Дождь начинается

Киеши на первом заседании суда действовал прямо и спокойно, как ему советовал настойчивый Тороки-сан. Новый адвокат оказался намного более способным, чем казалось — он был сдержан, был собран, знал, чего хочет на самом деле, говорит аккуратно и апеллировал правильными фразами. Все это оказало на судью хорошее впечатление — словно только этого ему и не хватало. — Мой подзащитный полностью признает свою вину, — спокойно говорил адвокат. — И готов ответить за свои преступления в полной мере. — То есть… — прокурор, молодая девушка, у которой от одного вида Киеши тряслись руки от гнева, вскакивала с места. — Вы хотите сказать, что ваш подзащитный считает себя виновным? Но почему же тогда это признание делается так поздно? — Киеши Теппей-сан отказывался от дачи показаний, — напомнил помощник прокурора, в красивых роговых очках. — И требовал пересмотра дела. — А теперь он признает вину, — Тороки-сан держался уверенно. — Ничего странного в этом нет. Так ведь? — Так… — судья читал постановление, потом поправлял мантию и внимательно смотрел на Киеши и его адвокатов — теперь вокруг него была целая толпа из юристов, и все они суетились, таскались с папками, требовали чего-то и работали на славу. — Ваша честь, — спокойно говорил адвокат. — Мой подзащитный нуждается в ускорении процесса, в связи с тем, что на данный момент мы не можем оказать свою помощь потерпевшим. Он желает, чтобы приговор прозвучал как можно скорее, тогда он сможет начать отбывать свое наказание, и восполнить полученный урон пострадавшим. — Протестую, — прокурор снова подскочила. — Речь идет о множестве жертв! О более чем сорока! Это человеческие жизни, тут о восполнении урона говорить, как минимум, цинично и несправедливо. — Мы все понимаем, — мягко говорил помощник адвоката. — Но то, что случилось, уже случилось. Настало время правосудия. Судья молчал некоторое время, пытаясь понять, что именно пытается сейчас провернуть адвокат. Он хорошо знал Тороки Ушиномию. Молодой и амбициозный адвокат сделал карьеру на нескольких сложных делах, и теперь пользовался успехом. Его любили и часто приглашали на подобные дела — теперь же он будет защищать того, кого ненавидел почти весь Токио. Сорок четыре убийства приписали Киеши Теппею пресса и общественность. Будет не так-то просто опровергнуть такое. — У вас есть последнее слово? — сухо спросил он у подсудимого. — До вынесения постановления у вас последняя возможность высказаться. — Я сожалею, что поступил плохо, — холодно сказал Киеши. — Прошу прощения. Готов сотрудничать со следствием. Больше мне сказать нечего. Но прошу ускорить процесс рассмотрения дела, потому что так будет легче и мне, и тем, кто пострадал. — Мерзавец! — закричал кто-то из зала — полный ненависти и горя голос. — Будь ты проклят! Убийца! Убийца! — Расстрелять его! — поддержали. — Он не должен жить на земле! — Попадись ты нам в руки, мы бы с тобой не церемонились! — Прошу соблюдать тишину, — повысил голос судья. — Вы в зале суда. Не забывайтесь. Суд берет перерыв для вынесения решения, прошу всех покинуть зал. Киеши нагнулся к Тороки, тот услужливо подошел к нему. Ледяное лицо адвоката не изменилось, даже когда выходящие люди начали сыпать проклятьями и в его адрес. Он спокойно кивал всем и оставался возле Киеши, как и было положено. — Вам все равно? — осведомился тот. — Вас вообще не задевает то, что происходит, да? — Они просто люди, — пожал плечами адвокат. — Сейчас они выйдут из зала, и, возможно, я их больше не увижу. Как и вас однажды. Это моя работа. И я точно знаю, кто я и кто вы. Вы выйдете отсюда и мне хорошо заплатят. Больше меня ничего не интересует. — Но как потом все воспримут то, что я выйду? — Киеши заволновался. — Эти люди безумно хотят моей смерти. Они могут протестовать там или еще что. — Но они не решают, сидеть вам или нет, — адвокат улыбнулся. — Они просто зрители, общественность. Их мнение останется их мнением. А вот вы и я — мы можем воздействовать на них. Если мы докажем, что все доказательства притянуты за уши, никто больше не посмеет вас обвинить. У вас есть шанс выйти отсюда. У меня есть шанс получить себе в копилку еще одно хорошее дело. Разве это плохо? — Нет, — улыбнулся Киеши. — И полагаю, вы намного более полезны, нежели мой бывший адвокат. Он-то сразу был уверен в том, что я виновен… И только твердил, что ничего не сделаешь, что дело проиграно и все такое… — Ну я не боюсь сложностей, — равнодушно сказал Тороки. — И к тому же… — он нагнулся, и его красивое холеное лицо озарила неприятная улыбка. — Мне действительно все равно — виновны вы или нет. Для меня главное — итог дела. А на моральные рассуждения и искания мне плевать. — Мерзавец… — пронеслось в голове у Киеши. — Ты тоже считаешь меня убийцей, и защищаешь меня только из-за денег хозяев Такао. Что же… Пусть там. Какая к черту разница. Мне уже все равно. — Судья вынесет постановление о продлении ваших сроков задержания, — сказал Тороки. — Вы не должны пугаться, учитывая ваше признание, он и не подумает отпустить вас. Наша цель — привести дело к суду. Это главное. Доверьтесь мне и себе, успокойтесь и настройтесь на лучшее. Больше ничего. — Я доверяю вам, — кивнул Киеши. — Я готов пойти на что угодно, лишь бы поскорее покинуть это место. *** Акаши сам пришел к Ниджимуре, несмотря на то, что тот обычно был против несогласованных визитов. Но так было нужно — прислуга долго связывалась с хозяином, а секретарь и доверенное лицо словно обдумывали впустить его или нет. И все-таки впустили. — Они не считают, что я должен помогать тебе, — честно сказал Ниджимура. — И много кто. — Аники… — пробормотал Акаши. — Я… Он так много хотел сказать Ниджимуре с того самого дня, но правильные слова не шли на ум. Ниджимура Шуузо — много лет назад он первым пришел к нему с просьбой разрешить ему работать лично на него. Помнится, он даже и не просил… Он просто уверенно сказал, что аники не сможет обойтись без него. И ведь не солгал даже… — Нервничаешь? — Шуузо поправил юкату, стоимостью как неплохой дом, сел в кресло и позвонил в колокольчик. Услужливая горничная принесла столики, закуски, немного саке. В последнее время Ниджимура стал словно старше — полюбил японскую кухню, стал носить традиционную одежду. Он теперь господин председатель, возглавил свою собственную организацию, сердцем которой было Тейко, было, потому что теперь Тейко практически нет. — Шинтаро умер, — сказал Акаши. — Мне передали. Он выпрыгнул с десятого этажа. — У него остались родители, — вспомнил Ниджимура. — И Такао. Обо всех нужно позаботиться. — Ты знал, что он это сделает, аники, — Акаши внимательно посмотрел в глаза Ниджимуре. — Знал ведь? — Догадывался, — улыбнулся тот. — Я догадывался, Акаши-кун. Все развалилось, начиная с него. Он стал слабым звеном. Он тебя подвел. Другого выхода у тебя уже не было. Или ты бы ликвидировал его, или он сделал бы все сам. Он оказался великодушнее, чем я ожидал. Помог тебе. Молодец. — Я не хотел его смерти, — напомнил Акаши. — Его нет. Нет Момои. Нет Реты. Нет Дайки. Нет Ацуши. Я остался один. С кем мне поднимать семью? Кому довериться? — А зачем тебе доверие? — Шуузо поправил волосы, внимательно посмотрел на Акаши, улыбнулся. — Доверие портит. Делает тебя слабым и уязвимым. Во взрослой жизни нельзя никому доверять, мой друг. По-моему, я говорил тебе раньше. Но ты был слишком умен, слишком уверен в себе… Ты думал, что создал империю. А на самом деле — империи уже не было. Были амбиции отдельных людей. И был ты. Уязвимый и слабый. — Но тебя окружает огромное количество людей, — напомнил он. — Твои друзья… Хайзаки-сан… Даже твоя жена… — И что? — Ниджимура улыбнулся. — Я ведь не обязан доверять им, так? Я ничего не жду от них. И не разрешаю им чего-то ждать от себя. Это просто жизнь. Она идет так, как должна идти. Мы все независимы друг от друга. Ничего страшного не происходит. Он нагнулся так, чтобы Акаши увидел его глаза, на дне которых плескалось что-то темное и страшное, потрепал его волосы — так он делал это раньше. — Даже мне ты ничего не должен, — сказал он уверенно. — Если ты хочешь прекратить все сейчас, то можешь. Но дело тут в другом… Над тобой висит долг перед Тейко. Долг перед людьми, которых ты погубил. Долг перед самим собой. И если ты не возьмешь себя в руки, ничего уже не получится. Он взял в руки обе ладони Акаши, поднес их к свету. Мизинцы на обоих руках были отрезаны до корневой фаланги. Зажившие раны уже не болели — так, просто следы… Но забыть о них Акаши уже не сможет. Один палец за Тейко, второй за жизни предателей, которых он считал детьми. И третья жертва… Человек, без которого он не представлял своей жизни. Куроко. — Мидорима просил передать тебе, что он сожалеет, — сказал Ниджимура твердо. — Он был расстроен и разочарован. Но он оставался якудза до самого конца, раз заплатил за все жизнь. Не обесценивай его поступок. Уважай его решение. — Да, — глухо повторил за ним Акаши. — Я простил. Я приму его. Раз он так решил — приму. — У тебя ничего не осталось, — Ниджимура мягко погладил его по щеке. — Но у тебя есть я, мой друг. Я все еще отец тебе, а ты мне сын. Я защищу тебя. А ты спасешь Тейко. Верни Тейко былую славу, об остальном позабочусь я. Когда Акаши уже стоял у двери, его настиг спокойный голос Ниджимуры — как меч, обрушившийся, наконец, на его шею. — Кисе Рета уже едет в Токио, — сказал Ниджимура. — Мурасакибара вернется, но об этом знаешь ты сам. Момои и Аомине однажды тоже придут к тебе. И у тебя еще есть время, Акаши. Времени осталось достаточно. Работай. Больше мне нечего тебе сказать. И, быть может, твоя жертва однажды окупится.