при нашем появлении оторвался от монитора, по которому он внимательно за чем-то наблюдал, и бросив в мою сторону взгляд, похоже что-то спросил. Но мой конвоир, как мне показалось по интонации, ему не ответил, а скорее что-то приказал, не сводя с меня пристального взгляда, словно боялся, что стоит ему отвернуться - и я исчезну. И наблюдатель больше ни слова не говоря, открыл незаметную в стене панель, достал и протянул моему мучителю нечто, больше всего похожее на странный пистолет. Мой провожатый взяв его, вновь шагнул ко мне вплотную и не обращая внимания на мое сопротивление, схватил за горло и откинув голову, прижал пистолет к шее. Я ощутила укол, и за мгновение до того как на меня навалилась темнота, успела встретиться взглядом с до боли знакомыми карими глазами, глядящими на меня из под маски. Глазами Курта. Я резко села на кровати, хватая раскрытым ртом воздух. Меня трясло. Но почему? Почему? Почему именно это?! Я предпочла бы все что угодно, только не эти воспоминания. Почему не счастливые моменты детства? Да любые другие. Но вспомнила я то, что причиняет мне невыносимую боль. Права была Мэдлен. Даже несмотря на то, что она преследовала свои цели, она поступила со мной очень милосердно, забрав мои воспоминания и заменив их на другие. И лишь теперь, когда они вернулись, я в полной мере это осознаю. Хочется крикнуть - верните все обратно, я хочу опять ничего не помнить! Свернувшись клубком и зажав в зубах подушку, я сдавленно вою и давлюсь слезами. Знать и помнить - разные вещи. Очень разные вещи. Знать, помнить, чувствовать - безопаснее всего просто знать. Я на секунду замираю, ибо от этой мысли в моей голове словно со щелчком становится на место еще один паззл. И вновь взрывается ослепительно яркая вспышка. Я медленно, словно преодолевая сопротивление, открываю глаза. Белизна. Вокруг всё, абсолютно всё - белое, белое, белое. Болезненно яркий свет отражается от блестящих кафельных стен, большого, пожалуй даже огромного помещения. Множество фигур в белых халатах и масках, бесшумно и на мой взгляд бессмысленно, снуют каждый занимаясь своим, непонятным для меня делом, и почти растворяясь силуэтами на фоне стен. Белое на белом. Я делаю попытку поднять голову, но она словно налилась неимоверной тяжестью, и мне это почти не удаётся. Получается лишь чуть приподнять ее, скосить глаза вниз и обнаружить, что я лежу на чем-то вроде медицинской кровати, одетая в некое, довольно куцее подобие ночнушки. Естественно белое. С короткими рукавами и даже не закрывающее колени. Руки и ноги привязаны к кровати широкими ремнями. Коричневыми. Я со смутным недовольством поднимаю взгляд выше, не желая видеть что-то выбивающееся из общей успокаивающей белой гаммы. Медленно и равнодушно, взор скользит по правой руке, безучастно фиксирует иглу капельницы в ней, поднимается выше, останавливается на потолке и на какое-то время замирает. Я понимаю, что нахожусь в незнакомом месте, среди незнакомых людей, и притом в весьма сомнительном положении. Но меня это не беспокоит. У меня словно бы отключили все эмоции, оставив при этом память и разум. Да, я всё помню. Помню неподвижного отца и как меня оттаскивает от него, словно щенка за шиворот, беспощадно-сильная рука. Помню внезапно оборвавшийся крик матери, чужую машину, мертвого Дика, человека в маске, укол. Я помню всё. Но ничего по этому поводу не испытываю. Словно мне оставили одну лишь констатацию фактов. Ни горя, ни ненависти, ни страха. Ничего. Абсолютный ноль эмоций. Меня не волнует где я, и что со мной происходит. Скорее напротив, эта белая, выхолощенная комната, удивительно подходит к тому состоянию, в котором я нахожусь. Меня не пугает даже то, что я понимая как мое нормальное поведение отличается от того, что я демонстрирую теперь, не нахожу в этом ничего странного, хотя уже одно это должно было показать, насколько сильно со мной что-то не так. Физически я тоже не испытываю никакого дискомфорта. Я не хочу ни шевелиться, ни говорить, и вновь закрываю глаза. Звуков почти нет. Лишь мягкий, едва заметный гул, да редкое, чуть слышное, успокаивающее попискивание приборов. Не знаю, сколько времени я провела в этом состоянии странной апатии, но внезапно из полузабытья меня выдернул резкий и неприятный звук, отдающийся эхом от стен и удивительно неподходящий этому месту - звук каблуков по каменному полу. Я открыла глаза и увидела посреди комнаты тревожное темное пятно. Женщина в черном костюме, с красивым лицом, которое однако, чуть портит выражение холодной отстраненности. Её словно окутывает аура спокойной властности и неясной угрозы. И с ее появлением атмосфера в помещении незаметно, но сильно изменилась, стала напряженнее. Я всё так же ничего не испытываю, но это вторжение, в ставшую уже привычной обстановку, меня смутно беспокоит. Она тем временем подходит ближе и с любопытством, чуть наклонив голову к левому плечу, смотрит на меня. Нет, не с любопытством. Любопытство предполагает и некоторое дружелюбие, здесь же этого нет и в помине. Профессиональный интерес. Она смотрит на меня как ученый на лабораторную мышь. Я не могу сообразить, нормально ли это - ничего не чувствовать? Может это так и должно быть, может нет, и меня это не трогает. Но эта женщина мне не нравится, насколько кто-то может мне не нравиться в моем странном состоянии. Мне неприятен ее холодный, препарирующий взгляд. Я хочу чтобы она ушла, и преодолевая апатию, отворачиваюсь в противоположную от нее сторону. Теперь мой взгляд упирается в белую кафельную стену, рядом с которой стоит моя кровать. И в стене все равно отражается темный силуэт, но все же это лучше. Прохладные пальцы ложатся на мой подбородок и мягко но неотвратимо, поворачивают мою голову обратно. Почему она не хочет оставить меня в покое? Меня встречает мягкая, успокаивающая улыбка, но глаза остаются холодными, и я понимаю - улыбка лжёт. Отпустив меня, она подкручивает что-то на стойке капельницы, обернувшись командует: "Начинайте", и отступает вглубь. А меня обступают белые фигуры и начинается ад. Кровать регулируют так, чтобы придать мне полусидячее положение и обклеивают меня датчиками. И где-то посередине этого действа, на меня обрушиваются внезапно вернувшиеся эмоции. Прежде всего - дикий страх. Я жутко боюсь всех этих людей, и того, что они со мной делают, что вполне естественно в том положении, в котором я нахожусь. И помимо страха - ненависть. Я прекрасно понимаю, что они имеют самое непосредственное отношение к гибели моих родителей, и ненавижу смертной ненавистью всё, на что падает мой взор в этом месте. Где-то на задворках сознания, затаилось и горе по потерянной семье, но здесь и сейчас, меня слишком занимают проблемы текущего момента, чтобы сосредотачиваться на нём. Тем временем на голову мне надевают нечто вроде шлема и фиксируют так, что шевельнуть ей, я больше не могу. И через секунду мой мозг взрывается бессмысленной, хаотичной мешаниной мыслей, образов и звуков. Меня это жутко пугает. Инстинктивно я пытаюсь рвануться, но безуспешно, и я обреченно замираю и расширившимися от ужаса глазами, нахожу стоящую за белыми спинами темную фигуру. И именно на ней фокусируются все мои вернувшиеся чувства. Именно ее я боюсь и ненавижу. И как ни странно, только с ней, связана моя надежда на избавление от этого кошмара, и соответственно, хоть какие-то положительные эмоции в этом месте, ибо для меня нет никакого сомнения в том, что все остальные здесь - всего лишь статисты, инструменты, а командует парадом только она. И все время, пока я была еще в состоянии, я не сводила с нее глаз, пытаясь выцепить ее взгляд, чтобы умолять прекратить все это. Но постепенно, тошнотворная круговерть образов затягивает меня. Нарастает сначала тупая, давящая боль, а затем и острая, простреливающая виски. Перед глазами все чаще вспыхивают огненные вспышки, а звон в ушах усиливается до совсем уж нестерпимого уровня, переходя в ультразвук. И последним, что я увидела, перед тем как окончательно провалиться в черное, бесконечно вращающееся ничто, был темный, с выражением холодной заинтересованности, равнодушный взгляд. Очнулась я у себя в комнате. С усилием разжала намертво вцепившиеся в простыни руки, и пошатываясь побрела в ванную, где меня благополучно и вывернуло. Как я там говорила? Всё что угодно лучше чем мои предыдущие воспоминания? Ну да, ну да. Только что посетившие меня, если и не заткнули их за пояс, то во всяком случае идут вровень. У меня такое чувство, словно кто-то там наверху, задался целью разбить все мои иллюзии или просто издевается надо мной. "Говоришь, Мэдлен проявила к тебе милосердие, забрав твои воспоминания? Ну так вот тебе, смотри как оно было. Всё еще считаешь, что она милосердна?" По сути, она поступила неплохо, особенно если учесть, что выбора у нее и не было, но внешне это выглядело отвратительно и отталкивающе. Практицизм в чистом виде. И мне сейчас очень больно и неуютно. Но я вновь стараюсь оправдать ее. Судя по моим воспоминаниям, я с самого начала была под какими-то седативами. И хотя бы в этом, я пытаюсь найти хоть каплю хорошего к себе отношения или заботы с ее стороны, и убеждаю сама себя: "Ты только представь, во ЧТО превратилось бы твое пробуждение в Отделе и последующая процедура, если бы не это?" Но тут же с ожесточением одергиваю себя, не позволяя снова принять желаемое за действительное: "Просто твоя истерика мешала бы им работать. Вот и всё. А твоё душевное спокойствие никого не волновало. И меньше всех - её." Но все же, нет худа без добра. Эти воспоминания немного отодвинули и затмили собой, вновь ожившее горе от потери семьи. Нашарив в аптечке димерол, я проглотила сразу две таблетки, и зажимая раскалывающуюся от боли голову, поплелась в спальню. Но с содроганием глянув на разобранную кровать, решила - нет, хватит с меня на сегодня воспоминаний, спать я больше не буду. И тут же, к моему ужасу до меня дошло, что последний сеанс случился вовсе не во сне. Постанывая и придерживая готовую развалиться на части голову, я потащилась на кухню. Что-то я совсем погано себя чувствую. Просто на головную боль, которая нередко бывает у меня после того как я пытаюсь что-то вспомнить, это не похоже. Меня знобит и начинается кашель. Видимо, я банальнейшим образом простыла, после общения с Нейгером. Все-таки конец ноября не предназначен для лежания в холодном доме в одном топике. И значит, воспользоваться честно заработанными мною днями не получится. Обидно. А у меня были такие планы! Заварив себе чай с лимоном, я опять отправилась в ванную, шерстить аптечку на предмет чего-нибудь от простуды. Совершенно ожидаемо не найдя там ничего - потому как мне и в голову не приходило купить нечто подобное, словно попадание в Отдел уже исчерпало все могущие случиться со мной в жизни неприятности и перенесло в другую реальность, где такие банальные вещи как простуда, просто не существуют, я все же легла спать. И к счастью заснула, пусть тяжелым, болезненным, на грани бреда сном, но без всяких воспоминаний. Хотя, казалось бы, чего теперь-то мне бояться? Самые страшные из них уже были. Но с другой стороны, я и раньше так думала, и кто знает, какой еще сюрприз может преподнести моя память? Проспав без малого часов десять, на следующий день ближе к обеду, я все же смогла собраться и доползти до ближайшей аптеки и купить все необходимое. С этого момента, я хоть и потихоньку, но пошла на поправку. И пользуясь тем, что в голове прояснилось, я раз за разом, вновь и вновь, мысленно прокручивала воспоминания, раскладывая их по полочкам. Но было бы большим преувеличением сказать, что я вспомнила все. Память вернулась ко мне как-то избирательно. Например интерьеры, виденные ранее лишь на плохо снятом видео, показанном мне Мэдлен в тот день, когда она открыла мне правду, теперь стали близкими и родными до последней черточки, но при этом, я так и не вспомнила, как звали мать и отца. Я помню, что уехала учиться далеко от дома, и что сильно там скучала, но понятия не имею, куда именно, и даже где конкретно жила сама. И как я ни стараюсь, перед глазами лишь всякий раз встает мутная пелена, словно на этих воспоминаниях стоит более сильный блок. А меня неотступно терзает один вопрос. Несомненно, что в тот день, в нашем доме был именно Курт, в этом я не могла ошибиться, и скорее всего он был со своей группой. Конечно бывает по разному, но почти всегда - именно так, а это значит, что возможно, мне приходится работать с убийцей моего отца. И эта мысль не дает мне покоя. Я конечно и раньше знала, что это был кто-то из Отдела, но одно дело думать что это некто далёко-абстрактный и совсем другое - что это тот, с кем почти каждый день работаешь бок о бок и прикрываешь друг другу спину. И я помимо воли, ибо прекрасно понимаю, что это знание ничего хорошего мне не принесет, пытаюсь вычислить, кто бы это мог быть, помимо самого Курта. Вполне вероятно, что за масками скрывались те, кого я сейчас прекрасно знаю, с кем вижусь и общаюсь чуть ли не каждый день. Неужели они ничего не чувствуют? Я всё понимаю, но чем больше я узнаю, тем мне тяжелее. Возможно, пройдет время и я сживусь с этой мыслью, но пока я не могу не думать, вспоминая знакомые лица оперативников: "Не он ли?" И я уже совсем другими глазами смотрю на тех, с кем отработала почти целый год. Вот например Род Спенсер. Высокий, широкоплечий, атлетически сложенный. С русыми, чуть волнистыми волосами и мягкими чертами лица, он больше всего был бы похож на большого плюшевого мишку Тедди, если бы не... не угрюмость, нет, скорее постоянная погруженность в себя. Он всегда спокоен, молчалив, в работе безукоризненно точен, и я ни разу не видела как он улыбается. Говорит лаконично и только по делу, но при этом делает это совершенно свободно, без напряга, у него нет проблем в общении с людьми, просто он не хочет это делать тогда, когда без этого можно обойтись. Курт, Спенсера пожалуй даже уважает. Во всяком случае неформально, командование группой в отсутствии Курта, само собой переходит именно к нему. И справляется он с ним так же чётко и немногословно, как и со всем, что он делает. Я чувствую, что Спенсер хороший человек, но он меня необъяснимо напрягает. Есть в нем какой-то надлом. Мне кажется, что он несчастен в Отделе. Не то чтобы здесь хоть кто-то мог быть счастлив, но бывают те, кто приспособился лучше, и те кто хуже. А он всё держит в себе, и неизвестно в какой момент у него окончательно сорвет крышу. Не хотелось бы мне тогда оказаться рядом. Хотя возможно, я ошибаюсь, и его спокойствие и безэмоциональность есть обдуманное и взвешенное принятие обстоятельств, а вовсе не то, что я там себе напридумывала. Курт ведь тоже такой, но для него это выглядит естественно, а для Спенсера - нет. С другой стороны я и сама не особо общительна, избрав для себя эту манеру поведения еще со времен моего провокаторства. Сначала вынужденно, а потом уже не в силах, да по большому счету и не желая выйти за рамки сложившегося обо мне мнения. Я была и оставалась одиночкой даже в группе. Ситуация начала потихоньку меняться лишь полгода назад, когда на смену погибшему Монро, пришел Чин Ли. Возможно это совпадение, просто подошло время и я сама начала постепенно оттаивать, а возможно, в нашей группе, где собралось слишком уж много чересчур серьезно относящихся к жизни людей, не хватало именно такого как Чин Ли. Скорее всего кореец, но я не уверена точно, да и какая разница? В Отделе национальная принадлежность никого не волнует, если только от нее не зависит выполнение задания. Чуть моложе двадцатисемилетнего Спенсера. Среднего роста, с отличной фигурой. Гибкий, пластичный, с плавной текучестью движений, как у хищной кошки, но при этом артистичный и аристократичный, и кроме имени и внешности ничем не отличающийся от типичного европейца. Его английский - безупречен, в отличие от моего, в котором все же слышится некоторый акцент. А насчет того, на каком уровне у него французский - я не в курсе, в Отделе и на задании, между собой мы общаемся на инглише, а кроме этого, я с ним нигде больше не пересекалась. В нашей команде он оказался словно глотком свежего воздуха. Не легкомысленный, вовсе нет, он однако умеет так уместно и вовремя пошутить, что даже никак не отреагировав на его шутку, ты вовсе не чувствуешь себя неловко, а обстановка тем временем разряжается сама собой. И к жизни он относится настолько легко, насколько это возможно в Отделе. И мне это импонирует. Он такой, какой мне самой хотелось бы быть. С его приходом, я по большей части стала работать вторым номером, а он, снайпер от Бога - занял моё место. Но я на него не в обиде, мне всё равно. В общем, пожалуй можно сказать, Ли мне нравится больше всех в группе. Не считая Курта. С ним у нас отношения особые, не подпадающие под категорию: нравится - не нравится. Слишком много нас связывает серьезного. Да - Курт это отдельная тема. Ну и наконец Винс Тэйлор. Чуть за тридцать, он ближе всех по возрасту к Курту. Высокий, темноволосый, худощавый. С желчным и язвительным характером, довольно неприятный в общении. В самом начале, когда я только начинала работать, Тэйлор принял по отношению ко мне покровительственно-снисходительный тон. И тогда меня это не особо волновало. Я осваивалась, привыкала и втягивалась в работу. Но теперь, спустя почти год, меня это начинает раздражать. В последнее время я пару раз с трудом удержалась, чтобы не поставить его на место. Меня останавливает лишь то, что Курт сразу и жёстко пресекёт все выяснения отношений в группе. А я меньше всего хочу выступить в роли возмутителя спокойствия и заработать его недовольство. Я не хочу ссориться с Куртом и сама понимаю, что выяснять статус-кво лучше не на задании. Но помимо работы, мы больше нигде не пересекаемся, не свидание же ему назначать, чтобы набить морду? Иногда, когда миссия того требует, с нами ездит и Дерек, но бывает это не постоянно, и полноценным членом команды я его все же не считаю. Но в свете волнующего меня вопроса, алиби и у него тоже нет. Хотя, с того памятного для меня дня, прошло уже два года, и с Куртом мог быть кто угодно. Может тех людей давно и в живых-то нет. Самое разумное - перестать об этом думать, но я не могу, и пытаюсь прикинуть, как бы раздобыть информацию. Спросить у Курта? Он может догадаться об истоках моего интереса и ничего хорошего из этого не выйдет. Одним из условий проекта "Фантом", было обязательство сообщать Мэдлен обо всём что я вспомню. А мне, во всяком случае пока, не хочется этого делать. Но придется, если Курт поймет, что я вспомнила тот день. Донесет - не донесет, рисковать и молчать, в таком случае я не буду. А я хочу сначала сама сжиться, свыкнуться со своими воспоминаниями, чтобы иметь возможность спокойно и без эмоций, рассказать ей. Тогда, когда я буду к этому готова. Какие еще у меня возможности? Попробовать самой залезть в систему? Я не самоубийца. Попросить Биркофа? Это все равно что сказать Мэдлен. Он хороший парень, но живет по правилам. Всё, круг замкнулся, остается только изводить себя мыслями, что я с упорством обреченного и делаю. А на третий день моего затворничества, ко мне зашел Курт, чего я совершенно не ожидала. Я надеялась, что Мэдлен будет честно соблюдать свой договор, и поэтому встретила его довольно неласково. Выглянув из-за двери и не открывая ее целиком, я настороженно спросила: - Тебя послала Мэдлен? - Нет. Я зашел узнать, как у тебя дела. - Всё нормально. Но он проигнорировал мое утверждение: - Ты что, болеешь? - Да, - не стала я отрицать очевидное. - Но мне уже лучше. Курт с сомнением окинул взглядом ту часть моего лица, что была ему видна из-за двери и спросил: - Могу я войти? - Да, конечно, - все еще не зная, как воспринимать его визит, разрешила я, отступая от двери и давая ему пройти. Закрыв ее за собой и окинув мимолетным взглядом прихожую, он сосредоточил свое внимание на мне: - Ты плохо выглядишь. - Я просто простыла. Все будет в порядке. - И давно ты простыла? - С того дня, как вернулась с задания. А что? - Почему ты не обратишься за помощью в Отдел? Там тебя быстро поставят на ноги. - Нет! - с излишней поспешностью, и пожалуй даже испуганно, отказалась я. И в ту же секунду поняла, что этим пожалуй, выдала себя с головой и дала ему повод что-то заподозрить. Курт удивленно вскинул глаза, но я совладав с эмоциями, и внутренне кляня себя за несдержанность, уже спокойно добавила: - В этом нет необходимости. Ну как я могу ему объяснить, что несмотря на то, что в общем-то он прав, я даже подумать не могу без содрогания, об отделовских медиках и медблоке. Слишком свежи в памяти недавние воспоминания о моей полнейшей беспомощности и боли, пережитой там. - Ну что ж, как хочешь, - не стал настаивать Курт. - Может тебе что-то нужно? - Нет, спасибо, у меня все есть, - и я еще раз добавила, пытаясь убедить то ли его, то ли себя. - У меня все нормально. И без всякого перехода, ощущая, как наливается ватной слабостью от страха все тело и примерзают к полу ноги, я неожиданно спросила: - Это ты убил моего отца? Мгновенное ошеломление в ту же секунду сменилось на его лице непроницаемой маской: - О чём ты? - Не притворяйся, - устало попросила я. - Ты был в тот день у нас в доме. Ты тащил меня к фургону. И ты вырубил меня. - Ты всё вспомнила, - констатировал он. - Не всё. - И чего ты хочешь? - Правду. Это ты его убил? - Если ты будешь знать, это для тебя что-то изменит? - Может да, может нет. Не знаю. - Некоторые вещи лучше и не знать. - Это признание? - Это дружеский совет. Курт окинул меня задумчивым взглядом и направился к выходу. И похоже, мое подсознание живет своей собственной жизнью, ибо он уже открыл дверь, когда я опять неожиданно для себя, поблагодарила его: - Спасибо, что зашел. Он на мгновение приостановился, не обернувшись, и вышел тихо закрыв за собой дверь. А я осталась стоять со странным теплым чувством в груди. Почему-то я рада тому, что он навестил меня. И в конечном итоге, может он прав? Знать, помнить, чувствовать? Иногда лучше даже не знать. Вызов в Отдел последовал на следующий же день, после окончания моего незапланированного и так бездарно профуканного отпуска. И застал меня уже в нормальном состоянии, я почти совсем оправилась от болезни. В Отделе я появилась на два часа раньше назначенного срока, пожертвовав ради этого завтраком, и с намерением сначала разделаться со своей неприятной обязанностью, направилась к Мэдлен, предварительно осведомившись у Биркофа, у себя ли она. Войдя в кабинет, я дождалась ее сухого: "Слушаю", и начала рассказ. За прошедшее время, эмоции улеглись и я смогла отстраненно и бесстрастно изложить суть, вынеся за скобки свои переживания, одновременно исподтишка наблюдая за Мэдлен и ища хоть малейшие признаки неловкости с ее стороны. Но тщетно. Даже меня, это похоже смущает больше чем ее. Мне неловко из-за того, как она поступила со мной, а для нее это в порядке вещей. И если бы я не была так увлечена своими поисками чувства вины на ее лице, то гораздо раньше заметила бы, что над моей головой сгущаются тучи. Мэдлен молча и как-то хмуро выслушала мой доклад, все так же молча, холодно кивнула в знак того, что приняла его к сведению, и поняв, что я закончила, и как-то странно глядя на меня, поинтересовалась: - Это всё? - Да, - не подозревающая никакого подвоха, удивленно ответила я. - На следующие полтора месяца, ты лишаешься выходных, - равнодушно проинформировала меня Мэдлен. Не чувствующая за собой никакой вины, ошеломленная и прибитая новостью, я потрясенно спросила: - За что? - Месяц - за несоблюдение секретности. И две недели - за попытку это скрыть. Тебе был отдан ясный и прямой приказ не разговаривать ни с кем, о том, что хоть как-то может касаться проекта "Фантом". Ты его нарушила. - Но... - попыталась было возразить я, и была прервана еще более похолодевшим голосом Мэдлен. - То, что Курт уже в курсе, тебя ни в малейшей степени не оправдывает. К твоему сведению - если бы это было не так, то столь легким наказанием, ты бы не отделалась. И не терпящим возражения тоном, она пресекла все мои жалкие попытки оправдаться: - Ты свободна. И когда я уже подходила к двери, меня догнало ее брошенное мне в спину: - Ах, да. Тебе НУЖНО еще раз напомнить о необходимости держать язык за зубами? - Нет. Простите. Это больше не повторится, - и с побитым видом я выскользнула из кабинета. Оказавшись в коридоре, оглядевшись по сторонам и никого не увидев, я чтобы хоть чуть-чуть выпустить пар, треснула кулаком в стену, и с ожесточением выругалась: "Черт! Черт! Черт! Идио-отка!" С чего интересно я решила, что на Курта приказ Мэдлен не распространяется? Но если уж быть совсем честной, то в тот момент я вообще об этом не думала. Окажись на его месте кто-то другой, я точно так же могла бы сорваться. Я не контролировала себя - это правда. Так что наказание вполне заслуженно. Надеюсь, это научит меня держать себя в руках и стать умнее. Интересно, сколько они мне там между выполнением заданий времени на отдых и сон дадут? Часов шесть? Восемь? Думаю, это будет зависеть от того, насколько Мэдлен мной недовольна. Я конечно вольна буду распоряжаться ими по своему усмотрению, насильно держать в Отделе меня никто не будет, но тратить столь драгоценное время на дорогу до дома и обратно, а не на сон - попросту глупо. Так что, на ближайшие полтора месяца - прости прощай моя уютная квартирка, и здравствуй отделовская комната для отдыха. Вот уж воистину, все познается в сравнении, и сейчас моя недавняя жизнь, показалась мне чуть ли не раем. Хотя, для меня такое наказание не впервой, подобное уже было во время моего обучения, только в еще более жёстком, если не сказать жестоком варианте. Помнится, в первые три дня, времени на сон мне почти совсем не оставалось, а в остальные семь - по два-три часа, урывками. Да, Мэдлен промурыжила меня своими дополнительными заданиями целых десять дней, а чтоб неповадно было веселиться на ее уроках. Жить захочешь - выдержишь. Но блин... полтора месяца! И Курт... не знаю почему, но я от него такого не ожидала. Жалкий доносчик. Настроение испортилось капитально. А до брифинга, на котором хочешь не хочешь, а по-любому отвлечешься, еще порядочно времени. И я решила сходить в отделовскую столовку, позавтракать. Идти для этого в город и тем паче возвращаться домой, смысла нет, могу и не успеть к брифингу, а мне сегодня только этого еще для полного "счастья" не хватало. И голодной оставаться тоже не дело, кто знает, как оно там все повернется, может и сразу же выезжать нужно будет. На входе в столовую, я столкнулась с группой новичков под руководством Родригеса. Привычно выцепив среди них взглядом Аннет, я невольно присвистнула. Похоже, не у одной меня день сегодня не задался. Всё ее лицо в начинающих наливаться бордовым цветом, синяках. И походка какая-то странная, но знакомая. Такая бывает, когда тебя пару раз с размаху к матам припечатают. Конечно, на тренировках всякое бывает, но это как бы уже слишком. И я наплевав на то, что Мэдлен скорее всего об этом узнает, решительно направилась к Родригесу. С некоторых пор я стала относиться ко всему проще. Мэдлен в курсе, что в каком-то смысле, Аннет моя протеже, так зачем скрывать свой к ней интерес, она все равно о нем знает. Лучше я воспользуюсь ситуацией. Подойдя к Родригесу, я вежливо поинтересовалась: - Ты не против, если Аннет позавтракает со мной? Не беспокойся, я ее не задержу. Родригес смерил меня взглядом, но все же видимо вспомнив, что в самом начале тренировала Аннет именно я, разрешил. Я кивнула с интересом поглядывающей в нашу сторону Аннет, на свой столик, и она с видимым удовольствием присоединилась ко мне. Дождавшись, пока она усядется, я напряженно спросила: - Что случилось? На что Аннет весело хмыкнула: - Да расслабься ты, все нормально. - Нормально? Ты себя в зеркале видела? - Видела. О, что-то новенькое, - кивнула она на мои едва заметные и почти совсем уже зажившие ссадины от ремней на руках. - Не расскажешь? - Нет. - Ну и ладно. Я опустила рукава пониже, вот ведь глазастая, и вновь настойчиво спросила: - Так что случилось? - Попыталась дать в морду Стиви. - Стиви? Зачем? Ты что, идиотка? - и вспомнив себя, я чуть было не добавила - тоже. - Идиотка, - согласилась Аннет. - Но не потому, почему ты думаешь. И снисходительно и насмешливо глянув на меня, она поинтересовалась: - Так тебе рассказать, как все было, или будем слушать какая я дура? - Валяй, - хмуро буркнула я. - Ну так вот. Сегодня на занятиях в тренажерке, замечаю я одно весьма примечательное для меня лицо. Ба-а, и кто же это? Да это Стиви, собственной персоной, тот самый, который интересовался, когда же я наконец возьму интервью у шефа. Разве могла я его забыть? Что поделать, я злопамятна. - И что? - Ну как что. Я не смогла удержаться. Решила доставить себе удовольствие, ведь здесь это такая редкость. Незаметно переместилась к нему поближе, дождалась, когда он закончив тренировку будет проходить мимо, и от души врезала по его подлой морде. Я недоверчиво хмыкнула, и Аннет нимало не смутившись, согласилась: - Ну да, попыталась врезать. И вместо этого, почему-то в ту же секунду припечаталась лопатками к полу. - Естественно. Против Стиви у тебя ни малейшего шанса. - Я знаю, но когда это меня останавливало? - лукаво подмигнула она мне. С учетом того, что глаз у нее наполовину заплыл, выглядело это довольно дико и в то же время комично. И все же, судя по всему, несмотря на жуткий вид, на аппетит ее состояние не повлияло. Рассказывая, она уминала свою порцию, при этом морщась, когда случайно задевала разбитую губу. - И что дальше? От этого у тебя не было бы таких синяков. По тебе словно каток прошелся. - Дальше... Да, ты права. Стиви меня больше не тронул, но уходя, коротко так глянул на Родригеса, словно говоря: "Уйми свою шавку". Вот он и унял. - Он тебя просто избил? - неверяще переспросила я. - Нет конечно. Он сделал это под видом учебного поединка. И чуть помолчав, она задумчиво протянула: - Знаешь, наверное я сама виновата, что он меня так отделал. - Нисколько не сомневаюсь, - язвительно вставила я. - Просто всякий раз, когда он сбивал меня с ног, я опять поднималась и шла на него. Упрямство - еще одна черта моего характера, - констатировала она. - Он прекратил экзекуцию, лишь когда я не только уже подняться с пола не смогла, но и сил и желания шевельнуть хоть пальцем, у меня не осталось. Как он там сказал, нависнув надо мной? Ах, да - "Будешь продолжать в том же духе, я из тебя эту дурь совсем выбью, вместе с остатком мозгов." - И правильно, - одобряюще кивнула я. - Правильно? - странно посмотрела на меня Аннет. - Ты сначала дослушай что он сказал дальше. Видимо поняв по моему упрямому взгляду, что меня такие мелочи не остановят, сменил тон и уже по хорошему поинтересовался, что я к нему вообще прицепилась-то? Я ответила, что за мной должок. Ну и помимо того, что мне еще очень долго тренироваться надо, чтобы его отдать, он сообщил, что Стиви здесь вообще ни при чем. Это оказывается была твоя идея. Я вздрогнула. Твою ж мать. Родригес оказывается в курсе моего метода выведения Аннет из ступора, в котором она была попав в Отдел. Видимо, это вошло в ее досье. И видимо, никто не посчитал нужным скрывать это от Аннет. Блин, неловко-то как. - Вот поэтому и получается, что я идиотка, - продолжила Аннет. - Знай я об этом с самого начала, я не полезла бы к Стиви. - И вместо этого попыталась бы дать в морду мне? - горько спросила я. - Так еще не поздно, воспользуйся случаем. - Нет уж, на сегодня трёпки мне вполне достаточно, - трогая опухшую губу не согласилась Аннет. - На самом деле, я ведь понимаю, почему ты так сделала, и пожалуй даже благодарна тебе. - Серьезно? -Да. У меня словно камень с души свалился. Я не хотела с ней ссориться, но не была уверена, что она благосклонно воспримет эту новость. - И еще я благодарна Родригесу. - За то, что он тебе все рассказал? - Нет. За то, что просто избил. Мог ведь пальцем не тронуть, но доложить. - А с чего ты взяла, что он этого не сделает? Одно другому не мешает. - Нет. Он не такой. Я разбираюсь в людях и моё чутье меня еще не подводило. Если бы он хотел меня сдать, то не тронул бы. Лучше уж так, чем карцер, - вздохнула она. - А ты уже успела и там отметиться? - с невольным восхищением, обалдело спросила я, правда при этом умолчав, что в свое время отсидела там же целый месяц. Хотя уверена, это произвело бы на Аннет неизгладимое впечатление. Поди сразу же начала бы прикидывать, ЧТО я должна была сделать, чтобы заслужить такую кару, и мой авторитет в ее глазах несомненно вырос бы. Но лучше уж не надо. Она вовсе не нуждается в дурном примере, у нее и у самой неплохо получается. - Да, неделю, - немного смущенно призналась Аннет. - Ну ты даешь. У меня такое чувство, что мы с тобой поменялись местами. Мне как будто уже под тридцатник, а ты чудишь, словно еще не вышла из тинейджерского возраста. - Да нет, дело не в этом. Просто ты порядочная трусиха. Ну подумай сама - не убьют же они тебя, если ты совсем чуть-чуть, как следует расшевелишь это болото? Зато какое удовольствие наблюдать за их недовольными рожами! - Не убьют, говоришь? Меня вот например, один раз чуть не убили, - припомнила я случай с Мэдлен и револьвером. - Правда что ли? Неужели и ты могла что-то учудить? Давай, колись, рассказывай, - она даже есть перестала и с нетерпением заерзала, но болезненно поморщившись, вновь замерла, стараясь не делать резких движений. - Да и рассказывать-то особо нечего. Я просто отвесила кое-кому пару пощечин, на уроке Мэдлен. - Самой Мэдлен, да? - оживленно подкинула версию Аннет. - Кха, - я даже подавилась, услышав это. - Конечно нет. - А жаль, - разочарованно протянула Аннет. - Да иди ты. Ты вообще можешь быть серьезной? - Могу. Но не хочу, - вновь заулыбалась Аннет. И глядя на нее, я невольно улыбнулась тоже. Несмотря на синяки и на то, что ей явно больно сидеть, она прямо-таки лучится торжеством и весельем. Для меня такое расположение духа, не то что в первые месяцы, а и во весь первый год, было совершенно немыслимо. - Ну и чему ты радуешься? Тому, что тебя отметелили на тренировке? - Нет, не этому. Странно, что тебе нужно объяснять. Конечно же тому, что я не изменила себе. - И надолго тебя хватит, с таким настроем? - скептически поинтересовалась я. - Хватит. И никакие Мэдлен и Родригесы этого не изменят. - Ну-ну. Сохранить себя в Отделе - практически невозможно. И чем раньше ты это поймешь, тем лучше для тебя. А Мэдлен здесь и вовсе ни при чем, она просто делает свою работу. У нее выбор еще меньше чем у нас. - А ты смотрю, ее все так же защищаешь? Но она не нуждается в твоей защите, и ты это прекрасно знаешь. Кто бы тебя от нее защитил. - Мне это не нужно, - возмутилась я. - Угу, конечно, - скептически фыркнула Аннет, и чуть помолчав, задумчиво продолжила. - Знаешь, в этом есть что-то ненормальное. Восхищаться Мэдлен можно только находясь от нее на безопасном расстоянии. Причем, похоже, никакое расстояние для этого не будет безопасным. По-моему, тебе просто не хватает матери, и ты пытаешься найти ее в Мэдлен. Но это глупо. - Замолчи, - оборвала я ее, и видимо сделала это таким тоном, что Аннет и правда заткнулась, но не потому что испугалась, а поняв, что задела за что-то очень больное. А я помолчав, чтобы чуть сгладить резкость, добавила. - У тебя она хотя бы жива. - Извини, я не знала, - на самом деле виновато, проговорила Аннет. - Откуда тебе знать. Ты вообще ничего обо мне не знаешь, - буркнула я. - Так расскажи, - тихо попросила она. На что я лишь несогласно мотнула головой, сдерживая подступающие слезы. - Ну как оно там? - внезапно спросила Аннет. - Где? - не сразу въехала я в столь резкую перемену темы. - На воле. - А-а. Сыро. Грязно. Холодно. Ты не много потеряла. Аннет согласно кивнула, но тоскливое выражение ее лица без слов сказало мне, что она многое отдала бы, чтобы сейчас оказаться там, где так сыро, грязно и холодно. Все ее торжество и веселье исчезло, и я поняла, что она лишь пытается прикрыть ими те же самые страх, тоску и отчаяние, что в свое время терзали и меня. И это странным образом меня успокоило. Вот это - нормальная реакция, а на том экзальтированном веселье, которое она мне демонстрировала в начале нашего разговора, в Отделе далеко не уедешь. Хотя может я и не права, и маскирую этими мыслями свою собственную слабость духа. - Вас не выводят наружу? - не подумав, спросила я. - Нет, а вы что, бывали снаружи? - по безумной надежде, мелькнувшей на лице Аннет, я поняла, что она решила, раз я спрашиваю, то значит нас - выводили, и значит это возможно и для них. - В первый год - нет. Надежда вновь сменилась на уныние. И это я еще немного приврала. Я - особый случай, из-за Бергмана, а вот Аннет может безвылазно просидеть в Отделе и еще дольше. Но знать ей сейчас об этом не обязательно. Ей и так хреново. - Аннет, пошли, - раздался оклик Родригеса. - Иди, не раздражай его, не заставляй себя ждать, - посоветовала я. - И не нарывайся там. - Это уж как получится, - и Аннет кивнула мне, поднимаясь и направляясь к группе. - Ну ладно, увидимся. - неловко попрощалась она. И лишь сейчас до меня дошло, что она намеренно сменила тему, сместив фокус с меня на себя. Заставив ее этим пожалеть, и я купилась. Вот пройдоха. Я усмехнулась. Но что ни говори, а это часть ее обаяния. И все же меня тревожит ее поведение. Помнится, Мэдлен упоминала, что у Аннет будут проблемы с дисциплиной, и оказалась как всегда права. Несомненно, зам шефа в курсе всех ее выкрутасов и неизвестно когда она может решить, что Аннет перегибает палку и возиться с ней не стоит. Так что надеюсь интуиция журналистку не подводит, и Родригес и правда не доложит о последнем инциденте. Часть 2. На брифинг я пришла чуть загодя, почти одновременно с остальными членами группы, и уселась между Тэйлором и Спенсером, намеренно избегая взглядом Курта. Я прекрасно понимаю, что сейчас не лучшее время и место, для выяснения отношений, да и по большому счету, в чем я могу его обвинить? Он в своем праве. Но все же я не могу удержаться от мелких, булавочных уколов. И именно это демонстративное игнорирование и даёт ему понять, что я обижена. Ну во всяком случае, должно давать. Если он вообще его заметит, и если Курта это хоть в малейшей степени трогает. Впрочем, в эти игры я играю лишь до появления шефа и Мэдлен. Уж в том, что она считывает все изменения в поведении оперативников на раз, я не сомневаюсь. А зачем мне лишняя головная боль? Начальство появилось как всегда вовремя, и заняло свои обычные места - Мэдлен уселась слева, во главе стола, а шеф - напротив группы, на противоположной его стороне. Взяв в руки пульт и включив экран, он начал инструктаж: - К нам поступили сведения о том, что шотландские националисты планируют совершить теракт долженствующий повторить то, что случилось в '88-м году над Локерби. Спецслужбам удалось выйти на след одной из ячеек "Независимой Шотландии", осуществлявшей подготовку к теракту, и состоящей из двух членов группировки, и почти удалось их взять. Но эти двое внезапно растворились в районе города Элгин, недалеко от побережья, там же, в Шотландии. Наши коллеги думают что террористам помог кто-то из местных, но их полномочия ограничены, оставаясь в рамках закона они действовать не могут. И несмотря на то, что шанс накрыть ячейку и через нее выйти на всю организацию был более чем реален, им пришлось отступить. Они передают это дело нам. Как частенько бывает, когда инструктаж ведет шеф, под его сухой и монотонный голос, меня начало клонить в сон. Я конечно понимаю, что он говорит важные вещи, но ничего не могу с собой поделать, и прикладываю титанические усилия, чтобы это было не заметно. Шеф тем временем кивнул в сторону Биркофа, и тот продолжил вместо него: - Возможность работать по горячим следам мы упустили, придется выкручиваться иначе. Мы провели предварительное расследование и выяснили что наибольшее подозрение вызывают три семьи, проживающие в районе исчезновения террористов: Маккормик, Стаммер и Бёрнс. У Маккормиков зафиксировано поступление на счет крупной суммы денег, на первый взгляд ничем не оправданное. Но счет с которого перевели сумму вполне легален и сейчас мы занимаемся выяснением обстоятельств. У Стаммеров обнаружен счет открытый полтора года назад через подставное лицо. Время от времени на него поступают деньги. Суммы и периодичность постоянно меняются, но последнее поступление с некоторой натяжкой можно соотнести по времени с исчезновением террористов. Источник поступления денег не выяснен. Счета, с которых перечисляли суммы, сразу же закрывались, и отследить их у нас пока не вышло. Ну и Эндрю Бёрнс - его счета остались неизменны, но в последнее время он совершил несколько крупных покупок, не соответствующих его финансовому положению. Биркоф замолчал и слово вновь взял шеф, предварительно скользнув по мне неодобрительным взглядом, но к счастью, ограничившись лишь им. Но мне и этого хватило, чтобы вся сонливость моментально улетучилась. - Это косвенные доказательства, но других зацепок у нас пока нет. Возможно всему этому есть банальные объяснения, но это может быть и след "Независимой Шотландии". Мистер Биркоф работает над этим, но просто ждать результатов расследования мы не можем. Необходимо дополнительно разобраться на месте. Шеф глянул на Мэдлен и передал ей пульт, явно закончив вступительную часть, значит настало время подробностей. Мэдлен не вставая с места и не меняя непринужденной позы, щелкнула кнопкой и продолжила вместо него: - Тэйлор и Ли, возьмут на себя Маккормиков. На экране иллюстрируя ее слова, появились мужчина и женщина, средних лет, позирующие на фоне весьма недурного коттеджа. Да и сами они словно сошли с обложки модного журнала. Она изящная, но при этом вовсе не миниатюрная и не изнеженная, платиновая блондинка, со стрижкой каре, а он - просто образец мужественности, во всяком случае для того, кто привык доверять мнению глянцевых журналов. В волосах благородная седина, которая лишь добавляет шарма, а вот подбородок на мой взгляд тяжеловат, но это всего лишь, вопрос вкуса. Одеты вроде бы неброско, но от этой простоты и идеальной выверенности деталей, за версту пахнет деньгами. Большими деньгами. Холеные лица и белоснежные улыбки также полностью соответствуют образу. Но несмотря на сияющие улыбки и показное дружелюбие, было в их лицах нечто хищное и неуловимо похожее, что у нее, что у него. Впрочем я никогда не была хорошим физиономистом, и запросто могу ошибаться. Аннет бы сюда, с некоторым сожалением подумала я. - Энгус и Кэрол Маккормики. Пятьдесят пять и сорок восемь лет, соответственно. Занимались недвижимостью, но в последние пару лет отошли от дел. Сейчас живут в свое удовольствие. Много и регулярно путешествуют, увлекаются конной охотой, держат пару гунтеров. Жить привыкли на широкую ногу. И теперешний уровень доходов не покрывает их потребностей. Они вполне могли соблазниться крупной суммой, - констатировала Мэдлен и вновь нажала на кнопку, переходя к следующим претендентам на сомнительную роль. - Стаммерами займутся Спенсер и Леклерк. Фото лощеной парочки сменилось на семейную фотографию. Молодая, счастливо улыбающаяся в объектив пара и двое детей. Один мальчик - совсем маленький, второй постарше, лет пяти. - Грейс Стаммер, двадцать пять лет. С прошлого года вдова. Ее муж, Гэри Стаммер погиб в автокатастрофе. Двое детей - Крис и Джой. На данный момент им шесть лет и три года. Счета Стаммеров вызывают наибольшее подозрение, но с другой стороны, за полтора года снимали деньги с них только пару раз. Причем оба раза в самом начале. В дальнейшем осуществлялись лишь поступления, и это не вписывается в психологический портрет людей, сотрудничающих с террористами из-за денег. Сама Грейс несмотря на то, что располагает довольно внушительной суммой, живет более чем скромно. Работает на полставки там же, в Элгине. Почти все свое свободное время посвящает детям. - Курт, - Мэдлен снизошла до кивка в его сторону, явно выделяя из нас, и давая этим понять, что с предыдущими претендентами она закончила, - На тебе общая координация действий, и кроме того ты проверишь Эндрю Бёрнса. Шестьдесят пять лет, отставной военный. Отличный послужной список. Ранее ни в чем незаконном замечен не был, но всё это не отменяет того факта, что он приобрел яхту стоимостью почти в полмиллиона долларов . - И Дерек, ты отвечаешь за связь, прослушку и транспорт. Обведя группу взглядом и убедившись, что все уяснили свои задачи, Мэдлен продолжила: - Вечером вы вылетаете в Шотландию. В зависимости от результатов расследования будьте готовы осуществить захват и доставить виновников для допроса в Отдел. Более подробная информация на ваших панелях. Через два часа предварительный план операции - мне на стол. Все свободны. Провожая взглядом уходящих шефа с замом, я успела прокрутить в мыслях, что Спенсер для меня пожалуй, не лучший расклад, я предпочла бы оказаться в паре с Ли, ну или несмотря ни на что, с Куртом. Но спасибо уже и на том, что это не Тэйлор. Интересно, чем руководствовалась Мэдлен, составляя пары? И в курсе ли она, что мы с Винсом недолюбливаем друг друга? Поднявшись из-за стола, я направилась было вслед за Спенсером к системному отделу, но Курт придержал меня за локоть и мягко направил в сторону бокового коридора. Я смерила его нелестным взглядом, но пошла за ним, как он и хотел. Укрывшись за поворотом подальше от любопытных глаз, он рывком развернул меня к себе и тихо поинтересовался: - О чем ты только думала, когда начинала разговор об отце, у себя дома? Я, готовая уже высказать ему все что наболело, потрясенно захлопнула рот. Камеры! Как я могла забыть про установленные у меня дома камеры? Возможно, я настолько уже привыкла к их присутствию, что частенько про них и не вспоминаю. А зря. То, что я не вспомнила о них в тот день, можно списать на мою болезнь, и высокую температуру, хотя это так себе отмазка, но то, что до меня это дошло только теперь, со словами Курта - непростительная оплошность. А я еще на него обижалась. Да это я Курта подставила. Даже если Мэдлен узнала об этом разговоре от него, а не от службы наблюдения, все равно виновата я, а не он. У него не было выбора. Кому как не мне это знать. И мне остается только молчать, глядя на Курта, да и что я могу сказать? Прости, я не подумала? Но он видимо считал с моего виноватого лица, что я все поняла, осознала и раскаиваюсь, ибо больше распекать меня не стал и отпустил со словами: - Поговорим об этом позже. Иди в системный, тебя ждет Спенсер. Я благодарно кивнула и последовала его совету, по дороге успев додумать, что возможно моим наставником стал именно он, потому что все знал с самого начала. И в группу к нему меня поместили по той же причине. Чтобы он наблюдал и приглядывал за мной, и в случае чего - докладывал. Но как ни странно, отторжения и неприязни, я не почувствовала. Слишком много всего случилось за эти два года. Если вначале я и была для него всего лишь материалом для обработки, то в дальнейшем, его отношение ко мне явно изменилось. Не стал бы он просить Мэдлен за того, кто ему полностью безразличен. И за это я готова ему многое простить. А донос? Что донос. На войне, как на войне. Я и сама бы так поступила. Я присоединилась к терпеливо поджидающему и даже не поинтересовавшемуся, почему я задержалась, Спенсеру, и мы начали разработку плана. Вернее он начал. Роль главного в нашей паре сама собой перешла к нему и меня это вполне устраивало. Я же по большей части ограничилась ролью пассивного наблюдателя, но это до поры, до времени. В предстоящей операции мне отводилась уже ведущая роль. Именно я должна буду познакомиться с Грейс и войти к ней в доверие настолько, чтобы она пригласила нас к себе домой. И как я это сделаю, оставлено целиком на откуп мне. Нет, конечно всевозможная информация о ее жизни, характере, реакциях и поведении в разных ситуациях мне предоставлена, и уже на ее основании я должна сделать выводы и решить как именно лучше действовать. Но я предпочла бы четкую инструкцию Отдела, где, как и что ей сказать, чтобы это сработало. Не то чтобы я лентяйка, скорее слишком уж высоки ставки в случае неудачи, в основном для меня. Это конечно мотивирует, но я не понимаю, зачем мне нужно делать всё самой? Есть же психологи и аналитики. А мне больше всего хочется оставаться простым исполнителем. Впрочем, мы подготовились и к тому, чтобы навестить их дом и без ее ведома, если с приглашением не выгорит. Ну а там, уже дело техники. Прослушка и камеры, установленные в нужных местах, почти всегда могут поведать много интересного, ну или доказать, что объект ни при чем. Надеюсь, что в нашем случае будет именно второй вариант. Ибо чем больше я углублялась в отделовское досье, собранное на Грейс, тем большим проникалась к ней сочувствием. Всё-таки она мать-одиночка. Не думаю, что она стала бы ввязываться во что-то сомнительное, хотя бы ради детей. Да и внешность ее, располагает к себе, даже несмотря на то, что я еще ни разу не видела Грейс вживую, лишь на отделовских фото и на парочке видео. Она из тех людей, смотреть на которых никогда не надоедает и не приедается. Она красива, но не яркой, броской красотой, а мягкой, домашней и уютной. Каштановые, чуть волнистые волосы до плеч. Умные, серые глаза, с едва заметной грустинкой. Тонкие брови, правильный овал лица. Чувственные губы, чуть что, всегда готовые доброжелательно и приветливо улыбнуться. Но главное не это, а некое невольно и неосознанно излучаемое ей внутреннее достоинство, некий стержень, чувствуется, что несмотря на внешнюю мягкость, когда нужно, она может быть принципиальной, и твердой. И я очень удивлюсь, если она в итоге не окажется хорошим человеком. Согласно легенде, мы будем играть роль молодой пары, путешествующей по Европе на собственной машине, ради удовольствия и с целью повидать мир, и попутно зарабатывающие себе на жизнь и на путешествие где и чем только можно. Нет, не подумайте чего плохого, это значит всего лишь, что мы особо не привередничаем и нос от любой работы не воротим. Наш план никаких нареканий у Мэдлен не вызвал. Насчет остальных, я не в курсе, но судя по тому, что вечером мы всей группой вылетели в Шотландию, проблем у них тоже не возникло. Из Глазго, где приземлился наш самолет, до Элгина мы со Спенсером добирались отдельно от группы, в минивэне, приготовленном для нас Отделом, и в десять утра уже были на месте. Остановившись в недорогой гостинице, мы посвятили почти всю оставшуюся часть дня, блужданиям по городу и осмотру достопримечательностей, что вполне соответствовало нашей легенде, но имело под собой гораздо более прозаические основания. Нам необходимо было превосходно знать местность, где возможно придется работать. Карты - картами, а реальный опыт еще никто не отменял. Особо много времени это не заняло. Элгин - город маленький, всего с пятнадцатью тысячами жителей, и помимо Пласкарденского аббатства двенадцатого века, развалин Кафедрального собора, впрочем до сих пор еще величественных, и завода по производству довольно известного виски "Глен Элгин", ничем больше не примечательный. Глупо усмехнувшись про себя своим мыслям, я подумала, что последнему объекту в списке я оказалась бы весьма рада, если бы в числе моих увлечений значилось спиртное. Но не думаю, что Отдел одобрит такое времяпрепровождение. Да и свободного времени всегда бывает слишком мало, чтобы так бездарно его тратить. Серьезно напиться мне хотелось лишь однажды, когда я оставила Анри в Отделе, зная что больше его не увижу. Но и то, обошлась без этого. Может Вальтеру в подарок бутылочку прихватить? Но представив себе возможную реакцию "коллег", я решила отказаться от этой идеи. Больше же всего в Шотландии меня удивил местный акцент. Нет, не то, что он вообще есть, это-то как раз вполне ожидаемо и нормально, а то, что он очень сильно похож на мой. И видимо, не одна я это заметила, поскольку пару раз поймала удивленно-заинтересованный взгляд Рода, перебегающий с меня, на местных жителей. Возможно летом, городок выглядит мило и уютно, да он и сейчас, в начале декабря, не так уж плох, особенно оживленные, полные магазинов центральные площадь и улица. Но все же голые деревья, серое, низко нависшее набрякшими тучами небо, пожухлая трава, вперемешку с постоянно тающим и вновь выпадающим тонким слоем снега, явно не добавляют ему привлекательности. А может, это просто у меня настроение такое хмурое, не знаю. Но следующий день как ни странно, порадовал хорошей погодой. Выглянуло солнце и наконец немного подморозило, убрав уже надоевшую грязь под ногами, что было весьма кстати, ибо почти полдня мне предстояло провести на улице. Вторник - был днем, когда Грейс ходила в местный приют для бездомных животных, находящийся на окраине Элгина, помогать его хозяйке. Мы сочли, что это хороший шанс если не познакомиться, то хотя бы помелькать у нее перед глазами. К тому же общие интересы и совместная работа сближают лучше чем что бы то ни было, и закладывают хорошую основу для непринужденного знакомства. Форсировать события и первой идти на контакт, я не собиралась. Было бы вообще идеально, если бы инициатива исходила от самой Грейс, это защитит меня от лишних подозрений. И в общем-то, как показало время, наши расчеты были верны. Попасть в приют и напроситься на помощь оказалось нетрудно. В таких местах всегда рады лишним рукам и дело найдется. Придя туда на пару часов пораньше чем Грейс, опять-таки во избежание излишних подозрений, я с головой ушла в работу. И как ни странно, великолепно провела время, совместив приятное с полезным - мне и притворяться не пришлось. Оказывается, я действительно люблю собак, и не только люблю но еще и прекрасно понимаю и легко нахожу общий язык почти с любой из них. Наконец Грейс появилась. Одетая скромно и просто, что и понятно, если учесть куда и для чего она пришла, но вместе с тем аккуратно и со вкусом. Я первый раз увидела ее "вживую", и с каждой последующей минутой, я все больше убеждалась, что вряд ли ошиблась в ее оценке. Чем больше я о ней узнавала, тем больше она мне нравилась. И я искренне надеюсь, что подозрения Отдела в ее отношении окажутся беспочвенными. С подопечными она обращалась с любовью и бесконечным терпением, сквозившими в каждом ее движении и слове. Видно и несомненно, что она здесь по велению сердца, а не по какой-то другой причине. Вот только веселой и жизнерадостной ее нельзя назвать даже с большой натяжкой. Миссис Робертс ведет себя с ней предупредительно-участливо, и помимо этого с искренним уважением. И вряд ли это только потому, что она постоянный волонтер приюта. Нет, это связано с личностью самой Грейс. Попутно, когда мне представлялась такая возможность, я незаметно, но жадно наблюдала за ней, стараясь впрочем, не переусердствовать с этим, и я не вижу ничего подозрительного в ее поведении, а некоторую замкнутость, напряженность и ограничение общения только необходимыми контактами, вполне можно списать на недавнюю смерть мужа. Прошел всего год, а в некоторых случаях, этого прискорбно мало, чтобы прийти в себя. Правда, я оправилась гораздо быстрее после потери Анри, но меня с ним связывало намного меньше общего, чем Грейс с Гэри, и ее можно понять. Кроме того, у меня просто не было времени предаваться своему горю. Ей же, даже дети не мешают этим заниматься. Крис уже ходит в школу, а Джоя попеременно забирают к себе то одна, то другая бабушки. В итоге я лишний раз убедилась в верности принятого решения - Грейс прежде всего необходимо хоть ненадолго предоставить возможность отвлечься и расслабиться. И я собираюсь для этого идеально подойти. Честно признаюсь, поначалу мысль, а почему бы Роду не соблазнить ее, приходила мне в голову, но я отмела ее еще в Отделе, на стадии разработки плана. Даже если не принимать во внимание моральный аспект подобного способа, психопрофиль Грейс, усугубленный ее теперешним состоянием, исключал подобный подход и мог только отпугнуть ее и все испортить. Дождавшись, пока Грейс закончит свои дела, я задержалась еще ненадолго, чтобы не уходить сразу же после нее, и тоже распрощалась с миссис Робертс, выслушав кучу благодарностей и пожелание увидеть меня вновь. Я пообещала навестить их при первой же возможности, уже зная что слово своё не сдержу. А жаль. Какое-то время пошатавшись по улицам, я получила сообщение от Дерека, следившего за Грейс и известившего меня, что она зашла в кафе в паре кварталов от ее дома. Очень кстати. И я со всевозможной быстротой рванула по указанному мне адресу. Окинув взглядом ничем не примечательное, втиснутое между других подобных ему, серое, двухэтажное здание, с вывеской "Кафе Бижу", я зашла внутрь. Оглядевшись и не найдя того, кого искала внизу, я поднялась на второй этаж. Бросив мимолетный взгляд на полупустой зал, я заняла столик прямо у огромного - во всю стену, окна. Медленно согреваясь, расстегнула куртку и дожидаясь официанта, уставилась вниз, на довольно оживленную, конечно по меркам небольшого провинциального городишки, улицу. Вот промчался лавируя между прохожими велосипедист в ярко синей куртке и красном шлеме. В такую погоду на велосипеде? Наверное удовольствие ниже среднего, но по его счастливому лицу этого не скажешь. Женщина с пудельком, гордо и смешно вышагивающим впереди, видимо в непривычных для него вельветовых ботиночках. Совершенно трогательная пожилая пара, держащаяся за руки и медленно идущая по противоположной стороне улицы... Из некоего подобия транса, меня вывело вежливое покашливание. Быстро обернувшись, я извиняющеся и приветливо улыбнулась девушке-официантке и сделала заказ: "Кофе, пожалуйста". Та весело усмехнулась и подала мне меню. Недоуменно, и даже с некоторым недовольством открыв его, я поняла причины ее веселья. Мой лаконичный заказ явно не соответствовал тематике заведения. Кофе у них был по меньшей мере тридцати, если не больше, сортов. Колумбийский, бразильский, кофе из Эфиопии и Танзании, с Аравийского полуострова и из Индонезии. Манделинг, Арабиан Мокко, Санани, Коро, Бугишу... на пятнадцатом я сбилась со счета. Мне показалось, что я попала в кофейный рай. Не то чтобы я такой уж хороший знаток кофе, но все же нечасто встретишь в провинциальном кафе подобное богатство выбора. Да, хотя бы ради этого сюрприза стоило приехать в Шотландию. Улыбнувшись своим мыслям, я наконец-то оторвала восхищенный взгляд от строк меню и заказала индонезийский Сулавеси Торайя. Выбрав его в основном из-за звучного названия, но не в последнюю очередь и потому, что давно хотела его попробовать, но постоянное отсутствие свободного времени лишало меня такой возможности. - Как вам его приготовить? - уточнила официантка. - Э-э, капучино, - неуверенно предположила я. Девушка немного поколебалась, но все же возразила: - Вкус этого кофе лучше раскрывается в эспрессо. Обалдело кивнув, я согласилась: - Хорошо, пусть будет эспрессо. И лишь получив в руки горячую чашку ароматного кофе, что было весьма кстати - я успела основательно продрогнуть, и сделав первый глоток, я впервые прямо посмотрела в сторону сидящей за соседним столиком справа, Грейс, замеченную мной сразу же как только я вошла в зал, но до этого прилежно игнорируемую, так, будто я ее не узнала и не обратила на нее внимания. Но как бы там ни казалось со стороны, даже великолепный, густой, тягучий кофе, с привкусом ореха и сладковатыми нотками то ли земляники, то ли смородины, не смог отвлечь меня от того, для чего я собственно здесь. Встретившись взглядом, с похоже что тоже узнавшей меня Грейс, я робко улыбнулась ей поверх чашки, словно не была уверена в том, что совместная работа дает мне право на такую фамильярность, и готовая тут же сделать вид что ничего не было, если моя улыбка придется некстати. Но Грейс искренне улыбнулась в ответ, поощряя, и я поставив кофе на стол, уже открыто кивнула ей: - Привет. Она вновь улыбнулась и тоже ответила: - Привет. И чуть поколебавшись, добавила: - Не хочешь присоединиться? Я словно бы сомневаясь, скользнула взглядом по своему столику и пожав плечом, как бы говоря: "Почему бы и нет?", прихватила свой кофе и пересела к Грейс. Какое-то время мы испытывали некоторую взаимную неловкость, но скоро это прошло. Совсем нетрудно расположить к себе человека, если знаешь чуть ли не всю его подноготную, чем он живет и дышит. Впрочем, не всю. Кое-что еще нужно выяснить, иначе я бы тут не сидела. Но как бы то ни было, многих подкупает мой дружелюбный и безобидный вид. И думаю, Мэдлен намеренно использует эту фишку. Несмотря на то что говорила в основном я, а Грейс больше внимательно и жадно слушала, изредка с неподдельным интересом вставляя вопросы в мой рассказ о Париже и якобы нашем с Родом путешествии по Европе, для чего мне особо и врать-то не пришлось, как-никак а в Париже я и правда жила, да и по Европе успела помотаться, правда, умолчим при каких обстоятельствах, видно было что она вполне комфортно себя со мной чувствует, а о большем для первого раза я не смела и мечтать. Я разыгрывала из себя жизнерадостную болтушку, не лишенную впрочем, некоторого внутреннего такта. Поинтересовавшись в свою очередь ее жизнью, и почти ничего не услышав в ответ, я почувствовала что дальнейшие расспросы будут ей неприятны, и вновь непринужденно переключилась на себя и нейтральные для обсуждения темы. И Грейс вновь расслабилась. Минут сорок пролетели совершенно незаметно, а затем за мной заехал Род. Я представила их друг другу. И он "обрадовал" меня тем, что нашел работу на пару дней и поэтому мы здесь ненадолго задержимся. С Грейс Род держал себя вежливо, предупредительно и нейтрально, явно предоставляя инициативу мне. Я, расплатившись за кофе, и собираясь уже уходить вместе с Родом, попрощалась с Грейс: - Пока. Приятно было познакомиться. Может еще увидимся, мы ведь не сразу уезжаем. Грейс, словно обдумывая и решаясь на что-то, чуть помолчала и вдруг предложила: - А знаешь, заходите ко мне в гости. Посидим, пообщаемся. Угощу вас настоящим шотландским хаггисом. Сдержав ликование в душе, я изобразила неуверенность: - Ну, я не знаю. А это удобно? - Вполне. - Хорошо. Если получится. А где ты живешь? - Сифилд-стрит, 15. - О'кей, замётано. И обменявшись телефонами, мы расстались. Остаток дня прошел ничем не примечательно. Я весь вечер провалялась в нашем номере на кровати, прыгая с канала на канал, а Род позвонив и отчитавшись перед Куртом, куда-то ушел и вернулся очень поздно, когда я уже спала. Я даже не поинтересовалась где он был и что делал. Если бы это знание было необходимо для работы, он бы сообщил, а так - я не любопытна. На следующий день, около двух часов пополудни, дождавшись подтверждения от Дерека, я была у дома Грейс. Одна, без Рода. Мы посчитали что так будет лучше. Дверь мне открыли почти сразу, и Грейс, во всяком случае внешне, искренне обрадовалась моему визиту. Поинтересовалась, почему не пришел Род, и удовлетворилась отговоркой о его занятости. От угощения я отказалась и мы расположились в гостиной на диване. И на этот раз, в отличие от нашего общения в кафе, говорила больше Грейс, для этого мне надо было лишь совсем немного подтолкнуть ее в самом начале, а потом осталось лишь слушать и время от времени понимающе кивать. Видимо Грейс уже давно нуждалась в том, чтобы выговориться и в случае со мной, сработал эффект "случайного попутчика". Я для нее кандидатура идеальная - человек мимолетный для их маленького городишки, надолго тут не задержащийся и кроме того, почти одного с ней возраста и располагающий к себе. Хотя и сейчас, она больше отделывалась общими фразами, и ничего конкретного про себя не рассказывала. Некая ерунда о том, что будущее оказалось совсем не таким, каким она себе его представляла. Тоже мне, удивила. Можно подумать у многих оно складывается так, как они ожидают. Здесь же, с нами в комнате были Крис и Джой. Крис, темноволосый шестилетка, сосредоточенно рисовал что-то за журнальным столиком, прямо напротив того места, где сидели мы, а Джой, пухленький и рыжеволосый, возился на полу с конструктором лего. Впрочем, эта идиллия продолжалась недолго. Скоро они затеяли шумную беготню и борьбу на полу, а я воспользовавшись моментом, сделала вид, что хочу рассмотреть фотографии стоящие на каминной полке, с тем, чтобы незаметно поставить камеру и жучок на недосягаемой для вездесущих детей высоте еще и в комнате. В прихожей и на кухне, я уже успела это сделать. - Это твой муж? - кивнула я на фото жизнерадостно улыбающегося и ничуть не менее рыжеволосого чем Джой, мужчины, с только что выловленной макрелью. - Да, был. Он погиб год назад. Разбился на машине. - Прости... Я не знала, - поставив фото назад, я развернулась к Грейс. - Ничего, все нормально. Но несмотря на свои слова, она все же молча, беззвучно, одними слезами, заплакала. - Ты его любила? - тихо спросила я. - Да. - Джой очень похож на него. Она поймала пробегающего мимо малыша, чмокнула в макушку и отпустив отчаянно отбивающегося сорванца, улыбнулась сквозь слезы: - Да, он вылитый папа, - и вытерев лицо, предложила. - Не будем о грустном. - Не будем, - согласилась я. Я уже в курсе всех событий их жизни, но теперь сухие факты отделовского досье на глазах обретают плоть и кровь. И это намного тяжелее. Решив не возвращаться на диван, чтобы избежать излишней неловкости и дать ей возможность успокоиться, я присела за журнальный столик, тот, за которым совсем недавно рисовал Крис. И вновь направив разговор в нейтральное русло, я машинально взяла карандаш и поглядывая на Грейс, начала бездумно наносить штрихи. И очнулась лишь когда она перегнувшись через стол, и глянув на лист с почти законченным портретом, восхищенно воскликнула: - Ух ты! Ты умеешь рисовать? - Да. Нет. Не знаю, - ошарашенно уставившись на довольно неплохой набросок, лежащий передо мной, невпопад ответила я. Для меня это гораздо больший сюрприз, нежели для Грейс. Очень долго я вообще не помнила, что умела и любила это делать. А когда наконец вспомнила, то посчитала, что ТА часть меня безвозвратно умерла. И вот. Я не смогла придумать правдоподобный предлог, чтобы отказать Грейс, попросившей разрешения оставить рисунок себе, и с сожалением попрощавшись взглядом с единственным материальным свидетельством того, что мое прошлое действительно существовало, ибо я не уверена, что когда-либо смогу такое повторить, я встала, и под благовидным предлогом распрощалась с Грейс. Все что нужно, я сделала, и нет смысла больше здесь задерживаться. Вечер прошел так же скучно и муторно, за исключением того, что на этот раз Род никуда не уходил, и проторчал в номере вместе со мной весь вечер, узурпировав пульт от телевизора, и лишив меня этим хоть какого-то развлечения, ибо его выбор каналов меня абсолютно не устроил. Каюсь, но хоккей навевает на меня сон почище, чем инструктажи шефа. Теперь, дело за наблюдением, а нам остается лишь ждать информацию от Дерека, и надеяться, что "повезет" не нам, а другим членам группы. Но моим надеждам не суждено было сбыться. На следующий день, ближе к вечеру, с нами связался Биркоф и приказал сворачиваться, выезжать к дому Грейс и забрав ее, присоединиться в точке отхода к остальной группе. С упавшим сердцем я уточнила у него: - Информация подтвердилась? В этот же момент в Отделе, прерывая уже готовое сорваться у Биркофа подтверждение, на его плечо предупреждающе легла рука Мэдлен. Биркоф обернувшись, вопросительно глянул на нее, и Мэдлен в ответ едва заметно отрицательно качнула головой. Если Биркофа и удивило распоряжение начальства, то он ничем этого не показал, а просто и четко выполнил то, что она требовала: - Нет... - наконец ответил в передатчик Биркоф. - Тогда почему... - Просто выполняй, - вновь глянув на Мэдлен, и поймав на этот раз ее одобрительный кивок, показывающий что он понял ее намерения совершенно верно, оборвал Мари, Биркоф. Собиралась я совершенно в отвратительном настроении. Дело попахивает тухлым. Отдел не нашел доказательств и решил пойти по простому пути? А то, что под горячую руку попадут невинные, издержки производства? Но почему именно Грейс? Или остальных это тоже коснется? Похоже, что и Спенсер не в восторге от происходящего. Что-то не вижу на его лице энтузиазма. А у меня так и вовсе на душе кошки скребут. Оставить двоих детей без матери только на основании недоказанного подозрения? Вся моя суть восстает против этого. К дому Грейс мы ехали в полном молчании, которое незадолго до цели, снова нарушил голос Биркофа в наших передатчиках: - Мари, направляйся к точке отхода группы. Сейчас. Одна. - А как же... - Спенсер справится сам. Больше спорить я не решилась, и бросив растерянный взгляд на Рода, вылезла из притормозившей у тротуара машины. Странно. Почему бы нам не сделать это вместе, раз уж мы оба почти у дома объекта? Не то чтобы я горела желанием, но все же... Если тебя отстраняют прямо посередине операции - это не к добру. Очень-очень не к добру. Род уехал, а я с неприятным чувством в душе, направилась по Сифилд-стрит в сторону пересекающей ее Инститьюшен -роуд. И минут через пять, со мной вновь связался Биркоф: - Мари, переключись на дополнительный канал, на основном помехи, я плохо тебя слышу. Странно. А я его отлично слышу. Но ничего не сказав, я без возражений выполнила то, что он просил и продолжила идти по улице. Минут через пятнадцать, уже шагая по тротуару расположенному вдоль парка Купер, и случайно бросив взгляд на противоположную, оранжевую от закатного солнца, сторону улицы, я к своему безмерному удивлению увидела спешащую в том же направлении, и явно нервничающую Грейс. Что она тут делает? Они со Спенсером должны сейчас уже ехать, к точке отхода. Неужели он ее упустил? У меня в душе ворохнулась невольная радость за Грейс, тут же впрочем задавленная свалившимся на меня чувством ответственности. А что теперь делать мне? Пока я не поставила в известность об этом факте Отдел, у меня есть выбор. Камеры на мне нет, и они не видят то, что вижу я. Пока я не свяжусь с Биркофом, я могу еще сделать вид, что ничего не было, но вот потом... Всей душой мне хочется просто отвернуться, забыть и дать ей шанс скрыться, а там глядишь Отдел найдет истинного виновника и с Грейс ничего не случится. Но я с ужасом уже осознаю, что сделать так я не смогу. В моей голове рефреном звучат слова Мэдлен о безраздельном доверии Отделу. Я ведь не могу оценить всю ситуацию. Откуда мне знать, что на самом деле послужило основанием для приказа об ее аресте? Нет, я не рискну сломать Отделу игру, даже всем сердцем желая этого. Может Отдел и на этот раз прав, несмотря на то, что ситуация так не выглядит. Я не возьму на себя ответственность за провал, и вовсе не потому, что в обмен на доверие мне обещали перестать меня обманывать, и не в страхе перед наказанием - а вдруг они узнают. Нет, дело не в этом. Во всяком случае, я уговариваю себя что это так. И связываюсь с Отделом: - Биркоф, я на Лодж-лейн, вижу в десяти метрах от себя Стаммер. Одну. Что случилось? Мне ее задержать? - Да, задержи ее. Потом свяжись с Куртом, он вас заберет. Выполняй. Повернувшись в сторону идущей девушки, я окликнула ее: - Грейс! Она резко обернулась, и увидев меня, ни слова не сказав, молниеносно метнулась в уже темнеющий парк, прямо сквозь придорожные кусты. Но за ту секунду, что мы смотрели друг на друга, я успела заметить плещущийся в ее глазах страх. Она напугана, сильно напугана. Я бросилась следом за ней. И если она надеялась скрыться от меня используя свое знание местности, то просчиталась. Не зря мы все же с Родом исходили все окрестности, и теперь я знала парк не хуже чем Грейс, выросшая здесь. Да и физическая подготовка у нас несравнима. Шагов через сорок, я нагнала ее и схватив за плечо, рывком развернула к себе. Но Грейс сбросила с себя мою руку и попыталась ударить в ответ, что совершенно не вязалось со всем что я о ней знала. На секунду я растерялась, но лишь на секунду. При виде летящего в мое лицо кулака, намертво вбитые Отделом рефлексы сработали сами, и я подсечкой сбила ее с ног. Моментально поднявшись, она пустилась наутек, но я догнав, тычком в спину, вновь сбила ее с ног, и на этот раз, чтобы помешать очередному побегу, придавила к земле. Но Грейс оказала неожиданно сильное сопротивление. Она сражалась со мной отчаянно и безнадежно, вынуждая меня делать ей больно и ни на секунду не прекращая борьбы. Так, словно от этого зависела ее жизнь, что впрочем на самом деле так и было. Я прекрасно понимаю, на что ее обрекаю, но что самое странное, похоже и она тоже это понимает. И при этом Грейс ни разу не попыталась позвать на помощь, не спросила кто я такая и что мне нужно. Она ведет себя так, словно знает что происходит, и скрыть это точно так же в ее интересах, как и в моих. И это довольно подозрительное поведение для ни в чем не повинного человека. Она уже поняла, что физически я сильнее, и легко с ней справляюсь, но она неостановима и все равно вынуждает меня снова и снова сбивать ее с ног, и не прекращает сопротивления даже лежа. И мне приходится бить ее. Я обошлась бы без этого, но не получается, а местами я пожалуй даже перегибаю палку. Пару раз я точно приложила ее сильнее чем надо. Просто на каком-то уровне борьбы, даже прекрасно понимая причины сопротивления, и даже находя их справедливыми, отключаются некие внутренние тормоза, и ты остаешься один на один с соперником. И уже не важно, кто прав и кто виноват. А может, это мое ожесточение маскирует собой чувство вины и презрения к самой себе. Как это бывает, когда знаешь, что виноват перед человеком и из-за этого злишься на него еще больше, пытаясь скрыть от самого себя, что ты полное дерьмо. Это было похоже на какой-то кошмар, когда делаешь то, чего до смерти боишься и не хочешь делать, но назло себе заставляешь. И в конце-концов, начинаешь даже получать некое извращенное удовольствие от собственного отвращения и ужаса. Это сродни самонаказанию, когда чем хуже, тем лучше. На самом деле, это была совершенно безобразная сцена, благо свидетелей у нее не было - в это время парк абсолютно пуст. Может быть, я просто не вырубила ее, что с легкостью могла сделать, боясь остаться один на один со своей совестью и чувством вины, и оттягивала этот момент насколько возможно дольше. Грейс затихает лишь лежа избитая и обессиленная. И все равно, я не могу отойти от нее, иначе, она хоть и ползком, но пытается сбежать. Я чуть постояла и плюхнулась прямо на припорошенные тонким слоем снега, листья, рядом со всхлипами дышащей и приходящей в себя Грейс. Надеюсь, я ничего ей не сломала. Оглядевшись, я поняла, что на этом пятачке снега уже нет и в помине, лишь грязь вперемешку с листьями. Ну и плевать. Вставать я не стала, и трясущимися руками набрала на мобильнике номер Курта: - Забери нас. Мы в парке Купер. Сто метров на юг от моста. Курт отключился ни слова не говоря. Иногда я просто обожаю его немногословность. К счастью, фургон приехал действительно быстро, что и неудивительно, ведь точка отхода у Бродли-драйв, а это совсем недалеко от парка. Вышедший из фургона и быстрым шагом подошедший к нам Курт, окинул взглядом представившуюся ему в начинающихся сумерках картину, и удивленно и недовольно спросил, кивнув на избитую Грейс: - Почему она в таком виде? Потом внимательнее присмотрелся ко мне, и уточнил: - Нет, почему ВЫ в таком виде? Только тут я почувствовала что у меня жутко саднит лицо. И дотронувшись до него рукой и увидев на ней кровь, я поняла, что Грейс здорово распахала мне щеку, чего в горячке схватки я и не заметила. Неотступно глядя на присоединившегося к нам, как ни в чем не бывало, Спенсера, я без малейшего раскаяния и желания за что-либо извиняться, и пожалуй даже нарываясь, ответила Курту: - Так уж вышло. И тут же, едва сдерживая злость, обратилась к Роду: - Спенсер, какого хрена? - Извини, так уж вышло, - моими же словами, и даже со схожей интонацией, ответил тот. Он что, издевается? Я поймала настороженный, перебегающий с меня на Рода, взгляд Курта. Похоже, он тоже не в курсе что произошло. Глубоко вздохнув, я запихнула свою ярость поглубже, сейчас неподходящее для нее место и время, и больше ни слова не говоря, направилась к фургону. Курт и Спенсер, подхватив Грейс, пошли следом за мной. Если честно, я зла. Почему я должна исправлять косяки своего напарника? Я киплю негодованием, начисто забыв, что менее часа назад недоумевала, и пожалуй даже расстроилась, когда меня отстранили от захвата Грейс. Может все дело в том, что ТОГДА, у меня не было бы выбора, и ответственность за этот поступок я разделила бы с Отделом и Родом, а так, вина в большей степени падает на меня одну. Я ведь могла и "не заметить" Грейс. Хотя могла ли? Но так или иначе, на Рода я зла, правда и с некоторой примесью беспокойства за него. Что там случилось? Почему Грейс сбежала? И чем за это придется расплатиться Роду? Может я была права и он сорвался и подстроил ее побег? В то, что Грейс сама смогла вырваться, я не верю. Войдя внутрь, я поймала насмешливо-пренебрежительный взгляд Тэйлора, остановившийся на моей кровоточащей щеке - вот уж кто не пропустит ни единого моего промаха. И сочувственный Ли. Он же, и протянул мне салфетку: - Вот, держи. Я с благодарностью кивнув ему, взяла ее и сначала стерев со щеки грязь и кровь, приложила к ней салфетку чистой стороной, чтобы остановить сочащуюся из глубоких царапин сукровицу. Обернувшись на Курта и Спенсера, затащивших в фургон Грейс, так и не раскрывшую за все время рта, и глядя как в ее глазах страх и отчаяние сменяются на отрешенность и смертельную тоску, словно она уже попрощалась со всем что было ей дорого, да и с самой жизнью тоже, и представив, что в этой компании мне придется провести всю дорогу до аэропорта, я внутренне содрогнулась и осведомилась у Курта, не против ли он, если я поеду с Дереком? Расценив отсутствие ответа как согласие, я вышла, избегая еще раз наткнуться взглядом на Грейс, и захлопнув за собой дверь, села спереди, рядом с водителем. К счастью Дерек никак не прокомментировал мое появление. Правда, недовольно покосился на заляпанную грязью одежду, но благоразумно ничего не сказал. И правильно. Я была не в том настроении, чтобы сносить колкости и замечания, не взирая ни на какие последствия. И видимо он это понял. На душе было препогано. У меня перед глазами до сих пор стоял безнадежный и пустой взгляд Грейс. Все что мне сейчас нужно, это чтобы меня хоть на какое-то время оставили в покое. Бездумно глядя на убегающую в свете фар, под колеса, дорогу, я невольно вспоминала и подмечала странности происшедшего. Я до сих пор не верю, что Грейс виновата в том, в чем ее обвиняют. Нет, только не она. Но в то же время, поведение ее трудно объяснить. Возможно, и в парк она метнулась вовсе не для того чтобы сбить меня со следа, как я думала, а чтобы наша разборка осталась без свидетелей. Ей не хуже меня известно, что в это время парк совершенно пуст. В общем, ее поведение довольно странно и может, на самом деле она не так уж невиновна? Я сама не знаю, чего хочу - ошибиться, или оказаться правой. Но однозначно, что совершенно непричастный человек попытался бы попасть на людную улицу и привлечь внимание полиции, разве нет? По приезду в Отдел, я напряженно следила за Родом, готовая к чему угодно, вплоть до того, что его задержат прямо у выхода из автоподъезда. Но нет, ничего не случилось. Он переоделся, сдал отчет и отправился домой как ни в чем не бывало. А вот Курта вызвали к шефу. Вернувшись оттуда, на мой безмолвный вопрос он просто ответил: - Все нормально. Иди отдохни, через семь часов у тебя брифинг. Ах, да, за всеми этими событиями я и забыла, что наказана. Но как бы то ни было, моя теория о том, что Род сломался, не выдерживает никакой критики. Это может быть все что угодно, но только не это. И сложив все странности прошедшей операции, я пришла к выводу, что скорее всего меня в очередной раз проверяли. Приказ разделиться и переключиться на другой канал, и в особенности безнаказанность Спенсера, можно объяснить лишь одним - он выполнял приказ. Ему приказали отпустить Грейс, чтобы посмотреть как я себя поведу. И если бы я уронила мяч, за меня его поймал бы все тот же Род. Да и группу привлечь было недолго. Отдел просто играл с Грейс как кошка с мышью. Плюс к этому совсем недавний разговор с Мэдлен о лояльности и полном доверии Отделу. Теперь все сложилось в стройную картину. Хорошо, что свои сомнения и возражения я оставила при себе и просто выполнила приказ, подтвердив этим свою готовность действовать не сомневаясь. Возможно, когда-нибудь, эти бесконечные проверки закончатся, а пока остается только одно - терпеть. И есть еще один, больше всего меня волнующий, невыясненный вопрос - а виновата ли Грейс? Или ее просто использовали в качестве моего "учебного пособия"? Я сама понимаю, что это уже пожалуй слишком, для того чтобы быть правдой. Пределы есть даже у Отделовского цинизма, да и в нерациональном использовании своих ресурсов он никогда замечен не был. Но все же... Что-то не дает мне окончательно отбросить эту версию. Я попробовала было подкатить к Биркофу, но единственное, чего я от него добилась - был отказ и предложение обратиться со своим вопросом к Мэдлен, если уж мне так приспичило. Но меня этот вариант не слишком устраивал по многим причинам, и я уже решила, что так никогда и не узнаю правды. Но помимо воли, не решаясь спросить открыто, когда могла, я бросала на Мэдлен жалобно-вопросительные взгляды, не позволяя впрочем себе большего. Но видимо и они были достаточно красноречивы и вконец ее достали, ибо неделю спустя, после очередного брифинга, отпустив группу, она велела мне зайти в ее кабинет. Не зная толком, чего мне ждать от этого визита, я вошла следом за ней, и дождавшись, когда она займет свое место и приглашающе кивнет, уселась тоже, замерев в ожидании. И лишь поймав в ее глазах искорки сдержанного веселья, я чуть расслабилась, поняв, что видимо она решила воспринимать ситуацию в ироничном ключе, а значит у меня есть шанс получить ответы, а не выволочку. Уже откровенно усмехнувшись, Мэдлен констатировала: - Я так понимаю, ты хочешь прояснить некоторые детали по шотландской операции. Я чуть пожала плечом, не собираясь отрицать очевидного: - Если можно, - надо же ради разнообразия хоть иногда извлекать пользу из того факта, что у меня все всегда на лице написано. - И что тебя интересует? - вежливо осведомилась Мэдлен. - Грейс действительно оказалась виновна в том, в чем ее обвиняли? - Да. Это с ее помощью террористам удалось скрыться. В ее доме нашли оборудованный подвал и тайник с оружием. Кроме того, она оказывала услуги по передаче информации. Я неверяще помотала головой: - И все равно, на нее это не похоже. Мэдлен пару секунд изучающе рассматривала меня, а затем все же подтвердила правоту моих сомнений: - Да, на самом деле не все так просто. Она виновник, и в то же время жертва. Грейс и Гэри попались на крючок "Независимой Шотландии" во время своего отпуска, полтора года назад. Их попросили передать посылку и хорошо заплатили. Затем, время от времени они выполняли другие поручения, на первый взгляд вполне безобидные. Их услуги всегда щедро оплачивались. Но Гэри заподозрил неладное, и через полгода окончательно убедившись в своих подозрениях и выяснив, чем на самом деле им приходится заниматься, отказался с ними сотрудничать. И через неделю погиб в автокатастрофе по дороге домой. А Грейс навестили, и объяснили, что если она не продолжит делать то, что делала, то следующим домой не вернется один из сыновей. Кроме того, то же наказание последует если о сотрудничестве станет известно хоть кому-то, или если она хоть как-то привлечет к себе внимание полиции. У нее не осталось выбора. Но к деньгам, исправно поступавшим на ее счет, она больше не прикоснулась. - Вы все это узнали от самой Грейс? - На нее почти не пришлось надавить. В обмен на информацию, мы пообещали позаботиться о безопасности ее детей. - А вы собираетесь выполнять свое обещание? Ответом мне послужило лишь бесстрастное выражение лица. - Не лучше ли было перевербовать ее и оставить с семьей? - Она не справилась бы с этой ролью, ее сразу же раскрыли бы. Кроме того, ее исчезновение, пусть и ненадолго, не осталось бы незамеченным. А так, мы получили довольно много информации и передали ее местным спецслужбам. С ее помощью, "Независимая Шотландия" скоро перестанет существовать. - Как и Грейс, - подумала я, не решившись это озвучить. Ни к чему. Но Мэдлен, словно догадавшись о чем я думаю, помолчав, добавила: - Это лучшее, что она могла сделать ради своих детей. - И что с ними будет теперь? - Их заберут родственники. Они останутся там же, в Элгине. С ними все будет в порядке. - В порядке... - не удержавшись, скептически повторила за ней я. Разве может быть все в порядке у детей, оставшихся сначала без отца, а теперь еще и без матери? - Тебя интересует что-то еще? - сдержанно поинтересовалась Мэдлен. И хотя тон ее почти не изменился, я поняла, что мое завуалированное обвинение ей не понравилось. - Если можно, последний вопрос, - сразу же сбавив обороты, подчеркнуто вежливо, спросила я. - Когда был отдан приказ об аресте Грейс, уже было известно о ее виновности? - Да, Биркоф раскопал информацию по своим каналам. - Значит он соврал мне, когда сказал, что информация не подтвердилась. В ответ на это Мэдлен лишь приподняла бровь. Ясно. Как я и думала, меня проверяли на лояльность Отделу. Ладно. Пусть. - Что ж, спасибо что рассказали, - поднимаясь и собираясь уходить, поблагодарила я. - Твоя озабоченность происшедшим, могла повлиять на результаты твоей работы, - прояснила Мэдлен истоки своей доброты. Кто бы сомневался, что ее мотивы далеки от альтруистических. Я уже подходила к двери, когда Мэдлен окликнула меня: - Мари... Остановившись, я выжидающе повернулась к ней. - Слишком много ненужных эмоций, - пристально глядя мне в глаза, сказала Мэдлен. И прозвучало это... как предупреждение. Ну, не знаю, для кого эти эмоции может и лишние, а я без них не могу. И упрямо вздернув голову и ничего не ответив, я вышла. Следующие полтора месяца слились для меня в одно сплошное пятно. Задания, короткий отдых в Отделе, и опять задания. Где-то в этой круговерти, пришел и прошел Новый Год. Сейчас я даже не вспомню, где я в тот момент была - отсыпалась в Отделе или тряслась в фургоне на очередное задание. Все праздники давно уже потеряли для меня свой прежний, из нормальной жизни, смысл. Остался лишь один, по-настоящему для меня ценный, и называется он ВЫ-ХОД-НОЙ. И в какой день он случится, мне абсолютно без разницы. Но как ни странно, на Мэдлен у меня нет обиды. Я нарушила приказ, за что и поплатилась. Сама виновата. Жизнь в Отделе в общем-то проста. Соблюдай установленные правила, и пока удача на твоей стороне, все будет хорошо. И я не хочу задумываться, к чему меня приведет это слепое подчинение. Кроме того, покопавшись в себе, я с изумлением обнаружила, что ранее всегда подразумевавшееся стремление вырваться из Отдела и оказаться свободной от него, для меня уже не актуально. Более того, скажи мне кто сейчас: "Ты свободна. Можешь идти на все четыре стороны", и я буду испугана пожалуй не меньше, чем в тот день, когда я впервые осознала себя в Отделе. Я не знаю что мне делать со своей свободой. Мне некуда и не к кому идти. И в активе у меня по большому счету, лишь знание пары языков и умение убивать. Ну и молодость. Я понимаю, что при желании смогу приспособиться к нормальной жизни, но... в том-то все и дело - я не хочу. Сколько себя помню, я всегда была в Отделе. Только здесь есть те, кто знают меня теперешнюю и настоящую. Здесь я могу ни перед кем не притворяться. И это держит меня покрепче, чем все их угрозы и запреты. Возврат к прошлому для меня невозможен. Тем, кем я была бы, не случись в моей жизни Отдела, мне никогда уже не стать. И даже если я абсолютно все вспомню, что вряд ли, даже если у меня остался кто-то из родных, вернуться я все равно не смогу. Отдел конечно не стал мне домом, но разговор с Мэдлен несомненно что-то изменил во мне. На свободу я больше не хочу. Возможно, такой настрой у меня лишь под влиянием момента, пока всё терпимо, и стоит Отделу вновь показать свой оскал, мое мнение изменится, но пока это так.