Дождь начинается

— Но я и вправду не готов, — негромко повторил за Алекс Кагами. Внезапно охватившее его возбуждение отступило, оставив легкую усталость. Ему вдруг захотелось закрыть глаза и забыть обо всем на свете, снова почувствовав себя тем же пареньком без прошлого и будущего, каким он был, когда только встретил Куроко. Холодные пальцы Алекс показались ему дыханием ветра, а ее негромкий голос — голосом его, Кагами, матери. Интересно, когда он в последний раз писал ей? Вроде бы полгода назад, еще до того, как стал вне закона, но она привыкла, она, конечно же, привыкла к тому, что он уже не ее маленький сын… Время странная штука, оно стирает любые границы и лечит любые раны… — Единственное, о чем я мечтаю, это исправить все свои ошибки, — отчетливо сказал Кагами. — Больше не о чем. — Это неправда… — мягко поправила его Алекс. — Ты мечтаешь о другом. О том, что более ощутимо. О том, что может стать правдой для тебя. — Да… — Кагами хрипло рассмеялся. — Ты права, Алекс. Я мечтаю о Куроко. О Куроко, которого больше нет. Но такие мечты ранят меня изнутри, так? Имею ли я право на то, чтобы мечтать о таком? — Имеешь, — услышал он за собой, вот только голос, говорящий эти слова, не принадлежал ни Алекс, ни Хьюге, ни даже Лео. Кагами слегка повернул голову на звук, не открывая глаз. Он боялся своих иллюзий, из-за которых однажды уже потерял то, что любил, вспоминая тот день, когда Аомине едва не погиб — но спутать этот голос с другим он тоже не мог. Он не просто помнил его, он жил этим голосом. Боготворил его. — Имею, — повторил за ним Кагами. Снова и снова повторял он это слово, пока тысячу мириадов мгновений открывал свои глаза и поворачивал голову на звук. В своих мыслях он представлял эту встречу много раз, но она всегда была разной и всегда — самой дорогой его сердцу. И даже теперь, единственный в жизни раз, он готов был признать — все, что он делал раньше, было сделано только ради этого момента. — Привет, — сказал ему Куроко, когда Кагами, наконец, посмотрел на него. — Хорошо выглядишь, Кагами-кун. — Привет, — только и смог он повторить глухо, не слыша ни себя, ни его — только собственное сердце. — Это все-таки ты? — Я… — Куроко, похудевший, с коротко стриженными волосами, в простой рубашке и джинсах, подошел и сел рядом, улыбаясь так, будто бы они и не расставались никогда. — Это я. — Значит, все-таки ты… — Кагами смотрел на него просто и спокойно, не чувствуя ничего, кроме безграничной любви к этому человеку, любви и преданности, любви и нежности, любви и тоски по нему… И только теперь, когда живой настоящий Куроко сидел рядом с ним, он понял, как сильно болит оставленная его исчезновением рана внутри — не заживала никогда. — Ты хорошо выглядишь, — сказал Куроко. — Мне говорили, что ты окреп, немного вырос, даже в плечах шире стал. Но ты ведь всегда выглядел хорошо, так? И тебе идет черный цвет. Всегда шел. Мне нравится твоя прическа. Дикая что ли? — Я просто не стригусь, — глухо ответил Кагами. — И много ем последнее время. Мало сплю. Работа. — Это не работа, — Куроко поправил челку, улыбнулся. — Хьюга-сан, мы можем выйти в сад? Тут душно. Нам нужно поговорить. — В сад — конечно, — Хьюга стоял у двери, сложив руки на груди. — Но не дальше, Тецу. Ты знаешь правила… — Помню, — мирно сказал Куроко, подав Кагами руку. — Пойдем, Кагами-кун. Я покажу тебя розам — так же говорилось в книге? Но в этом саду розы есть, карликовые. Ты сегодня не торопишься? Пообедаем вместе? Я хочу побыть с тобой немного… Посмотрим фильм, да? Или просто поболтаем… Я хочу рассказать тебе о том, что я видел. Лео-сан очень умный. У него столько познаний… Столько рассказал, столько… Словно зачарованный, Кагами молча слушал его болтовню, встал и пошел за Куроко как верный пес, не убирая своей руки из его. Проходя мимо Хьюги, он посмотрел тому прямо в глаза и увидел, наконец, тот настоящий взгляд, за которым и приходил сегодня. Впервые за весь этот день на него смотрел не испуганный беглец, не подлый убийца, не отец-одиночка. На него смотрел его Аники, его Кумите, его глава семьи. Большой и сильный человек, который мог спасти его от любой беды. Тот человек, к которому и стремился Кагами. — Я тебя услышал, — мягко сказал он, когда Кагами проходил мимо. — Я обдумаю твои слова и приму решение. Мне все равно придется его принять. Ради детей. Ради их будущего. Подождешь немного? Еще немного? Кагами не смог ему ответить — Куроко уже тащил его за собой — только и сумел, что кивнуть быстро и коротко, что означало только одно — он, Кагами, будет ждать возвращения Сейрин столько, сколько понадобится, во имя любой жертвы и любыми принципами. Потому что только ради этого и начал свой путь — обратного действия уже не потребовалось. *** Они сидели на мягком ковре, постеленном прямо на земле, глядя, как весело играют дети с подаренными Алекс игрушками. Кагами молчал — чувствуя только как чудесно пахнет от Куроко, какие мягкие у него пальцы — но Куроко говорил. О всякой всячине — книгах, прочитанных им, фильмах, которым он уделил время, о купленных им вещах и сшитых маленькой дочери Хьюги игрушках. Он говорил так, как говорил раньше, и Кагами вспомнил крошечную квартиру, в которой они проживали свою крошечную историю — Куроко был рядом, податливый и мягкий, и будущее представлялось ему светлым и чистым. — Ты их видел, да? — спросил он, наконец. — Их? Я — нет. Я уже не помню их лиц даже… — грустно добавил он. — Я передам Кисе все, что ты скажешь, — ответил Кагами. — Он по-прежнему предан тебе. И тобой предан тоже. — Скажи, что я всегда мечтал быть на него похожим, — невпопад сказал Куроко. — Я восхищался им всегда. И даже сейчас. Я скучаю по тому времени, когда он был моим идолом. Я никогда и никем не буду так восхищаться, как им. — А Аомине-кун… — в глазах Куроко мелькнуло что-то грустное. — Ты ведь о нем тоже позаботишься, так? Мне говорили, что вы сблизились. Это здорово… Аомине-кун хороший человек. Он как дикая версия тебя, Кагами-кун. Смелый и добрый… Я таким точно никогда не буду. А вот ты… У тебя все получится. Восхищаюсь тобой. По-прежнему… — Момои-сан станет отличной матерью… — Куроко поймал Сейджуро-младшего, который, пробегая мимо, неловко оступился. — Она любила детей всегда. И сама как ребенок. Ты ведь не тронул ее, правда? И не тронешь же? Я знаю, ты не тронешь ее… Когда у нее родится малыш, ты должен обязательно навестить ее. И пожелать ей всего самого хорошего и чистого. От себя и от меня, идет? Хотел бы и я однажды увидеть ее… — с грустью добавил он. — Я бы и с Мидоримой-куном поговорил бы… — Куроко задумался. — Только он мне рад не будет точно. Никто не будет. Мертвые должны оставаться мертвыми, Кагами-кун. Ты ведь знаешь. — Знаю… — повторил Кагами. — Но смерть иногда приходит не к тем, к кому нужно. И даже ее можно обмануть. Или даже не один раз. — Я знаю, — сказал Куроко. — Знаю… Его рука легла на ладонь Кагами. Мир вокруг них затих и растворился — дети, устав от своих игр, ушли домой. Вездесущий Лео, смерив их презрительным взглядом, вернулся к своим книгам, где были Хьюга и Алекс они не знали — Куроко и Кагами словно забыли об их существовании. Те самые розы, к которым Куроко привел Кагами, тоже застыли, солнце замерло — они чувствовали и слышали только друг друга и никого больше. — Ты ведь был там, да? — тихо спросил Кагами. — В том доме… Когда я плакал и искал тебя. Рыдал как младенец. Не мог смириться с тем, что потерял тебя. Я сидел за тем кустом и ревел… Господи, я ведь точно знаю, что ты был там. — Если точно знаешь, не спрашивай тогда, — улыбнулся Куроко. — Я многое понял, Кагами-кун. То, что я тебя люблю, несомненно для меня. Мое чувство к тебе и привело меня к гибели. Я больше никогда не стану прежним. Я подвел и тебя, и Акаши-сана. Ради меня он разрушил свой мир, а я так и не смог стать для него спасением. Я не заслуживаю ни твоей, ни его любви. Понимаешь? Кагами опустил глаза, стараясь не смотреть на Куроко, не слушать его — пусть и дальше ему кажется, что Куроко просто приснился ему или привиделся. Спастись от этой боли — единственное, чего хотел теперь Кагами. Но боль никуда не ушла — он снова сидел посреди старинного двора разрушенного дома, за воротами которого сгорал вживую Аомине, он снова выл и умолял Куроко вернуться — пока тот прятался за пыльным кустарником и делал вид, что не существует. — Ты действительно не заслуживаешь, — устало сказал Кагами. — Но я знаю того, кто заслуживает. Он сейчас в беде из-за меня. — Ты спасешь его, — уверенно сказал Куроко. — Аомине-кун ждет тебя, как раньше. Он там… Там, рукой подать. В самом конце ты обязан его спасти. Хотя бы потому, что он уже спас тебя, когда полюбил. Я оставил тебя, а он — спас. Мы с ним важны для тебя, но он — важнее. И он любит тебя. Любит именно так, как ты того заслуживаешь, я уверен. Куроко поднялся с места, потянулся сладко, вверх, к плывущим облакам, посмотрел впереди себя и вытер непрошенную слезинку. Кагами поднялся за ним. Они оба знали, что прощаются навсегда. — Я люблю тебя, — отчетливо и ясно сказал Куроко. — Ты был лучшим моментом моей истории. Я был счастлив, когда был с тобой. — Я тоже был счастлив, — Кагами посмотрел в последний раз на человека, которого любил больше жизни, но сердце его отныне молчало — и больше страха он не чувствовал. — Прощай, Куроко, — глухо сказал он, подходя к двери. — Прощай, Кагами-кун, — улыбнулся ему Куроко. — Береги себя. Он стоял и смотрел, как Кагами садится в машину, где его уже ждала Алекс. Больше всего на свете Куроко хотел, чтобы Кагами обернулся — и вернулся к нему, стал снова тем, кого он так ждал. Но этого же Куроко и боялся больше всего на свете. И лишь когда они уехали, он опустился устало на то же место и обнял свои колени, стараясь сдержать рыдания в груди. Кагами его простил — это Куроко знал точно. Кагами готов был позволить ему уйти теперь.