***
В помещении, где отдыхал Парк, было никудышное освещение, лишь до того, как он здесь оказался; сейчас же, усилием Глускина, оно заиграло умиротворёнными светлыми тонами. Да и не только лампочка попала в руки маньяку, но и сама комната приобрела более праздничный вид. Он старался — Невеста должна быть довольна. Платье Эдди шил долго, большей проблемой было создать эскиз для него, и половина листов с набросками чаще всего попадала в мусорный бак. Не удавалось нарисовать что-то изящное и в то же время не вульгарное — ведь его Невесте следует выглядеть простенько, но безупречно. Швейную машинку на этой фабрике оказалось проще простого найти — они кучками пылились в соседней комнате — труднее было выбрать из них рабочую. Лицо опухло, будто Парк сунул целиком голову в улей с пчёлами. Сказать что-либо даже на третий раз не выходило — вместо слов изо рта лились нечленораздельные звуки. Всё так же не соображал, для чего понадобился Эдди, для чего тот избил его до потери сознания. Вскочил с дивана, стараясь забыть о боли и о разбирательствах во всей ситуации. Срочно нужно убираться с этого места, нельзя сидеть, пока не пришёл он. Входная дверь открылась, Вейлон опять вспомнил их первую встречу и тот страх, что мужчина навёл на него. Слишком поздно уходить. — Дорогая, ты проснулась? — он подошёл к будующей жене и обнял её. — Я счастлив! Теперь мы можем начать нашу свадебную церемонию, но перед этим ты должна переодеться в платье, — он указал рукой на мёртвый манекен молодой стройной девушки. Голова её была опущена, и чёрные длинные волосы свисали вниз. Парень не видел её до этого. — Дорогая, я подожду за дверью, пока ты не закончишь. Вейлон оттолкнул своего Жениха. — Ты идиот?! Что ты натворил с ней? Она... она мертва, и всё из-за тебя! — он набрал прохладного воздуха в рот, отчего заболели уцелевшие зубы. — Ты — сумасшедший маньяк! Что ты творишь?! — речь его была невнятна, но не для мужчины. — Дорогая, я понимаю, ты устала и поэтому раздражена. Всё-таки Свадьба — это большое торжество, — Глускин приблизился к Парку и коснулся пальцами его опухшей щеки, отчего тот скривил лицо и ударил его по той же руке. — Но прошу тебя, — мужчина тогда сжал пальцами его подбородок, и парень взвыл, — потерпи, Дорогая, скоро это всё закончится, и ты отдохнёшь и расслабишься. Программист вновь оттолкнул его, куда сильнее, чем тогда, надеясь, что так он угомонится. Глускин выходил из себя: его почти Жена слишком многое себе позволяет — оскорбление и повышение голоса и тона — разве так ведут себя девушки? — Отпусти меня, больной извращенец! Глускин, что с тобой случилось, ответь мне? Считаешь меня своей Невестой, избиваешь так, что тяжело соображать, и вместо ходьбы я могу ползать, и то — через раз! Говоришь о какой-то там Свадьбе, не замечаешь даже то, что я, мать его, мужик! — парень достал из-под кофты подвеску с кольцом, висевшую у него ещё со времени его с Лизой свадьбы год назад. — Смотри, это моё обручальное кольцо. Понимаешь? Я женатый человек! У меня есть прекрасная жена — Лиза, и я люблю только её. Поэтому отпусти меня и... Разум Эдди затмила пелена ярости: его чистейшей души Дорогая признаётся в любви не ему, а какому-то постороннему человеку. И это кольцо в знак верности и любви, но опять же не ему. Срывается, как и когда Вейлон хотел сделать спасительный звонок. Эти новые синяки и так по не зажившим местам — Невеста их заслужила. Парк уже не хотел, он желал сам ударить своего маньяка, но мужчина всегда перехватывал инициативу в свои кулаки. — Шлюха! Какая же ты шлюха! Я верил тебе, но ты... шлюха! — он перестал добивать свою беспомощную мишень. — Вы все хотите бросить меня! Все вы, — указательным пальцем оттянул горло кофты и второй рукой вырвал подвеску и спрятал в карман. — Оно тебе больше не понадобится. Ты подохнешь, как и все они! Когда у Психа появился ножик в руке, то Вейлону предстоял выбор: подыграть или умереть? Лиза, его милая Лиза, она, наверное, покоя себе не находит, ища Парка, ведь он так её и не предупредил. Кусает нижнюю губу: вторая попытка вразумить Эдди была так же печальна, как и первая; третью он не переживёт. Прикрывает глаза на секунду, удостоверяясь, что это не страшный сон, открывает — и Глускин замахивается для удара. Важное решение — сейчас или никогда. Приподнимаясь, Вейлон тянет на себя Эдди, лёжа на полу, обволакивая его в объятья, ведя с ним романтическую игру на выживание. — Прости меня, — смягчает голос насколько это возможно, но отчего-то его речь колеблется в словах. — Я люблю только тебя и никого больше, — заглатывает собственную слюну с кровью и, кажется, ещё и выбившим зубом. — Я буду только с тобой и ни с кем больше. Прости меня, — шепчет и целует мужчину в ушко. Вейлон Парк, ты сбрендил — так бы программист описал данные действия идти на поводу у маньяка, который этому лишь рад. Сбрендил — это слово, как опухоль в мозгу, но опухоль с каждым днём увеличивается в размерах, а ему хватило десяти минут, чтобы четвёртая и уже неоперируемая стадия разрослась и стала концом его жизни. Дыхание мужчины ощущает на своих шее, теле, и будто бы он не только смотрел когда-то в упор в его душу, но и сейчас дышит в неё, обдавая тёплым и слезливым дымом, исходящим как из костра. Сразу сложнее становится глотать воздух, и возрастает желание не только уйти куда-нибудь, а просто испариться в этой земле. Глускину для счастья нужно немного, и Вейлон преподнёс ему это счастье в хрустальной чашке, наполненной до краёв любовью. — Дорогая, я знал, я верил, — говорит и смотрит в упор на свою Невесту. — Я верил, что ты не бросишь меня... Ты же не бросишь меня? Отрицательно качает головой, и вздумал было для подтверждения по-новому завести свою болванку о любви, но Эдди ему не позволяет. Обожжённые и сухие губы прикасаются ко лбу парня, с нежностью даруя поцелуй. Не доверял, но верил — этого пока недостаточно для побега. Вейлон украдкой посмотрел на девушку: платье. Если он его наденет, то, возможно, Жених станет ещё добрее, и даст своей Жёнушке прогуляться по улице и нагулять аппетит перед праздничным банкетом, если таковой будет. — Эдди, ты хотел, чтобы я померил платье? — Вейлон касается скулы мужчины. — Так, если ты не против, то я надену его? Парк не задумывался о побеге, даже когда видел труп на кровати, прикрытый одеяльцем, не думал, когда потерял друга и ещё хуже не нашёл его, но не сейчас. Уходить, уезжать — не домой, дома он его разыщет — надо забрать Лизу и уехать отсюда. Но Майлс... — Конечно, Дорогая. Ты в нём будешь самой красивой Невестой на свете! Вейлон почему-то догадывался, что Эдди скажет эти слова о красивой Невесте. Впервые предугадал ход его слов, но скажет мужчина одно, а думает об обратном. Тому, что он думает о противоположности своим словам, свидетельствует запросто ощутимый бугорок, упирающийся парню в ляжку. Возбудился от того, что применил и воспользовался его телом, как мешком. наполненным песком для оттачивания своего боевого мастерства; или от того, что лобзал лоб этому самому жалкому телу, что лежит под ним? Похотливый садист, не стесняющийся своей мечты. — Прости, Дорогая. С тобой время проходит незаметно... Я увлёкся. Ведь запах твоих волос, твоей бархатистой кожи — всё это влечёт меня. Но я обязан сдерживать себя до конца нашей церемонии... и ты станешь невинной только для меня. Эдди, покончив с любезностями, встал и протянул ему руку помощи; парень без выбора на отказ принял этот жест, и, ухватившись, подскочил. — Я буду ждать. Последнее произнесённое Глускином, прежде чем тот вышел за дверь, но не ушёл безвозвратно. Прокручивать в голове варианты, что Вейлона ждёт впереди после Свадьбы, стоило бы, но, к сожалению, он знал, что с ним будет, и что после первой брачной ночи он умрёт. Парк был согласен на изнасилование, но не с ухудшенными последствиями для него. Глускин возжелал себе невинную Невесту — он её и получит, трахая и чувствуя всю невинность. Парень схватился за голову и, оттянув немного волосы, вырвал с корнем русых волосков. Не помогает, он даже боли не ощущает. — Помогите, — мёртвый манекен заговорил, и Парк от неожиданности подпрыгнул. — Помоги. Программист рванул к ней, и, застыв на месте, предпринял — ничего. Трясся вокруг неё, размышляя о своём следующем шаге; ей нужно помочь, но как? Девушка стояла до этого, не шевелясь и не дыша, а сейчас говорит, нечётко, но говорит. Голова и так забита другим, а тут такое. — Помоги. «Что мне делать?» — если он задаст ей этот вопрос, то убьёт себя раньше, чем это сделает Эдди. — Хорошо. Для начала тебя надо посадить на диван, и после... — Нет! — она вскрикнула, но крик был схож с чуть превышенным громкостью шепотом. — Не надо, — лицо так же прикрывали волосы, она не шевелилась. — Я Зоя Дауман. Прошу вас, бегите отсюда. Он вас не отпустит. Вы же Вейлон Парк, да? Он говорил о вас, говорил, что вы были единственным для него, до того, как он проснулся. Он забыл всё... вас, вашу личность. — О чём это ты? — он убрал её длинные волосы назад. Опухшее лицо девушки не лучше его. Жених не пощадил никого. — Снимите с меня платье и наденьте, после сыграйте фиктивный брак, — Зоя тихо кашлянула. — И делайте всё, как он говорит... особенно про вашу ночь. Я знаю, вам это неприятно. Но он убьёт и вас, и меня, — она впервые подняла голову и посмотрела на него своими карими глазами. — Слышите? Он больной человек! Я не хочу умирать, не хочу так умирать... Моя сестра... Вейлон очнулся, когда хлопнула дверь, и за ней появился маньяк. Хотя, нет, намного позже пришёл он в себя. Словно кот, ведущий охоту на надоедливую декоративную одомашненную мышь, которая многие дни мелькала пред глазами за клеткой, но которую нельзя была поймать из-за поучений хозяев этой мелкой животины. Он находился всё время с ней, жаждал сожрать только её, но ему мешали — не теперь. Зоя познакомилась с Глускином давно, но тогда он уже был неадекватным человеком в поисках Невесты. С самого начала девушку он похитил для подработки у него моделью: неудавшиеся свадебные платья были её постоянной одёжкой. — Шлюха! Я же сказал тебе не разговаривать, — мужчина потянул Дауман за волосы, отчего она завыла. Ножику в эту ночь Эдди всё же нашёл применение: ухватился одной рукой за её голову, а второй наносил холодным оружием раны в живот. Вейлон стоял и смотрел, как Зоя сгибается; связаны её руки к потолку; и если бы не они, то она упала бы на колени. Тёмно-жёлтая жижа стекает по внутренней части бёдер, размазываясь по ткани. Платье, предназначенное Парку, меняет свою белизну на огромное красное пятно. Все труды по созданию наряда отправятся на утилизацию, как и манекен. — Ты всё испортила, — он замахивается. Испугался вмешаться, но если Вейлон этого не сделает, она погибнет, если уже не погибла. Когда он подходил к Эдди, то думал, что спугнёт его своими отчаянными действиями. Но всё было совсем наоборот: сам парень боялся маньяка, да так, что тряслась каждая мышца в теле. Коснулся краешками подушечек пальцев тыльной стороны руки Жениха и провёл, взглянул в его безумные глаза и не увидел той синевы, что была раньше. — Не надо. Ни капли храбрости не было в словах программиста; всё, что он произносил, считал чепухою вышедшей случайно изо рта. — Пожалуйста, прошу, давай начнём нашу церемонию. Глускин согласился сразу, не добивая до смерти ни в чём не повинную Зою. Сжав запястье Парка, мужчина потянул его к двери в коридор. Камера и телефон на выходе не обнаружились. — Ты права, Дорогая, мы не можем больше тянуть. Сейчас ты познакомишься с моей мамой, она замечательная женщина, я тебя уверяю, ты ей понравишься, — хотя парень и не видел, но он готов был поклясться кому-нибудь, что Эдди улыбался, говоря о своей матери. Он её и правда любит. — Дорогая, ты не обиделась, что она испортила твоё платье? Я знаю, ты, наверное, зла, ты ведь тоже хотела, чтобы было всё по традициям, но она... — Я не злюсь. Глускин остановился и повернулся к Невесте. Вейлон в панике не знал куда деться, когда тот прижал его с любовью к своей груди и уткнулся носом в макушку. Если бы Парк мысленно не перекрещивался в пятый раз, то понял бы, что Эдди получает невыносимое удовольствие, обнимаясь, и вот так стоять со своим счастьем всей жизни, чувствуя его запах волос, а пахли они шоколадом. — Дорогая, не злись. Ведь красивый наряд — это не главное, главное — это то, что мы любим друг друга. Снова прикосновения губами ко лбу, для Глускина это уже какой-то свой знак, от которого у Вейлона мурашки пляшут табуном по коже. После тянет за собой вперёд, будто ничего и не было в этом. Починка и подключения электричества не прошли зря, нынешний свет работает на «ура», и, возможно, он и работал, но ни Вейлон, ни Майлс не проверяли эту версию. Теперь оранжевые огоньки сверкали во всех комнатах и освещали целиком коридор. Но что тьмой окутано здание, что светом, попросту ничего не поменялось, лишь пыль стало лучше видно, вместе с ползучими мелкими существами. Они стали вдвоём у двенадцатой комнаты с конца здания. Эдди нервничал, это было заметно по вспотевшим ладоням и трясущимся плечам, но всё так же он не отпускал руку своей любимой, от волнения сжимая её крепче — Парку пришлось привыкать ко всем его повадкам и даже к боли в запястье. — Идём, нас ждут. Переступая порог, парню вновь захотелось отчего-то зажмурить глаза и не видеть, что бы не приключилось позже. «Лиза, за что мне всё это?» — Мама, знакомься, это моя Дорогая... — мужчина запнулся: имени своей Дорогой он после процедур так и не сумел вспомнить. Труп той самой женщины, покоившейся тогда на кровати и так заботливо прикрытый одеялом, сейчас держал в ровном положении своё костлявое тело, упёрся в стенку. Удерживали тело от падения вниз ясно видные гвозди, прибитые к нему. Всё то же пожелтевшее свадебное платье и белые туфельки. — Дорогая, знакомься — это моя мама, — сказал и подвёл ближе к ней. Вейлон стерпел многое за пару часов проживания на швейном заводе: терпел всякого рода пытки от Жениха, ныне в сущности Мужа, терпеливо смотрел на жестокое избиение Зои. Парень полагал, что терпит и смерть девушки, ведь, по сути, его медленное вмешательство под последний удар маньяка ногой состоялось в собственной трусости. Он боролся за свою жизнь, пожертвовав Зоей, но даже сейчас его изнывающая совесть наивно думала, что она выжила от ножевого ранения в живот. Но терпеть и сдерживаться, глядя, на сгнившие кости и слышать увлечённый своею мамой голос маньяка, программист больше не мог. — Лиза, да за что мне всё это?! — Вейлон вырвался из его лап и попятился назад к выходу, но Эдди ему этого просто не дал, он вцепился в горло кофты, задерживая Невесту. Парк освободился из захвата, упав на колени, и руками прислонился к щекам, вытирая стекающий пот со лба. Осмысление всего случившегося вводило в истерику. Паника или страх быть следующим висячим трупом — парень так и не разобрался. — Не могу я так, Лиза, — тише повторился он. Чувствовать одновременное желание разрыдаться и как сопливая девчонка размазать сопли у себя по лицу, и винить весь мир в этом, а позже громко рассмеяться, чтобы живот изнутри кололо иглами, а гланды болели от превышающей громкости. Всё бы это на время сняло физическую боль, что он испытывает сейчас, только про душевную не могло быть и речи — он не в силах бороться с нею. Прошло всего-навсего два часа, а он как выжатое солнцем мёртвое животное, сгнивая, стоял на одном месте, но выжало все из него соки не жаркие лучи, а чёртов Глускин. На ноги не приподняться, не встать, не убежать — будто каменную плиту положили на них и вдавливали её, не щадя паренька. — Дорогая, с тобой всё в порядке? Ты опять упоминаешь какую-то Лизу, — Эдди опустился рядом, и, схватив запястье парня, сжал его с особой ненавистью, ревнуя свою Жену к чужому человеку. — Ты заставила мою маму поволноваться. Но я рад, зная, что с тобой всё хорошо. «Нет, ничего не хорошо. Это нельзя повторить вслух, но мне...» — Д-да я устал слегка, не переживай, — Вейлон честно попытался улыбнуться, отводя от себя какие-либо подозрения, и Глускин поверил его фальшивости. Мужчина подошёл к маме, и, взяв её за не прибитую к стене руку, начал поглаживать тыльную часть. — Мама, прости мою Дорогую Жену, пожалуйста. Она устала, и потому ведёт себя так некультурно. Я знаю, она тебе понравилась, — он поднёс ладонь к губам и поцеловал её. — И, мама, надеюсь, ты не будешь против, если я отведу её отдохнуть. Вейлон очнулся, как из глубокого и долгого сна на последнем предложении маньяка. Если Эдди не врёт своей матери (в чём программист не мог сомневаться, ведь он чересчур бережно возится с ней), то верно отведёт его отлежаться и сам уйдёт. Повезёт также, если его отведут в соседнюю комнату, поближе к выходу к выбитому Майлсом окну. Надежда на спасение не утеряна. — Дорогая, — Эдди предстал пред ним, и, потянувшись вниз, поднял его с пола, снова неся свою принцессу.***
Тебе от меня некуда деться, Нас не разделит эта земля! В шрамах лицо и разбитое сердце — Всё, что осталось мне после тебя!
Всё та же комната, но теперь без двери, те же вещи, что были при первом его появлении — ничего не изменилось; лишь вазы нет, и лампочки, что освещала бы. Жену, любя, уложил на мягкое для них двоих гнёздышко, а сам прошёлся к распахнутому шкафу, и в отблеске лунного света, начиная с бабочки, стал снимать с себя верхнюю одежду. — Дорогая, это твой первый раз, поэтому я хочу, чтобы он был особенным. Вейлон точно уверен, что не забудет этого. Парк стиснул подушку в руках и забился в самый тёмный угол на кровати, надеясь, что темнота спрячет его от глаз Глускина. Он угадал — его действительно отнесли ближе к окну; он угадал, что комната соседняя и единственная, обустроенная под спальню; он угадал, что ему придётся отлёживаться на том месте, где ещё часик назад лежала мать маньяка. Но с одним он просчитался — Муж не ушёл. — Эдди, — трепетало тело, голос, душа. Сейчас сравнивает себя не с осиновым листочком, дрожащим от ветра, а с мухой, которая по воли своей храбрости и эгоизма, летала в ночи, не боясь никого; но паучья сеть поймала храбрую, и хищник вышел в свет, и, обмотав её белыми нитями, затащил к себе. — Я хотел отлежаться, а потом мы могли бы вернуться к начатому, — свои условия выдвигать опасно, но и рискнуть не мешает. Мужчина отрицательно махнул головой, давая понять: мало ли, что хочет его любимая. — Церемония закончилась. Радоваться, что одновременно женат на двух людях или кричать о помиловании его — Парк так и не определился. — И ты понимаешь, что когда мужчина и женщина состоят в бракосочетании, то супружеский долг просто необходим. — Что? На смокинге расстёгивал пуговицы, медленно, растягивая собственное удовольствие. Покончив с ним, он намеревался снять его и повесить рядом с бабочкой на дверцу шкафа. Затем последовала запачканная рубашка: длинные пальцы ловко справлялись с пуговичками от самого верха до низа. Натянутая на нём одежда, теперь свисала, и гладко выбритый торс выглядел бы соблазнительно для какой-нибудь дамы. Светлые ночные лучи падали и озаряли частично тело маньяка. Если бы не это мерзкое место, то Вейлон бы решил, что он участвует на шоу с геем-стриптизёром в главной роли. Волосы влажные, голос охрип, и ноги тряслись не от холода. Посторонний мог бы предположить, что парень возбудился, видя его в таком состоянии; страх — ответил бы ему Парк, слушая приближающиеся шаги к кровати. — Дорогая, я так ждал этого дня. С первой нашей встречи я надеялся о том, что мы станем счастливыми, — он спускается на край пастели и протягивает к нему руки. Парень знал, что уже некуда вжиматься в стенку. — Не бойся, я не причиню тебе вреда. «Кто-нибудь... Майлс, помоги, прошу тебя...» Вейлон верил, что это не шутка, и что друг не кинул бы его один на один с ним. В мозгу крутились мысли, что журналист видел тогда в той темноте силуэт этого человека и, переживая за свою жизнь, ушёл, так и оставив его. «Предатель». Шлепок, и обожжённый участок кожи мужчины ударило, как напором кипятка в лицо. Поменялись на минуту ролью, и время на побег для парня нашлось. Парк все эти часы верил, что сможет отвлечь маньяка и отыскать Апшера — не удалось, Эдди оказался намного хитрее его. Из-за всего этого просто потрепал свои нервы на спасение. Припоминал школьные годы, где классный руководитель часто говорил своим ребятам один девиз: «Не сдавайтесь, что бы с вами ни приключилось!» Опробовать в деле столь поучительную речь Вейлону так и не выдалось, но сейчас наверняка стоит. Ногой зарядил в челюсть, что Глускин до крови прикусил язык. Спохватившись, он пальцами придержал больное место; Парк ликует, словно этот момент он предвкушал всё время. Срывается с кровати, стягивая за собой тряпку, но его задерживает мужчина, впиваясь когтями в ногу и притягивая к себе. Программист вырывается, ударяя подошвой по руке, но тот дёрнул на себя ткань, отчего парень запутался, и, поскользнувшись, упал, разбив нос. Уже ликует маньяк. — Дорогая, ты же обещала, что не бросишь меня, — надавливая своим весом на поясницу лежачего, он уверен: отныне тот не уйдёт. Кровь капает из ноздрей на пол. — Да пошёл ты! — брыкается под ним, как может, не хотя сдаваться. — Слезь с меня, чёртов урод! «Зря он так грубо сказал», — так бы ответили бывшие пассии Глускина, если б не умерли от его руки. — Дорогая, я зол на тебя. Ты не заслуживаешь сейчас к себе хорошего отношения, но я убеждён тем, что ты искупишь свою вину. Не так ли? Перевернуть под собой на спину не догадавшегося об этом Парка не составило труда, как и овладеть им. Задирает его кофту вверх, оголяя живот и грудь, и средним и указательным пальцем гладя сосок, сжимает его. За такую невинность Эдди получает коленкой в плечо; был бы Вейлон более свободным на движения, то зарядил бы ногой прямиком в ключицу. Один Глускин знал, как надоела его Жена со своими пакостями, устраивавшимися ему. Стягивает из-под его туши то, что осталось от наволочки, и, рвя на приличной длины куски, использует их как наручники, сомкнув руки вместе, перевязывает, чтобы парень не сумел вырваться, и ещё кусок тратит на чересчур болтливый рот, скрутив тряпьё вокруг головы, завязывает узел. Маленькое насекомое поползло по языку, слегка щекоча мышцу. — Ноги я завязывать не стану, — маньяк погладил по бедру, — верёвка будет лишь мешаться. Вейлон закатил глаза и завыл: насекомое смешалось со слюной и заскользило по горловине. Парк ещё грезит мечтой о спасении. Эдди поцеловал парня во влажные губы — букашка по сравнению с этим была только самым необычным в мире прелюдия прежде, чем мужчина начнёт измываться над ним всерьёз. — Дорогая, — шепчет он в ухо, — скажи, что любишь меня, а не ту шлюху, с которой ты целовался. Парк активнее заёрзал под ним. «Значит, этот Псих помнит о Лизе и всё это время притворялся?» — Да, Дорогая, ты не была прекраснее, чем сейчас. И, я надеюсь, ты наградишь меня в эту ночь сладким поцелуем? — он опускает повязку на подбородок. — Давай я помогу тебе подняться. Усадив сопротивляющегося парня на колени перед собой и подставив к горлу нож, он, нагибаясь, языком проводит по раскрасневшейся щёчке и, ведя по скуле, задерживается у века, отстраняется. Жертва ощущает на себе всю липкость и отвращение его поступка; голову наклоняет и стирает влажные отпечатки об рукав. Глускин сцепляет ладонь на его горле, повинуя смотреть глаза в глаза. Полное подчинение или порез и изнасилованный труп — выбор невелик. Вейлон ведь хочет жить — и Вейлон станет подчиняться. Расслабляется насколько это возможно, и, мурлыча кошкой, тянется и обтирается об верхнюю часть запястья, чувствуя кожей волоски. — Я люблю тебя. Разительный звук сирены. Кто-то явился за ним; Майлс — первое, что пришло в помутневшее сознание. Но так ли это, когда раскалывается голова, не соображает разум, и маньяк зависает на нём, вылизывая шею. Эдди не улавливал шорохи, распространяющиеся в соседней комнате, он усердно витал в своих мечтах. — Сюда! — парень в форме полицейского приставил пистолет в сторону мужчин. К нему на помощь прибежали другие из его состава. — Где главная? — задал он вопрос напарнику. — Тут двое, похоже, совокупиться хотят. — Мистер Бейкер, мы нашли два трупа женщин, и один из них изрядно подпорчен. — Спасите... — прошептал Вейлон.Продолжение следует.