Эпизод 10. Весна. Париж.
25 июня 2015 г. в 23:30
Вышла из кабинета Мэдлен я совершенно другим человеком, нежели вошла в него. В прямом смысле. Все что я знала о себе, оказалось неправдой. Теперь я и понятия не имею о том, кто я такая на самом деле. Зато многое другое становится ясным, и видится мне совсем в другом свете.
Например мое странное, не как у всех, появление в Отделе. И то, почему в первый день моего пребывания в нем, я прекрасно помнила кто я, но совершенно ничего не могла бы сказать, почему и как я здесь оказалась. "Память" вернулась ко мне лишь в течение следующих суток. Видимо их метод дал какой-то сбой, либо это был побочный эффект. И понятно теперь, зачем они задавали мне все эти банальные вопросы, ответы на которые им и самим прекрасно известны, ибо никогда не поверю, что они не знают о человеке которого забирают в Отдел всю подноготную. Просто они проверяли, сработал ли их метод, и что именно я помню.
Ясно теперь и поведение психолога, и его как я думала глупые расспросы про бред, оказались вовсе не глупыми. Он выяснял, что я уже вспомнила, а что еще нет.
И лишь один вопрос не получил пока ответа. Что это было на том уроке у Мэдлен, когда я вывела ее из себя, и она меня чуть не пристрелила?
Неужели она готова была меня убить, забыв или наплевав на то, что я понадоблюсь впоследствии? Мэдлен и эмоции? В это верится с трудом, вернее совсем не верится. Значит это был какой-то трюк, и она знала, что не убьет меня? Правды об этом я скорее всего никогда не узнаю. Ну и ладно, просто любопытно.
Но что мне теперь со всем этим делать? Как продолжать жить и работать на Отдел, зная что он убил моих родителей? Смогу ли я когда-нибудь понять и принять это? Смириться и оправдать? Не знаю. Пока же мне не остается ничего иного, кроме как покорно следовать за Мэдлен, что я и делаю.
Выйдя из кабинета мы свернули прямо к лифту. До этого мне еще ни разу не довелось ими пользоваться. Учебка расположена на первом уровне, медблок тоже, во всяком случае тот, где я была, а больше нигде бывать мне не приходилось. И естественно на нижние уровни у меня нет допуска. И хотя сейчас мне по большему счету ни до чего, всё же любопытство не совсем атрофировалось, и кое-что я машинально подмечаю. Мэдлен набирает код и активирует спецкарту, и мы начинаем спускаться вниз. Не знаю, на какой уровень мы в итоге попали, но мне показалось что спускались мы целую вечность, и наконец вышли из лифта в длинный белый коридор со множеством дверей и поворотов. Я так понимаю, это экспериментальные лаборатории, и я здесь скорее всего уже была, но не помню этого. Впрочем не факт, что я при этом была в сознании, и возможно имею полное право ничего не помнить.
Сдав меня с рук на руки очередным яйцеголовым в белых халатах, Мэдлен ушла, а я осталась. И пробыла там дня три. Мне помогли, как она и обещала. Сны стали сниться реже, голова прошла, а вспышки наяву не прекратились, но стали появляться лишь когда их что-то провоцирует, например запах, или знакомая мелодия из прошлого. И я научилась их контролировать, знаю, чем они вызваны и не боюсь больше что схожу с ума. Наоборот, я рада этим крохам воспоминаний о своей настоящей жизни. Затем меня отпустили, приказав не распространяться на эту тему. Напрасное предупреждение. Я и так ни с кем об этом не говорила раньше, и не собиралась в будущем. Мэдлен естественно не в счет.
Вернувшись из вынужденного отпуска и набравшись смелости, я попыталась было узнать у нее еще хоть что-то о своей семье, но наткнулась на холодный отказ, мотивированный тем, что нельзя нарушать чистоту эксперимента. Если уж я вспомню что-то, то вспомню, но искать эту информацию где-то еще, кроме как в своей голове, мне строжайше запретили. У меня в ушах до сих пор звучат слова Мэдлен:
- Зачем тебе это? Ты ведь знаешь, что даже будь они живы, ты не смогла бы вернуться к прошлой жизни. Нужно думать о будущем, а оно у тебя, еще раз повторяю, неразрывно связано с работой здесь. Не пытайся это изменить. С Отделом не справиться. Смирись.
Ну это мы еще посмотрим. Я и так чувствовала себя в Отделе просто вещью, которой пользуются когда и как им надо, а теперь к этому ощущению добавилось и то, что я подопытный кролик. Мерзкое чувство. И плевать я хотела на их запреты. Если мне подвернется возможность узнать что-то, я ей воспользуюсь, невзирая на последствия.
Больше за эту зиму ничего существенного не случилось. Меня продолжали обучать, вновь вернулись выезды в поле и лишь раз в месяц мне предписали проходить плановый осмотр. В общем, можно считать что я легко отделалась.
А вот наступившая весна ознаменовалась событием на которое я робко надеялась, но не ожидала что оно произойдет так скоро. Меня отпустили жить в город. Ах да, я вам еще не говорила, что Отдел находится во Франции? Ну так вот, он там. А город ни много ни мало - Париж! Возможно, когда-то моей мечтой и было жить в Париже. Возможно. Я этого не помню, я все еще почти ничего о себе не помню. Но если такая мечта у меня и была, то теперь она осуществилась. Но какой ценой! Знай я чем мне придется заплатить за нее, предпочла бы всю жизнь не высовывать носа из провинциального городишки в котором родилась. Впрочем, насчет того какой город для меня родной, мне тоже еще предстоит выяснить.
Меня жутко бесит тот факт, что ОНИ знают обо мне и моем прошлом неизмеримо больше чем я сама. С этим трудно смириться, особенно зная, что они же в этом и виноваты. Это несправедливо.
Сообщила новость о моем переезде Мэдлен, поздравив заодно с присвоенным статусом оперативника, и предупредив еще раз о том, что искать информацию о своем прошлом запрещено, а Курт отвез меня в город, в мой новый дом. Хотя вообще-то это не дом, а квартира в многоэтажке, в часе езды от Отдела. Мой наставничек и здесь не изменил своей сути. Просто довез до места, оставил документы и деньги на первое время, сообщил мое кодовое имя - Жаклин, и развернувшись ушел. Ни тебе здрасьте, ни до свидания. Я уж молчу про поздравления. Да не больно-то и хотелось.
Он ушел, а я осталась. Привыкать заново к нормальной жизни. Почти нормальной. Тот факт что в любой момент дня и ночи может последовать вызов в Отдел, и я должна буду бросив всё, явиться туда, не дает окончательно расслабиться. Но всё же я начинаю вспоминать, что в жизни помимо непрерывной муштры и неослабевающего контроля есть и простые человеческие радости, которых я так долго была лишена. Хороший чай, а иногда по настроению и кофе, сваренный по всем правилам в турке, любимые книги, которым можно посвятить весь вечер, да хоть всю ночь если вздумается. И просто возможность в любой момент выйти и пройтись по улице. Без всякой цели, просто наслаждаясь весенним воздухом, шумом и сутолокой парижских улиц, и ощущением каждой клеточкой тела, того что я ЖИВА и свободна. Относительно свободна, конечно. Всего этого не замечаешь, пока имеешь, и начинаешь ценить лишь когда теряешь. Благодаря почти двухлетнему заточению, я смогла ощутить всё это в полной мере.
Но несмотря на эйфорию от такой перемены, паранойя всё еще мой лучший друг. Я понимаю, что меня вряд ли вот так просто предоставили самой себе, особенно учитывая мой не совсем обычный статус. Уверена, что в квартире понатыканы камеры, но открыто искать их - означает неприкрытый бунт, что ни к чему хорошему не приведет. Пусть все пока остается как есть. Предупрежден, значит вооружен. В любом случае все поиски своего прошлого придется проводить вне дома, от греха подальше. А первое время от них и вовсе лучше воздержаться, дабы усыпить бдительность и убедить Отдел в своем смирении и покорности.
В первую ночь на новом месте мне было... не скажу что страшно, я уже большая девочка, но... немного не по себе. Вспомнилась моя первая ночь в Отделе. Вот она действительно была ужасна. Мне тогда было чуть больше восемнадцати, меня вырвали из жизни, из моего привычного окружения, я не помнила как и почему оказалась здесь. Мне было страшно, и жутко хотелось только одного - домой. Так уж и быть, признаюсь, в первую ночь я плакала.
Не помню, какой я была на самом деле, вернее не знаю верить ли самой себе, после того что они со мной сделали, но судя по моей реакции, я действительно была домашней девочкой, искренне любящей своих родителей. Ибо можно стереть память, но не характер же?
Мне тяжело далось первое время в Отделе. Днем было нет, не легче, днем своих проблем хватало, но все же тосковать было некогда, а вот когда наступала ночь, тоска и местами отчаяние брали свое. И даже жуткая усталость не всегда помогала.
Но в первую ночь было хуже всего. Еще одно воспоминание обреченное остаться со мной до самой смерти. Поставьте себя на моё место и вы поймете что я чувствовала. Тогда я и понятия не имела, что за мной могут наблюдать, многое мне еще только предстояло узнать. В том числе и то, что любое проявление слабости нужно по возможности скрывать. Если хочешь жить.
И лишь теперь, вспоминая то время, до меня вдруг с удивлением дошло, что тот единственный выбор, который каждому дает Отдел - работать на них, или умереть, даже и его я была лишена. О чем тогда правда и не подозревала. Я им была нужна. Живая. И единственный выбор, который на самом деле у меня был - это работать на них, или меня заставили бы работать на них. Права отказаться у меня не было.
Отделу даже не откажешь в некоей своеобразной честности, надо признать, мне никто вообще никогда не говорил ни о каком выборе. Это я сама так решила. И ошиблась.
Правда, первое время я вообще ни о чем таком не думала. За мной пришли в пять утра, я встала и пошла за ними. Мне приказывали делать что-то, я в меру своих сил делала. Но в тот момент я не выбирала осознанно - жизнь или смерть, просто какое-то время я плыла по течению. Это лишь позже, привыкнув и освоившись, я стала тешить себя мыслью, что я сама решила жить и работать на них, и если уж станет совсем невмоготу, я всегда смогу выбрать смерть.
Это сейчас я понимаю, что даже попытайся я тогда покончить с собой, мне не дали бы это сделать. И лишь недавно, со словами Мэдлен: "Жить дальше. Или умереть." - в ответ на мой вопрос: "И что со всем этим теперь делать мне?" - такой выбор у меня действительно появился. Я выполнила то, ради чего меня забрали в Отдел. И теперь вольна распоряжаться своей смертью. Но не жизнью.
Последнее время в основном мне приходится работать в группе Курта. Меня это не особо радует, но надо отдать ему должное, несмотря на то, что он жуткий сухарь, профессионал он хороший, группу держит в ежовых рукавицах, но зато всё всегда четко и слаженно, а от этого, как ни крути зависит наша жизнь. Так что мне грех жаловаться.
Гуляя на следующий день по городу под весенним дождем, я набрела на парк, почти пустой в это время. Всех распугал и разогнал дождь. Мне повстречалась лишь насквозь промокшая, но от этого не менее счастливая влюбленная парочка, да сумасшедшие велосипедисты, явно открывающие сезон, и которым похоже, наплевать на любую погоду. Как и мне.
Забредя по тропинке в самую глубь, я наткнулась на еще одно живое существо - под скамейкой, сжавшись в комок и весь дрожа, сидел маленький, насквозь промокший котенок. Весь черный, без единого белого пятнышка. Я не смогла пройти мимо, и подняв, сунула его себе за пазуху. Чуть пригревшись, он отчаянно замурлыкал, словно благодаря за тепло, а я направилась домой, по дороге зайдя в зоомагазин и купив все необходимое. Я назвала его Дик. Не спрашивайте почему, я сама не знаю. И следующую ночь мы оба провели несравненно лучше, чем предыдущую.
Один из очередных свободных вечеров я решила провести против обыкновения, не дома с книжкой на диване или перед телевизором, а выйти в город, и пробродить там до самой ночи. Меня начинает угнетать мое одиночество. Выезды в поле не в счет. Работа есть работа. Тем более такая как у нас. На ней особо не пообщаешься. Правда теперь у меня есть Дик. Он здорово скрашивает мое существование. Но все-таки кот, каким бы он ни был классным, не может заменить людей. И я одевшись наряднее чем обычно, благо время и деньги чтобы пополнить свой гардероб у меня были, выхожу из дома.
Погуляв с часок по вечернему, расцвеченному огнями Парижу, я набрела на маленький бар, и просидела там пару часов, потягивая коктейль и периодически отшивая тех, кто пытался ко мне клеиться. Ну вот, я сижу среди людей, а моё одиночество никуда не делось. Одиночество в толпе - это про меня. Что-то мне взгрустнулось. От себя не убежишь. Допив коктейль я рассчиталась и вышла на улицу.
Вот это я посидела. Уже темно, и до дома довольно порядочно. Но мне спешить некуда, и я решаю не брать такси, а пройтись пешком. Заодно и алкоголь маленько подвыветрится. Видимо, я всё же наклюкалась, раз приняла такое идиотское решение. Ничем другим я это объяснить не могу. Ибо не прошла я и ста метров, по надо сказать, довольно глухой улочке, как заметила, что за мной идут двое. Ну вот. Доигралась. И кто это может быть? От страха, я даже разом протрезвела, а протрезвев, вспомнила, что они были в баре и пытались ко мне подсесть. Больше всего похожи на приблатненную шпану или "золотую молодежь", что для меня собственно без разницы. Потому-что если это так, то бояться мне особо нечего. Если уж оперативника с пятилетним стажем я и не завалю, как справедливо однажды заметила Мэдлен, то уж во всяком случае, такая шантрапа мне точно не соперник.
Я иду по длинной неширокой улочке, с одной стороны которой тянется бесконечный забор, а с другой проходит дорога, почти пустая в этот час. Район мягко скажем, совсем не оживленный. Прохожих, так и вовсе нет. Впереди, метрах в пятидесяти, забор сворачивает, и там виднеется пустырь, совершенно темный.
Я замедляю шаги, даю себя нагнать и резко оборачиваюсь. Мои преследователи явно этого не ожидали, но их такой поворот событий не особо смутил. Похоже, они пребывают в полной уверенности, что я у них в руках. На вид они то ли обкуренные, то ли просто банально пьяные. Впрочем, неважно.
- Э-э, девчонка, - развязно начинает один. - Мы что, тебе не понравились? - и протягивает руку к моему лицу. А через секунду уже воя, сидит на корточках, зажимая рукой сломанный палец. До второго, похоже не сразу доходит, что произошло, и он недоуменно-обиженно, но уже и с угрозой произносит: "Ты чего?" - делает шаг вперед, и присоединяется к своему товарищу, зажимая для разнообразия, разбитый нос.
За спиной я слышу шум приближающейся машины, и спеша закончить дело, пока никто не помешал, добавляю первому уже встающему, ногой в пах, а у второго выбиваю из руки нож, который он успел достать. И они видимо решив больше не искушать судьбу, один прихрамывая, а второй матерясь, скрываются за углом на пустыре. А на обочине резко тормозит машина, и из нее выскакивает парень, лет на пять постарше меня.
- Вам нужна помощь?
- Нет, благодарю.
- Здесь бывает опасно в это время. Я подумал, что вы в беде.
- Я сама справилась. Но всё равно спасибо.
Но он не торопится уезжать, стоит переминаясь с ноги на ногу, а затем, явно что-то решив, широко улыбается и протягивает мне руку.
- Меня зовут Анри.
- Марина, - ответила я, пожимая ее. Почему-то мне захотелось назвать свое настоящее, уже почти забытое имя.
- Марина? Редкое имя.
- Можно просто Мари, так звучит привычнее для Франции.
- Так значит ты не француженка?
- Нет, моя родина не здесь.
- А по твоему французскому, не скажешь.
- Я с детства знаю этот язык, благодаря маме, она у меня учитель.
- А ты?
- А я переводчик.
- И каким ветром тебя занесло во Францию?
- Захотелось перемен.
- Кстати, насчет перемен, может сменим обстановку и посидим в баре?
- Нет, спасибо, я только что оттуда и с меня хватит.
- Тогда могу предложить прогулку по ночному Парижу на моей скромной колымаге.
Я хмыкнула, да уж, "скромная". Ярко желтая феррари последней модели явно не подходит под это определение. Анри же, видя мою недоверчивую гримасу, отнес ее на свой счет, и стушевавшись добавил уже просительно и не выделываясь: "Ну или могу до дома подбросить."
Ну и что меня ждет дома? Одиночество, кот, и вечное ожидание звонка. Нафиг. Гулять так гулять. Надеюсь, вечер уже исчерпал все свои неприятные неожиданности.
- Знаешь, пожалуй я выберу прогулку.
Анри засиял, и галантно открыв мне дверцу, усадил спереди, а сам сел за руль, посоветовав:
- Пристегнись, прокачу с ветерком.
Прогулка была великолепна. До этого у меня не было сначала возможности, а потом и особого желания посещать те места, на которые в Париже стоит посмотреть. Мне хватало и простых пеших прогулок неподалеку от дома. Я наслаждалась просто ощущением свободы, а теперь Анри бросил к моим ногам всё лучшее, что может предложить Париж, а мог он многое. И я влюбилась. Просто не могла не влюбиться. В город. А вы что подумали?
Уже под утро Анри довез меня до дома, и мы распрощались, обменявшись телефонами. Поднявшись к себе, я кое-как разделась и рухнула в кровать, уснув по-моему еще не долетев до нее. И проспала до двух часов дня, благо из Отдела не звонили. Проспала бы и еще дольше, но меня разбудил Дик, прибалдевший от такой наглости с моей стороны. Сначала шлялась где-то всю ночь, а потом еще и проспала полдня. Нет, такое терпеть он не намерен. И он устроил на мне и вокруг меня олимпийские игры. Троеборье со своим хвостом, где судя по всему победил хвост, прыжки в длину, с приземлением на мой живот, лазанье на скорость по канату, роль которого исполняла штора, и которая не выдержала в конце концов изрядно потяжелевшую тушку питомца, и с треском рухнула вниз. Это меня добило. Спать в такой обстановке положительно невозможно. Пришлось вставать и кормить этого монстра, пока в квартире есть еще хоть что-то целое, и это несмотря на то, что автокормушка всегда к его услугам. Но из моих рук ему видите-ли приятнее. Троглодит. Чудовище. Любимка.
Вешая назад штору и готовя завтрак, хотя судя по времени скорее обед, я размышляла. Вчера всё произошло само собой, я не забивала голову лишними сомнениями, а вот сегодня начинаю думать, как на все это отреагирует Отдел? Но с другой стороны, не могу же я прожить всю жизнь ни с кем не общаясь? А с Анри мне было хорошо. Давно мне не было так хорошо. Нет, просто здорово. И я ловлю себя на мысли, что жду звонка. Не из Отдела естественно.
Он позвонил ближе к вечеру. Спросил, в порядке ли я, не занята ли, и не хочу ли чтобы он за мной заехал? Я ответила, что в порядке, не занята и хочу. Чтобы заехал. Вот так.
Это была незабываемая ночь. Сначала мы вновь колесили по городу, поужинали в ресторане, и поехали к нему. Квартирка у него кстати, под стать машине. Весьма и весьма. Затем пили вино и болтали. Я поинтересовалась, откуда всё это? Кем он работает? Менеджер в крупной фирме. Ну-ну. Не мог соврать поправдоподобнее. Похоже он такой же менеджер, как и я переводчик. Но в конце концов у каждого есть право на свои секреты. Меня это устраивает. Я не лезу в его дела, он - в мои. Рассвет мы встречали вместе.
Выспаться на этот раз мне не дал не Дик, а звонок из Отдела. Звонил Курт, был как всегда краток: "Быть в Отделе через два часа." И я была там через два часа, а вот домой вернулась лишь через двое суток. Вымотанная морально и физически. Включила автоответчик. Куча пропущенных вызовов и сообщение от Анри: "Куда пропала? Я беспокоюсь." Приняла душ, на ужин сил уже нет, схватила Дика в охапку и плюхнулась в постель. Но на звонок Анри сил еще хватило. Объяснила, что пришлось внезапно уехать по работе. Пусть что хочет, то и думает. Если менеджер может ездить на феррари, и жить в ТАКОЙ квартире, то и переводчику может срочно понадобиться уехать на пару дней. Похоже, мы с ним друг друга стоим.
Всю следующую неделю мы каждый свободный день старались проводить вместе. Не знаю, в курсе ли наших отношений Отдел (риторический вопрос - разве Отдел может быть не в курсе чего-либо?) но во всяком случае он ничем не выказывает своего недовольства. Вот и хорошо. Больше мне ничего и не надо.
А я чувствую, что начинаю всё больше и больше привязываться к Анри, и к тому ощущению спокойствия, которое посещает меня когда он рядом. Понимаю, что лучше бы обойтись без этого, одно дело просто приятно проводить время, и совсем другое - морально зависеть, но ничего не могу с собой поделать. С ним, я вообще забываю об Отделе и просто живу настоящим моментом, расслабляюсь и оттаиваю, пусть ненадолго, но это есть, и мне это необходимо. Постоянное напряжение последних двух лет не прошло даром, и требует выхода.
Ладно, чего уж там, признаюсь, похоже я начинаю влюбляться. Да и обстановка располагает - весна, Париж. Разве могло быть иначе в этом городе сплошной романтики? И Анри идеальный партнер - чуткий, нежный, отзывчивый, но в то же время есть в нем и скрытая сила, он уж точно не удовлетворится ролью ведомого, он - лидер, и при этом умный, образованный, начитанный. Может поддержать разговор на любую тему, с ним никогда не скучно. Даже странно, что он во мне-то нашел? Нет, я конечно никогда не страдала комплексом неполноценности, и вполне даже себе симпатичная, и далеко не дура, но все же... Хотя возможно, я просто не могу поверить своему счастью?
В свете всего этого даже Отдел как-то отошел на второй план. Нет конечно, когда я попадаю в его стены, розовые очки спадают, и я пытаюсь сама себя же образумить - разве я могу себе позволить кого-то любить? Но стоит мне вернуться домой, как я вновь начинаю верить, что все не так плохо, и у нас получится сохранить отношения, вопреки всему. Дело облегчается тем, что Анри никогда не задает неудобных вопросов, и принимает меня такой, какая я есть. Даже не знаю, чем это объяснить - природной чуткостью, или чем-то еще.
Все его расспросы о моем прошлом ограничились тем первым разом, когда он узнал, что я приехала сюда из другой страны и живу здесь одна. Да, правда был еще случай, когда он вновь коснулся этой темы, но не специально, а скорее просто к слову пришлось. Мы были у него дома, и Анри неловко задел локтем бокал, но я успела подхватить его почти у самого пола.
- Ух ты, круто! Вот это реакция. Кстати, давно хотел спросить, как у тебя вышло так уделать тех двоих парней?
- Родители хотели чтобы я могла постоять за себя, и я с детства занималась самообороной.
- Интересное у тебя должно быть было детство.
- Самое лучшее.
Вот собственно и все. Я тоже не касаюсь его прошлого, но не потому что чувствую что ему есть что скрывать, а скорее боюсь спровоцировать на ответные расспросы. Меня устраивает сложившееся положение дел, мы живем настоящим, сколько бы оно не продлилось, и я не хочу это менять.
Такая идиллия продолжалась недели три, прерываемая только моими вызовами в Отдел, да нечастыми отлучками Анри. И неприятности пришли вовсе не со стороны Отдела, как я подспудно ожидала.
Был субботний вечер, и мы были по обыкновению у Анри. К себе я его стараюсь не приглашать. Незачем лишний раз светить его перед Отделом.
Ему позвонили с работы, и он извинившись, вышел поговорить. Обычно, я не обращала внимания на эти звонки, бывало что и мне звонили, когда мы были вместе, и после этого приходилось срочно уезжать. Он нормально к этому относился, работа есть работа. А тут что-то вдруг дернуло меня выйти на балкон, и я увидела Анри разговаривающего с вышедшим из машины человеком, и что-то в нем меня зацепило, что-то царапнуло в памяти. Нет, это были не мои старые, стертые воспоминания, а вполне себе настоящие, уже из отделовской жизни, ничего общего не имеющие с моим прошлым. Где-то я уже этого человека видела и что-то о нем слышала. Уж больно у него приметный шрам над левой бровью. Но в тот момент я не вспомнила кто он. Это случилось позднее.
У вернувшегося через пару минут Анри я ничего по уже сложившемуся обыкновению не спросила, и даже не подала вида, что с кем-то его видела. Но вот вернувшись домой, всё никак не могла выбросить этого человека из головы.
В итоге, оказавшись в следующий раз в Отделе, после задания и отчета, я не стала как всегда спешить домой, а дождавшись пока Биркоф будет относительно свободен, подкатила к нему с вопросом, не знает ли он людей с такой внешностью? Тот, уточнив параметры, запустил поиск, и результат не заставил себя ждать. Энцо Росси - один из лидеров «Корсиканской национальной независимости» специализирующийся по центральной Европе и конкретно по Франции. Оч-чень интересно, что может связывать Анри и лидера сепаратистской группировки? Хороший вопрос, предполагающий к сожалению плохой ответ. Что называется приплыли. Хотя, может я накручиваю себя, и всё объяснится чем-то простым и банальным? Но в памяти безжалостно начинают всплывать незамеченные ранее мелочи и совпадения, которые если уж быть до конца честной, я просто не хотела замечать, а теперь вижу со всей очевидностью.
Я благодарю Бирки, и отмахнувшись от его расспросов, ухожу домой. Мне нужно подумать, и сжиться с тем фактом, что скорее всего всё у нас закончилось, так путем и не начавшись. Это больно, но чем дальше, тем было бы больнее. Опять мной воспользовались? Но кто и для каких целей? Снова игры Отдела? То-то он не вмешивался в мой роман. А если не Отдел, то кто? Что от меня может быть нужно террористам? Они знают что я из Отдела? Это возможно?
Есть правда еще вариант, самый лучший, или наоборот, самый худший, это как посмотреть, что Анри не в курсе того кто этот человек, и им пользуются втемную. Но в любом случае, ничем хорошим эта ситуация не закончится. И я ДОЛЖНА доложить в Отделе о том, что видела. У меня просто нет другого выбора. Но как сделать это так, чтобы не навредить Анри, если он ни при чем?