Проклятие памяти

На следующий я стоял перед воротами на территорию этого дома и, волнуясь, набирал код. Территория была охраняемой и насквозь просматривалась камерами. Высокая, кованая ограда, молчаливые, тенями скользящие охранники, консьерж своими габаритами и рентгеновскими взглядами им не уступавший. Димка открыл мне дверь квартиры, занимавшей половину пятнадцатого этажа и я почувствовал как меня отпускает сильное напряжение. Он провел меня в огромный зал, в светлых тонах, с бежевым пушистым ковром, и белоснежным роялем ближе к окну. Там же стоял стеклянный столик, полностью накрытый для чаепития и пара белых, неглубоких, но очень удобных кресел. Зал был залит солнечным светом, сегодня было на удивление ясно и солнечно, впервые за долгое время. Я протянул пакет с моим подарком. - С Новым Годом, Дим. - Спасибо. А это тебе, - и он отдал мне кремовую, большую, но довольно плоскую коробку. Там, развернув хрустящий ворох тончайшей бумаги, я обнаружил венецианскую маску. Настоящую, сделанную из тонкой кожи. Влажно блестевшие алым губы, черная бархатная аппликация, стекающая наискосок, с изящным, почти незаметным, серебряным узором, белая основа, спрыснутая мельчайшими стразами, по краям и сверху шла узкая, присборенная белая тесьма с черно-серым узором. Пустота глазниц, обведенных золотом пугающе смотрела на меня с рассеченной надвое маске. Красиво, до дрожи подлинно… и очень точно подходяще к моей ситуации. - Дим, это невероятно. - Угадал с подарком? - Угадал не то слово. Потрясающе, - я оторвался от ее созерцания. – Спасибо, - «родной» добавил я про себя. – На свой подарок взглянуть не хочешь? - Да, прости, - до этого он внимательно наблюдал за мной, не притрагиваясь к картине, теперь насладившись моим потрясением при виде маски, он быстро обдирал упаковку. И тоже застыл, шокированный. И я не ошибся, не так ли, мой хороший? Иначе бы ты не впился взглядом бы вначале в небольшой холст в скромной раме под бронзу, а потом в меня. – Спасибо, - мне показалось или твой голос звучал довольно сдавленно? – Это тоже прямое попадание. И кривоватая улыбка, так непохожая на твои обычные, твоих глаз почти не разглядеть под отросшими прядями. Ты все чаще собираешь их в хвост. Мы оба прошлись по сокровенному друг у друга. И оба же попали в болевые точки, точно угадав их. Тебя задела моя закрытость, увертливость, хотя ты еще видишь максимально открытого меня, это все на что я способен, у меня ощущение, что если я откроюсь больше, то просто растворюсь во внешнем пространстве. А мне горько от той дистанции, что ты держишь между нами. И своими подарками мы вполне это сообщили друг другу. Дима довольно продолжительное время разглядывал картину, а потом отнес ее и поставил ее на каминную полку. - Спасибо, - сейчас его голос звучал твердо и очень серьезно. – В этом зале он не впишется, а вот в моей спальне – да. И он вернулся в свое кресло, принявшись разливать подостывший чай. В тишине, которую ни один из нас не решался нарушать, наши взгляды, словно электрические заряды, то стремились друг к другу, то отталкиваясь, разбегались. Пока я усиленно изображал интерес к вкуснейшему пирожному, украшенному крошечными меренгами и щедро сдобренному нежным кремом. - Заварить свежий? – неожиданный вопрос заставил вздрогнуть. Я кивнул. - Можно. Он исчез, а я обессилено откинулся на спинку кресла. Я окончательно запутался в происходящем. Вернулся он через несколько минут, неся поднос, на котором красовались два небольших чайничка. И чашечка кофе. Мне он уже даже не предлагал, зная, что в любом случае последует отказ. - Прости, немного задержался. Решил еще и кофе себе организовать, - он снова взял себя в руки и теперь вел себя как ни в чем не бывало. Собственно правильно, так и надо, взрослые люди в конце концов. Я улыбнулся, стараясь всеми силами задавить тоску, разлившуюся в душе от его реакции. Глупо, глупо, как же глупо, твердил я себе. - Ну, давай, рассказывай, я же совсем забыл как там в Праге, не был там несколько лет. - Я не только в Праге был, - начал я. - Точно, ты говорил, значит, расскажешь мне не только о Праге, - подначил он. И я принялся рассказывать, как ни странно, успокаиваясь с каждым предложением. Его прежнее сияние вернувшееся к нему подействовало на меня, как хорошее вино – чуть расслабляя меня и немного веселя. Увлекшись, я делился впечатления, особенно о моем неудачном – нет, ну не скажешь, что он прошел нормально! – лыжном опыте, я смог изобразить это достаточно комично, чтобы он принялся посмеиваться. Напряжение начало отпускать нас обоих, исчезло ощущение, словно забрел на запретную территорию. Собственно, я не чувствовал, что для нас существуют запретные территории друг у друга, кроме, пожалуй, Макса у меня, и только сила привычки и воспитания удерживало меня от некоторых вопросов – в приличном обществе это не обсуждают – и я самое главное, я всеми силами избегал рассказывать ему о Максе. Некий друг, бывший со мной в поездке, но ничего более. Ибо было страшно и стыдно, здесь, рядом с ним это казалось предательством. Но и его резонов я не понимал. - Знаешь, я тут сочинил несколько вещей за эти дни. Хочешь послушать? – спросил он, отсмеявшись после очередной моей байки. - Конечно! – согласился я, не раздумывая. Он сел на кожаный, вращающийся стул перед роялем и принялся наигрывать мелодию. Я слушал и растворялся в ней, меня снова засасывало в него и его энергетику, словно в черную дыру, которой невозможно противиться. Я так и не понял, что меня торкнуло, но меня словно на канате потащило к нему, я встал позади него, не в силах отвести совсем шалого взгляда от его шеи в расстегнутом воротнике светло-серой рубашки. Пальцы сами легли на его ключицы и принялись поглаживать их круговыми движениями. В тот момент, мне было плевать на все, я не соображал ничего, только на задворках сознания бродила отчаянная мысль о том, что он может избить меня за такое и выкинуть навсегда из своей жизни. И усугубляя все, возможно, подписывая себе приговор, я не нашел ничего умнее кроме как прижаться бедрами к его спине. Он не прекратил играть, только легко потерся щекой о ладонь и запястье, меня словно кипятком окатило. А потом задышалось легче. И меня отпустило, я даже не подозревал, какой чудовищный спазм скрутил мою диафрагму. Я понял, что он закончил играть только когда он полуобернулся, подняв глаза на меня. Во рту пересохло, и я ничего не смог ответить на его вопросительный взгляд, только чуть виновато улыбнулся. И снова это солнечное сверкание разлилось, согревая меня и даря поддержку. Димка притянул меня к себе на колени и осторожно, словно пробуя, поцеловал. Я даже не понял каково это, потому что меня вынесло за пределы этой реальности. Губы онемели, в глазах потемнело, а я не мог оторваться от него, в висках стучало, а все что я мог понимать – это желание вцепиться в него и никогда не отпускать. Сейчас помехой была не то что одежда, но даже кожа. Я не соображал как мы оказались в спальне, мне даже в голову не пришла мысль пойти в душ или ему предложить, как было всегда. Сейчас страшила сама вероятность, что он может оторваться от меня. Понятие близости просто перешло в другое измерение. Стараясь обласкать друг друга, не пропуская ничего, мы мешали друг другу же, но все равно от этого рвущего дыхание и душу исследования мы не могли оторваться. Оказывается у него на теле было несколько шрамов, невидимых, но губами вполне ощутимых. А меня может выгнуть дугой, если мне обцеловывают подколенные впадины, я чуть не заорал, когда меня прошило, словно молнией, когда я ощутил любимые губы там. Его моя острейшая реакция словно бы позабавила, он продолжал терзать мои ноги, выискивая чувствительные местечки, не обращая внимания на другое, я взвыл. Только когда я охрип, умоляя, он переместился выше. Черт, не было такого раньше, нет я знал, что у меня полно эрогенных зон, но что-то я не припомню таких ощущений. Под веками месиво из электрически белых вспышек. Давая мне передышку – или себе? – он лег на меня и принялся целовать лицо, горло, грудь, изредка приподнимаясь, чтобы подвигать неспешно кулаком, в котором были зажаты оба наших члена. И странное дело, я воспринимал его удовольствие как свое, и был уверен, что и его усиливается за счет моего. А меня трясло и от его губ, и от жесткой ладони, и от влажной плоти, трущейся о мою. Но приступать к дальнейшим действиям он не спешил, все растягивая действо; когда он резко сел, я потянувшись, довольно жестко прикусил его сосок и принялся катать пальцами другой, такая маленькая месть за откладывание. Я просто кончу сейчас, а мне до жути хочется ощутить его в себе. Я не выдержу так больше. - Дим, пожалуйста, - почти проскулил я. И тут он замешкался, застыл, словно не зная, что делать. – Дим, смазка есть? Он кивнул заторможено и вытащил тюбик вместе с презервативом из прикроватной тумбочки, значит, подобное развитие он предполагал и запасся загодя. А чего ж строил натурала? Ладно, с этим разберемся позже. А пока мне пришлось почти все сделать самому, и надеть ему презик, и смазать и его и себя, и помочь войти. Тут он был скован, даже очень, застыл, уткнувшись лбом мне в плечо, привыкая. А потом начал двигаться, сначала довольно осторожно, а потом все интенсивнее и резче, я только заработал навстречу, после первых, неловких моментов волшебство вернулось, огненной лавой протекая по нутру, сплавляя наши тела в одно, шумное дыхание в едином ритме, раскаленные капли пота, падающие на меня, мои пальцы, скользящие по его мокрым спине и плечам. В какой-то момент я перестал отличать себя от него, словно я был одновременно и принимающим, и овладевающим, я не понимал, где заканчиваюсь я и начинается он, только ощущение безграничности единого существа. Как же я орал при оргазме! И это при том, что он был не слишком умел в этом. Он рухнул на меня и тяжело дышал, глядя на меня совершенно пьяными глазами. - Лешка… ты как вообще? – прохрипел он. - Лучше не бывает, - обессилено ответил я. Не хотелось шевелиться, не хотелось расцепляться, даже не было обычной посткоитальной брезгливости из-за запахов и влажности. Казалось, что так и должно быть. То есть подняться и идти в туалет и в душ надо, и я это понимал мозгами, но душевного порыва, который обычно почти сразу же выбрасывал меня из постели после секса, не было. Обычный акт стал абсолютно необычен с этим человеком. Он замолчал, лениво перебирая мои волосы. В постель мы вернулись уже приведя себя в порядок, проветрив комнату и сменив белье на ней. Я прижался к нему, боясь разбить это чувство единения, но по счастью оно никуда не девалось. Уткнулся носом ему в щеку и млел от того, что он все также играл с моими волосами. - Дим, а чего я никак не мог понять хочешь ты меня вообще или нет? - Так я и хотел, с самого начала, но ждал, думал дать нам время привыкнуть друг к другу в обычном общении. И что так будет лучше. - Ты обратил на меня внимание только из-за музыки этой? Димка только вздохнул. - Да нет, конечно. Это просто повод был. Но хороший повод, согласись. - Да уж, - проворчал я. – Я тут дергался и не знал вообще что и думать, думал, что все только дружбой все и ограничится, а ты, смотрю, уже все решил и подготовился. Димка хохотнул. - Ну, прости, как мог, так и подготовился. Не мог же я сразу на тебя кидаться или ты был бы не против? – я утвердительно угукнул в его шею. – Ну, в следующий раз буду иметь в виду. - В какой такой следующий раз? – возмущено вскинулся я. – С кем-то еще? - Нет, только с тобой. Ну, тихо ты, не собираюсь я не с кем спать больше, если ты будешь рядом, - такое признание заставило меня застыть, ошарашено пялясь на него. – Я вообще сегодня в первый раз в этой жизни переспал с мужчиной, так что можешь меня поздравить. - Поздравляю, - машинально брякнул я. Значит, я не ошибся в своих предположениях. – Что, сменив среду обитания, решил попробовать и в сексуальной жизни что-то изменить? – не удержался я от шпильки. - Ничего я не решил изменить. Просто в моей жизни появился человек, которого я люблю, - спокойно сказал он. Он и казался спокойным, только мою ладонь, лежавшую на его груди, сжал сильнее, чем следовало бы. Я застыл сфинксом, благо моя поза, я приподнялся на локтях, очень сильно его напоминала. И не сразу понял, что мои губы расплываются в безудержной и глуповатой улыбке. - Димка, - прошептал я придушенно и радостно одновременно, когда ко мне вернулся дар речи. В первое мгновение горло стиснул такой спазм, что мне нечем стало дышать. Но я справился с ним. И даже слезы, внезапно обжегшие мне глаза, остались при мне. Я вздохнул поглубже и продолжил, бухаясь в признание, как в ледяную воду. – Я тоже люблю тебя. Вот. - Вот? – мягко усмехнулся он, обводя кончиками пальцев мои нос и скулы. – Ну и славно, я надеюсь, ты теперь успокоишься, а то ты был как на иголках почти все время, что ты проводил со мной. Я только и смог, что засиять улыбкой и потянуться к его губам. От меня можно было сейчас запитать небольшую подстанцию. - Этот друг, с которым ты ездил в Чехию, ты спал с ним? – я сжался как от удара. Я лежал рядом с ним расслабленный и тут такой внезапный и катастрофический вопрос. Застыв, я соображал, что ему ответить. - Да, - редко когда единственное слово давалось с таким трудом. - И что ты собираешься делать с ним? – голос звучал ровно, но чувствовал я его немногим хуже, чем себя. И знал, как ему паршиво было в этот момент. - Я должен поговорить с ним и сказать, что все кончено. - Хорошо, и прошу, не встречайся с ним больше, вообще никак. - Но не могу же я с ним разговаривать об этом по телефону! – запротестовал я. - Можешь. И сделаешь это. - Дим, но это же форменное свинство! И ему будет тяжело… - От того, что ты встретишься с ним, если у него есть чувство, ему легче не станет. А так я хочу быть уверенным, что ты не наделаешь глупостей. - Каких глупостей, Дим? - Неважно, Леш, - он поцеловал мою ладонь. – Пожалуйста, не встречайся с ним больше. Никогда. Обещай. - Дим, не буду тебе такого обещать. Я не знаю, как все сложится. И уж нормального разговора он заслужил. Димка устало прикрыл глаза. - Любая встреча с ним – это большая опасность. - Какая опасность, Дим? Для кого? Или чего? – изумился я. - Для нашей любви и наших отношений, - вызывающе сверкнул он синими глазами. - Дим, ну что такое ты говоришь. Не надо. Я, конечно, небезгрешен, но если я решил быть с кем-то, то кто может заставить меня поменять решение? - Леш, прошу… - Димка, не будь параноиком. - Ладно, поступай как считаешь нужным, но прошу тебя, будь осторожен. Я положил голову ему на грудь, и блаженно прищурился от тепла, разбегающегося от его пальцев на моем затылке. Этот Новый Год преподнес мне такой подарок, которого я и не ожидал и не знал как благодарить судьбу за такое. Но с Максом надо тоже поговорить и как можно скорее. Чтобы не стать последней свиньей в собственных глазах. Пока Димка разогревал приготовленную его домработницей ужин, я проверил телефон и малость обалдел, я не слышал звонков, пропущенных вызовов было штук 20 и почти все от Макса. Я набрал его и застыл, в напряжении, ожидая ответа. - Где ты?! С тобой все в порядке? – раздался возмущенный голос. Хороши слова приветствия. - Все нормально. Прости, поставил на виброзвонок, ничего не услышал, - первый вопрос я проигнорировал. Я не был готов отвечать. - Ты дома? Я заскочу на минутку, - он начал успокаиваться. - Нет, не дома. И буду там только поздно вечером, - если вообще доберусь до него, мысленно добавил я. - Да где же ты? Я весь издергался! – заявил Макс. - Не надо дергаться. Я уже не маленький, а я сейчас у Маринки, - и офигел от того, что говорю. - Ладно, послушай. У меня ЧП небольшое произошло и мне срочно надо уезжать во Францию, не знаю на какой период, возможно дней на десять, недели две. Думал, заехать попрощаться. У меня ранний утренний рейс. - Мне надо с тобой поговорить, когда вернешься, - наконец смог произнести я, радуясь выпавшей передышки. - Конечно, поговорим, а сейчас не хочешь мне ничего сказать, - игриво сказал он. Надо думать, успокоившись окончательно. - Хорошей поездки. - После такого пожелания она другой и не будет, - мурлыкнул он. – Но это все? - Наверное, да. - Я люблю тебя, малыш. В ответ я только промолчал, ибо не мог ответить ничего. Такую любовь или принимают сразу, или отвергают тут же, а не мусолят и не играют с ней, как я. Но он ведь и не дал мне возможности отвергнуть ее. - Я надеюсь, вскоре услышать от тебя что-то более приятное, - с грустью продолжил он. – Пока, я буду звонить. - Пока, - выдохнул я с облегчением. Уф, ну, наконец-то, ощущение, что гора с плеч упала. У меня будет несколько дней, чтобы подготовиться. - Пошли ужинать, - позвал с порога Дима. – С кем разговаривал? - С Максом. - А, это твой… Сказал ему? - Нет, Дим, не могу такое по телефону говорить. Он уезжает где-то на пару недель, вернется, сразу же все ему скажу. - Ладно, пойдем, - он поймал меня за талию и легко чмокнул в губы. На кухне я с любопытством принюхался к желтому содержимому своей тарелки. - Что это? - Теоретически – плов, практически, фиг его знает, но вроде окончательно до состояния рисовой каши это не доведено. Надя неплохо готовит, но иногда бывают приколы, или проколы, я еще не определился, вроде этого Я захихикал и взялся за вилку. - Ладно, рискнем. Все равно жрать охота. - Тоже верно, - согласился Дима, разливая вино по бокалам. - А я с тобой не сопьюсь такими темпами? – поинтересовался я. - Не сопьешься, не бойся, я за этим прослежу. Сегодня наш праздник, наш Новый Год, рождение нашей пары и мы должны это отметить. Как считаешь? Я был полностью солидарен. Было чертовски здорово сидеть с ним на огромной кухне, за стойкой на высоких, не слишком удобных стульях, только потому что лень было тащиться в столовую. И смотреть на него в рассеянном, чуть розоватом свете светильников. Мне было бы неуютно в этом дизайне и этих объемах, если бы не он. Его присутствие все сглаживало и дарило комфорт. - За нас, - я коснулся своим бокалом его и улыбнулся, не в силах сдержать тепло, растекающееся по мне. - За нас, - счастливо просиял он в ответ. Месиво странного вида на вкус оказалось не так плохо и даже приправы не содержали химических добавок. Впрочем, мне сейчас было не до кулинарных изысков. Мне было слишком хорошо от одного его присутствия. Я ощущал себя в теплом, мягком коконе, сплетенном из его энергетики и обнимающем меня со всех сторон. И это не вызывало протестов, это казалось правильным. Общение с Маринкой не прошло даром, да и мои собственные воспоминания тоже никуда не ушли, и я понимал, что и в этом случае речь идет о мощнейшем и потенциально очень опасном энергетическом взаимодействии, которое может разорвать меня, в случае чего. С Максом было похоже, но во-первых, больше, и намного, шло воздействие с его стороны, и во-вторых, я практически это не принимал. Я просто пассивно позволял этому быть. А здесь я сам вплавлялся в кружево энергетических нитей. Ток жизненной силы перетекал из одного в другого и вместо привычной слабости после секса, была легкая расслабленность, наполненность теплом и нежностью, и потрясающее чувство цельности, словно недостающие мне куски встали на место, причем они не были внешними, нет, они были во мне изначально. Димка, словно катализатор выявил их, и помог мне соединить разрозненное в единое целое, дав энергетический толчок. Я был счастлив. Очень. И я произнес это вслух. Шепотом, правда, но все же. - Я счастлив. Димка, услышав такое, просияв, улыбнулся мне, привычно наклоняя голову к плечу. - Я тоже, родной. Я уже и забыл что это такое. А с тобой вспомнил. Мы сидели, сплетя пальцы наших рук, лежащих на столешнице, улыбались друг другу, купаясь в той светлой нежности, что мы дарили друг другу. Он врастал мне под кожу, переплетался со мной кровеносными сосудами, становился моим дыханием. Ночевать я остался у него. Мне была торжественно вручена запасная зубная щетка, а после я блаженно провалился в сон, обнимая его и сам нежась в его объятиях. Проснулся я резко, не понимая, что же изменилось. Оказалось Димки не было в постели. Встав, я пошел в белую залу, почему-то я знал, что он там. Казалось искать его можно было теоретически по всей квартире, но я шел прямо в зал с роялем. И он там и обнаружился. Он играл, как же он играл! Что-то новое, никогда мною прежде не слышанное и похоже оно рождалось прямо в этот момент. Музыка струилась, нежно журчала лесным ручьем, разбивалась дробно на невидимых камнях, пронизанная солнечными лучами. Шелест травы, шепот ветра, радость и гармония бытия. Звуки то взвивались, то опадали до почти неслышного перебора. Я застыл завороженный. Первой мыслью, когда я пришел в себя, было досадливое «Он же не записал ничего!» Потом, правда, на рояле обнаружился диктофон, что ж будет вспоминать сольфеджио. И я выдохнул, возвращаясь из сладостного, изумительного плена его волшебства. Когда я протрезвел окончательно, следующей проскочила мысль о соседях, удивительно, что они еще не начали ломиться, разбуженные восхитительной музыкой в шестом часу утра. Позже я узнал, что стены, потолок и пол зала обшиты специальной толстой резиной, чтобы обеспечить должную звукоизоляцию. Поэтому даже я в спальне не слышал, не говоря уже о ком-либо за пределами квартиры. Подойдя, я обнял его сзади за шею, облокотившись на его плечи, и, поцеловав в макушку, прижался к ней щекой. - Дим, это было волшебно. В жизни не слышал ничего лучше. - Так уж и не слышал, - чуть иронично отозвался он. – Вообще-то ты на меня так действуешь. И подарил мне эту музыку. Могу указать тебя в качестве соавтора. - Скажешь тоже, - фыркнул я. – Соавтором я буду с тобой в другом. - В чем же? - В нашей любви, - спокойно сказал я, принимая всю ответственность, связанную с этим. – В нашей жизни. - Да, милый, в этом мы сотворцы совершенно точно. Но музыка – это часть меня, важная часть моей жизни, так что получается и музыку мы творим вместе, потому что так как я сочиняю сейчас, я не сочинял никогда. И ты помог этому родиться. Так что привыкай: будешь ловить меня где-нибудь в полном экстазе рвущегося к инструменту или сомнабулически бредущего к нему же по ночам. Я засмеялся, представив себе эти картины. Особенно попытки удержать пылающего творческим энтузиазмом Димку, учитывая, что он крупнее и сильнее меня. - Ну, если это будут побеги именно к роялю… Так и быть дозволяю! - О, так я получил на это высочайшее позволение? - Практически папскую буллу! - О как! Тут хохотали мы вместе, Димка усадил меня к себе на колени и уткнулся лицом мне в шею. Тут-то я и обратил внимание на диктофон. И потянулся к нему. - Ты чего? – удивился Димка. - Тут все записалось! Хочу стереть наш разговор. - Да ну оставь! Пусть будет. - Ага, сейчас, а если кто-нибудь услышит это? Не хочу, это только наше. - Наше, наше, - покладисто согласился он, пока я выключал запись. – Я уберу это. – и как только я вздохнул с облегчением, произнес. – Сохраню только у себя в архиве. - Дима! – вскинулся я возмущенно. - Да ладно тебе! Начинаем делать наш собственный архив. И если у большинства он начинается с фотографий, то у нас он начнется с этой записи, - сказал, целуя в перерывах между словами мои шею и правое ухо. – И когда у тебя будет какое-нибудь ворчательное настроение, буду давать тебе прослушать ее, чтобы напомнить, каким ты можешь быть, когда в хорошем настроении. И самое главное, что мы решили. - Дим, - прошептал я, ласковыми движениями убирая волосы с его лица. - Помни об этом, радость моя. Никогда не забывай, что ты мне говорил сейчас, - он смотрел мне в глаза с убийственной серьезностью. - Конечно, конечно, - бормотал я, пытаясь прижаться к нему еще теснее. Я не замечал как летят дни. Я сам летал на невидимых крыльях, и мне было хорошо, как никогда в жизни. Мне было легко с Димкой, никогда я не опасался, что брякну чего-то не то, или он неправильно поймет меня, или сделаю что-то не то. Он все понимал правильно. С ним не было обычного для начала отношений чувства, что ты идешь мелкими шажочками по незнакомому и опасному полю и не знаешь, то ли ухаб, то ли овраг, а то и мина под ногами. Я вообще земли под ногами не чуял. Только ежедневные звонки Макса выбивали меня из колеи и сбивали меня с этой эйфорической волны, мои осторожные намеки, что, возможно, наши отношения ни к чему не приведут, выводили его из себя, он злился, говорил, что вернется и все станет на свои места. И в итоге под конец своей поездки, он был изрядно накручен. А наша жизнь катилась тем временем своим чередом. Заказов было хоть завались, но как ни странно, я успевал их писать, несмотря на то, что проводил много времени с Димкой, бывал и на его репетициях и на концертах. Я даже начал писать на его компе, а что делать, если вечера я все чаще проводил у него, работы было много, а писать по утрам я редко был в состоянии? Часть моих вещей переместилась к нему, а я даже не заметил как это произошло. Только отметив две бритвы и две щетки рядом как-то утром я понял, насколько сильно я влип. И осознание этого вселило в меня радость. Родители, к которым я соизволил нарисоваться спустя неделю, разглядывали меня с недоумением. - Сынок, у тебя все в порядке? – задумчиво спросила мама. - Лучше не бывает, мам, все просто зашибись! - Не выражайся! Вроде культурный, эрудированный человек, а выражаешься, как неизвестно кто! Я только закатил глаза. Эту песню я выслушивал сколько себя помню, и вариантов реагирования два: или резко обрубить, или терпеливо слушать. - Ты просто такой… изменившийся. Ты, случаем, не влюбился? Неужели это так заметно? - Не влюбился, мам, люблю. - И кто она? Познакомишь? - Не она, мам, он, - предки мои тоже были в курсе. После того как они увидели меня лет пять назад с парнем. Нечего сверхужасного не произошло, был очень неприятный и тяжелый разговор, у матери глаза были на мокром месте, а от отца разило коньяком и корвалолом, после нескольких недель мозгокрутства, все более менее устаканилось. С тем парнем я расстался. Предки поняли, что с парнем меня теперь можно увидеть с той же долей вероятности, если не большей, что и с девушкой. Одно время они надеялись, что я перебешусь и женюсь на той же Маринке. Она им очень нравится. Только до них почему-то не доходит до сих пор, что мы никак не можем углядеть друг в друге пару. Мать вскинула на меня глаза. - Ты очень изменился за эти несколько недель. Просто светишься весь. Все так серьезно? Кто он? Откуда? Ну, ей же интересно знать на кого запал единственный сынок и не подцеплю ли я чего нехорошего, или может в какую-нибудь неподходящую компанию затащит ее тепличное создание. Интересно, а то, что с девушкой есть вероятность всего того же самого ей в голову не приходит? Она вроде приняла все, но каждый раз, когда узнает о моем новом парне дергается, как от разряда тока. - Его зовут Дима. Он музыкант. - Музыкант? Небось, ни кола, ни двора и ветер в голове? - Мам, у него в голове побольше, чем у нас троих вместе взятых будет. Он смог свой бизнес сам построить, и продать его и теперь занимается тем, чем хочет. Так что пусть это тебя не волнует. - Он что же настолько прыткий или он намного старше тебя? Ты случаем не с моим ровесником закрутил? – мать поджимает губы. Да что с ней происходит-то? Ее точно как подменили. Раньше себе она таких язвительных выпадов не позволяла, а теперь… - Мам, да успокойся ты. Да Димка старше, но разница не такая уж значительная. Одиннадцать лет. Так что твоим ровесником он быть никак не может, это точно. - Когда в следующий раз, твоя очередная пассия окажется старше тебя лет на … - Мам, никакого следующего раза. Я хочу с ним остаться навсегда. Никто мне, кроме него не нужен. Мать замолчала, а я офигевал, никто из моих бывших такую острую реакцию не вызывал, впрочем, она не знала половины из них, она даже не обращала внимание на то, есть ли кто-то у меня. А тут вдруг такое. - Мам, он лучшее, что было в моей жизни. И никого не хочу, кроме него, - ее губы и вовсе превратились в ниточку, а пальцы с идеальным маникюром принялись теребить нитки на гобеленовой обшивке дивана. - Дело, конечно, твое, но мне все это кажется сомнительным. Ты хоть познакомь нас. Надо же взглянуть на этого … «зятя». - Как только у Димки появится время, мы зайдем к вам, - думаю, что время у него появится не скоро, уж я об этом позабочусь, чтобы вы, мои дорогие, остыли и не наделали глупостей. Впрочем, думаю, Димка и это выдержит без труда. Я смотрел на мать и думал, что ее задевает больше всего то, что моя жизнь не вписывается в ее идеальную концепцию обо мне. Она меня нафантазировала еще до моего рождения. Нет, я прекрасно понимаю, что большинство женщин мечтает о детях. И она придумала себе сына по имени Алеша задолго до моего появления на свет. И если в детстве я еще худо-бедно соответствовал ее ожиданиям, то нынешний я давно уже перерос рамки ее фантазий и ей было трудно, особенно если учесть, что в общем-то я не доставлял ей проблем до определенного возраста. Не был в сомнительных компаниях, хорошо учился, не пил и не курил, домой появлялся вовремя, вел себя всегда очень корректно. Легко любить того, кто не доставляет проблем. А теперь это не так. Уже лет пять как не так. - Мам, у меня теперь своя жизнь и если она не соответствует твоим ожиданиям, это не значит, что меня она не устраивает. Сейчас я счастлив, как никогда и хочу, чтобы вы за меня порадовались. Если нет, то хотя бы не мешайте мне. - Леш, когда это я за тебя не радовалась? – тонкие, горькие морщинки легли вокруг ее глаз и губ, а я и не замечал их раньше. – Я так хочу радоваться за тебя, ты бы знал. Но просто у меня в последнее время сердце за тебя не спокойно. Я боюсь, - я оторопел от таких слов. – И вдруг этот твой Дима появился. Мне очень страшно от этого. - Мам, ты чего? Да все нормально будет. Он никогда ничего мне плохого не сделает. - Я надеюсь, - тихо произнесла она. Я замолк, в этот момент вернулся отец с балкона, где он предавался дозволенному греху – выкуривал одну из пяти разрешенных матерью сигарет. Быстро скользнул по нам взглядом и сел за стол. - Все в порядке? – осторожно спросил он. - Конечно, - кивнул я. А что еще я мог сказать? Я ушел из родительского дома, почти убежал. К Димке, минуя свою квартиру, даже совесть не смогла меня допинать достаточно, чтобы я начал думать о двух неначатых еще текстах. Мне надо было к нему, мне не хватало воздуха. Хотя казалось бы в такой мороз. Я несся по переулку к студии, и мечтал оказаться рядом с ним как можно быстрее. Надышаться его дыханием, убедиться, что по-прежнему мне дышится в лад с ним. И его звонок догнал меня посреди улицы. - Родной, с тобой все в порядке? - Я очень соскучился, вот, бегу к тебе. - Отлично, приходи, посидишь на репетиции, - его невидимая улыбка согрела меня, окутав облаком яблоневого цвета. Видимо, почуяв мое состояние, он отложил репетицию минут на десять, завел меня в свой кабинет, и там нежил меня в своих руках, успокаивая, безмолвно подбадривая и показывая, что он у меня есть. Сердце перестало колотиться как сумасшедшее, мы сидели на диване, точнее полулежали, он, откинувшись на спинку и немного сползя, позволяя мне расположиться на себе и вытянуть ноги. Я уткнулся лицом ему в шею, это становилось моим приютом и моим оберегом, впитать в себя его тепло и аромат, он вливал в меня свою силу, лаская мои волосы, изредка целуя меня в висок. И все угрозы, реальные или мнимые, отступали, оставив нас одних. Потом я сидел в уже ставшем полностью моем кресле, когда я появлялся, никто не садился в него, и окунулся в привычную уже обстановку работы Димки и его ребят. Слушал как они отрабатывали новую, недавно им написанную музыку и шлифовали исполнение давнишних вещей. - Ты хорошо на меня влияешь, смотри как я плодотворен! – смеялся он пару дней назад, прослушивая записи на диктофоне и расписывая партии. Что-то никогда не уйдет за пределы студии. Что-то станет, если не хитом, то довольно известным и узнаваемым. В определенных кругах, это не самое массовое направление, не дадут у нас такому стать массовым, это же не «Белки-Стрелки» или еще какие-то поющие трусы, это серьезная, хорошая музыка, которую у нас почти не крутят, только в интернете или на паре радиостанций что-то такое можно услышать. А сейчас я слушал, как они работают и мне было хорошо, даже ляпы и довольно саркастические замечания Димки мне настроения не портили. Все шло своим чередом, а после они засобирались, надо было хоть немного отдохнуть и подготовиться к вечернему выступлению. А я потом сделал массаж Димке, чтобы он расслабился. Промял ему всю спину и шею, а потом принялся разрабатывать ноги и особенно ступни, все было естественно, как будто всю жизнь этим занимался. На этот концерт я не пошел, потому что работу мне никто не отменял. Писал и радовался, что, кажется, жизнь начинает входить в размеренную колею. Да, я такой и мне это нужно. Бурный поток кипящих страстей пугал меня, хотя я и понимал совершенно четко, что с Димкой мне ничего не грозит. Чего не скажешь об остальном. И это остальное не преминуло нарисоваться в моей жизни. На следующей день, когда мы сидели в Димкиной квартире, уплетали мясной пирог, запивая все это морсом, раздался звонок. Это был Макс и он требовал объяснений по поводу той несуразицы, что я нес ему все время его отсутствия. Кстати, во Франции или где он там еще был, он пробыл три недели, но меня это не беспокоило. Гораздо больше дергала предстоящая встреча. - Макс, нам надо встретится и спокойно поговорить. - Я сейчас к тебе приеду! - Нет! – крикнул я. – Нет, - сказал я, уже успокаиваясь и успокаивая жестом встревоженного Димку. – Я не дома и не знаю, когда попаду туда. Так что давай решим, когда завтра встретимся. Димка тем временем что-то писал в блокноте и сунул мне это под нос. «Ресторан на третьем этаже бизнес-центра ***» вот что я прочел. - Хорошо, давай завтра я за тобой приеду, поедем в наш ресторанчик, часа в два? – предложил Макс. - Нет, давай в это же время ты будешь меня ждать в ресторане бизнес-центра ***, - возразил я. - Почему там? – удивился Макс. - Потому что я так хочу, - достало играть с ним в эти игры, после этого я ощущал себя выжатым лимоном. - Хорошо, давай так, – согласился он после некоторого молчания. – Малыш, я очень соскучился. - Это нам тоже надо будет обсудить, - вздохнул я. - Леш, у тебя кто-то появился, да? – проницательно и уже не в первый раз спросил он. - Макс, все при встрече, - не поддался я. Только не при Димке, какой мне мог скандал устроить Макс я догадывался, мужиком он был взрывным. - Ладно, не хочешь говорить сейчас, расскажешь мне все завтра и потом уже никуда от меня не денешься. Я промолчал, потому что сказать было нечего. Только Димкино присутствие удерживало меня от … чего? Срыва? Желания снова кинуться к нему? Обматерить? Я так и не понял. Помутнение рассудка какое-то было. Отдышавшись после муторного и странного разговора, я вымученно улыбнулся Димке. Он со ставшим строгим и заострившимся лицом, молча разглядывал свои руки. Мне подумалось вдруг, что в этот момент с него можно писать икону. А уж когда он поднял свои темные глазищи так и вовсе стал походить на ожившую византийскую икону. Только он был не святой и не мученик. Живой человек, не отступающий ни перед чем, чтобы добиться своего, не так очевидно как Макс, но от этого не менее настырный. Всепрощением тут и не пахло. И сейчас у него есть цель помимо всего прочего – удержать меня. Понимание этого прошило меня молнией. - Почему именно этот ресторан? – задал я хоть какой-то вопрос, чтобы избавиться от наваждения: сквозь черты Димы проступили иные – человека чудовищно мощного и довольно-таки злого, но не на меня. Сила, дохнувшая на меня, ужасала. - Потому что там у меня офис, - ответил он глухим и чужим голосом. – И я буду все время рядом, если что успею подойти. - Офис? – удивился я. – ты же сказал, что продал все. - Продал, - подтвердил он. – Но у меня есть активы, которые в любом случае нуждаются в управлении. Музыка особых дивидендов не приносит, особенно по сравнению к тому, к чему я привык. Там у меня небольшая контора, человек тридцать, в основном юристы и финансисты. Плюс, юристы следят, чтобы у меня не было проблем с нашим гребанным законодательством, я привык прикрываться полностью. Я увел с собой почти всех кого хотел из прежнего своего бизнеса, единственно кого я нанял с нуля был один менеджер по организации концертов, мне нужны были его связи, а так у меня была привычная мне и друг другу команда. Потому что я точно знаю, любой бизнес – это люди. А мне надо сохранить это. Не для себя даже, хотя мне и это нужно, для Юрки, я же должен его обеспечивать и на ноги поставить, и для… тебя, - его голос упал до шепота. – Мне важно дать тебе защиту и эти деньги одно из средств для этого. - Дим, о чем ты? При чем тут деньги? - Поймешь, скоро все поймешь, - он схватил мою руку и впился в нее поцелуем. Его глаза яростно сверкали. – Помни только об одном – я люблю тебя! Прошу, помни! - Дим, что с тобой? Как я могу такое забыть? - Помни! «Помни!» звучало в моих ушах, когда я заходил в ресторан и увидел Макса. Он явно дерганный и, поднявшись навстречу, окинул меня взглядом, от которого мороз пошел по коже. С чего бы? - Привет. Хорошо выглядишь, это мой отъезд на тебя так повлиял? – его голос звучал напряженно и зло. - Привет, - откликнулся я. – Не знаю, но все может быть, - от моих слов у него дернулся уголок губ. – Как съездил? - Нормально съездил, все вопросы тамошние решил. А вот теперь приехал решать здешние, скажи мне что за ахинею ты там нес о том, что нам надо расстаться? А? Я вместо того, чтобы полностью быть там, вынужден был дергаться и думать о том, что происходит с тобой. - Так я об этом не просил, чтобы ты думал, что со мной происходит. Я попросил тебя прийти, чтобы расставить все точки над i и просить больше меня не беспокоить. - Так теперь это называется? – он откинулся на спинку стула и взгляд его и до того тяжелый вдруг стал почти невыносимым. Ноздри его побелели и раздувались. Он жестом остановил сунувшегося было к нам официанта. – Чуть позже, - это относилось к бедному парню, которого затрясло и как ветром сдуло от нашего столика. – Я и не знал, что любовь и ухаживания теперь называются беспокойством. - Черт, Макс! Я с самого начала сказал тебе, что не хочу наших отношений! Но ты не слушал меня и пер напролом. И это, черт возьми, называется беспокойством в самом лучшем случае! - У тебя кто-то появился? – снова спросил он странно спокойно, поедая меня сузившимися глазами. - Да, появился, - признал я, понимая, что юлить бессмысленно, да и глупо. – Я хочу быть с ним. Прости, я не хотел так. Не в моих правилах такого устраивать, но так получилось и я счастлив с ним. Давай спокойно разойдемся и не будем трепать друг другу нервы. Мне в первый раз приходилось говорить такое, обычно мои партнеры исчезали с горизонта сами или мне приходилось выслушивать подобное, а никак не говорить самому. И было паршиво смотреть на него, напряженного, словно взведенная пружина, с горящими скулами на побелевшем лице и глазами, превратившимися в две бездны, в которые страшно было смотреть. - Это все что ты можешь мне сказать? – деревянным голосом спросил он. Я заигрался со стихией и сейчас я понимал это. Было жутко. - Прости, - пробормотал я, не в силах отвести взгляда, голова начала кружиться. - Прости и это все? – язвительно фыркнул он. – Не много. Так, знаешь что, хватит с меня! – он хлопнул ладонью по столу, наплевав на хорошие манеры. – Мне надоело ждать и вертеться вокруг тебя. Я ни одну девицу так, как тебя не обхаживал. И что в ответ: прости? Мне этого мало. А теперь слушай меня внимательно, - он уже практически шипел, наклонившись вперед, почти прижавшись грудью к краю столешницы. – Ты мой, понял? И я тебя не отпускаю. Ты сейчас же выбросишь из головы все свои глупости и пойдешь со мной. Не знаю кого ты там себе подцепил пока меня не было, но ты его забудешь! Понял меня?! Я уже ничего не соображал, его голос гудел в ушах набатом, сознание плыло, обволакиваемое туманом, в котором вплывали только его глаза, единственный ориентир в зыбком болоте, в которое превратились мои мозги. И хотя где-то на задворках памяти билась в истерике мысль, что надо встать и уйти к Димке, я просто был скован его волей. И понимал довольно четко, насколько это вообще было возможно в таком состоянии. - Я с тобой довольно цацкался, чтобы ты мне тут еще демарши устраивал. Поднимайся! Где твоя куртка?! Не знаю, где он ее обнаружил, но через пять минут я уже покорно ее натягивал и пошел вслед за ним к двери ресторана, ничего не замечая кругом, кроме Макса. Я так и шагал за ним, пока не вышел из лифта в вестибюль и не услышал окрик: - Стойте! Знакомый голос, обернулся и лицо знакомое, бледное с пылающими синими глазами, плавающее в сумраке вокруг меня. Кто это? - Найденов, вам не кажется, что вы перегибаете палку и переходите границы допустимого? - Да кто вы такой?! - Дмитрий Пищанский, любовник этого молодого человека, которого вы уводите за собой против его воли. - Что?! – Макс аж задохнулся. – Так это ты… - Именно, и поэтому предлагаю тебе оставить его в покое раз и навсегда и исчезнуть раз и навсегда. Со мной шутки плохи и ты знаешь это. В голове немного прояснилось и я увидел вестибюль бизнес-центра, в котором по счастью было немного народу по случаю послеобеденного времени. А еще я узнал Диму, за его спиной маячили два амбала и буравили взглядами Макса. - Он со мной идет сам, и он – МОЙ любовник, а вот тебе я как раз и советую сгинуть и не отсвечивать. - Даже так? Ну, ладно, это можно обмусоливать до бесконечности. Пока мы определимся с нашими взглядами на это дело. Дима прищурил свои глаза, взгляд стал неприкрыто злым и острым, тут я впервые увидел ту его ипостась, что позволила ему заработать свое состояние. Деловой, собранный, резкий и очень опасный. Я смотрел на него, как завороженный. И не сразу сообразил, что именно говорит мне Макс. - Мне надоел этот цирк, Леша, мы уходим! Я обернулся к нему и не мог никак сосредоточиться даже на его словах. Голову уже привычно повело, что же он со мной делает? - Не так быстро, Максим Викторович! Я думаю, нам лучше всем троим пройти в мой кабинет, чтобы информация, которая есть у моих адвокатов не стала достоянием общественности, - вмешался Дмитрий. - О чем вы? – откровенно усмехнулся Макс. - Ну, хотя бы об обстоятельствах, при которых вы получили свое наследство. Сначала мы послушаем моих юристов, а потом уже я просвещу Лешку насчет некоторых тонких аспектов этого дела, - почти прошипел мой любимый. Именно любимый и словно пелена с сознания упала. Почему я вообще собрался с Максом уходить? - Леша, мы уходим! - Нет, - услышал я свой голос. – Сначала пойдем в кабинет Пищанского и там уже обговорим все. Мне даже стало интересно. Может что нового о тебе узнаю. Макс был откровенно на взводе и буравил меня своими светлыми глазами. - Хорошо, мы идем туда, быстро получаем информацию, которую нам удосужатся сообщить эти юристы и уходим. - Сначала я послушаю, а там видно будет, - возразил я. - Тогда поднимаемся ко мне, - сухо подытожил Дмитрий. В стеклянном лифте, провожаемые изумленными взглядами людей, работающих в центре, мы молча поднимались наверх. Я ощущал себя предметом не просто разборок, а дележа. Двое сильных мужиков просто готовы были из-за меня вцепиться друг другу в глотки, и ни один из них не намерен был отступать. Если бы взгляды могли материализоваться, в тесном пространстве кабинки просто летали бы разряды молний. Я в жизни не предполагал, что могу оказаться в такой ситуации, что во мне будут видеть не просто парня на несколько дней, или максимум потенциального партнера на достаточно длительный период, а нечто настолько желанное и нужное, что на карту они оба готовы будут поставить все. Оба! И это потрясло меня до глубины души. Мы оказались в кабинете, обставленном не просто по какому-то дизайнерскому проекту, а стилизованном под старину, причем под нечто достойное как минимум английского лорда. Обшитые дубовыми панелями стены, массивный стол, удобные кресла, пара пейзажей. - Присаживайтесь, - обронил Пищанский. – Чай, кофе? – поинтересовался он, усаживаясь во главе стола. - Я сюда не чаи гонять пришел! – вспыхнул Макс. - Как скажите, - прохладно отозвался Дмитрий. – А ты что выбрал? – обратился он уже напрямую ко мне. - Чай, пожалуйста, - ответил я. Он кивнул и нажал какую-то кнопку. - Маша, организуйте нам чай на двоих, травяной и черный, мне как обычно, ну и что-нибудь к нему. И пригласите ко мне Пичугина и Травникова. С материалами. Через некоторое время, наполненного напряженным молчанием, в кабинет вошла миловидная женщина, которую я видел в предбаннике и которая забрала у нас куртки, с подносом в руках. Расставив его содержимое перед нами, она исчезла. В белом чайничке оказался заваренный по всем правилам мой любимый чай, и я с наслаждением вдохнул его аромат, наливая его себе, а потом не удержавшись погрел о чашку руки. И снова их взгляды скрестились надо мной, я вдруг заметил еле заметное свечение, словно широкий луч от Макса попытался упасть на меня, но на его пути возникла полупрозрачная сфера. Я моргнул, и видение исчезло, и в этот момент раздался звонок, Мария известила шефа, что прибыли юристы. - Отлично, пусть войдут, - распорядился Дима. В кабинете нарисовались два мужика, оба уже в возрасте, внешне разительно разные, но что-то странно общее у них было. В руках у них были папки с документами. Поздоровавшись и представившись, они расселись за столом. - Итак, господа, Дмитрий Иванович попросил нас уточнить некоторые детали, связанные с обстоятельствами наследования Найденовым Максимом Викторовичем весьма внушительного состояния, - заговорил один из них, небольшого роста пухлик, на котором даже дорогущий костюм топорщился. Он казался малость несуразным, но спокойные черные маслины его глаз, полускрытые тяжелыми веками почему-то не давали завершиться образу нелепого толстячка. Он был опасен, причем сейчас почему-то даже не трудился скрывать этого. - Что? – изумленно воскликнул Макс. – Да какое вы имели право копаться в моих делах?! - Продолжайте, Виктор Степанович, - спокойно отозвался Дмитрий. - Как скажите, Дмитрий Иванович, - в тон ему ответил Травников, кивнув, свет ламп отразились в его лысине. – Так вот, мы ознакомились с этим весьма внимательно и сразу же возник ряд вопросов. Например, якобы по условиям завещания часть средств и очень значительная, надо заметить, должна была уйти в некий благотворительный фонд, возглавляемый Жаком Ланком, ну, к этому господину вопросов особых не было, хотя и он небезгрешен, а вот к тому, кто стоит за ним… Это два персонажа Тимоти Забински и Фредерику Арбье, к ним-то вопросов воз и маленькая тележка, особенно со стороны Интерпола, впрочем, Забински активно интересуется не только Интерпол, тут вам и ФБР, и полиция нескольких европейских стран. Основные моменты, что их интересуют – мошенничества, в которые предположительно замешан этот господин. - Что же касается наследства Натальи Дюморье, в девичестве Найденовой, то тут возникло сразу несколько моментов. Все прямые ее наследники или погибли или пропали без вести, поэтому наследство должно было достаться некоему Максиму Найденову, вроде бы ее внучатому племяннику, - подхватил Пичугин, мужик своей фамилии несоответствующий совершенно, огромный и мощный, как медведь. – И вы, Максим Викторович согласились отдать часть наследства в этот благотворительный фонд, еще пара подобных взносов и он закрылся, все вышеозначенные фигуранты благополучно исчезли. Правда, надо сказать, что свои следы они замели очень неплохо, официально к ним сложно подкопаться, но возможно, учитывая, что деньги перешли вовсе не к реальному наследнику и родственнику покойной. - О чем это вы? – рыкнул Макс. - О том, дорогой вы наш, что вы влезли в свое время в международную аферу широкого такого масштаба, - ответил меланхолично Травников. – Погибли при странных обстоятельствах несколько человек, исчезло двое. Причем почти все они граждане Франции или Бельгии, ну и России тоже. И вы получили деньги вам не причитающиеся. А это извините статья, с хорошим таким сроком, а если и Интерпол проявит к вам должный интерес, то прямо и не знаю… - он довольно театрально развел руками. - Это все ваши домыслы и ничего больше. - Не скажите, мы на сбор и проверку информации потратили несколько месяцев, так что вряд ли это может оказаться домыслами. Я, знаете ли, привык в своей работе опираться на факты и документы. Это весьма облегчает жизнь. А если не верите, то вот, можете ознакомиться с копиями документов. И Травников жестом фокусника передал Максу свою раскрытую папку, Пичугин отдал мне свою, повинуясь малозаметному жесту Пищанского. И я уткнулся в нее. Многого я не понимал, например, переводы с выписок каких-то счетов, непонятные отчеты, от цифр рябило в глазах, какие-то справки, там к копии каждого перевода прилагалась копия документов, папка была достаточно объемной, я оторвал от нее взгляд, изумленный, и увидел как Макс сидит абсолютно белый и с идеально прямой спиной. - Что там написано несложно проверить, - продолжил Травников, убедившись, что наши интересы вернулись в эту реальность. – Теперь главное известно что и где искать. Но если Забински и Арбье найти и заставить вернуть деньги и арестовать их проблематично, то вам деваться будет некуда, за вами ведется постоянное наблюдение. И уйти бесследно вы уже не сможете, ибо вы не Джеймс Бонд. И даже нахождение ваше на территории другого государства, той же Чехии, вас не спасет, наоборот, усугубит все. Там может с еще большей радостью выдадут Интерполу, потому что вы не местный. Подумайте, мы вам дали достаточно информации для размышлений. - Вполне достаточно, - с ухмылкой поддержал Дима. – А теперь, Виктор Степанович, Николай Александрович, оставьте нас, нам будет что обсудить наедине. Спасибо. - Мы будем у себя, - сказал Пичугин. - Если что, вызову, - кивнул Пищанский. Мужчины встали, коротко кивнули и покинули кабинет, оставив обомлевшего меня, закипающего Макса и Диму с заметно улучшившимся настроением. - Все это лажа и ты не сможешь ничего доказать! – прошипел Макс. - Это не лажа, и ты это знаешь, - они вдруг снова перешли на ты. И все это напоминало какой-то театр абсурда. – Я обращался за этими сведениями к слишком серьезным людям, чтобы это могло быть лажей. Лажа – это твоя жизнь, Мехнон, ничего не можешь сделать сам, а вот украсть, обмануть, воспользоваться другим человеком, это да! Это всегда пожалуйста! - Что ты мелешь? И обращайся ко мне нормально! У меня имя есть! - Я тут не так давно и я помню и прежнее твое имя. Впрочем, мне без разницы, как тебя называть, - равнодушно сказал Дима. – Могу и Максом, если тебе станет от этого легче. Мне нужно от тебя другое – чтобы ты оставил Леху в покое, вернул ему все, что забрал у него и никогда больше не появлялся в нашей жизни. - Да пошел ты! – Макс был в откровенном бешенстве. – Ничего ты не докажешь и не сможешь сделать! И потому это тебе имеет смысл убраться из нашей жизни. - Что он должен мне вернуть? – совершенно очумело спросил я. - Твою энергию, твои возможности кришана, - ответил Дима. – Он ведь расплатился за это наследство ТОБОЙ. Причем авансом. - Что? – изумился я. - Макс маг и один из сильнейших и здесь на Земле и тогда на Ромоде. - Ромоде? - Это тот мир, в котором мы все жили в прошлой жизни и память, о которой не дает тебе покоя. Так вот, по настоящему сильные маги умеют не только управлять своей энергетикой, они могут управлять и чужой, использовать ее, красть ее. И Макс, зная что ты есть сейчас на Земле, тогда, четыре с лишним года назад, смог нащупать тебя в тонком мире и снова воспользоваться тобой, чтобы притянуть к себе такие огромные деньги и получить их, заметя следы. Еще не видя тебя, но уже представляя себе кем ты являешься… - Заткнись! – взвыл Макс, подскочив, до сих пор дергавшийся и силящийся открыть рот, но у него это не получалось, а тут прорвало. Дима взмахнул рукой и Макс рухнул на стул как подкошенный, лицо исказилось уродливой гримасой, как в параличе. Я в шоке наблюдал за происходящим. - А ты вообще-то действительно талисман удачи. Самый настоящий. И ты можешь приносить удачу тем, кого ты любишь. Да и просто когда находишься рядом. Кроме того, ты активизируешь все таланты, какие есть в человеке, кроме изначально разрушительных. Магия в этом смысле – палка о двух концах, может быть как и созидающей, так и разрушительной силой. Но последнее больше по желанию. Вот и Менхон еще в прошлой жизни соблазнился этим и решил, что в качестве супруга ты ему подойдешь больше, чем мне. И он прибрал тебя к рукам за то время, что я был в поездке. Хотя уже была намечена наша свадьба. Но когда я вернулся из гастролей, ты сообщил мне с совершенно диким взглядом, что любишь другого и выходишь за него. А всего за две недели до этого ты мне говорил о своей любви ко мне. - Как я мог любить тебя и в следующий момент решить что полюбил другого? - Именно, что ты решил. Маг такого уровня может оперировать и сознанием другого человека, и реальностями. И он буквально околдовал тебя, не так ли, Макс? Тот только яростно сверкал глазами. - Подожди, я как-то не очень в этом понимаю, но вроде это же покушение на свободу воли? А это запрещено? - Формально, да. Но как говориться, не пойман – не вор. Маги умеют запутывать следы, что он и проделал, например, четыре года назад. Ты – не маг, но ты можешь служить уникальным катализатором для любой магии. Не только усиливать ее, но и списывать все ее негативные последствия. Чего он и добился тогда, он замел при помощи твоего потенциала следы и списал все проблемы, что могли у этой шайки-лейки во время аферы. Ты опять прикрыл его. - Этого не может быть, - прошептал я. - Не может быть? А ты ничего странного не находишь в том, что он сидит тут и только и может что сверлить меня взглядом? Если бы я не запечатал его, он бы тут сейчас очень бы славно порезвился. И ты ушел бы за ним покорно, как тогда. Пищанский тяжело дыша смотрел на меня, а потом перевел взгляд на Макса. Он вдруг стал выглядеть так, словно пробежал спринтерскую дистанцию. На лице выступил пот. Макс выглядел не лучше. Они сверлили друг друга взглядами и мне вдруг стало очевидно, что оба тянут силы из меня. - Прекратите! Оба!! – крикнул я, не выдержав. Они повернули головы ко мне, даже Макс, с трудом, криво, но сделал это. – Прекратите меня пить! Я вам запрещаю это!!! - Молодец, - усмехнулся Дима. – Правильно мыслишь. И правильно нам запрещаешь. – И он глубоко вдохнул. И снова его глаза поймали соперника. – А теперь послушай меня, Мехнон. И слушай внимательно, больше повторять не стану. Я тебя сейчас отпускаю и ты уходишь, вернув Лешке все до последней крохи. И забываешь об его существовании. И если попробуешь приблизиться к нему, хоть физически, хоть в ментальном плане, я тебя достану. Я думаю, я смог тебя убедить в том, что ни в чем тебе ни уступаю. И уступать не намерен. Ты уберешься сейчас, раз и навсегда, и можешь подавиться этим своим липовым наследством. Надеюсь, тебе его будет достаточно и ты больше не ввяжешься в авантюры, прикрываясь кем-то, потому что, если ты не заметил, могу просветить, но в этом мире на исходе сроки действий соглашений, позволяющих это. И тебе вполне вероятно придется испытать это на своей шкуре. Ты меня понял? Кивни, если да. Судорожно, сквозь чудовищное усилие, движение головы. - Отлично, - скривился Дима. – Тогда ты сейчас сделаешь все, чтобы снять весь негатив с Лешки, а я прослежу за этим. Я немного освобожу тебя, но не слишком обольщайся: ослабленная шлейка вовсе не означает ее отсутствие. Понял? Снова это жуткая пародия на кивок. - Готов? – Макс подтвердил. – Работай тогда. Я в ужасе наблюдал, как обмякает Макс в своем кресле, сейчас до меня дошла в какие кошмарные жгуты были закручены его спазмированные мышцы, бледный, с закрытыми глазами, он откинулся на спинку. Пара минут прошла в полной тишине, Дима все это время внимательно следил за ним, и до меня доходило, что основная часть его контроля подобна подводной части айсберга. - Я готов, - слабым голосом произнес Макс. Я смотрел во все глаза, но не знал, что именно я хочу увидеть, в принципе ничего такого не происходило. Макс только попытался сесть как можно прямее и уставился перед собой расфокусированным взглядом. Иногда его посиневшие губы шевелись, но, мне кажется, это скорее были какие-то непонятные мне комментарии, чем слова направляющие его действия. Все длилось несколько минут, потом он снова рухнул на спинку кресла. - Все, - выдохнул он. - Не совсем, - странно безжизненным голосом отозвался Дима. – Привязочку-то последнюю не забудь. И я сказал ВСЕ вернуть. Давай, не зли меня. Макс прищурился и тут Димка удовлетворенно кивнул. - Я и не знал, что ты такой тупой, что все приходится по два раза повторять, - не удержался он от шпильки, оживая и становясь похожим на самого себя в том виде, к которому я привык. И широко улыбнулся. – А теперь можешь катиться на все четыре стороны, и папочку эту не забудь. Там копии, пусть будут у тебя, как напоминание о том, чего не следует делать. И забудь дорогу к Лешке навсегда. Он теперь свободен от тебя и твоих посягательств. Макс пошевелился в кресле и с огромным трудом поднялся из него, выглядел он так словно ему единовременно накинули лет двадцать как минимум. Сгорбленная спина, потухшие глаза, неуверенные движения. Он двинулся к двери, оставив документы на столе, не попрощавшись, впрочем, никто и не ждал его прощальных слов. Когда дверь за ним закрылась, я снова посмотрел на Димку, тот не скрываясь, лучился удовольствием от одержанной победы и вдруг в этом всем появились какие-то виноватые нотки. - Я должен был сделать это еще тогда, не разрешить ему разрушить твою жизнь. Жаль, что мне пришло в голову поиграть в благородство и оступиться. Как ты себя сейчас чувствуешь? – спросил он негромко. Как? Я задумался, прежде всего меня покинуло страшное напряжение последнего часа, впрочем я постоянно был в стрессе рядом с Максом, если только он не одурманивал меня. И вдруг я понял, что у меня сильно расслабились верх затылочной части и макушка, странно, до этого момента, я даже не ощущал насколько они зажаты, а теперь удивительно прояснилось сознание. Я рассказал об этом Диме. Он удовлетворенно кивнул. - Да, так и должно было быть. Ты наверное, ждешь рассказа о том, что же здесь на самом деле происходило? И что вообще произошло со всеми нами? – дождавшись моего утвердительного кивка, он продолжил. – Видишь ли, я тот, кого земные маги называют подселенцем и появился я в этом теле полтора года назад. Мне казалось, что сильнее глаза у меня не могут расширяться, но тут они просто распахнулись. - Это как? Дима устало потер лицо ладонями, а потом энергично взлохматил себе волосы, такой грубоватый массаж головы. - Пожалуй, стоит начать с самого начала. Я так понял, что ты кое-что помнишь, не только музыку? -Да. - Да, мы оба были музыкантами, мы и познакомились на одном концерте-солянке, здесь такие называются правительственными концертами. Я тогда знатно проштрафился, набил морду одному типу, сыну большой шишки из окружения императора. И чтобы загладить вину и чтобы меня не упекли в ссылку в провинцию с запретом играть в больших городах, мой организатор упросил меня отыграть несколько номеров в таком концерте. Я был готов послать и его и весь двор куда подальше, трагедии в том, что не буду играть там, я не видел. Меня звали наперебой играть не только в империи, но и в других странах тоже. Значительная часть двора, не афишируя этого, бегала на мои концерты, а вот при дворе на тот момент я не выступал ни разу. У меня был свой оркестр, в котором я солировал, танцоры и певцы, которые помогали мне создать практически спектакли из наших представлений. И я отклонял все приглашения выступить для императора и его окружения, потому считал их всех надутыми индюками, и вообще не любил я такую публику. Но этот провокатор, мой организатор, подловил меня, когда я был пьян и размяк, и вытащил из меня это чертово согласие. Когда я протрезвел, он напомнил мне о нем, мои вопли и проклятия он стоически проигнорировал. Только заметил, что этим мы решим кучу проблем, и вообще я отвечаю не только за себя. Я был настолько популярен, что одним своим выступлением обеспечил себе прощение, папаша того придурка, с которым я подрался, хоть и попытался вставлять мне палки в колеса, но особого успеха не добился. Все предельно просто, младшая дочь императора была влюблена и в меня и в мою музыку. А так как она всегда была любимицей у своего отца, то все вопросы были сняты очень быстро. И там за кулисами я увидел тебя. Ты должен был играть последним, жутко волновался, когда ждал своей очереди, а заметив меня, подошел и, заикаясь, начал говорить о том, как тебе понравилось мое выступление. Все то же самое, что я слышал миллионы раз, но на этот раз все звучало по-другому, потому что было от тебя. Я видел твои глаза, видел как ты то краснел, то бледнел, как дрожал твой голос. Влюбился мгновенно, но даже не мог предположить насколько далеко все зайдет. То есть я с самого начала понимал, что все серьезнее банальной интрижки, но чтобы настолько. В тот вечер я собирался уйти сразу же как только отыграю свою часть, но остался и до конца концерта, чтобы поддержать тебя, видя твое волнение, ты же тогда совсем неопытный был, у тебя почти не было опыта больших концертов, в основном учебные. И на прием в честь праздника Весеннего цветения остался, чтобы подольше с тобой пообщаться, хотя изначально не планировал этого, и ребятам своим разрешил. Димка мягко, почти мечтательно улыбнулся. - Как нас тогда звали? – негромко спросил я. – Как меня вообще могло занести в музыкальную сферу настолько, что я смог выступать, я же попросту боюсь такого количества людей, какое бывает в концертных залах? - Тебя звали Милато Хортег, такие имена были распространенны в юго-западных провинциях империи, а меня – Корасо Прини. Как ты попал… Твой отец был довольно крупным чиновником в третьем по размеру городе империи, а вот твоя матушка была неудавшейся певицей, в принципе у нее были неплохие данные, но ей не повезло. И она пыталась удовлетворить свои амбиции через своих детей. Сначала она терзала твоих старших братьев, но ни у одного из них не оказалось ни слуха, ни голоса. В итоге их первенец пошел по стопам отца, второй твой брат сбежал от матери подальше – офицером на границу. А вот за тебя она взялась всерьез. Я до сих пор вспоминаю твой полный ужаса голос, когда ты рассказывал мне о своей учебе. Она не выпускала тебя из комнаты, пока ты не отыгрывал положенные два часа каждый день, тщательно следила за твоими занятиями с учителями. В общем, было весело. Ты не возненавидел музыку просто чудом. Мне повезло в этом плане больше, моя мать была очень известной певицей, отец не менее известным музыкантом, и хоть трудился я немало, но они умудрились так обставить мою учебу, что для меня это было естественно как дыхание. После нашей встречи я не мог отойти от тебя, для меня было большим изумлением узнать, что оказывается день без тебя вызывает дикую, безумную ломку. Мне дышать без тебя было больно, я был потрясен подобным, никогда не подозревал до этого, что так бывает. Каждый день я пытался встретиться с тобой. И пытался ухаживать за тобой. А ты улыбался и говорил, что предпочитаешь девушек, к тому был очень зажат и застенчив, и даже концерты тебя от этого не излечили. Хотя ты сам говорил мне, что после знакомства со мной тебе стало проще выступать и общаться с людьми. Почти год я кружил вокруг тебя и пытался добиться взаимности. Боги, да я по ночам руки себе грыз, чтобы не завыть в голос. Потом что-то стало меняться, ты поверил мне, а может привык и отогрелся. И ты сделал шаг мне навстречу, - у Димки сорвался голос. Помолчав немного, он продолжил. – Я был так счастлив, если бы ты только знал. Все готов был к твоим ногам положить, просто за твою улыбку. С тобой я научился ждать, долго и терпеливо. Ждать твоего голоса, твоей радости при виде меня, твоего признания… Как же долго я уговаривал тебя переехать ко мне. Когда мы наконец стали любовниками, у меня появилось нереальное ощущение, что у меня крылья за спиной выросли. Первый успех пришел ко мне рано, но тот вал, что случился после того, как я встретился с тобой, был каким-то невероятным, только за тот год, что ты держал меня на расстоянии, я записал два новых альбома, как здесь говорят, с печальной и минорной музыкой. А вот потом, я только успевал записывать не то, что саму музыку, а ноты хотя бы, многое осталось именно на бумаге. Мне казалось, что сквозь меня течет фантастическая река звуков и я только успевал их воспроизводить и записывать. График концертов был расписан на несколько лет вперед. Я купался в нашей радости и счастье. И ты начал выступать со все большим успехом, ты играл как классику, так и то, что я писал для тебя и это было невероятно. Потому что слушая твою игру, я осознавал насколько точно и сильно ты меня понимаешь и чувствуешь. Ни один из музыкантов не играл так правильно ее, как ты. А потом я уехал на гастроли, а вернувшись, застал тебя с Мехноном, такого кошмара я в жизни своей не представлял. Ты не скрывался, ты для этого слишком порядочен, дождался меня и сказал, что любишь его и хочешь быть с ним. У меня просто жизнь рухнула в одночасье… Дима снова замолк, не справившись с голосом. Его рука подпирала голову, взгляд то останавливался на мне, то начинал блуждать. Вторая ладонь чертила невидимые узоры по столешнице. - Только я и не представлял насколько я ошибался, потому что это было только начало конца. Внешне моя жизнь почти не изменилась, только я все меньше общался с друзьями и знакомыми, боги, что я творил тогда… Я умолял тебя вернуться и остаться со мною. А ты твердил, как заведенный, что не можешь, что любишь его. Ты был похож на куклу с лихорадочно блестевшими глазами. Пил я по страшному, даже одно время был на дури, а потом как отрезало. Точнее отрезал это мой прадед, очень сильный и известный маг, мать в истерике примчалась к нему и просила привести меня в чувство. Вот он и нарисовался в моем доме. Я смог пожелать тебе счастья и уйти, какое дурное благородство во мне тогда взыграло? – с горечью произнес он. – Прадед тогда и объяснил мне, кем ты на самом деле являешься и что представляет из себя Мехнон. Он и тогда был магом, но не особо сильным, так, средней руки, не знаю как тебе так везло, что жизнь до этого проносила тебя мимо таких, несмотря на то, что ты соприкасался с большим количеством народа, но в конце концов это случилось. Он решил увеличить свою силу и возможности за твой счет, к тому же он на самом деле был влюблен в тебя. Только на свой лад. Он не считал зазорным вытягивать из тебя все, что ему было нужно. Прадед предлагал мне отсечь тебя от него, но я отказался, не знаю какое затмение на меня в тот момент нашло. Мне казалось, что я должен вернуть тебя сам. Но потом оказалось поздно. Через три месяца вы уже пошли в храм. - Послушай, я помню, что наши с ним браслеты почти одинаковые были по толщине. Разве это не означает, что наши чувства были взаимны и примерно одинаковой силы? Я думал, что видел браслет на твоей руке, - добавил я уже тише. - Если бы, - с горечью сказал он. – Боги, каким же я был дураком, пока мы с тобой все тянули с браком, полагая, что должны дать друг другу время. А вот он так не посчитал и оказался тогда в выигрыше. А его браслет был втрое тоньше твоего, чтоб ты знал. Он накрыл его иллюзией! Так мне сказал и показал прадед. В голове что-то щелкнуло, и я кое-что вспомнил. - Погоди, но ведь это же невозможно! - Ну, он же был завязан на тебя, а для мага с кришаном, который считает себя принадлежащим этому магу, это вполне возможно. Все возможности и силы для этого он взял из тебя. Я не говорю, что все маги так поступают, у них довольно жесткий кодекс. Но если магу попадется кришан, да еще такой силы как, то вряд ли он избежит соблазна. Я толком не помню, как прожил тот год, все словно покрыто черной пеленой. Это была даже не жизнь, просто существование через боль. Я уже был не мальчик, чтобы не понимать, что трахаясь направо и налево, бухая и пожирая наркотики эту боль не избыть. Прадед четко донес это до меня, когда нашел меня в невменяемом состоянии в постели какой-то шлюхи. Я кричал от невозможности видеть тебя рядом, быть с тобой. Знать, что ты есть где-то и не иметь возможности даже подойти в тебе. Потому что после одной безобразной сцены, ты мне это запретил, и я не смог этот запрет переступить. Точно, я вспомнил, как он подошел ко мне во время одного из приемов и попросил уделить немного времени, мы вышли на балкон и он начал просить меня развестись и вернуться к нему. И Макс залетел в этот момент туда, как же они орали друг на друга… У меня было физическое ощущение, что меня разрывает надвое. И тут снова произошел скачок в голове, я начал вспоминать многое, увидел их лица, единственные, которые я не видел. Макс… Мехнон схватил меня за локоть под конец и потащил к выходу с криком: - Мы уходим! Потом он заставил меня написать письмо Корасо с требованием никогда больше не приближаться ко мне. И я был рад написать это, потому что их противостояние было для меня невыносимым. Я вспоминал и сжал виски пальцами одной руки. Меня начало трясти с новой силой. Все что рассказал Корасо было правдой. Только он не знал, что я не подпускал его тогда к себе так долго, потому что был совершенно не уверен в себе и в его чувствах, мне казалось, что он просто хочет поиграть со мной, а он вот сидит передо мной в другой жизни. Мне казалось, что не пуская его ближе, я смогу избежать боли. Это оказалось такой чушью. - Я вспомнил, - сказал я, когда смог говорить. – Только … Мне казалось, что после бала у Оргедо, я там был… недолго. В той жизни я имею в виду. На мое сознание словно пелена опустилось, оно мутнело с каждым днем, и я все меньше помню, а что было в конце не знаю. При попытке увидеть, вижу только серую мглу. Дима опустил глаза, а потом поднял их и я ужаснулся. В них стояли слезы. - Ты сошел с ума. Мы разрывали тебя пополам и ты не выдержал, ты не был буйным, но ты ничего не понимал, ты терял память, однажды ты пришел ко мне как ни в чем не бывало, как будто ушел утром на репетицию или еще куда, и вернулся домой, ты не помнил уже ни своего Мехнона, ничего. Ты сорвал несколько концертов и с тобой расторгли большинство контрактов. Ты терял силы и как человек, и как кришан. В принципе, в последнем качестве ты уже был почти бесполезен. В тот вечер я был последний ну не счастлив, но хотя бы спокоен, я понимал, что ты уже не воспринимаешь действительность. Но мне было все равно, на меня ты реагировал как прежде. И даже если бы все было гораздо хуже. А потом в наш дом ворвался Мехнон со своими людьми, он орал о попытке похищения, угрожал мне. А ты сидел с совершенно стеклянными глазами, а потом потерял сознание. Насколько мне известно, больше у тебя не было даже намеков на просветление. Я умолял его отпустить тебя, говорил, что он забрал уже все, что можно и нельзя, просил позволить мне хоть немного тебя подлечить, ведь это невозможно, если ты с ним. Боги, да я в ногах у него валялся, он стоял с перекошенной физиономией и кричал, чтобы я не смел больше к тебе приближаться. Пищанский перевел дыхание. - Боги, я сам чуть с ума не сошел. А через две недели я узнал, что ты покончил с собой. И это стало для меня настоящим адом. Я пришел в его дом и избил до полусмерти, если в тот момент у меня в руках было бы хоть что-то отдаленно напоминающее оружие, я бы может и убил его, но я выскочил в домашней одежде и в одних чулках побежал по снегу туда, мне хотелось только одного – уничтожить его за то, что он сделал с тобой. Меня едва оттащили от него. Потом я долго не мог прийти в себя. Были отменены все концерты, я растерял весь свой ансамбль, выплачивал огромные неустойки. И мне было плевать на все. И тут снова в мою жизнь вмешался прадед. Он вытащил меня из той трясины, в которую я погружался. Он увез меня в свое имение и там долго приводил меня в чувство, я заново учился жить, учился дышать без боли, учился засыпать, я долго боялся засыпать, потому что мне все время снился ты. Я не мог подойти больше к инструменту, не мог заставить себя коснуться клавиш. Прадед начал меня учить магии. У меня были все задатки мага с самого рождения, но и мои родители и я приняли решение в пользу музыки, и мои магические возможности были малоразвитыми. Я не мог взять в толк зачем мне это надо, но потом я все больше в это втягивался. Учился владеть собой, своими возможностями, своими мыслями. И постепенно у меня стало получаться все больше, я удивлялся как легко мне все давалось. А прадед тем временем провел довольно хитрую комбинацию и смог предать суду Мехнона, предоставив доказательства, что он использовал тебя как кришана и попросту выпил. За что и загремел пожизненно в самую страшную тюрьму империи в одиночное заключение. Стены одиночек в ней покрыты специальным составом, вдыхая который постепенно теряешь магические навыки. Для магов-преступников самое страшное наказание. - Почему он не отпустил меня в конце, когда я стал для него бесполезен? – спросил я потрясенно. - Возможно, потому что по-своему любил тебя. Эгоистичной и странной любовью, но все же… - после паузы ответил Дима. – А тем временем я достиг достаточно высокого уровня, то наткнулся на сведения, что можно нащупать душу человека и в другом мире. И я клещом вцепился в прадеда, чтобы вытянуть из него все, что он знает об этом. И он рассказал. Дело в том, что я убедился, что ты не остался после смерти в Ромоде, ты ушел, а тут представилась возможность найти тебя. Двадцать лет я еще потратил на то, чтобы найти тебя и этот мир. И еще несколько лет, чтобы найти подходящего реципиента, подселенец не может войти в чье попало тело, если он не хочет начинать жизнь в новом теле с насилия, это должно быть тело, чья душа решила покинуть его и при этом остаться целым. К тому же мне нужно было, чтобы были соблюдены еще несколько условий – тело мне нужно было мужское, я категорически не принимал женское, он должен был жить поближе к тебе, хотя бы в одном регионе, тут мне повезло при поиске, как я выяснил позже, задавая один регион, я понятия не имел, что в принципе мог оказаться хоть на Дальнем Востоке, потому вся Россия в информационном поле Вселенной увязана в один регион, этот человек должен быть влиятелен и обеспечен, потому что я знал и Мехнон ушел вслед за тобой, он всегда рвался к деньгам и власти, а мне нужны были возможности, чтобы в этот раз суметь оградить тебя от него. Ну и достаточно молодое, чтобы не взвыть от отчаяния и беспомощности в старческом теле, ведь я бы просто не посмел бы в таком случае попытаться стать твоим любовником. Так что Пищанский оказался оптимальным вариантом, он отработал все, что должен, а жизнь у него была очень бурная, я многого из нее не помню, но мне достаточно было и того, что есть в моей памяти. - Я пришел сюда с твердым намерением не допустить прежних ошибок, и не дать Мехнону снова завладеть тобой. И по силе в этот раз я его превосходил, я ведь принес все свои навыки и память. Когда я его увидел в твоем энергетическом поле, прости, но я сразу же начал сканировать тебя во время первого же нашего разговора и вытянул из тебя все о нем, я дал указания найти о нем все сведения, и некоторые странности заставили меня обратиться к прежним знакомым. Я ведь начинал еще в 1994-м, помнишь какие тогда были порядки? - Конечно, помню. - И там мне ниточку размотали. Хоть я и практически перестал с ними общаться, но по старой памяти, а точнее за пару старых долгов мне вытащили всю грязь, что смогли на него найти. И я рад, что это было это дело, оно было достаточно ярким пятном, чтобы ты протрезвел немного. Если бы понадобилось что-нибудь еще, чтобы отвадить тебя от него, я бы это сделал, уничтожить его физически или как угодно, я бы и на это пошел. Ибо однажды я уступил ему, надеясь на то, что тебе будет лучше с ним и чем все кончилось? Нет уж, в этот раз я сдаваться не намерен. - А мое мнение тебя интересует? - Интересует! – с некоторым вызовом в голосе сказал он. – Ты когда ко мне переедешь? - Что? А может я вообще не хочу с тобой быть! Пищанский наклонил голову набок и посмотрел на меня очень серьезным взглядом. - Родной мой, ради тебя я пересек половину Вселенной. Влип в авантюру с тем, чтобы прикрыть тебя от Макса, специально запустил значительную часть своей музыки в Интернет, чтобы ты мог найти ее и меня заодно, полностью поменял свою жизнь. Мне казалось, что со мной ты быть все-таки хочешь. Если это не так, то я приму это. Не сразу, но приму и буду ждать. Всегда. Мои двери всегда будут открыты для тебя, также как и моя душа. Мое лицо запылало. Я воскликнул это в запальчивости, переваривая то, что мною играли как марионеткой, и мне, казалось, предстояло сменить одного хозяина на другого. Точнее этот дурацкий образ пришел ко мне время его ответа-вопроса. Но мозгами я понимал, что это не так, что этот мужчина свернул ради меня горы и сделает все, чтобы мне было с ним хорошо, он будет моим равноправным партнером, с ним я буду счастлив. Буду любить и буду любим. И словно вторя моим мыслям, Дима тихо произнес: - Помнишь тогда во время нашей первой встречи здесь, ты спросил откуда у меня эта музыка? Я тогда отшутился, мне не хотелось говорить тебе о многом, потому что я понимал, что ты почти ничего не помнишь. Так вот теперь я могу ответить. Эту музыку мне подарила любовь. Наша любовь она дала мне второе дыхание здесь. Да и в Ромоде под конец я смог снова играть, не творить, нет, но я снова сел к инструменту за много лет, мне пришлось все вспоминать почти с нуля, и сделал это, потому что помнил, я иду к тебе, а ты очень любил эту нашу музыку. И здесь, в этом теле, я уже не помнил почти ту боль, зато я помнил ту силу и тот полет, что ты мне подарил. Я только и мог что сглотнуть горький комок в горле. - Дим, я… просто я… после Макса … и всех твоих признаний сегодня… - я помотал головой, словно это помогло бы мне сосредоточиться. – Я испугался, но я понимаю, что дурак. Страх не сделает меня счастливым, не убережет от боли, не поможет никак… я не хочу больше терять время как тогда… И протянул ему ладонь, в которую он вцепился как утопающий за последнюю надежду. - Леш, это да? - Ага. То есть да, я согласен. Переехать к тебе. Из его груди вырвался вздох, а глаза засияли ярче тысячи звезд. Нереальные, неправдоподобные звезды синего цвета. Мои собственные звезды на этом пути. Нет на свете тишины - Только плач твоей струны, Только вечность дарит звуки, Да в груди огонь жестокий, Твой единственный огонь. Кто подсказал Эту музыку твоей душе? Только любовь! (2р.) Кто повторил Тихим голосом твои слова? Только любовь! (2р.) Дорога без конца И музыка, которой нет конца - Они тебя вовеки не обманут. Отрывок из стихотворения Татьяны Калининой «Дорога без конца», есть песня на эти стихи на музыку Сергея Баневича ( на ютубе есть несколько версий, мне больше всего нравиться где она из к/ф про Паганини)