Венец для Героя.

К своему удивлению аристократ так увлекся отвлечением любимого от ненужных мыслей и порывов, что с некоторых пор они бóльшую часть времени проводили в постели. Судя по реакции гриффиндорца, метод оказался хорóш и встретил горячее одобрение с его стороны. Дело было даже не в том, что Люциусу нравилось доводить начатое дело до логического конца, а скорее в том, что он обожал целовать эти теплые, мягкие губы, гладить, пропуская через пальцы густые, шелковистые волосы и ласкать это прекрасное, почти совершенное тело Национального Героя. Видеть, как млеет и плавится, словно мороженое под солнечными лучами, под его прикосновениями тело Гарри, становится прерывистым и тяжелым дыхание, и загорается страсть в этих зеленых глазах, было так упоительно и приятно, что иногда Люциус думал, что согласен провести так всю оставшуюся жизнь. Но, как известно, ни что не длится вечно. В один из дней, образно выражаясь, наконец, грянул гром. С самого утра у гриффиндорца было ужасное настроение. Оно было под стать его самочувствию. Юноше казалось, что он накануне слишком уж увлекся клубникой со сливками, которыми столь коварно соблазнил его аристократ. Вообще надо сказать, что Люциус увлеченно баловал Национального Героя, словно пытаясь вознаградить его за длительное одиночество и совсем не радужное детство. Он возил его в знаменитые музеи и рестораны, гулял с ним по Парижу и катал в Венеции на гондолах. Рядом с Малфоем Гарри увидел и узнал столько, сколько не видел за всю свою жизнь. Серджио Меризи да Караваджо – далекий потомок знаменитого художника, написал портрет Национального Героя и пришедший в восторг аристократ повесил его в собственной спальне. Так что теперь, когда они уединялись, Поттер иногда ловил донельзя довольный взгляд своего нарисованного «я». Так вот этим утром гриффиндорец проснулся с отчетливым чувством что его слегка подташнивает и жизнь далеко не столь приятна, как ему бы того хотелось. Посетовав на собственную несдержанность и умение Люциуса убеждать и соблазнять, Гарри поднялся и отправился вниз – поприсутствовать на завтраке, посидеть рядом с хозяином дома и выпить чашечку чудесного кофе, который так умело варили в Мэноре. Он понадеялся, что это безотказное средство поможет ему преодолеть неприятное впечатление от начавшегося дня. Сидя за столом и с наслаждением потягивая исходивший паром напиток в тонкой фарфоровой чашечке, юноша только стал успокаиваться и расслабляться, как вдруг в открытое окно влетела серая сова и уронила письмо с министерской печатью ему на колени. Не ожидая ответа, она быстро покинула помещение тем же способом, которым попала в него, а Национальный Герой взял в руки конверт с эмблемой Аврората. Из послания Поттер узнал, что его сегодня, в два часа пополудни, ожидают в кабинете Главного аврора в Министерстве. Какое-то нехорошее предчувствие возникло у него. Гарри уже собирался было попросить Малфоя сопровождать его на эту встречу, но так и не осмелился это сделать. Если подумать, то Люциус и так слишком много сделал для него. Все это время он заботился о гриффиндорце, вытаскивал его из неприятностей, пытался помочь во всем, чем только мог, и взваливать на него очередные проблемы юноше казалось непорядочным. Кто они с Люциусом друг для друга? Что между ними было? Просто случайный секс? Но это ведь совсем не повод для того, чтобы сваливать свои проблемы на голову аристократа. Они ведь даже не обсуждали вопрос дальнейшего развития этих отношений, а значит просить о чем-то Малфоя Гарри не в праве. Так думал гриффиндорец, уставившись невидящим взглядом в полученное письмо. - И что там тебе написали? – неожиданно услышал он бархатистый голос мужчины, занимавшего в этот момент все его мысли. Поттер вздрогнул и поднял на него глаза, на лице хозяина дома ясно читался искренний интерес. - Шеклболт приглашает меня сегодня в два часа пополудни в Министерство, в свой кабинет. Пишет, что, наконец, принял решение и собирается мне его огласить, - с трудом выговорил он и замолчал, не зная стóит ли озвучивать свою просьбу аристократу пойти с ним. Однако Люциус не стал ждать, он, как о чем-то само собой разумеющемся, заявил: - Тогда нам следует приготовиться к этому визиту. Я возьму с собой на всякий случай порт ключ и парочку зелий. Мало ли что… Он не успел закончить свою мысль. Гарри растерянно, но с искренней благодарностью во взгляде спросил: - Так ты хочешь пойти со мной? Если да, то я буду очень рад. Малфой самодовольно усмехнулся: - Надеюсь, ты же не думал, что я отпущу тебя в этот гадюшник одного? Вся эта министерская братия в момент тебя сожрет и костей не выплюнет. Ты слишком честный и открытый, Гарри, а они слишком скользкие и хитрые для тебя. Так что это даже не обсуждается – я иду с тобой. Национальный Герой благодарно улыбнулся и отправился в свои комнаты, выделенные ему хозяином дома, в которых он жил все это время, чтобы подготовиться к визиту. Глядя, как радостно просиял его гость, когда он заявил, что будет сопровождать его в Министерство, Люциус подумал, какой он еще, в сущности, ребенок. Но этот ребенок пережил в своей жизни столько, сколько убеленные сединами старики не пережили. А еще подумал, что ему нравится эта многогранность Гарри: моментами он вел себя, как взрослый и трезвомыслящий человек, а временами в нем проскальзывала какая-то детскость, которая умиляла Малфоя до глубины души. Он никогда не замечал за собой какой-то особой чувствительности, но после смерти Волдеморта, он очень изменился и моментами сам себя не узнавал. Аристократ даже не смог бы точно сказать нравятся ли ему произошедшие с ним изменения или нет, но его реакция на Гарри ощущалась им как нечто правильное, словно так было и надо. *** В Министерстве они оказались за 15 минут до указанного срока. И Поттер, и его спутник прекрасно знали месторасположение кабинета и дружно направились в нужную сторону. В приемной секретарша, мило улыбаясь, предложила им присесть, а спустя пару минут Национального Героя пригласили пройти в кабинет. Люциус остался в приемной ждать своего спутника. Непонятно почему, но его переполняла тревога за Гарри, он не ожидал ничего хорошего от этого визита. Прошло еще минут десять, и внезапно дверь распахнулась, и оттуда вывалился Шеклболт в сопровождении нескольких министерских работников. - Вызовите колдомедиков из Мунго! – взбудоражено велел Главный аврор. - Нашему гостю стало плохо! Люциуса словно подбросило, он подхватился со стула, на котором сидел и вихрем ворвался в кабинет, где находился Поттер. Юноша лежал на полу бледный и неподвижный, и Малфой, тут же проверив жив ли он, подхватил его на руки. Бросив ненавидящий взгляд на Кингсли и прихвостней Министра, он вышел из кабинета и активировал портключ, бросив на ходу оторопевшей секретарше: - Отмените вызов колдомедиков! Я забираю его домой! И они исчезли, переместившись в Мэнор. Оказавшись в своем кабинете, Люциус быстро прошел со своей драгоценной ношей в спальню Гарри, уложил его на кровать и тут же велел одному из домовых эльфов вызвать семейного колдомедика Малфоев. Мэтр Лавуазье не заставил себя ждать. Несколько мгновений спустя он появился у постели пациента и тут же занялся его осмотром. Пока эскулап оценивал состояние Национального Героя, аристократ едва сдерживал нетерпение. Это было не характерно для него, но Люциус неожиданно поддался эмоциям, и живое воображение уже рисовало ему картину, как доктор печально склоняет голову и сообщает, что юноша неизлечимо болен, и помочь ему уже ничем нельзя. Как он горестно качает головой и рассказывает о неизвестном проклятии, которое подхватил гриффиндорец в Магрибе. Однако когда мэтр Лавуазье закончил осмотр, пытливо вглядывавшийся в его лицо Малфой, признаков печали не обнаружил. Напротив доктор был чем-то очень доволен и, вытащив из саквояжа флакон темного стекла, дал понюхать содержимое своему пациенту. Поттер тут же чихнул и открыл глаза. - Фу! Какой отвратительный запах! – пожаловался юноша. - Это магловское изобретение – нашатырь, - с добродушной улыбкой поделился информацией колдомедик, глядя, как его пациент поудобнее устраивается на кровати. - Ну что же, дорогие мои, - немного торжественно заявил он. - Хочу сообщить вам чудесные новости! Надеюсь, они порадуют и вас! Тишина стояла просто невероятная, а маленькая аудитория, состоявшая из двух мужчин, внимала ему предельно внимательно.