Без слов

      Эта ночь стала откровением для меня. Я согласился на интервью с журналистом, ища избавление в чужих глазах за свои грехи, что совершил, поддавшись напору Лестата и примкнув к полуживым мертвецам. Надежда на избавление от этого тяжкого груза рухнула после слов интервьюера, лишний раз доказывая, что люди с течением времени не меняются. В них живёт та любовь к потустороннему и необъяснимому, которая и становится их роковой ошибкой.       Лестат стал для меня избавителем от той никчёмной жизни, которая была у меня после роковой черты. Он чувствовал, что я нуждался в опоре, в том, кто сможет сделать из меня новую личность, в корне отличающейся от прошлой. О человеческой жизни пришлось забыть, перечеркнуть и сжечь воспоминания, не оставив и пепла. Как оказалось, у Лестата были совершенно иные мысли по этому поводу. После убийства чернокожей служанки я раскрыл перед рабами свою сущность — новую, ещё не окрепшую, мечущуюся то к стороне людей, то к стороне вампиров. Ничего не оставалось, кроме как сжечь всё то, что у меня сохранилось от человека, которого я так тщетно пытался забыть. Но увлёкшись, я чуть не погубил нового себя, и огонь стал бы моим новым избавлением от насущной жизни. Лестат пришёл вовремя, в тот миг, когда я успел распрощаться со всем и помолиться, наивно надеясь, что мои молитвы будут услышаны. Вот уже во второй раз он спас меня.       Во время эпидемии чумы мой голод стал невыносимым. Просьбу Лестата отказаться от своих принципов и начать убивать людей я категорически отвергал. Людские жизни не могут сравниться с моей — жизнью волка, одетого в шкуру овцы. Животные лишь на миг могли утолить жажду, и это сводило меня с ума. Поэтому я пошёл в самый эпицентр «черной смерти» в деревне. Я хотел стать благодетелем, спасающим людей от мучительной смерти и даруя им быстрый уход. Казалось бы, всё прекрасно продумано, но Лестат и здесь нашёл меня. Бедная девочка стала жертвой монстров, не получившей выбора между жизнью и гибелью. Я сбежал, испугавшись содеянного, скрывался от самого себя, не желая возвращаться. Лестат сделал мне подарок — он обратил это милейшее создание в такое же чудовище, как и я.       Клавдия для меня была дочерью, отдушиной в этом мире. Для Лестата же она была в первую очередь гением, быстро схватывающем на лету азы вампирской жизни. Он не мог нарадоваться такой дорогой находке.       Однажды я не смог более полагаться на свои чувства. Незнание того, кем мне является Лестат, губило меня. Раньше я подавлял желание разобраться в своих ощущениях. Но всему есть предел. Чувства, испытываемые к Лестату, были схожи с тем, что я испытывал когда-то давно к своей жене. А те чувства по отношению к Клавдии были словно к своему ещё не родившемуся ребёнку. Это меня пугало до дрожи. Я не мог найти слов, с которых начать разговор.       Комнату освещал свет от свечей, расставленных по всей комнате. Камин придавал атмосфере уюта и согревал комнату, но он был лишь фарсом: ощущение тепла или холода были недоступны для таких тварей, как я. Возле горящего камина стояли два высоких кресла, где по-домашнему располагались я и Лестат. Прислуга проверила огонь и вышла из комнаты, оставив меня наедине с ним и тишиной. Клавдия была с портными, которые шили для неё ещё одно платье. Девочка радовалась, как ребёнок. Хотя на самом деле она взрослый человек с внешностью и чувствами ребёнка. Размышления и неловкое молчание прервал Лестат и вывел меня из мыслей. — Луи, ты хорошо себя чувствуешь? На тебе лица нет, — сказал он, стоя позади меня. — Лестат, ответь мне: кто мы? — Мы? Исчадья Ада, гонимые людьми в пучину бездны. — Его громкий смех наполнил комнату. — Ты меня неправильно понял, — немного оробев, произнёс я, — Кто мы… друг для друга?       Лестат, видно, был поражён моим вопросом, так как в момент он оказался стоящим передо мной. Его глаза, смотрящие мне глубоко в душу, смутили меня. Я не знал, куда деть свою неловкость и смущение, понимая, что отвернуться было бы глупо. — Неужели ты подрос, Луи? Я давно ждал этого вопроса от тебя. Мой милый, милый Луи, — прошептал он с нежностью в голосе, присущей лишь ему. — Что ты ожидаешь услышать в ответ? — Правду, Лестат. — Мой взор был устремлён в пламя, что завораживало своим спокойствием и хладнокровием. Я был не в силах взглянуть на него. Он встревожил мои чувства, отчего я больше не мог скрывать волнение. — Мы семья. Самая настоящая счастливая семья. Ты этого не видишь? Разве? — Присев, он бережно взял меня за руку. — Ты и я - два отца, которые самостоятельно воспитывают маленькую дочь. Клавдия говорила, что видит нас именно так. Двое любящих, заботящихся отца, готовых пойти на всё, лишь бы сохранить свою семью. Неужели, Луи? Неужели ты так и не понял? — О чём ты? — В горле пересохло от этих слов. — Я тебя не понимаю… — Не глупи! — Резко вскочив, заставил подняться и меня, схватив за локоть. — Не будь таким жестоким! И не делай такое выражение лица, словно я тебя убивать собираюсь. — Может быть, ты хочешь. — Будешь так со мной разговаривать - не встанешь с кровати минимум с неделю. Или сейчас ты как раз этого и добиваешься? Ну же, не молчи, — начинает нервничать, — скажи, чего желаешь, Луи. Я сделаю всё ради тебя, — произнёс он, поцеловав мою руку.       Быстрая смена настроения присуща Лестату. Сейчас, в мгновенье ока, его гнев сменился на нежность и ласку, от которой я сразу млел. Не было нужды говорить о любви, признаваясь друг другу, ведь каждый из нас знал это с самого начала, когда решил связать свою жизнь с другим вампиром. Весьма серьёзный шаг навстречу неизведанному, но такому притягательному и желанному.       Без лишних слов я отбросил волосы Лестата, спадающие ему на лицо, и прильнул к его губам. Таким холодным, манящим губам, которые тут же ответили на поцелуй. Руки сомкнулись на моей талии, прижимая к себе и не давая возможности двинуться ни на шаг.       Он любит повиновение c моей стороны или же прислуги. Чертов доминант никогда не допустит шанса на вольность, будь то взгляд в другую сторону или же поцелуй. И сейчас он перехватил инициативу, начиная потихоньку передвигаться к кровати. Мне она нравится: огромная по размерам своим занимает место у окна, с простынями, мягкостью сравнимыми только с перышками, а золотой балдахин на контрасте с красными простынями придает ей толику аристократизма. В начале она предназначалась для интерьера комнаты, до тех пор, пока мы не нашли ей новое применение. С тех самых пор я вновь полюбил эти шелковые простыни, мягкую перину и большое пространство для ночных утех.       Разорвав поцелуй, я посмотрел на Лестата: в его глазах засверкал огонёк, тело было напряжённым, а слегка учащённое дыхание и приоткрытые губы сводили с ума своей привлекательностью. Он легко толкнул меня в грудь, отчего я сел на кровать, после чего забрался на неё с ногами. По улыбке Лестата мог догадаться, что всё-таки правильно его понял. Забравшись на кровать и сев на мои бедра, он еле слышно произнёс: «Можно?».       Я не смог больше противиться своему желанию и, кивнув, позволил полностью снять с себя одежду. Его манеры каждый раз исчезали, как только мы добирались до этих красных простыней, и поэтому вся одежда оказалась на полу.       Раздев меня, он накрыл меня покрывалом, пока сам расправлялся со своими ненужными тряпками. Меня влекло к нему, хотелось прижать его к себе и отдаться ему. Посветить всего себя единственному, кому навсегда отдам своё сердце, тело и душу, если таковая не исчезла вопреки всем россказням о вампирах.       Наконец, Лестат разобрался со всеми приготовлениями и стал нежно целовать сначала губы, потом скулы, облизнул мочку уха и перешёл к шее, обдавая её своим дыханием. Он припал к ней, отчего я вцепился ему в волосы, боясь, что в один миг он потеряет контроль и по обыкновению своему прокусит мою шею. Но, к счастью, ничего подобного не случилось, а Лестат злобно уставился на меня. — Не доверяешь мне? — Я не доверяю твоим инстинктам, а не тебе. — Они сейчас говорят мне, что стоит мне приоткрыть ткань на твоих бёдрах, как я увижу нечто достойное моего внимания.       Я тут же прикрыл себя краешком покрывала, отчего Лестат тихо засмеялся. — Ох, ты и представить себе не можешь, как красив, Луи. Губы всё время приоткрыты, словно просят поцелуя, ноги расставлены, пусть и окутаны, а твоя правая рука упирается мне в грудь - я тут же убрал её. — Очаровательный. О, милый, милый мой Луи.       Он опустился ниже, к моим бедрам, рукой провёл от груди до бедра и остановился, следя за реакцией. Тихий вздох нарушил тишину, когда Лестат рывком стянул всё покрывало и языком прошёл тот же путь, что и рукой, якобы случайно задев возбуждённую плоть. Проведя по ней рукой, после взял в свой рот, отчего я охнул. Всё тело пробивает наслаждение, а возбуждение с каждой секундой становится всё сильнее. Да, эти ощущения ни с чем не сравнить.       Лестат работал языком, проводя им от основания и задерживаясь на конце, играя. Это его умение доставлять удовольствие таким способом полностью отключало разум. Теперь я мог только чувствовать его прикосновение, ощущать дыхание на своей коже, вздрагивать всем телом, когда он раздвинул ноги и проник одним пальцем. Эта его нежность в действиях и неутолимое желание в глазах вскружили мне голову. Лестат не торопился и бережно растягивал меня, ловя каждый стон и наслаждаясь ими.       Когда же тело было достаточно подготовлено, он широко расставил мои ноги, положив их себе на плечи, и прильнул к моим губам, немного подрагивающим. Я не мог больше ждать — уж слишком сильно хотел его, и словно мольба прозвучало из моих уст: «Прошу, Лестат». Мы оба до безумия желали насладиться друг другом.       Он медленно входил, растягивая, и не спешил, давая возможность свыкнуться с ощущениями. Но нет, было не до нежностей и осторожности, через короткое время я двинул бёдрами, издав тихий стон, после чего Лестат перенял инициативу и стал постепенно наращивать темп. В эти мгновения он словно становился необузданным зверем, чьё желание становится превыше всего.       Темп стал очень быстрым, а мои стоны удовольствия громче, что радовало Лестата. Он любил, когда я терял рассудок с ним, и не замечал, как с силой сжимал его плечи, впиваясь ногтями до крови, закатывал глаза и повторял его имя. Лестат наслаждался каждой секундой этого соития, ведь только в эти мгновения мы чувствовали себя поистине единым целым.       Надолго нас не хватило: с протяжным стоном я излился на живот, немного задев Лестата, а он, задрожав от удовольствия, кончил глубоко в меня. Приобняв, Лестат лёг рядом со мной, зарывшись рукой в мои волосы, а я просто наслаждался моментом. Без лишних слов мы лежали до самого рассвета, наслаждаясь, покрывая друг друга прикосновениями и поцелуями. Когда рассвет был близок, Лестат бережно обтёр меня водой, принесённой служанкой по его приказу, оделся, окутал меня в красное покрывало и отнёс в свой гроб, где нам обоим хватило места.       Не нужно слов, чтобы рассказать о своей любви. Не нужно слов, чтобы доказать её.