Но даже тем, кто все хотел бы сгладить в зеркальной, робкой памяти людей, не дам забыть, как падал ленинградец на желтый снег пустынных площадей. О.Б. «Стихи о себе»
Сегодня было особенно холодно. Казалось, что воздух просто звенел от мороза. В её холодной комнатке после того, как в доме от стужи лопнули трубы парового отопления, невозможно было согреться, и Ольга стала ночевать прямо на работе. Они с коллегами заступали на пост по очереди, так же по очереди ходили обналичивать хлебные карточки. Сегодня был её черед. Затемно дошла она до пункта выдачи, встав в хвост казавшейся бесконечной толпы. Мороз пробирал до костей, но люди не жаловались. Они понимали, во имя чего подвергают ослабленные организмы такому стрессу: сто двадцать пять грамм хлеба. Сто двадцать пять. Но это — единственный шанс выжить… Хлеб выдавали неспешно, тщательно взвешивая каждый кусочек и не роняя ни крошки. Очередь, полубесчувственная от мороза, покорно ждала. Когда подошел черед Ольги и она смогла получить свою норму, сумерки стали светлее. Скоро восход. День обещал быть солнечным. Аккуратно, как величайшую ценность, спрятала она полученные на всю коллегию порции в холщовую сумку, а сумку в свою очередь с материнской нежностью прижала к груди, запахнув посильнее полы хлипкого пальто, и двинулась обратно, в сторону Дома Радио. Замерзшие ноги совершенно не слушались её, и каждый шаг давался с трудом. В голове пронеслась мысль — казалось, будто она принадлежит кому-то другому — что если она сейчас упадёт, то уже не встанет. Это неудивительно. Сколько вот таких, как она, падали на улицах этой зимой. Их свозили на санках родственники. Или, если родных не было — дежурные. Отсюда, из центра, чаще всего увозили в бывший Храм на Крови. Ольга вздохнула, заставляя себя шагать дальше. Если она сейчас упадёт, то тогда хлеба не получит вся редакция. Ей нужно идти. Но проклятые ноги, словно издеваясь, не желали подчиняться воле хозяйки. Бесшумно, незаметно, как большая часть жителей блокадного города, упала она на обочину дороги. В мутной голове вспыхнули, словно искорки, десятки мыслей одновременно — какая жестокая ирония, умереть в ста метрах от нужного ей места. На глазах у сотен ленинградцев. На глазах у тех, кто ежедневно ждал её голоса, как последней надежды…***
— Граф Калиостро? В Петербурге? Серьезно? — Роза удивленно улыбнулась. - Да, да, да, именно так, — кивнул ей Доктор, поворачивая рычаги на панели управления. – О, поверь, это были удивительные годы в его жизни! И поверь, тебе будет крайне интересно узнать, что он придумал! Представь себе, он сумел уговорить князя Потёмкина отдать ему для опытов весь свой золотой запас, пообещав в конце утроить его с одним условием: одну треть ему будет позволено забрать себе. И он действительно утроил отданные ему сбережения! — По-настоящему? — заинтересованно уточнила Роза. — Разве это возможно? - О, для этого человека не было ничего невозможного! — засмеялся Доктор, резко дернув рычаг вниз. ТАРДИС пару раз тряхнуло, и она с характерным скрипом замерла. — Пойдём, я вас познакомлю! — он схватил Розу за руку, увлекая её к выходу. Роза засмеялась, вылетая следом за ним на морозную улицу. — Конец восемнадцатого века, идеальное время для Петербурга! — вещал Доктор, бодро шагая по мостовой. — Годы правления Екатерины Великой, рассвет новой столицы! Посмотри, какое прекрасное утро занимается! Как прозрачен воздух! — И как холодно, — фыркнула Роза, невольно поёживаясь в своей легкой курточке от мороза. — Мороз, да, — кивнул Доктор. — Зима ведь! – он, улыбаясь, поднял голову вверх, разглядывая окна домов. — Стоп, — он вдруг замер, точно вкопанный, улыбка моментально исчезла с его лица, и беззаботное выражение на нем сменилось напряженно — грустным. Роза, с удивлением наблюдавшая за резкой сменой настроения Доктора, изумлено остановилась, пытаясь понять, что случилось. — Что-то не так? — осторожно спросила она, оглядываясь вокруг. День как день. Вернее, утро как утро. Рассвет, морозный воздух, отблески света на окнах домов… Правда, на улице практически безлюдно. И на окнах… бумажные кресты? — Роза, нам нужно уходить. Срочно, — тоном, не терпящим возражений, ответил Доктор, резко разворачиваясь в сторону ТАРДИС. — А как же Калиостро? — разочарованно протянула Роза. — Позже, — коротко ответил Доктор. — Мы попали не туда? — взволнованно спросила Роза, едва поспевавшая за Доктором. — Мы попали не тогда, — сказал он. — И поверь, этот период в жизни Петербурга — самый неудачный для путешествий. — Почему? –спросила Роза, не совсем понимая, что же происходит. Доктор, быстрым шагом направлявшийся к ТАРДИС, вновь замер, как вкопанный, у самых дверей. Но на этот раз у него была причина для такого поведения. Прямо перед дверью, на заметенном снегом тротуаре, беззащитно прижав руки к груди, лежала молодая женщина с крайне худым и бледным лицом. — Вот поэтому, — глухо ответил Доктор. — Потому, что это 1942 год. Первая зима в блокадном Ленинграде. Ужасное время, и что самое отвратительное, мы не в состоянии ничего изменить, — вздохнул он, наклоняясь к женщине. — Что с ней? — испуганно спросила Роза. — Сто двадцать пять грамм хлеба и пронизывающий холод, — ответил Доктор, бережно поднимая женщину на руки. — Открой двери, Роза, ей ещё можно помочь.***
Она стояла на залитой светом поляне, усыпанной одуванчиками. Откуда-то издалека, словно колокольчик, раздался такой знакомый детский голосок… — Мама! — девочка, смеясь, бежала к ней по зеленой траве. — Майя! — Ольга распахнула руки навстречу дочери. Маленькая, хрупкая, веселая… Такая, какой ей надлежало быть… А рядом с Ольгой стояла Ирочка в веселом цветастом платьишке, щурясь от солнечных лучей. Майка, казалось, неслась со всех ног, но при этом никак не могла добежать до них. И тогда Ирочка, нетерпеливо тряхнув головой, помчалась навстречу младшей сестренке. Ольга охнула, не успев остановить старшую дочь. Девочки мчались навстречу друг другу, в безоблачном небе летали птицы, и только звонкий смех нарушал тишину и покой этого места. И вдруг, словно из ниоткуда, вспыхнул яркий свет. Ослепляющий, обжигающий, страшный… Ольга испуганно вскрикнула, невольно закрыв лицо руками. Следом за светом пришел звук. Непонятный, механический, незнакомый… Он прокатился по опаленной светом поляне, на которой уже не было ни золотистых одуванчиков, ни травы, ни смеющихся девочек… В смятении Ольга протянула вперед руки, словно пытаясь поймать ускользнувший мираж, окликая пропавших детей. — Тише, тише, — ответил ей незнакомый женский голос. — Всё хорошо, ты в безопасности… И с этими словами пришло безнадежное осознание действительности. Разве можно быть в безопасности в такое время? Когда нет сил пройти пятьсот метров, когда ветер пронизывает до костей, а вокруг только холод, голод и мрак, завывание воздушной сирены и бесконечные артобстрелы… Холод… Конечно, было очень холодно, и она спешила укрыться в ставшем уже едва ли не родным здании Ленрадио. Она успела дойти — уже не помня ничего? Она… в безопасности? — Маша? — неуверенно спросила она, не открывая глаз. — Машка, ты? - Нет, — шепнули ей в ответ. — Нина? — еще более неуверенно уточнила Ольга. — Не Нина, — произнесла незнакомка. — Роза. Меня зовут Роза. А тебя? — Ольга, — нехотя открыв глаза, она удивленно огляделась вокруг. Что бы это ни было, но на Дом Радио это здание не походило ни капли. А светленькая девушка, с бесконечно-доброжелательным лицом глядевшая на неё, ни капли не была похожа на ленинградку. Ко всему прочему, пальтишко Ольги висело на вешалке в стороне, а хлеб, который она прятала за пазухой, бесследно исчез. Осознав этот факт, Ольга едва не подскочила. — Что-то не так? — обеспокоенно спросила светловолосая девушка, глядя на неё. — Хлеб… — едва слышно прошептала Ольга. — Ты о чем? — непонимающе качнула головой девушка. Ольга сникла. Конечно же, вполне логично, что в насквозь промерзшем и голодном городе быстро найдутся те, кто не побрезгует взять дневную норму из рук полуживой женщины. Удивительно другое — что её не бросили замерзать на улице. Что завели в дом, где тепло и сухо. — Там была дневная норма на всю редакцию… Заметив, что гостья расстроена, та, что представилась Розой, вдруг охнула. — Боже, только не говори, что ты имеешь в виду те странные корки, что были у тебя с собой! — Корки? — тихо переспросила Ольга. — Конечно! — кивнула головой Роза. –Послушай, неужели вы собирались это есть? Ну, это было уже слишком. — Кто Вы? — спросила Ольга, нахмурившись. — Я друг, — снова непонятно ответила светленькая девушка, ободряюще улыбаясь. — Ты сможешь встать? Ольга кивнула, поднимаясь. — Пойдём, — Роза взяла её за руку, открывая двери странного помещения. За ними царствовало лето. Ничего не понимая, удивленно раскрыв глаза, Ольга вышла на улицу. В зелени листвы то тут, то там виднелись небольшие домики — аккуратные, ухоженные — из тех, что были в реальности разве что на картинках в книжках про идеальную деревенскую жизнь. И от них едва ли не осязаемо пахло миром и спокойствием. — Где мы? — спросила Ольга, удивлённо озираясь вокруг. — Мы далеко, там, где нет войны и голода. Послушай, там, в городе, ты бы уже умерла от холода. Если захочешь, ты можешь остаться здесь. Тут тихо и спокойно. А? Ольга огляделась вокруг. Местность до боли напоминала ту полянку из сна. И ей всё казалось, что сейчас откуда-то появятся её дочки… — Значит, я всё-таки умерла, — уточнила она. — Или сошла с ума? - Нет, — ответил ей мужской голос. Обернувшись, она увидела незнакомого мужчину, стоявшего неподалёку от маленькой синей будки. — Тогда… Как это всё возможно? — Ольга не знала, чему ей стоило больше удивляться — тому ли, что они вышли из зимнего блокадного Ленинграда в летний идеально-мирный мирок, тому ли, что помещение, в котором она только что находилась, исчезло без следа, превратившись в маленькую непонятную будку, или тому, что при всём при этом её пытаются убедить в том, что она жива и даже не спятила. — Ты из мира расцветающей науки, Ольга, — улыбнулся ей незнакомец. — Неужели для тех, кто мечтает покорить Космос, пустить реки вспять и объединить весь мир единой идеей что-то может казаться нереальным? Ольга непонимающе качнула головой, словно сгоняя наваждение. — Но это невозможно… То, что вы делаете — невозможно. — Невозможно сейчас, — улыбнулась Роза. — Но почему ты думаешь, что это будет невозможным через много лет? — Вы хотите сказать… — выдохнула она. — Вы хотите сказать, что… — Что мы не из этого времени, — продолжил за неё Доктор. — И может быть, немного не из этого места, — уклончиво ответил он. — Но знаешь…Наступит день, и всё, что ты видишь, перестанет казаться фантастикой. — Тогда… — тихо продолжила Ольга. — Если мы научились управлять временем…Если так просто переноситесь от одного места к другому…То почему же никто не остановил фашизм? Почему наши потомки не помогают нам предотвращать страшные катастрофы? Почему не могут забрать детей из концлагерей и осажденного города? — Ты и сама знаешь ответ, — ответил ей Доктор. — Потому, что история не может быть изменена. Увы, мы, как ни желали бы этого, не можем помочь вам. Не можем облегчить участь ленинградцев. Но ты можешь остаться здесь. Вряд ли кто-то хватится тебя в эту пору. Всем и так будет ясно, что произошло. Ольга вздохнула. Жизнь давно научила её не удивляться ничему. Даже самым странным вещам. А может, виновата блокада, притупившая природное любопытство. Значит, мир будущего будет. И он будет удивительным. Полным невозможных открытий. — Это место — это — будущее? — Не совсем, — поморщился Доктор. — Скорее, альтернативный мир. Это Альтерика, планета земного типа, максимально похожая по всем своим параметрам на Землю твоей эпохи. И здесь всегда рады новым жителями. — Это не Земля? — растерянно прошептала Ольга. — Значит, мы сумеем покорить и Космос? И вступим в контакт с неземными цивилизациями? Роза засмеялась. — Конечно! Посмотри на Доктора, — она кивнула в сторону замершего у синей будки мужчины. – Он, к примеру, с планеты Галлифрей. Ольга внимательно посмотрела на того, кого Роза звала Доктором. Внешне он ничем не отличался от землянина. Ну, разве что непривычной одеждой и прической… — Ну же, Ольга, решайся! — продолжила наступление Роза. — Этот мир прекрасно тебе подойдёт. Или, если тебе не нравится здесь, мы можем отыскать то место, которое станет тебе вторым домом. Мир вокруг гостеприимно распахнул ладони, призывая её отречься от холода и мрака вымирающего Ленинграда. Здесь всё было идеально. Здесь хотелось жить. А там? Кто ждал её там? Дочерей она схоронила еще до начала блокады, супруг погиб совсем недавно… Кто хватится её, если не появится она на пороге Ленрадио? Разве что коллеги. И те, кто ждут от неё вестей. Жители города не услышат посвященных им строк. И в городе станет еще немного холоднее… Вздрогнув, Ольга качнула головой, глядя на воодушевлённую Розу. — Я должна принести хлеб своим коллегам. Если я не вернусь, они останутся без пищи. — Но если бы ты замерзла на улице, то все равно всё так и было бы. — Но я же не замёрзла! — ответила Ольга. — Поймите, я должна вернуться! — Куда? — удивленно спросила Роза. — В этот промерзлый, умирающий город? — В мой город, — ответила Ольга. — В мой промерзлый, умирающий город. Вы, неприкаянные странники, можете лететь, куда пожелаете. Но я не смогу без моего Ленинграда. Доктор, наблюдавший за ними со стороны, невольно покачал головой. Он предполагал, что всё так и будет. Но Роза просто не могла поверить, что кто-то в здравом уме выберет верную гибель прекрасной идиллии вдалеке от страданий. Она была рождена в мирное время. И, к счастью, не ведает, какова психология у людей, прошедших через кошмары войны. Ольга была настоящей ленинградкой. Такой же, как и тысячи других — маленькие герои большого города. Какое ей дело до неземного корабля, до прекрасного мирного городка и до такой непохожей на неё девушки по имени Роза, если где-то там, в дали верст и лет, ждут товарищи, которые уже, наверное, переживают, что её так долго нет. — Мы сделаем так, как ты захочешь, — ответил он Ольге. — Если ты уверена в своём выборе. — Уверена, — кивнула она. — Пожалуйста, верните меня обратно!***
Она вышла из этой странной большой-маленькой будки на знакомую ей улицу Ракова*. На улице уже почти рассвело. Прежде, чем покинуть маленький уголок будущего, она старательно укуталась в старенькое пальто. Роза, слегка смущенная происходящим, неуверенно протянула ей заботливо завернутый в холщовую сумку хлеб, который Ольга несла своим коллегам. Она никак не могла понять, почему он так дорог ленинградке. Ольга вдохнула промерзлый воздух полной грудью, уверенно шагая в сторону Дома Радио. Она невольно улыбнулась, услышав, как за спиной раздался странный металлический звук, с которым корабль из будущего перемещался по времени и пространству. У них есть будущее. А значит, им есть, за что бороться.***
ТАРДИС приземлилась на обрывистом склоне. Внизу вилась небольшая речушка, а за ней начинался лес. Бесконечный, прекрасный летний лес. Всё вокруг было наполнено летней прохладой, покоем и тишиной. Доктор и Роза молча стояли на краю, глядя вдаль. — Доктор… Неужели мы вот так просто забудем всё, что видели? — робко спросила Роза, вздрогнув, словно от холода. — Что мы можем сделать, Роза? Что? Здесь нет иных монстров, кроме людей. Здесь не помогут умные речи и звуковая отвертка. Это время нельзя изменить. Оно статично. Неизбежно, ужасно, бесчеловечно и совершенно неизменно. — Но так нельзя! Это неправильно! — всхлипнула Роза. — Доктор, послушай… Хотя бы немного, совсем чуть-чуть — можем мы вмешаться в происходящее? — Что это изменит, Роза? — глухо спросил он, глядя вдаль. — Мы не можем повлиять на ход истории.. Не здесь. Не сейчас. — Это изменит всё! — девушка прижалась к Доктору. — Это подарит им надежду. Доктор, пожалуйста, давай просто немного развеем холод! Это в наших силах! Доктор посмотрел на робко прильнувшую к нему Розу. Да, путь их не был легок. Они бывали в разных мирах и многое повидали. Но впервые они и вправду были бессильны что-либо изменить. С другой стороны… — Что ж… — Доктор едва заметно улыбнулся. — Есть у меня одна совершенно глупая идея… Роза живо встрепенулась. — Но учти, она и вправду глупая, хотя и может сработать, — предупредил он. — Разве у тебя бывают другие? — улыбнулась Роза. *улица Ракова — так называлась Итальянская улица с 1923 по 1991 год