С тобой моё сердце

Сказать или сделать что-нибудь я все-равно не успел. Прибежали медсестры, врачи, чуть не насильно вытолкали из палаты. Мол, мне здесь сейчас точно не место. Здесь вообще должно быть стерильно, а то может начаться отторжение. Все же сердце, хоть и хорошо подошедшее, но чужеродное. Я это и так знал. Даже если все пройдет нормально ему до конца жизни пить лекарства, которые будут удерживать чужой орган, мешать отторжению. POV Марго Когда я пришла в себя в очередной раз, Сявки не было. Конечно, с чего ему тут быть, если я совершенно другой человек? Лежу, смотрю в потолок, хочу домой, ладно, пусть теперь не в мой дом, ну, в мой конечно, в дом этого тела, в котором вместе с сердцем, как в хрустальном ларце заперта моя душа. Снова здесь мама Артура. Плачет. Хорошо, раз не могу в данный момент времени сделать счастливым Сяву, хотя бы постараюсь осчастливить эту несчастную женщину. Но я же ничего не знаю о жизни этого парня, так что у меня амнезия. А там видно будет. Коль я здесь вот так вот застряла, надо думать, что мне дан второй шанс и постараться получить удовольствие. Хотя, какое к черту удовольствие? Тело парня, к мужу теперь даже не подойти, потому как зверем смотрит. POV Всеволод Кухня. Стол. Бутылка виски и стакан. Если честно, я собирался уйти в запой, так плохо мне было после возвращения в пустой дом. Данька не в счет, он маленький и ничего не понимает. Я был значительно старше, когда остался один, и то не помню лица своей мамы. А ведь мне было шесть, в тот день, когда произошла та авария. Я сидел, вертел в руках стакан с алкоголем, но почему то не мог сделать и глотка. Как будто не мог, не хотел уходить от боли. Ну, напьюсь я, ну, уйду в запой. Ну, окажусь в том мире, где все еще живы, где я счастлив. Риту-то этим не вернешь. - Кошка-Маргошка, как ты могла, - мой голос был глухим, похожим на стон. - Как ты могла уйти. Уйти, оставить меня. Даньку. Передо мной стояла ее фотка. Свои платиновые волосы она, став взрослой, тонировала до истинного белого, снежного цвета, который шел ей просто невероятно. За последние годы волосы отросли и лежали тяжелыми снежными прядями на изящных плечах. Фотография не могла отразить ее истинного цвета глаз - настолько голубых, что небо, даже самое яркое, казалось тусклым, по сравнению с ними. Я погладил фото рукой. - Как я хочу к тебе. Уйти к тебе. Но не могу. Ты ведь понимаешь. Я знаю понимаешь. Ты ведь помнишь. У моей снежной кошки была мама. Вот только после смерти мужа она ударилась в работу, и Кошка большую часть жизни провела в детдоме. Не потому что ее туда сдали, а потому что Мария Семеновна там работала. Директором. Была она при этом скорее общей мамой, и всем остальным детям любви и внимания доставалось куда как больше, чем нам с Кошкой. Меня-то в 7 лет взяли под опеку, вот только ничего не изменилось. Как жил в детдоме так и жил. Только другие завидовали. Я вздохнул и отставил бокал с виски, так и не пригубленный. В том же детдоме окажется и Богдан, если я уйду. Только, что делать совсем маленькому мальчику в детском доме? Там ведь дети старше 3-х. Характер мамы я знал - уйдет в работу с головой. Она и сейчас на работе, совсем в себе замкнулась. - Рит, я не могу туда. Не хочу. Даже вспоминать не хочу это место. Прости, но я не смогу сейчас к тебе. Подожди пока Данька, наш Богом Данный, подрастет. Бутылка так и осталась стоять на столе. А я... Я тоже решил удариться в работу. Вот только найду надежную няню. Собрав сонного сына, который так и не проснулся, я вернулся в больницу. Плевать, что ночь. Поспит в детском отделении. А я прослежу, чтобы тот наркоман не сразу новое сердце запохабил. У него, наверное, ломки сейчас такие, что мало не покажется. Войдя в палату самого ненавистного мне существа я отпустил сиделку, мол, сам посижу понаблюдаю. Сидел в темноте и смотрел. Он являлся полной противоположностью Кошки. Она была женщиной, он мужчиной. Ее волосы были белы как снег, его черны как ночь. Но самое главное, она была сильной. Сильной духом, а он - он слабак. И это в нем я ненавидел больше всего. Ее я любил больше жизни, а его? Ненавижу? Скорее презираю. Слабый, мерзкий педик. Вот только, почему он казался сейчас таким несчастным, что хотелось его защищать от всего мира? Почему? - Сява... - прошептал нарик, словно почувствовав мое присутствие. - Было так больно, так не хотелось умирать. Парнишка тихо бормотал во сне, всхлипывал и вздрагивал. - Марчика все крутило и крутило, и звук, как мнущаяся консервная банка. Все теснее, все больнее. Любимый мой, я ехала сказать тебе, что снова жду ребенка, срок совсем маленький... прости, что не уберегла нас. *** Сева смотрел на парня. Что он говорит? Все было как в тумане. почему он снова, снова называет его так, как только звала она. Откуда знает? Этот маленький богатый ублюдок мог знать, ему могли сказать многое. И какая была машина, и в каком состоянии было ее тело. Знать даже то, чего не знал никто? Ребенок? Это было вообще чудом, что у них появился Богдан, даже ЭКО и то не справлялось. Они были почти несовместимы. И когда появился Богдан, другого имени быть не могло. Проверять сейчас эти слова о втором малыше? Конечно её никто не вскрывал. При таких состояниях вскрывать не имеет смысла. Но если проанализировать показания приборов с этой стороны. Севка встал, сделал несколько шагов по палате. Он, как всегда, когда не понимал чего либо, запускал руки в свои довольно густые волосы и сжимал кулаки. Больно. Но боль помогает. В таких случаях помогает. Он подошел к кровати и опустился рядом. - Я верю, - произнес он, - я хочу верить. Очень хочу. - Сам не зная почему, он взял слабую, довольно тонкую руку парня и сжал ее в своих ладонях. Он не хотел проверок, не хотел спрашивать о таких вещах которые могли знать только он и Кошка. Не хотел. Если это и правда она. Она сейчас говорит в этом теле, то она справится. Справится и с ломками и с болезнью. Со всем. - У Кошки 9 жизней, - произнес он с улыбкой. - Тебе осталось 7. Береги их. - Шесть... - прошептал Артур во сне. - Одна жизнь Даньке, одна Матрешке, я знаю, девочка должна была быть, я у Матрены ее просила очень. Парнишка поморщился от боли и тихо застонал, а потом продолжил говорить во сне. - Одну я потеряла, прости меня, Сява, не хочу я гулять сама по себе. Холодные пальцы дрогнули, и Артур еле ощутимо сжал их и даже улыбнулся во сне, ощущая теплые родные руки. Сева сглотнул. Аппаратура показывала быструю фазу сна у тела. Неужели во сне с ним через этого нарика говорит ОНА? Неужели? Впрочем от его Марго многое можно было ожидать. Даже такое чудо. Она была невероятна. Слезы навернулись на глаза. Он поднял лицо чтобы не уронить ни капли. Мужчины не плачут. Не плачут, пока есть надежда. - Спи, - произнес он с нежностью. Я еще приду. И аккуратно освободил свои руки. Что там у нас с телом, - думал он, - с момента операции прошло уже больше суток. Тело должно быть в морге. Надо хотя бы проверить. Послезавтра хоронить надо, а он совсем на это забил. Как ни странно, но тела в морге не оказалось. Зато навстречу попался один из молодых коллег. Эрнесто Кириллов не только по имени или внешности был странным. Полумексиканец, он обладал экзотической внешностью и бешеным темпераментом, но вот сейчас выглядел одновременно подавленным и энергичным. Такое возможно только у него. А еще он был гинекологом. Чокнутым, можно сказать, гинекологом, любил сложные случаи. - Сева, - произнес он, - у меня к тебе просьба. В общем, ты там сердце жены отдал. Не мог бы ты и мне. Сева сжал зубы, но все же сдержался и промолчал. - В общем, я узнал, что жена твоя беременная была. Беременности-то там 3 недели. - Пошли по дороге расскажешь, что еще вы хотите из Марго изъять. Эрнесто замахал своими темными полумексиканскими руками. Мол, ничего не изъять. Напротив. Он договорился, и тело до сих пор подключено к аппаратуре. Да, да, вот такое вот изломанное искалеченное, с половиной мозга и отсутствующим сердцем. Эрнестова идея выглядела безумием, но давала Матрешке шанс на жизнь, а самому Эрнесто то ли на докторскую, то ли сразу на нобелевскую. Он давно работал над сохранением жизни малышей. А тут можно было поддержать жизнь в матке, пусть не до 9, но хотя бы до 6-7 месяцев. - Хорошо, - согласился Сева. - Отложим похороны на полгода. Даже интересно, Мария Семеновна обратит внимание на отсутствие похорон или и этого не заметит? POV Марго. Мама Артура снова пришла с папой. Оба переживают, говорят, не важно, что произошло, они любят меня и примут таким, какой я есть. То есть таким, какой есть Артур. Что помогут справиться с предательством. Очень волнуются о моём самочувствии. А я же не знаю ничего, не помню. Потому как Артура, как личности, нет уже. Ушёл их сын, все же с сердцем покинул это тело. Ох уж эта любовь, как же много от неё проблем. Некоторые уходят в мир иной, некоторые цепляются за жизнь. Как я сейчас. А эти двое, политик и предпринимательница все не замолчат. Извиняются что не приняли сына, что выгнали из дома. Ну, в принципе все более или менее становится ясным. - Уходите, - прошу их, видеть никого не хочу. - Ты вернёшься домой? - в надежде спрашивает женщина, имени которой я даже не знаю. - Вернусь. Отвечаю без каких либо эмоций в голосе. Они уходят. Наконец-то я одна. POV Всеволод Пришлось немало побегать, часть забот, конечно же, взял на себя Эрнесто, это его сумасшедший проект, мне и так забот хватало. Например, найти дельного нарколога, который сможет разработать специальную программу для ... даже в голове у себя не мог говорить для кого. Нарика зовут Артур. Но если там внутри и правда душа моей Кошки? Она точно наркоманкой не была. Но телу, кто бы в нем сейчас не жил нужен был совершенно особенный нарколог. Тут ведь ситуация особенная. А еще надо рассказать об полумексикансом эксперименте. Вот только днем идти в палату не хотелось. Днем там может быть Артур. А вот ночью. Может снова Кошка-Маргошка появится. Сколько там души по земле ходят 9 дней? Больные люди спят много, я как-то забыл об этом. И по ночам, а теперь я часто брал ночные дежурства, часто бродил между палатой, где лежал этот нарик Артур и помещением, где находилось подключенное к половине имеющейся в клинике аппаратуры тело Марго. Ходил, сидел то там, то сям и понимал, что схожу с ума. Была бы у Маргошки могила, ходил бы туда, говорил с ней. А так... вообще не понимал, где мне можно, где мне должно быть. Сидел возле этого черноволосого и смотрел. Ну не мог я его ненавидеть. Не делал он ничего плохого сейчас. - Сяв... Однажды я понял, что он просто лежит и смотрит на меня. - Не молчи, пожалуйста. Прошло уже больше девяти дней, душа всяко должна была уже уйти. - Как там Данька? - мужской голос, а слова её, это вызывало какой-то когнитивный диссонанс. - Я так соскучилась по нему. Он хорошо кушает? Сильно по мне плачет? Приведи его, я ему просто спою. В глазах парнишки снова блестели слезы в тусклом свете прикроватной тумбочки. Сева сделал попытку улыбнуться. Вышло не очень. - Я запутался, - произнес он. - Совсем. Чем я от Марии Семеновны отличаюсь. Ушел в работу. Данька правда здесь, к маме не повез. Она как Снежная Королева. Даже не появляется. Никаких похорон не было, а она вчера звонит извиняется. Мол ты прости я ни на похоронах не была ни на 9 дней не приехала. - Сева тяжело вздохнул. - Мне плохо без тебя. - А... где... мое... тело? - между словами были большие промежутки. - Сыночка. Сявочка, принеси Даню, просто посмотреть на него, - взмолился парника. - Просто увидеть его. - Хорошо, - ответил Сева, - принесу сейчас, пока спит. Ты только не пропадай, хорошо? А то появится этот... буду выглядеть как дурак, - это было уже тихое бурчание. Сева появился минут через десять. Данька спал, но иногда тихо всхлипывал во сне. Днем он уже не просился к маме, а вот во сне иногда ее знал. - Его нет, он ушел совсем. Не хотел жить, - призналась Марго. Ей было все это очень странно, но она понимала, что одна хозяйка в этом теле. - Данечка... - простонал парника смотря на свою кровиночку. - Мой бедненький мальчик... вы мои бедненькие мальчики. Очень тихо, глотая слезы, Марго запела колыбельную, которую всегда пела сыну. Чужим голосом, но с той же интонацией. Своё сердце в чужом теле очень болело, да и само тело чувствовало себя не лучше. Его просто раздирало на части. Сева закусил губу, потом улыбнулся. Это и правда походило на его Марго. Взять и вот так захватить тело. Завладеть им полностью. Он сидел и слушал, так, будто пели ему. Забавно, конечно, звучало. Но по всему выходило как у нее. Да и не знал никто этой песни, она ведь сама ее придумала для сына. - Тело,- невпопад начал отвечать на заданный полчаса назад вопрос Сева, - оно к аппаратуре подключено. Половину приборов заняли. И механическое сердце и искусственную почку и гемодиализ. Мексиканец наш думает, что сможет довести Мотьку до рождения. Ты не против? - Матрешечку? Да, да... Это здорово будет! Она бы с радостью вытерла слезы, а еще лучше обняла бы сына, мужа, но даже пальцами было тяжело шевелить. - Сявочка... поднеси его поближе, - попросил Артур. Сева осторожно опустился на пол так, чтобы малыш был на уровне кровати. Даже голову повернуть было невозможно, поэтому Марго просто смотрела на сынишку и тихо плакала. - Как же я по вам скучаю, - шептала она. - Я тоже, - произнес он. - Очень. Без твоих шуток, без смеха. Без... - он тяжело вздохнул. Сказать "без твоего тела" он не смог. Но это было лучше, чем потерять совсем. Ведь когда-то в детстве они были просто друзьями. Смогут и сейчас. А потом... потом он найдет способ все исправить. Тем более, что старое тело еще можно залатать. Мозг. Теперь есть и мозг и почки и печень и глаза. Так и быть можно все лицо пересадить. Но про это промолчал. Правда улыбка была почти демоническая. - Что задумал? - спросил Артур. - Знаю я эту твою улыбку. - Это по работе, - произнес он, а в голове уже крутились бесконечные операции. Что можно сделать сейчас. Как лучше сохранить. - Ты всегда был доктором и хирургом до мозга костей. Марго тоже улыбнулась, хотя и Артуровыми губами. Сева был таким милым, обычно ей в такие моменты хотелось одеть ему маленькие красные рожки. - Я наконец-то купила тебе рожки, маленькие такие, красные, забавные. - Главное хоть не наставила, - буркнул он в ответ, а помолчав добавил: - Знаешь, я не помню родителей. Совсем не помню. Мне же было шесть, когда произошла эта авария. Их не спасли. А я каким-то чудом выжил. Просто нашелся врач, который меня собрал чуть не по кусочкам. И я знал это и думал, если бы для мамы с папой был такой врач, они были бы со мной. Поэтому и хотел заниматься медициной. И вот я взрослый, и стал таким врачом, который, как я думал, мог спасти. Многие считают, что я гений. Но спасти единственного близкого мне человека не смог. А теперь, теперь бог дал мне второй шанс. Я справлюсь, Марго. Справлюсь. Я верну тебе твое тело. Он и правда походил сейчас на безумца. На чокнутого ученого... из сериалов. - Я знаю, - Артур улыбнулся. - Если этот парень не хотел жить и ушел, а я хотела и заняла это тело, значит Бог хочет, чтобы я жила дальше.