Спустя два с половиной месяца. Где-то в горах, юго-западнее ущелья Семи Вдов. POV Габи (пролог) ***
Способна ли я на любовь после всего того дерьма, которое пережила? Наверное, всё-таки нет. К чёрту. Проще думать, что я оставила этого идиота в живых ради того, чтобы насладиться охотой. Он же был охотником у себя в Двенадцатом. Впрочем, какие охотники могут быть в такой глуши? Никудышные, какие же ещё! Я же застукала его дважды. Спящим. Есть у меня пара приёмчиков, ещё в Академии отточенных до совершенства — я любила довести наших мальчишек до Карачуна. Помню, когда мне было семнадцать, я залезла к ним ночью. Моей жертвой должен был стать Клодий. Но этот мерзавец ушёл ночевать в Город, и мне пришло в голову напугать парочку парней с его курса. Секция дальнего боя — они более беспечные. Я надела маску, нацепила чёрный плащ с капюшоном и заявилась к ним в полпятого. Карьеристы, студенты-хорошисты спят в это время мёртвым сном. Да, Габи, ты тогда конкретно позабавилась! Сама отделалась ранением в левую ключицу, а этот, как его, не могу вспомнить — ни разу не видела его после окончания Академии, — его унесли в медичку. Вот смехота, честное слово… Холодно что-то становится, пойду пройдусь. Он ни за что не простит и не забудет. Потому что парень — хотя я поклялась бы жизнь положить на то, чтобы отомстить, — придёт за мной, придёт сюда, в Килмаррок, в горы. Прикольно, чёрт побери! Ммм, а это что такое? Этого мха тут раньше не было, и вообще всё как-то слишком аккуратно и правильно. Неужели кому-то из деревни пришла в голову бредовая мысль надо мною подшутить?! Убью, убью гадину, если это правда. Найду и сердце вырву! И дерево это накренилось как-то неправильно… Стоп, Габи, что-то здесь не так, думай, может, это ловушка? В моём лесу? Тогда почему нет следов? Летать по воздуху никто не умеет. Дерьмо, в чём тут дело? И именно в этот момент сзади раздался негромкий треск, словно обломилась ветка. Девушка резко обернулась, но было слишком поздно — прямо из-под земли поднялся деревянный брус и ударил её в живот. Габи Линфорд рухнула на землю.***
Гейл Хоторн выбрался из своего убежища в овраге и бесшумно — на его ногах были одеты шерстяные носки, а другой обуви не было, — приблизился к ней, стоявшей на корточках. В руке он держал нож, а на поясе у него висела бечёвка. Двенадцатый оглушил девушку одним ударом кастета по затылку, а затем, когда она была без сознания, аккуратно связал ей руки за спиной и прислонил Габи к дереву, после чего опустился на корточки. Через пару минут девушка очнулась. — Привет. Голова не болит? Я старался ударить не слишком сильно. Хриплый голос Хоторна звучал язвительно, насмешливо, но беззлобно. И он, Гейл, явно был очень доволен собой. — Ах ты, сволочь шахтёрская! — яростно прошипела Габи. Удар в живот был такой силы, что говорить в полный голос Вторая не могла. — Как же я тебя ненавижу! Так бы и плюнула в твою высокомерную рожу!*** Тремя неделями ранее. Олдборо. Бывший клинический Госпиталь миротворческих войск Второго Дистрикта, ныне — Временный объединенный госпиталь имени Стации Гордон. POV Гейла Хоторна
— Нет, больной, даже не думайте! Вам предстоит ходить, опираясь на трость, ещё по крайней мере неделю, но скорее — дней десять. Мой доктор — Хитер Дишоу — старше меня на пару лет. Эта девочка будто сделана из стали, и я никогда с ней не спорю. С того самого момента, как мне рассказали, что она была в Капитолии, где её едва не взяли в плен, пока она вытаскивала с того света очередного бедолагу. Миротворцы неожиданно прорвали фронт повстанцев ополчения Второго, но эвакуироваться, как другие медики, она не могла. Хитер продолжала оперировать, но ополчение Шестого — самое сильное и мощное в армии Свободы — мощным ударом разметало врага, и он бежал. А двумя сутками позже Дишоу ранили в голову. Всего же за время штурма Капитолия девушка получила три ранения. Огонь-девочка. Дистрикт Два, чёрт побери! Я, ковыляя по коридору и держа трость правой рукой, возвращаюсь в палату. Мое лицо разглаживается. Я не большой любитель улыбаться — жизнь сделала меня таким — но сейчас я улыбаюсь, меня пришёл навестить Друг. Товарищ.***
— Да, не повезло. Ты тут две недели, а уже с «дыркой». — А какого рожна ты-то тут оказался, а, Стэрди? — замечаю с ухмылкой. — Не поверишь, я по распределению сюда попал. В распоряжение лейтенанта Гейла Хоторна. Сразу видно, что не врёт, поэтому я некоторое время смотрю на него обалдевшим взглядом. — В аттестате стоит подпись некоего полковника Фейра, но я его в глаза не видел. Может, ты знаешь, кто это такой? Это и тебя касается. — В смысле? — В смысле?! Хоторн, я думал порядка во Втором побольше будет, но, похоже, бардак здесь точно такой же, как в Капитолии! Фейр — это твой командир. Чего, серьёзно, от меня первым узнал? — Ага… — Да, Гейл, по крайней мере, всё это странно… Стэрди Уилгрэм — шахтёр из Двенадцатого, я знаю его с самого рождения — домишко Хоторнов стоял прямо напротив дома Уилгрэмов. Мистер Стенвик Уилгрэм был мастером на нашей шахте номер два. Я тогда был совсем пацаном, а мистер Уилгрэм прикрывал моего отца, пока мой папаня ходил в рабочее время в лес, чтобы проверить ловушки. Конечно, свежую зайчатину или индюшатину он покупал самым первым. Тем более, что в Шлаке он был одним из немногих, у кого водились деньги, хотя, сколько себя помню, за тяжкий труд под землёй Капитолий платил сущие гроши. Да что там говорить! Когда отец сгинул в том самом взрыве, именно мистер Уилгрэм помогал нашей семье. В Шлаке его очень уважали. Он сильно пострадал в тот страшный день, спасая из огня малышей, вытаскивая женщин. В самое пекло лез, отважный мужик! Обгорел так, что живого места не осталось, а все равно с того света выкарабкался, в Тринадцатый доставили. Выжил, выжил, мистер Стэнвик. В солдаты на фронт его, конечно, не пустили, но лейтенант инженерных войск Стэнвик Уилгрэм сейчас возрождает из пепла Двенадцатый дистрикт! А Стэрди? Да мы с ним не разлей вода, приятели лет с трёх-четырёх. Стэрди холодный, вернее сказать, хладнокровный. Выдержка у него — просто высший класс, мне бы такую. В таких ситуациях, когда я давно бы сорвался, он спокоен и невозмутим. Был у нас прикол зимой после 74-х игр, я уже тогда «активничал» — вёл антиправительственную пропаганду. Стэрди пару раз меня жёстко припирал к стенке, кулаками остужал мой революционный пыл. А через полгода оказалось, что Стэрди и сам агитировал, да ещё и в первых рядах действа находился. Вот уж я удивился. Стэрди — невозмутимая гора мышц, гиревик. Но и грамотный он парень, соображает… То, что учиться надо, чтобы человеком стать, Стэрди «допёр» года на три-четыре прежде меня, хотя старше был всего на год. И сейчас он — сержант революционной армии. Совсем неплохо для парня, бывшего шахтёра двадцати лет от роду. Я сам, правда, лейтенант с тремя наградами «За отвагу и доблесть», одну «медаль Свободы» мне вручала президент Альма Койн, которую убила моя Китнисс, чего я никак не могу понять, ведь бомбы на своих собственных детей сбросил капитолийский планолет по приказу Кориолана Сноу! — Так вот, Гейл. Нас с тобой сама «мама Пейлор» определила в новую особую службу разведки и безопасности. Так что, Гейл Хоторн, ты теперь, вроде как, миротворец! Зря он это сказал, я с одиннадцати лет терпеть не могу «белые мундиры». Да вообще нет на белом свете ничего, что я ненавидел бы так люто, поэтому и «завожусь» с пол-оборота. Глупо, конечно, но с другой стороны, если со мной шутки шутить, можно и вечным сном уснуть: — Э! Ты кем меня назвал? Сюда иди! Убью!!! И я пошёл на лучшего друга с налитыми кровью безумными глазами. Вот же кретин! Был кретином. Пока не излечил меня от идиотизма Второй Дистрикт. Гора трёх чёрных вдов, жуткое место… — Лейтенант Гейл Хоторн, отставить! — раздаётся чёткий командирский голос, и я рефлексивно подчиняюсь. Вот так я с «Шефом» и познакомился. Сципион Фейр, даже фамилия которого означает «Справедливость». Живая легенда разведки и контрразведки армии Свободного Панема, зачисленный в особый корпус Армии Свободы по личному (совершенно секретному) приказу президента Койн незадолго до начала 74-х Голодных игр. При Сноу — полковник миротворцев, командир отряда 509 — разведка и контрразведка. Человек с мёртвыми глазами голубого цвета. Тогда он ещё не носил постоянно темные очки. А то некоторые из молодых от его взгляда заикаться начинали. Признаться честно, первые месяца три я и сам очень его побаивался. Как же — человек, убивавший всеми видами огнестрельного и холодного оружия, а также голыми руками, специальный палач для миротворцев. Он самого Змея, президента Кориолана Сноу, собственными руками декаптировал. Задушил. Но об этом мало кто знает, государственная тайна. Тот, кто выкрал «ключи» для запуска атомных ракет из личного сейфа президента Сноу. Лет через двести пятьдесят об этом узнают наши далёкие потомки, а пока — нельзя, категорически нельзя. Вот, кем был мой новый командир. — К Вам, — обычно он обращается к подчиненным на «ты», что многих напрягает, — сегодня или завтра утром придёт следователь. Полномочий допрашивать Вас у него нет. Но я советую быть предельно откровенным, потому что речь пойдёт о Китнисс Эвердин. У Стэрди глаза на лоб полезли, а я же оставался предельно спокоен. Неудачная шутка Стэрди — это одно, а тут совсем другое, серьезнейшее дело. — Я уже всё рассказал особому трибуналу полтора года назад. — Сядьте и слушайте меня внимательно, лейтенант! Да, угольный черныш меня возьми, он умеет сломить твою волю. Я капитулировал перед ним. Его глаза! Чутье, нюх «Мастера по ловушкам номер два в Двенадцатом» (Первым, и непревзойденным, был мой отец), безошибочно продиктовал мне закрыть рот и слушать. Очень внимательно слушать. — Определимся, раз и навсегда, кто враг, а кто — товарищ. Меня зовут полковник Фейр, я — миротворец, не бывший миротворец, а состоящий на действительной службе. И четыре, нет, скоро будет пять лет, как я сделал выбор, и, лейтенант, это очень важно, я не изменил присяге. Присягу дают один раз в жизни. «Служить и защищать» — такова клятва миротворцев, запомните этот факт, лейтенант Хоторн, и, когда будете казнить очередного клятвопреступника за военные преступления против гражданских, прочитайте слова «Клятвы миротворца», а затем выполняйте свой долг — без оговорок, без жалости и без пристрастия. И казнить преступников собственноручно, господа, в ближайшие месяцы нам придется сотни раз: президент Кориолан Сноу совершил акт измены, и теперь все, кто исполнял его приказы, виновны. А клятвопреступление миротворца апелляции не подлежит, что бы там президент Пейлор не думала. Хоторн! Уилгрэм! Вы меня поняли? Отлично, господа, я в вас не ошибся! А у меня мороз по коже от этого человека. Крут, крут полковник Фейр, такой командир мне по душе! Я молчал, а вот Стэрди взял и спросил его: — Разрешите задать вопрос, господин полковник? — Сципион кивнул, и Стэрди продолжил. — Я слышал от сержанта-инструктора в учебке про «Красную группу» Корпуса миротворцев. Без них не было бы нашей Победы. Меня изумил тот факт, что сержант Уилгрэм знает этот секретный факт, а я — офицер, пятый в моем выпуске Ускоренных офицерских курсов — нет. — Я получил приказ от моего командира присоединиться к армии Тринадцатого, армии Свободного Панема. «Красная группа», сержант, это такое неофициальное название. Кажется, его придумали как оперативный псевдоним в разведке Тринадцатого. И тут кое-что экстраординарное припомнилось уже и мне: — Вы — Фециал! Я слышал про Вас, президент Койн говорила. Секретно. Совершенно секретно, и я в ужасе спохватился: разглашение таких сведений карается смертью! — Интересный псевдоним*. Кто же такой придумал? — задумчиво говорит не бывший миротворец. — Ну, лейтенант Хоторн, вопросы у Вас имеются? Если нет, представление командиру, и идентификация закончена. — Так точно, сэр! Служу свободному Панему, — отвечаю без запинки, отныне он — мой строгий командир, от которого поблажки лучше не ждать. — Вольно, вернёмся к тому, с чего я начал. В Капитолии готовится официальный указ о помиловании Китнисс Эвердин, вот почему к Вам приедет следователь. Как Ваш командир, Хоторн, я рекомендую рассказывать всё, что Вы знаете о боевом пути и гибели отряда 451, изложить и те спорные факты, которые Вы опустили, чтобы не подставить Сойку-Пересмешницу и Мелларка. — Президент Пейлор помилует её все равно, — задумчиво произнес Стэрди. Мы с полковником кивнули ему в ответ. — Кстати, президент Пейлор высокого мнения о Вас, Хоторн. А что касается меня, я наблюдал за Вами четыре года. В пределах дистрикта и за кордоном. — Вы вели наблюдение с планолета? — Нет, в бинокль. В Вашем, Хоторн, лесу у нас была «точка», наблюдательный пункт, оттуда его и вели, восемь миль от кордона. А я, как идиот, хлопаю глазами. Ну и тип, скрытный же какой! Повстанческий шпик пас меня в моём лесу. Грустно узнавать такие вещи. Но странного ничего нет — ни я, ни Китнисс дальше шести миль от границ дистрикта не уходили. Опасно — хватятся и накличешь беду на близких. — Ладно, лейтенант, мне пора. Выздоравливайте, мне Вас ещё Кассий Марлоу рекомендовал. — Майор? Помощник старика Крея? — Он самый. Тогда я ещё не знал, что он возглавлял «ядро сопротивления» в Дистрикте Двенадцать. М-да, осведомленный полковник, ничего не скажешь. — Ну, до свидания, лейтенант. Он подает мне руку, затем подает её Стэрди и, уходя, произносит: — Хоторн, Вам будет полезно узнать, что Ромулус Тред не покинул пределы Двенадцатого живым. Кассий его убил в дороге, как ещё пятерых, — как это теперь называется, — «лоялистов». Пристрелили, как собак. Они и пикнуть не успели.*** Тот же день. Поздний вечер.
Гейл не мог уснуть. Бессонница. К тому же после разговора со следователем, с которым Хоторн уже встречался раньше, во время войны, он находился в некоторой прострации. Он вообще не заметил Стэрди. Гейл неотрывно смотрел на белый потолок, такого друга Стэрди ещё не видел. Он молча сел рядом, и потекли долгие минуты молчания. Спустя десять минут он услышал негромкий голос его лучшего друга: — Ты останешься ночью? Тебе разрешила доктор Дишоу? — Да, она разрешила. Ещё сказала, чтобы мы с тобой завтра как можно быстрее ехали в «Каменный город». В предместье. — Почему? — Гейл произнёс это лишь спустя пару минут, и Стэрди уже начал сомневаться, не рановато ли собрались выписывать его друга. — Завтра будет большая облава на оставшихся лоялистов, войска получили приказ стрелять без предупреждения во всякого, кто попытается бежать. — Понятно. Значит, Габи больше здесь нет. Она уехала в горы. Ты хочешь знать, что мне рассказал Штефан. — Кто? — Следователь из Тринадцатого. Он уже допрашивал меня по делу об убийстве Койн. Ну как, тебе рассказать? — Хоторн, ты ещё спрашиваешь? Меня самого доставили в этот самый трибунал с передовой, под конвоем. — Не знал. Меня освободили парни из охраны Койн, искали всех выживших из отряда 451. А в Трибунал я попал потом, только через неделю. Я напился до бесчувствия… — Почему? — Стэрди обалдел. Гейл вообще прослыл в Шлаке трезвенником, как и его отец. — Я нашел имена Прим и Китнисс в списках погибших. Прим — в списке погибших на площади, а Китнисс — в списке пропавших без вести. И вот тогда я напился до беспамятства. Меня прикрыли парни из охраны Койн. Я пил в их расположении, им потом здорово за это влетело. В Тринадцатом сухой закон, не забыл? — Ещё бы! — воскликнул пораженный Стэрди. — Когда я протрезвел, меня доставили к президенту Койн. Она тогда жила на военной базе под Капитолием. Знаешь, что меня поразило, Стэрди? — тот закивал и Хоторн продолжил. — Она очень обрадовалась тому, что я выжил, а когда я спросил про то, найдено ли тело Китнисс, она стала холодной, словно лёд. И ответила мне: «Солдат Эвердин жива, она сейчас в специальной медкапсуле, ей пересадят часть кожи. Физически она будет в порядке, но не думаю, что её рассудок выдержит то, что она пережила. Прежней Эвердин больше нет. Мы потеряли её. Это большое поражение, сержант Хоторн, это очень серьёзное поражение». Так Гейл узнал, что президент Койн повысила его в звании. А ещё его поразило, какая лютая злоба промелькнула в лице Койн, когда он упомянул имя Боггса. Больше они не виделись. Неудивительно, что, как только его вызвали в Трибунал на допрос, Гейл принялся выгораживать Китнисс. В отличие от неё, он прекрасно понимал, какие преступления по суровым законам Тринадцатого она совершила: самоуправство, дезертирство, самовольное присвоение статуса командира отряда, разведка без приказа, поведшая к гибели членов отряда. Равно и то, что приговорить её к расстрелу было невозможно. Её, Символ Революции, Сойку-пересмешницу. А вот фактически сгноить под домашним арестом в четырёх стенах госпитальной палаты — более чем возможно, и поэтому Гейл Хоторн придумал хитроумный план, а президент Койн невольно подтвердила то, что он сработает на все сто: — Стэрди, я знал, что мне нужно её защитить во что бы то ни стало, и у меня было время всё продумать. Я «на голубом глазу» наврал, что мы все выполняли приказ Боггса — приказ идти к дворцу Сноу, чтобы ликвидировать его. И мне поверили. — Нет, друг, они сделали вид, что поверили. Ты знаешь, как народ до сих пор её обожает? — тяжело вздохнул Стэрди. — Догадываюсь, — также тяжело и даже мрачно ответил Хоторн. Мелларка я также выгораживал, как мог. Мол, «он больной, не ведал, что творил». Но мне не приходило в голову, что я «подвожу под стрелу» ту, кто отдал приказ отправить его к нам. — А ты знаешь, кто отдал тот приказ? Пит мог её «завалить», правда? — Не-а, Стэрди, нифига, я бы грохнул пекаря. Не вариант! А приказ отправить Мелларка в отряд 451 отдала президент Койн, я это своими собственными ушами слышал. Сначала от Пита, а потом от неё самой. — Ну дела, — удрученно говорит мне Стэрди. — Плохая новость.