Крапива из Оствика

      В зеленом мареве, плескавшемся в воздухе от новой бреши в Тень, мир стал едва уловимым и зыбким. - Это что ещё? – натягивая перчатки для верховой езды, Тревельян оглядывала телегу, прибывшую в Скайхолд как раз, когда седлали лошадей для отъезда Инквизитора в Убежище. Бык щедро выматерил про себя поставщиков из Вал-Руайо, затянувших доставку его подарка Крапиве. - Ничего важного, обычный товар. Твоего Единорога ведут,- попытался отвлечь от повозки внимание Вестницы коссит. На ту беду Сэра, вездесущая любопытина-эльф, вынырнула из-за полога, сунула нос под него и завопила: - Ох ты ж, какая кроватка! Нам, голодранцам такого век не видать, а кто-то раскошелился по-крупному. - Сэра, - рявкнул Бык, понимая, что сюрприз накрывается медной посольской ванной,- сюда иди. - Да отстань ты, - белобрысая уже залезла в телегу и отбивалась пяткой от охранника груза, - глянь, Инкви, поди, тебе новую кровать притаранили, а ты к Корупею отправляешься. Если что, себе заберу, - хохотала лучница, равно как и Инквизитор, собиравшаяся к отъезду. - Я не заказывала, - Крапива обошла телегу и тоже принялась рассматривать чью-то покупку. – Орлейская. Наверное, Лелиана закупила себе, она любит орлейские штучки. Охранник попытался вставить слово, но Бык издали показал впечатляющий кулак и тот смолчал, поникнув. - Не ожидала от неё такой расточительности, - продолжала Тревельян, краем глаза уловившая движение коссита. – А может, Жозефина? Она любит чрезмерное обилие золота и кружева. - У неё отличная ферелденская койка, - заступилась за посла Сэра, вставшая в позу размышляющего рядом с Вестницей. – И Жози все деньги, что не тратит на конфеты, отсылает домой… Ну, просто знаю, - развела руками лучница. - Может, Кассандра? – развлекалась Крапива. - Не говори ерунды, - фыркнула воительница из-за другого плеча Инквизитора, - мне это не нужно. - Конечно, - заржала Сэра, - ты и спать-то к себе не ходишь, на свою подстилочку, молчу, молчу, - ретировалась подальше от вспыхнувшей Кассандры эльфа. - Ладно, - Тревельян обернулась, принимая поводья Единорога, - кто-то в кои веки поспит в нормальной кровати, а не на соломенном матраце. Вернемся, разберемся.       Сэра одобрительно смотрела на Инквизитора, прижавшись к шее галлы.       Отъезжали в спешке, оставив войска, своей негустой компанией выступая против дракона и его, пока все еще бессмертного, хозяина. Тревельян оставалась хладнокровной вплоть до прибытия к Убежищу. Впрочем, так держались все, кроме Сэры, которая ругалась так отчаянно, что даже для себя, не умеющей и не желающей скрывать свои эмоции, в такой момент казалась окончательно спятившей. Коссит же был уверен, что эльфийка целенаправленно выражается за всю их компанию скопом, словно пытаясь таким утрированным безумием снизить внутреннее напряжение своих товарищей. Но, все они смотрели только вперед, и Быка волнами накрывала не тревога за товарищей, но гордость, что он является частью этого отряда, готового на все, ради победы.       В глазах Тревельян исчез страх. Она жила какими-то высшими силами, питаемая всем, что её окружало, шла победить или умереть, но как казалось Быку, с уверенностью, что выиграет эту битву. Коссита это неприятно пугало, он знал, что врага не стоит недооценивать, что магистр силен невероятно и так же как Вестница, ставит всё на эту встречу. Но Тревельян словно уже была не с ними, словно выросла до небес и духом, и сердцем, и силой. «Наверное, так становятся богами», - почему-то подумал коссит.       Когда Корифей крючился в агонии, поглощаемый тенью, на лице Крапивы было только сострадание, она словно оказывала милость магистру, дарила покой, о существовании которого тот позабыл. Эта возвышенная отстраненность, во взгляде спускающейся по спекшейся лестнице Тревельян, поразила Железного Быка сильнее любого сильверитового топора. К ним, потным и грязным после битвы спускалась новая легенда, полумифическое, полубожественное существо, первой заговорить с которым, осмелилась только искреннее воодушевившаяся Кассандра: - Ты жива, - обрадовалась она очевидному. Тревельян перевела на неё взгляд, еще туманный, словно только что видела нечто значительное, а теперь приходилось возвращаться в обыденность, к их счастливо улыбающимся лицам. Вестница оглянулась на руины лишь однажды, словно ожидая кого-то увидеть на вершине лестницы, но там было пусто и её последними словами за долгий последующий переезд были: - Возвращаемся в Скайхолд.       Косситу от дороги стало еще больше не по себе, видя, как гаснет Тревельян, замыкается в себе, не отвечая на шутки и радость друзей.       Их встречали, как настоящих героев, ликуя, бросая цветы под копыта лошадей и галл. Инквизитор сидела в седле прямая, кивала направо и налево, принимая аплодисменты и восхищение толпы, изредка оглядывалась на своих компаньонов, и протягивала руку, величественным жестом указывая на тех, кто был её щитом и опорой все это время. Толпа каждый раз по-новому громче накрывала их волной своей благодарности. Быку снова казалось, что марчанка ускользает куда-то, на недосягаемые для него высоты, пока их взгляды однажды не пересеклись, и он не увидел в глазах Вестницы безмерную усталость и опустошенность.       Праздник, устроенный Жозефиной, занял виновницу почти на всю ночь. Тревельян скользила между гостей, стремясь уделить внимание каждому из товарищей, но её отвлекали высокородные гости, примчавшиеся в Скайхолд снимать сливки с победы над Корифеем. Наблюдательная Монтилье умудрялась оттаскивать их от Инквизитора так ловко и скоро, чтобы та не дай Создатель, утомилась от назойливого общения с одной персоной. Только почувствовав, что терпение марчанки заканчивается, посол освободила той путь к своим покоям. Тревельян, захлопнув за собой дубовую дверь, вздохнула с некоторым облегчением, предвкушая свежий воздух в своей продуваемой спальне с шикарной новенькой кроватью. Она вышла на площадку, где все ещё не закончили ремонт, запнулась пару раз об остатки камней и драный ковер на настиле и, ухватившись за перила, пошла вдоль них. Факелы, обычно освещавшие пролеты, на этот раз почему-то не зажгли и только когда глаза освоились в сумраке, Тревельян рассмотрела, что в темноте, на ступенях лестницы сидел Бык и разглядывал свои крупные руки, сжимая-разжимая кулаки. Тревельян опустилась рядом, толкнула плечом: - Что ты здесь делаешь? - Сижу, - ответил Бык, - долго тебя не отпускали. - Все хотят немножко внимания Вестницы, - пожала плечами марчанка, - со всеми надо говорить. - А тебе самой, что теперь нужно? – Спросил коссит, - ты знаешь? Тревельян снова пожала плечами, все, что от неё требовалось, она сделала и осталась наедине с собой. Желать чего-то от усталости в голову не приходило. - Поспать бы, - неуверенно произнесла она, - подольше… и чтоб никаких дел не появилось, чтоб не будили. - Мило, - скривился Бык. - Что ты от меня хочешь, - вяло возмутилась Эвелин, - я отдала всю себя Инквизиции, всю, - и замолчала.– Ничего не осталось сейчас, откуда бы взяться? Ничего не чувствую, совсем ничего. Ни радости, ни боли.       Тревельян оторвала взгляд от своих пальцев, и вперила его в стену напротив. Она оперлась спиной о перила, развернувшись на собеседника. Где-то внутри сквозь слой равнодушия царапалось что-то раздражающее, пока непонятное Эвелин. Внизу было темно, а где-то сверху, из окон, уже начинал пробиваться голубой утренний свет. Приглушенные стенами, звуки веселья едва доносились до жилого крыла Вестницы – жизнь в замке шла своим чередом. - Жозефина заказала из Орлея пирожные, - невпопад брякнула Тревельян, - а я так и не попробовала. – Можно начать с них. Бык хмыкнул, привставая, Тревельян потянулась за ним. - Я тоже пойду, - сказала в ответ на предложение коссита принести тарелку на лестницу, - для начала. Бык пропустил Вестницу в дверь, с улыбкой хищника наблюдая, как женщина подцепила тарелку пирожных и направилась к столу с Варриком и Дорианом, оглядываясь на него. - Два раза я тебя упустил, Крапива, третьего не будет. – Выговорил он тщательно, чтоб по губам можно было понять слова, не слышные на расстоянии сквозь музыку и шум. Тревельян кивнула.