Limbus.

Сна нет, И смерти тоже нет, Те, кто как будто умер, Живы, И отчий дом, И други юности далекой, Старик и дева, Упорный труд и все его плоды Обречены исчезнуть, Превратясь в легенду...*

Глава 1.

1.1 Обычно они просыпаются в шесть утра. Кастиэль каждый раз умудряется открыть глаза за несколько минут до истеричного звона будильника, обосновавшего прикроватную тумбочку. Дин называет эту его способность не иначе как чем-то мистическим, но это потом, где-нибудь за завтраком; до этого времени он, скуля и тихо матерясь от раздражающего дневного света (или света лампы, которую Кас включал), прячет голову под подушку и всеми силами старается сделать вид, будто ничего не слышит. У Каса, как это ни странно, всегда получается подняться с первого раза. У него на утро иммунитет, никак иначе. Обычно он спокойно садится на кровати, выключает вот-вот готовящийся взреветь будильник, идет в ванную, без всякой спешки чистит зубы и бреется (а иногда успевает и душ принять, но обычно делает это еще вечером), а Дин в это время проклинает все на свете. Кастиэль берет свой неизменный деловой костюм — обычно это тройка, состоящая из иссиня-черных пиджака и брюк, разбавленных белоснежной рубашкой и смешным ярко-синим галстуком — почти лениво застегивает манжеты и одновременно успевает будить Дина. Для пущего эффекта он каждый раз включает на своем стареньком магнитофоне песни пятидесятых, делая все, чтобы сон Дина стал невозможным. Дин стонет, отмахиваясь от него. Он всегда — вера его нерушима — надеется, что настал тот самый день, когда Кас сжалится над ним и позволит поспать хоть чуть-чуть подольше (хотя любые «еще пять минут» он называет бесполезными и не видит в них никакого смысла), потому что в мастерской Дин первый и самый квалифицированный работник; Бобби сам однажды обронил, что Дин вполне может позволить себе опоздать на час или два, поскольку никогда не халтурит и не отлынивает. Каждое утро Дин всем сердцем верит, что Кас предоставит ему возможность воспользоваться его маленькой привилегией, и сегодняшнее утро не исключение, но изо дня в день фокус не прокатывает: Кастиэль безжалостно стягивает с Дина одеяло, прятавшего его от утреннего озноба, и позволяет холоду завладеть его телом, разбившись о него, словно волны о скалу. Кожа Дина покрывается сотнями мурашек и каждый волосок на теле встает дыбом. Кас выслушивает поток беспрерывной ругани с каменным выражением лица (еще одна его суперспособность), чем иногда даже злит, но Дин не позволяет себе начать ссору на пустом месте. Обычно, если Дин упрямится довольно долго, терпение Каса постепенно исходит на нет и он ставит ультиматум: либо Дин встает, либо моет вечером посуду. В действительности, конечно, посуду они моют по очереди (иногда очередь можно пропустить, обменяв ее на минет), и на самом деле угроза о проведенном времени за раковиной — всего лишь ловкая шифровка, обозначающая, что ничего, кроме сна, этой ночью у Дина не будет. Дин называет это «необоснованной жестокостью» и говорит Касу, что тот провоцирует семейный скандал, но тот, как и всегда, игнорирует любые попытки Дина перейти на личность. — Ты меня совсем не любишь, злой засранец, — хмуро говорит Дин, поднимаясь с кровати, поскольку угроза о «мытье посуды» почти всегда действует на него безотказно, чему Кастиэль, опять же, рад. — Ты неправ, — невозмутимо отзывается Кастиэль, взяв в руку пиджак, до этого висящий на вешалке в шкафу. Дин буравит его взглядом. — Если будешь так тормозить, не успеешь почистить зубы до моего ухода, — добивает Кас, что обозначает, что они не поцелуются (конечно, они поцелуются, просто этот парень обожает подливать масло в огонь). Дин обычно что-то ворчит себе под нос, но так же послушно отправляется в ванную комнату. Другой на его месте и спорить бы не стал — себе дороже — но нет, это не другой, это — Дин, и он считает делом чести вредничать как можно дольше, всеми возможными путями показывая свою непокорность. Пока он возится в ванной, Кастиэль спускается вниз, под свои «мега-старые», по мнению Дина, песни берет из холодильника четыре яйца, помидор и бекон. Завтрак он всегда готовит под какую-нибудь шелестящую на заднем плане музыку сороковых-пятидесятых. В семье у них очень простое распределение обязанностей: чинят бытовую утварь и выполняют домашние обязанности они по очереди, Кас готовит завтраки, так как утром он особенно бодр (пришелец чертов, как Дин говорит), а ужины выпадают на Дина, потому что после изнурительного трудового дня Кас обычно валится с ног, хоть и не подает виду. Этот небольшой кодекс устраивает их обоих, и менять ничего они не намереваются. Дин обычно спускается на кухню до жути ворчливый и хмурый, он время от времени жалуется, что из-за боли в пояснице (по воле Каса появившейся) он будет хромать весь день и выглядеть, как полный кретин, что погода на улице холодная, как на Аляске, а от извечных тостов на завтрак его уже воротит. Однако после чашки кофе и плотного завтрака все эти жалобы как отрубает, и Дин, улыбаясь, рассказывает о каком-нибудь странном сне, который его посетил, или истории из мастерской, или о каком-то фильме, который хочет посмотреть этим вечером, если Кас опять не заявится домой только к одиннадцати ночи. Кастиэль поднимается с места, вытерев рот салфеткой, надевает пиджак, не застегивая пуговиц. Дин обычно уходит позднее, поэтому остается сидеть за столом и под заводную «Let’s twist again» доедает свою порцию. Кастиэль наклоняется к нему, касается губами щеки, пока Дин не хватает его за галстук и не целует уже по-нормальному, в губы, слизывая оставшийся привкус кофе (мерзкого, холодного, без сахара и сливок). — Беспомощный ты сукин сын, — смеется Дин, перевязывая неумелый узел на галстуке Каса. Тот лишь пожимает плечами. — Я люблю тебя, — эту фразу Кас кричит уже в коридоре, натянув плащ и взяв черный портфель с документами в руку. Дин, ощущая неуместный жар на щеках (господи боже, они вместе уже семь лет, можно было и привыкнуть), хмыкает в ответ нечто нечленораздельное, приглушенное кружкой, но Кас всегда в курсе, что это значит. Он не переспрашивает — разве что ночью, в темноте, водя Дина по краю. Кастиэль пропадает в офисе целый день, временами у него не хватает минуты даже на простой человеческий звонок; Дин твердит, что ему только двадцать шесть и груз от дел семейной компании Кас может разделить с замами или братьями. Но этот упрямец обожает брать ответственность на себя, поэтому упорно тухнет в своем огромном кабинете за не менее огромным столом, перебирая стопки разных бумажонок и принимая сотни быстрых звонков от бизнес-партнеров и подчиненных. Думал ли Дин, будучи студентом, что парень из комнаты по соседству, увлекающийся музыкой сороковых и странными алкоголиками-наркоманами-психами писателями и поэтами, будет его «почти-что-мужем», на которого позже свалится фирма его отца? Конечно же, нет. Дин намеревался стать простым механиком и ничем особым не выделяться, и он до сих пор в ум не возьмет, чего такой чувак, как Кас, в нем нашел. Вообще-то, когда они только начинали встречаться в колледже, Кас намеревался пойти работать по профессии и стать психиатром, но его отец умер слишком неожиданно, завещая все ему, потому как больше было некому: два его старших брата, Люцифер и Габриэль, ушли из дома еще за несколько лет до скоропостижной смерти родителя, а Михаил не казался мистеру Новаку слишком надежным. Пока Кас доучивался, Майкл взял на себя обязанности по бизнесу, но позже стал лишь замом, время от времени советовавшим как и когда поступить в силу своего опыта и высшего экономического образования. Поэтому, из-за извечной занятости Каса, Дин в течение дня слышит его довольно редко. Но сегодня все чуть-чуть по-другому — когда Дин собирается подняться со стула и, погрузив грязную посуду в раковину, идет в коридор, в гостиной звонит телефон. Не доходя до двери, он поднимает трубку, и с другого конца провода Бобби будничным голосом говорит ему: — Утро, сынок. Сегодня у нас кое-какие неполадки в конторе, так что придется взять внеплановый выходной, идет? Дин улыбается — неужели сегодня опять можно доспать? Последнее время он все чаще работал, не вылезал из мастерской, и они с Касом виделись лишь вечером. Да и Импала стоит без внимания сколько времени, идея повозиться с ней еще и сегодня, пока Кас не придет, легко поднимет настроение кому угодно. — Что, опять? — все равно удивляется Дин. Он стоит уже в куртке и взял трубку лишь потому, что не успел надеть ботинки. — А вчера разве ничего не исправили? — Ты о чем, парень? — фырчит Бобби в своем стиле. — Да не сюда, идиот! В другую сторону тащи! — кричит он кому-то. — Ну так ты все понял? Я позвоню завтра. — Ладно... — Дин не успевает попрощаться, потому что Бобби кидает трубку, видимо, намереваясь пойти и поддать пинков своим рабочим. Он еще какое-то время продолжает пялиться на трубку в своей руке. Так надолго «Мастерская Сингера» никогда не прекращала работу, плюс ко всему там сейчас стоит Форд, который Дин обещал поставить на колеса в минимальные сроки. Дин пожимает плечами и смотрит в окно. Туман густой, непроглядный, как пена, даже соседних домов не видно, будто бы их и нет вовсе, а небо затянуто тяжелыми тучами. Делать нечего — Дин снимает куртку, прямо как вчера, и садится на диван. Пульта нигде нет, хотя обычно он всегда лежит на кофейном столике (Кас за этим строго следит). Дин переворачивает диванные подушки ярко-красного и желтых цветов, но и там ничего не находит. Тогда он оглядывает гостиную, надеясь наткнуться взглядом, но не нет; в конечном счете Дину почему-то приходит в голову посмотреть под диваном — там, где он ненароком нашел пульт вчера — и натыкается на черную находку. Вытащив пульт, Дин какое-то время думает, почему же он опять там, но потом выкидывает эти мысли за ненадобностью. По телевизору все еще идут утренние новости, так что он переключает канал, ищет чего повеселее и натыкается на «Топ Гир». Недолго думая Дин берет телефон и набирает номер Каса. Тот уже наверняка добрался до офиса В Канзас-Сити на своем БМВ и опять засел за документы. — Это странно, но сегодня я опять сижу дома, — с улыбкой произносит Дин, слыша, как гудки сменились отрешенным «Доброе утро». — Опять? — немного непонимающе переспрашивает Кас, и на заднем плане Дин слышит какое-то копошение — видимо, бумаги. — Ну, вчера же я тоже не добрался до мастерской, — Дин перелистывает канал, когда «Топ Гир» прерываются на рекламу. — Я вроде как говорил тебе об этом. — Разве? Что-то не припомню, — немного отвлеченно говорит он. Дин уже не обижается на его некую отстраненность, потому что Кас всегда пытается делать несколько дел одновременно и думать сразу обо всем. — Я не удивлен, — тем не менее закатывает глаза Дин. Они еще говорят о чем-то (хотя говорит больше Дин, потому что Кас пытается разобраться в кипе отчетов), а затем Кастиэль уходит по делам, и Дин остается один на один с телевизором. Думая, что вчера уже смотрел этот выпуск «Топ Гир», он спускается в подвал, надеясь постирать вчерашнюю футболку, которую испачкал в машинном масле, когда копался внутри Импалы, но в корзине грязного белья ее внезапно не оказывается, хотя Дин точно помнит, что мятым комком бросил ее туда прошлым вечером. Он стоит над стиральными машинками минуту или около того, прежде чем пожать плечами и подняться по лестнице. В гараже довольно прохладно, но Дин совершенно уверен, что не собирается марать еще и куртку. Он включает тусклую лампочку (отмечает, что ее давно пора заменить на какую-нибудь более яркую) и открывает капот черной Шеви. Кастиэль приходит в пять, как и вчера, что значительно отличается от обычного его времени возвращения домой. Когда он хлопает входной дверью, Дин еще возится в гараже, поэтому пропускает мимо ушей то, как Кас кричит что-то вроде «Я дома». Вообще все звуки в доме как-то теряются за голосом радиоведущего, поэтому когда Кас кладет свои руки ему на бока, Дин подпрыгивает чуть ли не на метр ввысь, ударяясь головой о капот. — Здравствуй, Дин, — говорит Кас, улыбаясь; Дин потирает ушибленную макушку. — Предупреждать надо, — болезненно стонет он. У Каса волосы стоят дыбом от ветра за окном, где по-прежнему главенствует непроглядный октябрьский туман. — Сильно там холодно? — кивает Дин на закрытую дверь, чувствуя, как от Каса исходит прохлада. Он поворачивается, чтобы поприветствовать его объятиями, но Кас отстраняется. — Ты весь грязный, — только и говорит он, заставляя Дина закатить глаза. — И я бы не сказал, что тепло, — Кас ослабляет узел галстука. — Что-то я не чувствую запаха твоего кулинарного шедевра, — комментирует он, проходя на кухню. — Все потому, что еще ничего не готово, — хмыкает Дин, — обычно ты приходишь часов в восемь. — Да, сегодня решил уйти пораньше, — говорит он, расстегивая манжеты и закатывая рукава белой рубашки. — Это, конечно, не выходной, но хоть что-то. Майкл постоянно наседает. — Опять? — выгибает бровь Дин. — Что-то Майкл расщедрился. — То есть? — хмурится Кас, заглядывая в холодильник и доставая бутылку молока. Дин какое-то время смотрит на него, а затем пожимает плечами, мол, неважно. — Что насчет еды из ресторана? — Хорошо живем, — улыбается он. — Но китайскую еду я есть не буду. — Мне казалось, ты гурман. — Все относительно, старик. Кас усмехается и тянется, чтобы поцеловать Дина, который уже стащил грязную футболку и скомкал в руках, вытерев ею ладони. Только на пути в подвал, к стиральным машинкам, он понимает, что эта же футболка была на нем вчера, а сегодня почему-то оказалась не в подвале, а в шкафу с чистым. Они говорят о работе Каса, о том, что Майкл редкостный говнюк, о том, что поездка в Канзас к Мэри и Джону на День благодарения намечается на следующий месяц, и, помимо Винчестеров, Каса и Габриэля, там будет Сэм с Джессикой, Чарли и Кевин со своей очаровательной мамой — по крайней мере, они на это рассчитывают. Еду они заказывают из тихого ресторанчика на соседней улице. Когда раздается звонок в дверь, Дин сидит у Кастиэля на коленях, стараясь наспех освободить его от рубашки, и долго целует, пока воздух не заканчивается у обоих. Аппетит, конечно, подорван, но они обещают друг другу продолжить ночью. Они включают телевизор и садятся на диван с двумя коробочками и бутылками пива. Перед просмотром фильма Кас просит Дина заглянуть под капот его БМВ, потому что, по его словам, она что-то слегка барахлит. Дин, конечно же, отказать не в состоянии. — Ты вроде хотел посмотреть этот фильм, — добавляет Кас, орудуя вилкой у себя в коробочке с карри и курицей. На экране — заставка студии «Columbia Pictures». То, что этот фильм они смотрели вчера — «Тайное окно», экранизация одноименного рассказа Кинга, концовку которого Дин давным-давно мечтал узнать — Дин понимает только когда на экране уже красуется Джонни Депп с непривычно светлыми волосами. Он решает оставить это без внимания, ведь фильм, в общем-то, хорош, а Джонни Депп в расцвете лет еще лучше. В восемь Дин спускается в гараж, чтобы глянуть на БМВ, и колдует над ней где-то полчаса. Кастиэль в это время занят бесконечной работой под ретро-песни из своего старенького магнитофона. 1.2 На следующий день Кас опять просыпается раньше, идет в ванную, чистит зубы и бреется, одевается и сдергивает с Дина одеяло с привычным каменным выражением лица. Дин обвиняет его в толстокожести, Кас говорит, что любит его, и они целуются за завтраком под древние песни из магнитофона, поедают омлет с помидорами и беконом, запивая его кофе. Дин перевязывает ему узел галстука, сокрушаясь, когда же «этот криворукий засранец» наконец научится делать это самостоятельно, после чего Кастиэль отправляется заводить свой БМВ, чтобы исчезнуть на работе. Бобби звонит за минуту до выхода Дина из дома и вновь сообщает, что в автомастерской какие-то неполадки с сантехникой и лучше обождать денек. Дин интересуется, не нужно ли приехать, помочь, но Бобби, снова заорав на работников, бросает трубку раньше, чем Дин успевает попрощаться. Пожав плечами, Дин стаскивает куртку, отмечает, что за окном снова непроницаемая стена тумана, и находит пульт от телевизора под диваном. По ТВ вновь крутят тот самый вчерашний выпуск «Топ Гир», поэтому Дин ищет какие-нибудь глупые современные мультики, надеясь, что сможет под них вздремнуть, но ничего не находит и усыпает под комментарии Кларксона. Кас звонит где-то спустя полчаса после своего ухода, и они опять болтают ни о чем минут пятнадцать. Где-то в одиннадцать дня, когда за окном становится более-менее светлее (но не теплее и яснее), он спускается в подвал, заглядывает в шкаф, надеясь отыскать какую-нибудь домашнюю футболку, и его старая футболка с символикой AC/DC, в которой Дин был вчера, по какой-то причине снова на месте. Он списывает это на Каса, думая, что тот закинул ее вчера в машинку вместе с другой одеждой и сегодня утром высохшую пихнул в шкаф. В любом случае, других объяснений у Дина все равно нет. Импала по-прежнему выглядит так, словно к ней никто не подходил уже давным-давно, хотя Дин буквально вчера привел ее в божеский вид, как и подобает машине такого уровня. Под капотом Дин вновь проводит почти весь день, прерываясь лишь на еду и туалет. В пять хлопает дверь, но из-за радиоведущего Дин вновь ее не слышит, и когда Кас подкрадывается сзади, обняв со спины, Дин опять ударяется головой от неожиданности. Они сидят на кухне, Кас рассказывает примерно то же, что и вчера, и вновь говорит, что Майкл обещает отпуск через месяц или два. Дин язвит насчет зама, который дает отпуск своему боссу, за что Кас кусает его нижнюю губу при скором поцелуе. Потом он интересуется, не приедет ли Сэм на День благодарения к семейному празднику, и Дин вновь говорит, что, если верить их разговору по телефону двухдневной давности, Сэм приедет и даже больше — со своей подружкой Джессикой. Чему мама, конечно же, ужасно рада. Они заказывают еду из ресторанчика, потому как Дин вновь был убежден, что Кас вернется не раньше шести, и они снова почти-почти на грани секса на диване в гостиной, когда раздается звонок в дверь. Кастиэль забирает заказанную еду и отдает неизвестному пареньку (Дин второй день не может разглядеть его, потому что в это время сидит в гостиной, ища свою футболку) около тридцати баксов. Потом они садятся на диван с теплыми коробками еды, Кас, перед тем как нажать «Плэй», просит Дина посмотреть его машину, потому что в последнее время она что-то сдает. Дин соглашается, думая, что вчера сделал не все. Он смотрит «Тайное окно» в третий раз, предполагая, что Касу просто очень нравится этот фильм. Хотя раньше он особым фанатизмом от кинокартин не отличался. * * * Дин просыпается от того, что Кас начинает ходить по спальне и собираться на работу. Он вновь стаскивает с него одеяло и откидывает его подальше. Дин идет в ванную, пока Кас готовит завтрак — омлет с помидорами и беконом — а на заднем фоне у него играет Мэрелин Монро, Вера Линн, Луи Армстронг и Рикки Нельсон. Некоторые из его любимых песен — “Auf Wiederseh’n Sweetheart” и “What a wonderful world” звучат чаще других. Он уходит, поцеловав Дина на прощанье. Перед уходом Дин завязывает ему галстук. Он собирается уходить спустя десять минут, но звонок снова его останавливает, и Дин возвращается к дивану и вечному выпуску «Топ Гир», потому что у Бобби опять что-то случилось. За окном ничего не видно из-за тумана. Пульт валяется под диваном, и Дин всерьез подумывает приклеить его к кофейному столику скотчем. Он звонит Касу сказать, что вскоре, наверное, заплывет жиром от вечного просиживания дома, но тот, как всегда в рабочее время, слушает в пол-уха. Дин идет проверить Импалу ближе к одиннадцати и снова находит ее запущенной и какой-то нетронутой. Матерясь, он принимается за работу, перед этим вновь отыскав свою футболку чистой и в шкафу. — Да что еще за чертовщина? — бубнит он, когда на единственной доступной радиоволне уже сотый раз крутят один и тот же эфир. Голос ведущего знаком до дрожи, ведь последние три дня Дин только его и слушает. В пять хлопает входная дверь, но Дин опять не слышит, стараясь понять, что не так с его Деткой и почему каждый день он не доделывает ее до конца. Кас подходит сзади, целует в заднюю сторону шеи, чуть ниже линии роста волос, и Дин уже не ударяется о капот, а просто разворачивается. Кас спрашивает, почему он такой хмурый, но Дин не отвечает. Почему он опять так рано? Почему Дин опять не услышал? И что, черт подери, творится с Импалой? — Решил уйти пораньше, — говорит Кастиэль, когда Дин вытирает руки о снятую футболку. Они вместе заходят на кухню, где опять ничего не готово, а Дин выкидывает футболку в стопку грязного белья, пока Кас заказывает еду из ресторана. Дин стоит около двери в кухню, слыша, как Кастиэль говорит по телефону. — Две порции карри с курицей и овощной салат, — бубнит он себе под нос. — Две порции карри с курицей и овощной салат, — заказывает Кас ресторанчику. Дин вздрагивает, чувствуя, как холодная капелька пота прочерчивает дорожку по виску, линии челюсти и скрывается за воротником чистой футболки. — Дин, что там с Днем Благодарения? — интересуется Кас, когда Дин заходит. Все еще непонимающе пялясь на него, Дин садится напротив. — То есть? — хмурится он еще сильнее. — Сэм приедет? Дин долго глядит Касу в лицо. Что значит приедет ли Сэм? Последние три дня они только это и обсуждают. Дин уже раза четыре сказал, что приедет. — Я уже говорил тебе, — отзывается тот, видя, что Кастиэль кажется вполне серьезным. Может, забыл? Замотался со своей работой? — Серьезно? Не припомню такого, — пожимает плечами Кас и расстегивает манжеты рубашки. — Ну, так он приедет? Дин молчит где-то с полминуты. — У меня что-то голова болит, — жалуется он и почти не лукавит: в висках и правда чуть ноет. Кас кивает, и они вновь отправляются в гостиную. Дин слушает, как Кас говорит о Майкле, компании, Дне Благодарения и Габриэле — все это он уже говорил вчера и позавчера — и от этого боль в голове усиливается. Дин не решается сесть на диван, потирая виски и жмурясь. Кастиэль обеспокоенно смотрит на него, но Дину становится только хуже. — Ты в порядке? Иди сюда. Он хлопает себя по коленям, и Дин послушно садится. Кас проводит рукой по его волосам и, притянув к себе за шею, медленно целует, сначала без языка, потом проводя им по нижней губе. Дин отвечает, несмотря на боль, и руки Каса ползут ниже, к его бедрам, сжимая и поглаживая их. Они начинают чуть раскачиваться, Дин старается отвечать на поцелуй; перед его закрытыми глазами мелькают непонятные догадки, словно стая ворон. Наверное, Дин просто устал. Ничего не произошло, просто в их жизни не хватает разнообразия. Сегодня-то Кас точно не будет смотреть «Тайное окно»? И, конечно, никакой чертов доставщик еды не приходит так быстро, как тот, что был вчера! Разумеется, потребуется время, чтобы их кто-то отвлек. Кастиэль расстегивает его ремень, громыхая бляшкой, когда в дверь звонят. Дин подскакивает и падает на пол, широко распахнутыми глазами смотря на дверной проем, откуда виднеется входная дверь. — Эй, ты в норме? Что с тобой творится, Дин? Ты бледный, — Кас тут же помогает ему подняться, и Дин садится на диван. Он всматривается во входную дверь, наблюдает, как Кас берет двадцать восемь баксов из кармана плаща и расплачивается с доставщиком, которого не видно за его спиной. Дин пытается всмотреться в него, но не получается. Дверь закрывается. — Что насчет карри? В комнату входит Кас. Дин, тяжело дыша, еще сидит на диване. Он жмурится и потирает глаза. Он просто устал. Нужно отдохнуть. — Я наверное пойду посплю, — говорит он, вскакивая на ноги. Кас все еще выглядит встревоженным. — Уверен? Я собирался включить тот фильм, который ты хотел посмотреть, кажется, «Тайное окно»? Дин громко сглатывает, чувствуя, как коленки трясутся. — Я лучше пойду, — повторяет он. Кас хмурится, но кивает. — Ладно. Если что, обязательно позови, — Дин быстро поднимается по лестнице, надеясь скрыться в спальне. — И, да, детка, посмотри, пожалуйста, мою машину, она что-то сдает в последнее время, — успевает бросить Кас, прежде чем Дин преодолевает последнюю ступеньку. Дин оглядывается назад, смотря на Каса, держащего пакет с заказом в руках, но ничего не говорит. Только кивает поспешно и, зайдя-забежав в их комнату, прячется под одеялом. 1.3 Наутро Дин впервые за долгое время просыпается раньше Каса. Он не встает, просто смотрит на часы, отмечая, что сейчас лишь 5:45, а Кас обычно поднимается где-то в 5:50. Поэтому он ждет, тщетно стараясь справиться со странной кашей в голове, которой прежде не было. Хочется закричать, что что-то не так, что-то иначе, но Дин просто молча лежит, дожидаясь, когда же Кас встанет — чтобы наконец провести свое маленькое расследование. Думать ни о чем не хочется, это как-то слишком сложно прямо сейчас. Дин смотрит в окно, за которым белеет туман. Он время от времени переводит взгляд на часы — 5:46, 5:47, 5:48 — и тихо ждет, когда Кастиэль поднимется. В голове мелькают какие-то мысли. Все в порядке, просто нужно немного отдохнуть, тогда мир вернется на круги своя. Кас поднимается ровно в 5:50. Дин делает вид, что спит, выравнивает свое дыхание; приоткрыв один глаз, он наблюдает, как Кастиэль садится на кровати, потягивается, встает, выключает будильник, поставленный на 6:00, идет в ванную комнату, включает там свет, так, что на пару секунд тонкий лучик просачивается в спальню, и закрывает дверь с тихим щелчком; включает кран, берет зубную щетку и пасту, чистит зубы и умывается. Дин молча слушает, надеясь хоть за что-то зацепиться, что-то, чего не было вчера — может, Кас примет душ? — но ничего не происходит, все как и прошлым утром. Он выходит спустя минут десять, неспешно одевается (неизменная тройка, черные брюки и пиджак, белая рубашка и синий галстук) и уходит из спальни. Дин считает его шаги по ступенькам — раз, два, три, четыре — и жмурится, незаметно даже для себя шепча: «Только не Вера Линн, только не Вера Линн, только не Вера Линн, пожалуйста, включи гребанного Армстронга», и сердце его на мгновение замирает, когда он слышит первые аккорды “Auf Wiederseh’n Sweetheart”. Только не Линн, пожалуйста, боже. — Дин, вставай, — кричит Кас, поднимаясь по лестнице. Дин сбрасывает одеяло и резко садится. — Доброе утро. Дин кивает и поднимается, молча ища джинсы и футболку. Кас с одобрительной улыбкой заправляет кровать — еще одна маленькая работенка, которую Дин обычно с радостью на него спихивает — а Дин чувствует непривычный холод по всему телу. Это не утренняя прохлада, а мороз, будто бы ветер ворвался, но все окна закрыты. Дин нервно улыбается Касу в ответ и прячется в ванной. — Все в порядке, все в порядке, все в порядке, — твердит он, умываясь. — Все хорошо. Просто немного устал. За столом они снова сидят с омлетом, помидором и беконом. В кружках — кофе. Галстук Каса набекрень. Вера Линн и Луи Армстронг сменяют друг друга. Дин сидит, словно на иголках, крутя вилку в руках. — Ты сегодня какой-то бледный, все хорошо? — хмурится Кас. — Все здорово, — справляется с ноющей головной болью Дин. Потом они молчат, слушая магнитофон, от которого Дина воротит. Кас пожимает плечами и погружается в какие-то свои раздумья. Дин исподтишка следит за каждым его движением, непроизвольно воспроизводя в памяти вчерашнее утро. Вот Кас поднимается, кладет пустую тарелку и чашку в раковину, надевает пиджак, наклоняется к Дину за поцелуем, а Дин, ответив, машинально перевязывает его галстук. — Я люблю тебя, — кричит Кас из прихожей, и Дин кивает, мол, да, я тебя тоже. На работу он уже не собирается — сидит в гостиной, ждет звонка. Если все в порядке, телефон просто помолчит, а Дин опоздает на работу. Но он постоянно вспоминает последние дни и непроизвольно теребит край рубашки, нервно ерзая. Все в норме, твердит он себе, все хорошо, просто чуть-чуть устал. И когда Дин уже идет к дверям, чтобы плюнуть на эту глупость и выйти из дома, словно выстрел, его останавливает звонок. Дин оборачивается и долго смотрит на белый домашний телефон, глядя, как тот надрывается. В горле будто стоит ком, но Дин тем не менее послушно идет в гостиную и поднимает трубку. — Утро, сынок. Сегодня у нас кое-какие неполадки в конторе, так что придется взять внеплановый выходной, идет? — как ни в чем не бывало говорит Бобби, и Дин чувствует, как во рту сушит. — Бобби? — тихо бормочет он. — Слушай, либо ты сейчас все мне объясняешь, либо я точно надеру пару задниц! — Ты о чем, парень? — хмуро интересуется тот. — Да не сюда, идиот! В другую сторону тащи! — кричит Бобби кому-то. — Ну так ты все понял? Я позвоню завтра. — Бобби, стой, Бобби! — но это Дин кричит уже гудкам. Он сидит какое-то время неподвижно, пялится на телефонную трубку. Пульт под диваном. Дин достает его дрожащей рукой, зная, что он там. По телевизору «Топ Гир», выпуск, который он уже может цитировать. Кас звонит где-то через полчаса. Они болтают ни о чем, но Дин больше находится в прострации, пытаясь понять, что не так и что с этим делать. В одиннадцать он идет к Импале и смотрит на нее — опять все выглядит запущенным и одиноким — но больше не поднимает капот. По радио — та же самая передача, от которой Дина уже воротит. Он спускается в подвал, видит полупустую корзину грязного белья и старой футболки с AC/DC там предсказуемо нет. Она наверху, в шкафу, Дин просто не представляет, как она туда опять попала. Где-то часа в два дня, обнаружив, что по телевизору крутят один-единственный выпуск «Топ Гир», Дин все равно идет в гараж и вновь чинит Импалу. В пять приходит Кас, и Дин уже знает, что он подойдет сзади, поцелует в шею и скажет «Здравствуй, Дин». — Майкл сегодня отпустил пораньше, — говорит Кас то, что Дин и так знает, когда они идут на кухню. Кас впереди, поэтому не видит, как Дин подходит к двери и, открыв ее, выкидывает футболку в туман. Пошла она. Как и вся эта непонятная путаница. К черту! — Дин? — кричит Кас с кухни. Дин зачарованно смотрит на непроглядную сизую стену. Что, если попробовать уйти? Посмотреть, что там? — Что ты делаешь? Он оборачивается, слыша, что голос Каса совсем рядом. Тот подходит к двери и насильно ее закрывает. — А? — тихо переспрашивает Дин. — Там холодно. Ты простудишься. Идем, — Кас кивает на кухню, и Дин послушно плетется туда. — Что-то я не чувствую запаха твоего кулинарного шедевра. — Ничего не готово, — отрешенно говорит Дин. — Как ты смотришь на еду из ресторана? — он берет в руки телефон и набирает номер. — Нет! — Дин бросается к нему и вырывает трубку из рук. Кас непонимающе хмурится. — Я сам, хорошо? Что насчет китайской еды? — Как скажешь, — пожимает плечами Кас, но все равно выглядит настороженным. Дин набирает несколько известных ему номеров, но повсюду тишина, будто их и не существует вовсе. Спустя минут пять он, не достигнув успеха, кладет телефон на столешницу и сам опускается на стул, с ужасом понимая, что ни один из кафе и ресторанов не отвечает. — Дин? Может, я сам? — Кас поднимает трубку, нажимает кнопки и — Дин наперед произносит эти слова у себя в голове — диктует ответившему дружелюбному голосу: — Можно две порции карри с курицей и овощной салат? Да, спасибо. Он еще говорит что-то, но Дин не слышит. Ему становится плохо, голова болит, в горле застрял ком. — Дин? — он пробуждается только когда Кас легонько толкает его в плечо. — Ты слышал? Я спросил, что там со Днем благодарения. Дин чувствует тошноту, влагу в глазах и, скомкано бросив «Мне нехорошо, пойду отлежусь», вновь прячется в своей комнате. Кас кричит вдогонку о «Тайном окне» и просьбе глянуть БМВ, однако Дин не слышит. * * * Он никуда не собирается. Проводив Каса — все как и вчера, сегодня он опять встал пораньше — он сидит и ждет звонка. В 6:40 Бобби говорит ему, что «Сегодня у нас кое-какие неполадки в конторе, так что придется взять внеплановый выходной, идет?», а потом орет на рабочих и бросает трубку. Дин поднимает пульт из-под дивана и цитирует «Топ Гир» в один голос с ведущими. Каждую рекламу он знает наизусть. Старая футболка, которую он вчера выкинул на улицу, — чистая и в шкафу. Дин ощущает колючий страх, беря ее в руки, но пытается с ним бороться. Импала по-прежнему кажется заброшенной. Он проверяет радиоприемник — опять этот голос — и раздраженно выключает его. Подняв капот, Дин проводит с машиной, делая все то же, что и вчера, целый день до пяти, когда опять приходит Кас, опять неслышно подкрадывается сзади, целует, говорит, что не чувствует запаха еды, заказывает карри с курицей и овощной салат, спрашивает о Дне благодарения, что-то про Майкла, Габриэля и Сэма, а когда они снова целуются на диване, приходит доставщик. После Кас включает «Тайное окно», уверенный, что Дин давно мечтал его посмотреть. — И, да, детка, посмотри, пожалуйста, мою машину, она что-то сдает в последнее время, — перед началом фильма просит Кас. — Я уже смотрел, — безразлично отзывается Дин, копаясь вилкой в своей коробочке. — Прости? – Я уже смотрел твою гребанную машину, — рычит он, — смотрел, ясно! — Дин, ты в порядке? — Я в порядке, просто я смотрел уже твою машину! — он бросает коробочку, и карри растекается по ковру. — Я смотрел! И этот сраный фильм я тоже уже видел! Видел, блять! Неужели ты не понимаешь?! — Дин, да что с тобой такое?! Дин не отвечает, а просто убегает вверх по лестнице, надеясь поскорее уснуть. * * * Он не берет трубку, просто никуда не идет, зная, что мастерская закрыта. Импала стоит без внимания. Дин валяется на диване, слушая тиканье часов до боли в ушах, пока в пять не заявляется Кас и приветствует его привычным «Здравствуй, Дин». — Я думал, ты будешь работать в гараже, — комментирует он, — ты давно хотел уделить Импале хоть чуть-чуть свободного времени. Она уже застоялась вся. — Ага, — безразлично кивает Дин. — Майкл... — начинает Кас, но Дин обрывает: — Отпустил тебя пораньше, я в курсе. В голосе — раздражение и страх одновременно. Все это было вчера. Все от начала и до конца. Некоторые фразы меняются местами, но по смыслу они абсолютно идентичны вчерашним. Словно у Каса амнезия, и он просто не помнит, что было прошлым вечером. — Что-то я не чувствую запаха твоего кулинарного шедевра, — шепчет Дин себе под нос, апатично глядя в потолок. — Что-то я не чувствую запаха твоего кулинарного шедевра, — раздается с кухни, где Кас уже в который раз за последние несколько дней открывает холодильник и наливает себе молоко. Дин кое-что подметил: Кас пьет молоко каждый день, а бутыль всегда полная, а ее наполнитель — свежий. И да, его футболка вновь была чистая и в шкафу — он специально проверял утром. — Что насчет еды из ресторана? — интересуется Кас. Дин пожимает плечами. — Мы вчера ее ели, — говорит он, поднявшись с дивана и пройдя в кухню. Он стоит недалеко от Каса, оперевшись о дверной косяк. — Ты просто не помнишь. — Ты о чем? — Мы ели карри с курицей вчера, — повторяет Дин устало. — А ты все забыл. — Не говори глупостей, — фырчет Кас и набирает номер ресторанчика. Заказав «две порции карри с курицей и овощной салат, пожалуйста», он кладет трубку и некоторое время смотрит на Дина. — Ну, что там с Днем благодарения? — О боже... — он запрокидывает голову, тихо стукаясь головой о косяк. Только не это. Только не День благодарения, не «Тайное окно», не БМВ... Они перемещаются в гостиную довольно быстро, и Дин по-прежнему меланхоличный и вялый, поэтому — Да что с тобой? — в конце концов говорит Кас. — Ты должен рассказать мне, — требует он, когда они сидят на диване в гостиной. Дин — у него на коленях, как и всегда. — Ты сегодня какой-то странный, раньше такого не было. Что с тобой? — Кас, я... — Дин теряется и молча смотрит ему в глаза. Ему страшно. Он не понимает, что происходит, почему все вдруг стало похоже на «День сурка»? Почему все как будто замерло, почему все похоже на сломанную пленку, прокручивающую один эпизод по шесть раз? — Все так странно, — он проводит рукой по лицу. Кас легко улыбается и тянется к нему за поцелуем. — Ты просто устал, — говорит он, в пяти дюймах от его лица. — Нет, тут другое, — протестует Дин, упирая руку ему в грудь. — Все повторяется. Как в фильме, — он закрывает глаза с тихим вздохом. Не вздохом усталости, а вздохом человека, который напуган. — Не знаю, о чем ты, — только и отвечает Кас после недолгой паузы. Дин издает горький смешок. Ну, конечно. Как ты можешь знать? — Я сейчас. — Он поднимается и забирает заказ из рук неизвестного доставщика. А затем карри с курицей, «Тайное окно» и «И, да, детка, посмотри, пожалуйста, мою машину, она что-то сдает в последнее время». 1.4 Дин перестает различать дни. Прошло, может, еще два или три совершенно одинаковых дня, вечная среда, или четверг, или пятница. Он не выбирается из кровати и лежит под одеялом, будто бы спрятавшись. Комната похожа на клетку, а он — мышь, которой кто-то любуется. Часы тикают, как метроном — тик-так-тик-так — и это вгоняет Дина в бесконечную серую дремоту, из который выхода он не находит. Кас — не Кас. Настоящий Кас понял бы, что с ним что-то не то, но этому все равно. Этот просто обнимает его вечером, гладит по голове и твердит, что все наладится, что нужно отдохнуть и всего-то, а наутро уже снова обо всем забывает. В пять он заглядывает к Дину в комнату и находит его съежившимся на кровати. Он садится на краешек постели и прикладывает руку к горячему лбу Дина; Дин отодвигается, стараясь быть как можно дальше. Это не его Кас, это какой-то чужак. — Дин, что с тобой, ты заболел? — обеспокоенно интересуется Не-Кас, но Дин молчит. — Майкл сегодня отпустил меня пораньше, так что можем посмотреть тот фильм с Джонни Деппом, который ты хотел. Что скажешь? — Ты не Кас, — бесцветным голосом отзывается Дин из-за барьера-одеяла. — Ты не мой Кас. Его Кас где-то в другом месте, и что, если Дин никогда его не найдет? От этого у него мурашки по спине бегут, и он съеживается сильнее. — Ты о чем? — со смешком переспрашивает чужак. — Ты шутишь, да? Дин, что с тобой такое? Я что-то сделал не так? Ты злишься? Ты сегодня не ответил мне на звонок. — Иди ты к черту, — Дин отворачивается от него. Ну да, делай вид, что тебе не все равно, сукин сын, думает Дин, делай вид, что ты настоящий, я все равно не поверю. — Нет, я хочу, чтобы мы поговорили, — протестует Не-Кас, хватая Дина за плечо. — Я имею право знать, почему ты в таком состоянии. — Отвали от меня, понял? — рычит Дин в свою защиту, отпихивая его руку подальше. Злость вперемешку с отчаянием закипает внутри него, бурлит, словно лава. — Не подходи ко мне! — Какого черта? — хмурится Кас, но Дин не отвечает. Он выпрыгивает из кровати и бежит вниз. Дверь, думает он. Внизу есть дверь. Если попробовать убежать отсюда, может что-нибудь получится. Может, есть какой-то выход? Дин распахивает дверь и выпрыгивает на крыльцо босиком. Он слышит быстрые шаги Каса следом, но не собирается оборачиваться. Это не его Кас, это кто-то совсем, совсем другой. Чужак, решивший занять его место. Дин прорывается сквозь густой туман. На расстоянии собственной вытянутой руки ничего не видно. Небо темное и хмурое, а разглядеть другие дома на улице Дину никак не удается. Он бежит что есть сил, слыша где-то позади себя крики Не-Каса. Он не собирается возвращаться в этот сумасшедший дом, он больше не может чинить Импалу, не может смотреть проклятое «Тайное окно», будь оно неладно. Он уже способен цитировать «Топ Гир» и каждую рекламу, на которую она прерывается! Дин бежит, пока в ногах не ломит от усталости. Останавливается, чтобы отдышаться, и видит неподалеку — там, впереди — свет, едва видимый огонек фонаря, пробивающийся сквозь плотную стену белизны. Дин находит в себе силы и выгибается, рысцой бежит на свет, словно мотылек. Дом с тем придурком, выглядящим, как Кас, остался позади, и теперь нужно найти настоящего Каса. — Вот и ты, — констатирует взволнованный голос. Дин вздрагивает, с ужасом пялясь на Кастиэля, стоявшего на крыльце, там, откуда Дин сам только что убежал. — Пойдем в дом, Дин. Довольно глупостей. — Нет... — бормочет Дин и вновь убегает в другую сторону. Не может быть такого. Он нигде не сворачивал, нигде не путался. Он бежал ровнехонько прямо! Такого не может быть! — Это невозможно, — в страхе оглядывается он, глядя, как огонек медленно растворяется темноте и тумане. Он бежит, словно ненормальный, постоянно пытаясь ускориться. — Дин, иди в дом! — строже говорит Кас, когда Дин вновь прибегает к дому. К месту, откуда он только что пытался скрыться. Дыхание сбито, грудная клетка ноет, ноги трясутся. По вискам стекают струйки пота. Дин падает на колени в замешательстве, отчаянии и усталости. И страхе. Конечно, страхе. — Все хорошо, ладно? Иди ко мне. Кастиэль помогает ему подняться, заботливо отряхивает и ведет в ненавистный, проклятый дом, это место — словно свеча, светящаяся во мраке. Дин, бледный и выдохшийся, заходит в дом и сразу же поднимается по ступенькам — нужно скрыться от этого Не-Каса, от этого монстра, надевшего его шкуру. — Все в порядке, да? — Кас прижимает его к себе, но Дин хочет вырваться. Ты не мой Кас, думает он, ты не он. — Я сейчас закажу еду из ресторана и мы посидим, посмотрим фильм, договорились? Все хорошо, детка, все в порядке. Обещаю, все будет хорошо. Тихо, тихо. Дин ждет, пока Не-Кас его отпустит, а затем уходит на верхний этаж, даже не слушая, что там говорит этот придурок. Отсюда нет выхода. Он в Аду. * * * Наутро все по-другому. Дин не просыпается от шагов Каса и мелодии, льющейся из магнитофона. Он встает и видит, что часы показывают 10:30, а Кастиэль еще лежит рядом, закинув одну руку себе на грудь. В окно пробивается белесые дневные лучи, но из-за туч и тумана они превращаются в жалкое подобие света. Поначалу Дин пугается. Все не так, как раньше, прежде такого не бывало. Прежде все утра, все дни и вечера нельзя было отличить друг от друга, но сейчас... Он сверяется с часами — точно, 10:30. А потом Кас не уходит на работу — он говорит, что сегодня суббота. — Ты хочешь, чтобы я еще и по субботам работал? — раздраженно уточняет он у ошарашенного Дина, когда они стоят на кухне. Кас выглядит раздраженным весь день, и каждое его слово будто вытянуто из него, будто он совсем не хочет говорить. Дин наблюдает за ним исподтишка весь день, однако ни единой схожести с предыдущим Касом он не находит и пытается понять, чем вызваны перемены. Весь день они практически не говорят друг с другом; Кастиэль сидит за ноутбуком, на его носу балансируют очки в тонкой черной оправе, и Кас время от времени хмурится, сверяясь с какими-то документами. Когда глаза устают, он закрывает крышку компьютера и снимает очки, а Дин прячет взгляд. Этот Кас конфликтный, и он Дину не нравится. Открыв выдвижной шкафчик стола, Кастиэль выуживает оттуда полупустую пачку сигарет и закуривает одну. — Ты же не куришь, — успевает сказать Дин, прежде чем Кас снова надевает очки и возвращается к работе. — Я всегда курю, — меланхолично отзывается он. — Правда? — Что за глупые вопросы, Дин? — морщится Кас, снова вливаясь в ноутбук. — Не докучай, умоляю. Я терпеть не могу, когда мне мешают работать. Дин молчит. И правда, думает он, не очень-то и хотелось. Импала выглядит совсем запущенной, когда Дин спускается в гараж, будто к ней не подходили уже очень и очень давно. Окна запылились, а насыщенно-черный цвет потух под слоем грязи. Пока отмывает машину и копается у нее в капоте, Дин думает, что тот, вчерашний Кас был лучше. Конечно, Дин предпочел бы своего Каса, но, кажется, тот где-то далеко, и от этого становится так страшно, грустно и одиноко, что даже голова болит. Он должен вытерпеть все это, он должен показать, что способен, может, тогда сможет вырваться отсюда? Но отсюда — это откуда? Неизвестность пугает еще сильнее. И где же Кас? Дин понимает, что наступил вечер, только когда на кухне Другой Кас начинает греметь посудой. Со времен обеда они ничего не готовили, так что в холодильнике пусто. Дин поднимается в дом, вытирает руки о белую футболку и кидает ее в корзину грязного белья. — Нужно заказать что-нибудь из доставки, — флегматично говорит Кас, сидя за столом. Его глаза такие холодные, что по одному взгляду в них Дин может понять, как плоха эта жалкая пародия на человека, которого он любит. — Какую пиццу ты будешь? Дин ужасно хочет пиццу, но говорит апатично: любую; уже неизвестно сколько он ест только проклятый карри с курицей, так что пицца звучит прекрасно. Он вспоминает, как ел пиццу со своим Касом: обычно они заказывали на одну половину гавайскую, а на другую — мясную, и делились друг с другом кусками. Они включали какой-нибудь сериал типа «Доктора Кто» или «Шерлока», эти новомодные английские штучки, которые Касу нравились, и сидели близко-близко. Дин точно знает, что это настоящие воспоминания, что это было. Любовь его настолько реальна, что он почти способен коснуться ее — и такое нельзя придумать. Он не мог придумать своего Каса, как и не мог придумать Сэма, или маму с папой, или Чарли, или Кевина, или Бобби, или Джо с Эллен. И без них тут так тоскливо и одиноко, что Дина трясет, и хочется просто лечь в постель, под одеяло, чтобы ничего вокруг не видеть. — Дин? — раздраженно зовет его Другой Кас, и он поднимает голову. — Чего? — Я спросил, будешь ли ты пиво, — повторяет тот. — Разумеется, — а про себя добавляет что-то вроде «если бы ты был реальным, ты бы знал, что о пиве меня и спрашивать не надо», но Кас этого не слышит. — А как же карри с курицей? — Ненавижу карри с курицей, — холодно сообщает Кас и смотрит на него, как на сумасшедшего. — Ты знаешь. Дин пожимает плечами. Пока они ждут заказ, Кас предсказуемо сидит за ноутбуком. Дин листает каналы, но ничего нормального не находит. Тут да там мелькают старые черно-белые фильмы, но у Дина нет никакого желания их смотреть. Когда раздается звонок в дверь, Дин почти не удивляется быстроте доставщика. Он по-прежнему тыкает на кнопку пульта. Кас и не думает подниматься из-за стола. Когда раздается еще один раскат звона, тот отвлекается. — Дин, какого черта ты сидишь? Иди и открой, — говорит он, не отводя взгляда от экрана ноутбука. Дин удивленно таращится на него. — Я? — Блять, ну не я же! Господи, иди уже. Дин смотрит на входную дверь, словно у той выросли две головы, и несмело поднимается. Кас снова уплыл в глубины своей работы, так что Дин буквально один в доме. Он медленно подходит к двери, из-за которой вновь раздается звонок. — Пицца! — кричит незнакомый голос по ту сторону. Дин проталкивает ком в горле и осторожно берется за ручку. На пороге стоит молодой светловолосый парень в красном костюмчике и с квадратной сумкой в руках. — Сэр, вы заказывали пиццу? — дружелюбно интересуется тот. Дин, настороженно глядя ему в лицо, кивает. Он весь напрягся — так, что, кажется, сейчас лопнет. Парень расстегивает сумку и достает белую квадратную коробку, на которой, под мультяшным изображением, написано «Крошка-Картошка». Дин нервно роется в заднем кармане джинсов и находит двадцатку. Протянув купюру парню, он почти забирает коробку, однако тот ее удерживает. — Как давно ты не спишь, Дин? — интересуется он тем же дружелюбным голосом. Дин ошарашено смотрит на него. — Чего? — Как давно ты не спишь, — терпеливо повторяет паренек из «Крошки-Картошки», глядя на Дина из-под козырька кепки. — Где-то... где-то полторы недели, — отвечает Дин, но все еще выглядит потерянным и удивленным. Паренек улыбается и кивает. — Ха, — говорит он. — Не суйся в это, Дин. Твоя обязанность — спать. Дин смотрит прямо в блестящие из-под козырька глаза. — Где я? — Не там, где бы тебе хотелось быть, по-видимому, — расплывчато отвечает доставщик, и Дину этот ответ совершенно не нравится. — Где Кас? — пробует он. — Ты его не найдешь, — весело говорит паренек. — Не суйся в это, — повторяет он, чуть наклонившись, будто хочет рассказать секрет. — Лимб страшнее смерти, когда о нем знаешь. Они еще какое-то время смотрят друг другу в глаза, а затем мальчик передает ему пиццу и выпрямляется. — Приятного аппетита! — рапортует парень и уходит, растворяясь в тумане. Когда Дин возвращается, ноутбука как не бывало, а Кас сидит на диване. На экране телевизора — заставка «Тайного окна». — Вот ты где,— ласково улыбается ему Кас, обернувшись, и Дин понимает, что это — вчерашний Кас. — Давай быстрей, Дин. Дин, словно в прострации, садится на диван, а Кас забирает у него коробку. — Ты в порядке? — Он не в порядке. Ему страшно. Тем не менее, Дин не говорит этого, только кивает самому себе. — И, да, детка, посмотри, пожалуйста, мою машину, она что-то сдает в последнее время. * * * Дни тянутся, и Дин их больше не считает. Кас ходит на работу, слушает свой магнитофон, приходит в пять, говорит, что Майкл отпустил его пораньше, потом заказывает карри и курицу из ресторанчика на соседней улице, спрашивает про День Благодарения, а затем они смотрят «Тайное окно», которое Дин уже может с легкостью цитировать, после чего Кас просит посмотреть его машину, а то в последнее время она что-то сдает. Дин уже не надеется вырваться. Парень из «Крошки-Картошки» не возвращается, туман не рассеивается, и Дин уже не помнит, сколько дней прошло с тех пор, как он «проснулся». А сколько прошло, пока он «спал»? Он думает только о том, что Кас где-то есть, только не здесь, и если постараться, можно его отыскать. Выходить на улицу не вариант — придет тот чувак в красной кепке, а Кас снова будет Другим Касом, нервным, ледяным и раздражительным — и это ничего не даст. Дин думает, улицы просто не существует; то, что он видит за окном, лишь иллюзия. Он убегает из дома, а затем в него же и возвращается, в какую бы сторону ни пошел. Это комната, из которой нет выхода — дверь вроде бы и на месте, вот только она никуда не ведет. Она замурована толстой стеной кирпича, не позволяющей сбежать. И приходится терпеть звонки Бобби, грязную Импалу, карри с курицей и «Тайное окно». Кас похож на овощ; когда Дин меланхолично сидит на диване перед телевизором с заставкой «Columbia Pictures», тот его успокаивает, мягко обнимает за плечи и целует в висок, и Дину даже кажется, что он все понимает, но затем возвращается ощущение галлюцинации, и наваждение пропадает. Это не он, твердит Дин, это не Кас, но иногда очень хочется об этом не думать. Настоящий Кас чудаковатый, но добрый и тихий, и если Дину делалось плохо, он чувствовал это на какой-то своей волне. Он любит читать супер умные книги, от которых Дина буквально воротит, а еще сочетает сладкое с соленым — типа гавайской пиццы или мяса с фруктами. Дин уверен, что он такой один, и это не позволяет ему усомниться в собственных выводах касательно места, куда он попал, и человека, который находится рядом с ним. Временами кажется, что все — сон, и Дин лишь лунатик, ушедший в хмурый туманный лес из своей кровати. Сон медленно перевоплотился в кошмар — вот и все. Во всяком случае, это единственное объяснение, которым Дин располагает. Порой мелькают какие-то мысли о параллельной реальности, но они столь смехотворны и маловероятны, что и обдумывать их нет никакого смысла. Паренек из «Крошки-Картошки» велел спать, сказал, что это — единственная обязанность Дина, но теперь, когда он уже проснулся, как он снова может погрязнуть в забвении? 1.5 Дин смотрится в зеркало — усталый вид, кожа побледнела — и старается отыскать в своих глазах ответы на вопросы, но их там нет. Дверь в ванную наглухо заперта, а за нею только пустота и говорящий внизу, в гостиной, телевизор. Кас ушел на работу сорок минут назад и вернется в пять вечера, как и обычно. Дин любуется в отражении на то, как его рука вяло сжимает «Магнум» 44-ого калибра, обнаруженный им пять одинаковых дней назад внизу, в подвале, в захудалом шкафчике, спрятанном в тени. Он стоял неподалеку от двух грязно-белых стиральных машинок. Дин полез исследовать дом, натыкаясь, в общем-то, на все то же, что и было там в его старой жизни, вот только «Магнум» он видит впервые. В зеркале револьвер отливает серебристыми бликами, изящный и идеально начищенный, и Дин не может отвести от него глаз. Он думает, это выход. Мысль яркой вспышкой света мелькнула в голове несколько дней назад, почти сразу, как «Магнум» показался ему, но все последние дни Дин яростно ее игнорирует. Он делает вид, словно этой мысли не существует, однако знает, что пытается обмануть сам себя — а это дело кропотливое и очень муторное. Его жизнь теперь похожа на комедию: Кастиэль каждый раз «какбудтобы» обеспокоенно интересуется, что же с Дином не так и почему сегодня он столь молчалив, однако на следующий день начисто обо всем забывает и спрашивает заново. Дин теперь просыпается до будильника и тупо пялится в выбеленный потолок, нависающий над ним, и ждет, пока Кас не начнет будить его в мастерскую, в которую Дину все равно не нужно. Поэтому «Магнум» будто бы шепчет ему, что нужно делать, приятно тяжелит руку своим неприступным холодом. Почему-то вспоминается студенческая жизнь Дина и Каса, то время, когда они только-только начинали строить отношения; в молодости это называют «встречаться». Они встречались в барах, в кино, куда Кас мог достать билеты бесплатно, так как на кассе сидела девушка, которая была безумно в него влюблена — вроде бы ее звали Ханна — и хоть она не очень хорошо относилась к Дину, все же всеми силами пыталась вести себя с ним дружелюбно, чтобы не приведи господь Кас на нее не разобиделся. Кастиэль наивно полагал — Дину до сих пор смешно — что Ханна делает столь милые подарки из чисто приятельских побуждений (они учились на одном факультете, а еще в нее был влюблен парень по имени Зик, с которым Кас однажды дружил), но любому идиоту как божий день было ясно, что это не так. Когда Дин и Кас приходили в кинотеатр (там еще был прикольный зал со старыми игровыми автоматами), Ханна хлопала глазками и в «чисто приятельской» улыбке скалила зубы, что Дину не понравилось почти моментально. Со временем они стали реже ходить в кино и больше времени посвещать общению (хоть за теми же игровыми автоматами), но на некоторые фильмы Дин все же Каса таскал. Это было время, наполненное непредсказуемостью и чем-то сладко-хорошим. Дин приходил к Касу в квартиру, где он жил с братом (но брат уехал в Нью-Йорк еще в первые дни обучения Каса в колледже), и они иногда курили травку, а потом читали какую-нибудь заумную философскую поэзию и хохотали до слез. После «заумной философской поэзии» Кас почти кидался на Дина и, силой раздвинув ему ноги, превращал «заумную философскую поэзию» в «секс под травкой». Накурившись, он делался более раскрепощенным и позволял себе практически все, а Дин... Дин был просто Дином, только смеялся, как идиот. Дин смотрится в зеркало, не моргая. «Магнум» — во рту, тяжестью насел на язык. Со слюной смешивается кислый металлический привкус. Выстрелить легко, тяжело смириться со страхом узнать, что будет потом. Когда Дин стреляет, у него в ушах почему-то играет Queen: I want to break free! И эхо: free... free... free... free...