Дождь начинается

Все хорошее в нашей жизни имеет обыкновение кончаться однажды. Эта простая истина преследовала Кисе Рету всю его недолгую жизнь — он привык к этим закономерностям, если хотите, даже полюбил их. Детство, как самая лучшая пора его жизни, кончилось раньше, чем он успел подумать о его ценности. Родители, как главные творцы, перестали интересоваться им, едва он повзрослел. Даже любимая старшая сестра выскочила замуж, как только он закончил школу. И Куроко перестал появляться в его жизни, когда Акаши Сейджуро однажды познакомился с ним. Все кончалось — и Кисе не стал делать из этого трагедию. Рано или поздно на смену одному счастью приходило другое — но конец был неизменен, счастье кончалось, и Кисе снова оставался один и во тьме. Так случилось и в этот раз. Момои готовила завтрак — яичницу, тосты и свежий кофе. За короткий год ее брака она стала больше походить на обычную женщину — раньше в ее руки не попадали ножи или поварешки. Кагами нездоровилось — обострилась старая рана, и он решился сегодня показаться лечащему врачу Аомине, тот давно предлагал осмотреть и его. Они неспешно беседовали о чем-то, пока завтракали, Момои собиралась пойти на УЗИ, показывала им купленную накануне сумку для будущих матерей. — Ты всерьез занялась подготовкой, да? — улыбался Кагами. — Я хочу, чтобы моя девочка ни в чем не нуждалась… — Момои развязала фартук и коснулась ласково своего округлого живота. — Чтобы у нее, в отличие от меня, было все с самого начала. Целый мир, если угодно. И самая лучшая в мире мать. — Моя мать ушла давно… — Кагами равнодушно посмотрел в окно. — Я рос с отцом, но тот никогда не оставлял меня одного. До тех пор, пока я сам не захотел идти дальше сам. Я мало когда говорю со своим стариком… Наверное, он до сих пор не уверен, жив ли я еще. Но сейчас, в последнее время, имею в виду, я понимаю — он был лучшим отцом для меня. Самым лучшим. — Не ожидал такое услышать от тебя, — Кисе хмыкнул. — Надо же… Вроде бы ты не был склонен к сантиментам. — Ты говоришь, как Куроко… — Кагами отвернулся. — Он всегда говорил правильные вещи, но, если вдруг я повторял за ним, удивлялся. Для него я был неправильным с самого начала. Наверное, это и привлекло его во мне. Он был как противоположность мне. Чем ярче свет… — Тем темнее его тень, — проговорил Кисе. — Знаешь… Меня он никогда не считал своим светом. Он уважал мои достоинства и считал меня выдающимся в своем роде. Но никогда не смотрел на меня так… Ну ты понимаешь. В тот день, когда вы оба пришли ко мне… Я помню ваши лица. Я помню все, Кагами. Помню, как в последний момент он потянулся не ко мне и не к свои ребятам. — Его не твой свет привлек в тебе, Кагамин, — Момои встала из-за стола еле ощутимо — словно прекрасная столетняя старуха — Ты не прав. Ты не понимаешь, что чувствовал Куроко, как и я. Как и Ки-чан. Как и Акаши-кун… Никто не понимал. — Тогда в чем же суть? — Кагами вспомнил свои рыдания на заднем дворе разрушенного дома — и горящую машину, в которой остался Аомине. Вспомнил он и Куроко, прячущегося за высоким забором. Одно его слово тогда — он бы вышел к нему. Одно его слово тогда — его бы не было тут и сейчас. Все те люди были бы живы… Мир был бы другим… Возможно, все было бы намного лучше, чем тогда… — Он просто любил тебя, вот и все, — будущая мать пожала плечами и улыбнулась — красиво и широко, как умеют улыбаться только счастливые женщины. — Он любил тебя. И поэтому пошел на все это. Не осуждай его без причины. Подумай хорошо. Подумай внимательнее. — Момо-чин… — Кисе подошел к ней и обнял ее — его ладонь осталась на животе. — Можно я буду крестным отцом для этой девочки? — А кто кроме вас? — улыбнулась она. — Кто? Кисе долго смотрел им вслед, когда они покинули дом. Кагами сел за руль взятой напрокат машины — Момои с большой сумкой долго махала ему, когда уезжала. Кисе старался не выдать своего волнения, улыбался, и лишь когда они скрылись из виду, повернулся в сторону обочины, где еще вчера его заинтересовали новые соседи. Теперь же все его худшие подозрения оправдались. Молодой мужчина подошел прямо к его воротам, а из дома напротив вышла молодая высокая женщина в очках. Кисе не нужно было вспоминать долго ее имя — он помнил его слишком хорошо. — Алекс… — сказал он, выходя из дома. — Я надеялся, что это не будешь ты. — Почему? — пожала она плечами, поправляя бейсболку. — Разве ты не скучал по мне, Кисе-сан? — Вовсе нет, — Кисе подумал о Момои, которая несомненно расстроится, о Кагами, который начнет его искать. — Касамацу-семпай? — Он умер, — Алекс смотрела прямо в глаза. — Так решил он сам. Я бы узнала правду и отпустила его. Но он умер. Мы помогли его вдове и детям. — Касамацу-семпай… — Кисе опустил взгляд. — Это полностью моя вина. Мне жаль, что я впутал его во все это. — Ты впутаешь во все это еще больше людей, если будешь сопротивляться, — сказала Алекс вкрадчиво. — Я не о Кагами Тайге говорю. И не о беременной женщине, похожей безумно на Момои Сацуки. Я говорю о соседях. О враче, который лечит вашего брата в коме. И о самом вашем брате… Вы понимаете меня? — Зачем я нужен вам? — Кисе выглядел не расстроенным, но подавленным. — Что я такого сделал? Разве я не отдал вам все, что должен был? — Ну… — Алекс улыбнулась. — Ты, конечно же, ничего никому не должен. Кроме своей совести. С кого началась вся эта история? Кто послужил главной причиной появления вражды между Сейрин и Тейко? — Я, — Кисе усмехнулся. — Ты меня пытаешься обвинить? — Нет, — девушка сняла очки и потрогала переносицу. — Нет, конечно. Но я хочу, чтобы ты знал… Мидорима Шинтаро ушел в отставку. Мурасакибара Ацуши умер. Аомине Дайки в коме. И последний, кто остался из вакагасира Акаши Сейджуро, это ты. Ничего не напоминает. Где ты должен быть теперь, Кисе Рета-сан? Кисе молчал, не отводя взгляда от дороги, на которой исчезли Кагами и Момои. — Он зовет тебя, — мягко сказала Алекс. — Он пришел снова на свое место. Ему предстоит огромный путь. Если он не сумеет восстановить Тейко, то никто уже не сможет. У него один шанс из ста. И ему нужна помощь. Твоя помощь. — Моя… — повторил за ней Кисе. Он резко повернулся, глядя Алекс в глаза, руки его сжались в кулаки. — Что будет с Момои и Кагами? — спросил он. — Что вы с ними сделаете? — Ничего, — пожала она плечами. — Пока — ничего. Момои и Аомине не в составе семьи теперь. Они могут жить в этом городе всю жизнь. Если, конечно, сами того захотят. Более того, ты сможешь общаться с ней — и помогать ему. Понимаешь? — Да, — Кисе отчаянно повторил. — Да, да, понимаю. — А насчет Кагами… — Алекс задумчиво накручивала прядь волос. — Он сам вернется, я так думаю. У него ведь много незавершенных дел, не меньше, чем у тебя, Кисе-сан. Но давить на него никто не будет. Он нравится моему хозяину. И не только. Она улыбнулась и протянула Кисе руку. — За его свободу уплачен неплохой залог, — сказала она. — Тогда и сейчас. Кагами будет жить, не переживай. И получит драгоценный урок, которому его хватит и на будущее. Все будет хорошо, Кисе Рета-сан. Собирай вещи. — Дай мне пять минут, — попросил Кисе, помолчав пару мгновений. Все хорошее, как он привык, имело обыкновение кончаться однажды. *** Мидорима не спал — уставший после долгих прогулок и секса Такао дремал на подушке, нагой и счастливый. В голове у Мидоримы крутились разные мысли, он вспоминал о родителях, о пресловутом ежедневном гороскопе, который так уважал раньше, о школе, о своих перебинтованных после единственной драки в юности пальцах… О многом вспоминал. Разные мысли — плохие и хорошие — но во всех них был смысл. Мидорима думал о западном Канто — теперь оно безнадзорно, можно было бы легко навести там порядок, с него все и началось, с чертова Канто, ничего больше. Думал он о Изуки, вспоминал его огромное желание изменить семьи, привести их к миру, вспоминал о покойной нынче Рико, подумал о ее детях. Думал он и о Мурасакибаре, за которого не успел отомстить, думал и о Кисе, которого куда-то унесло, и о Аомине, которому теперь не сможет помочь. Думал о Момои — и чувство вины накрывало его с головой, ведь все они просто взяли и свалили ответственность за свои поступки и амбиции на вчерашнюю девчонку на сносях и заставили ее отвечать за все. Он долго думал обо всем — о новом большом доме, в котором не успел пожить, о том утреннем разговоре Киеши и Такао, о самом Такао — интересно, как он будет жить дальше… Наверное, справится, приспособится, он ведь всегда выживал. Такао умный и талантливый, за ним будущее, быть может, если бы кумите был Такао, он бы точно справился и спас бы Тейко — а может, сделал бы это лучше всех. Думал он и о Акаши… И о самом себе тоже. В шесть утра он все-таки встал, принял душ, тщательно побрился, сменил мокрую от пота пижаму на свежий гостиничный халат, поменял белье, расчесал мокрые волосы. Подумал немного — и черкнул пару фраз на обороте конверта, в котором портье принес ему карточку для интернета и запасные ключи, Такао потом прочтет их, но он и без них бы все понял. Потом заглянул в спальню и поцеловал спящего Такао в лоб. — Прости, что я не успел сказать тебе, что прощаю тебя, — сказал Мидорима. — Прости, что втянул тебя во все это. Я люблю тебя. Он долго думал обо всем, а потом просто открыл окно в гостиной комнате номера — он вчера специально выбрал десятый этаж, Такао и не заметил. Свежий утренний воздух приятно обдувал комнату, вдалеке уже горела полоска рассвета — Мидорима долго всматривался, но так и не увидел солнца. — Я ни о чем не жалею, — твердо сказал он сам себе, прежде чем шагнуть с широкого подоконника вниз. — Я был счастлив всегда. Проснувшийся от глухого звука падения Такао, не сразу понял, что находится один в комнате. — Шин-чан, — сонно позвал он. — Ты слышал? Шин-чан…