Volens nolens

ООС и АУ, романтизированный пафос вдобавок, обоснуя - ноль, всерьёз не воспринимать. Полное искажение характеров, навеянное разочарованием в мужских образах сериала и их аутентичности. _______________________ Падает капля. Наливная, как спелое яблоко. У мисс Скеррет манжеты самые чистые, гладко выглаженные, обшитые бледно-палёвыми бусинами. Дешёвая подделка под жемчужины – мог бы сказать он, созерцавший настоящие жемчуга во Франции, но если даже Нэнси одеть в нищенский балахон, она всё равно будет прекрасна. У мисс Скеррет самые ровные, собранные идеально прически, без вихров или нагло торчащих, как иголки, волос. Ни одна придворная камеристка не может похвастаться такой аккуратностью и любовью к деталям. У мисс Скеррет немалый жизненный опыт: на всё есть разумный ответ, добрый совет, чуткое наставление. Если бы пресвятая Матерь имела на земле воплощение, то им была бы мисс Скеррет. Никто не замечает этого. Кроме него, конечно, привыкшего подмечать любые тонкости. Он втихаря даёт курьёзные кулинарные клички всему придворному штату – от камергеров до горничных. Так их легче запомнить, так с ними легче общаться. Старая привычка, нажитая ещё во времена обучения во Франции для запоминания преподавателей. Но Чарльз никак не может выдумать остроумное прозвище для мисс Скеррет. Не то, что язык для этого не поворачивается, просто никакое блюдо с ней не сравнится. Дворецкий Пенж – несомненно плесневелый круассан, баронесса Лецен ─ хрустящий чёрствый Брецель, старшая камеристка Дженкинс ─ пышный пирог Тарт Татен. Но мисс Скеррет, кажется, нельзя сравнить ни с каким десертом. Она слишком сложна и необычна для этого. Алое пятно расходится по складкам юбок. «Мсье Эльм», — приветственно кидает она вместо принятого «мистер Франкателли». Это всё её природное чутьё. С такой же непринуждённой лёгкостью она помогает выбрать, как лучше довершить блюдо. Её прошлое его не волнует, оно сделало её такой, какая есть. Восхищен ли он ею? Пожалуй. Влюблен? Кто знает. Ясно одно ─ она пробуждает в нём нечто тёмное, низменное, что он предпочитает оставлять в борделе ма Флетчер удовлетворённым куртизанкам. — Мисс Скеррет, — весело окликает Чарльз, неся крем-брюле на пробу. Нэнси в ответ больно ойкает, не оборачиваясь, тревожно ёрзая на стуле. Франкателли ускоряет шаг ─ чтобы заметить иглу с пяльцами в миниатюрных ручках и кровь на белом полотне кожи. Багряно-вишнёвая капля скатывается по бугру большого пальца. Падает, медленно, мучительно холодя ему внутренности. Мисс Скеррет укололась. Мисс Скеррет ошиблась. Это пробуждает дикое ликование, ведь теперь мисс Скеррет нужна помощь. Теперь мисс Скеррет самая обычная девушка, ─ из плоти и крови ─ а не божество. Пьедестал пал. Чарльз наскоро ставит серебряное блюдо. Серые махровые занавески гонят свет из комнаты камеристок, словно непрошенного гостя. В тусклых тонах полудня лицо Нэнси неестественно бледное, как будто она вот-вот упадёт замертво. — Мисс Скеррет, позвольте? — Он берёт её пухленькую кисть в свою ладонь бережно, как будто перед ним взбитые сливки. Нэнси смотрит с недоумением. «Что вам надо, мсье Эльм? Вы задумали непотребство?» ─ говорят её большие глаза вспугнутой лани. Чарльз переводит взгляд на окровавленный палец. В багрянце крови будто бы всё средоточие его жалкой судьбы, источник просветления (или же запретный плод?). Неважно, только желание вобрать его в себя, испробовать (осквернить) пульсирует в висках. Он приникает к её пальцу, захватывает кровь губами и пьет. Нет нектара слаще. Он был глупцом, посмев полагать, что испробовал все вкуснейшие десерты на свете. Нэнси ─ вкуснейшая на свете сладость! Чарльз поднимает голову не сразу. Слизывает оставшиеся капли с губ в поисках пьянящего послевкусия. Пылинки кружат в воздухе, танцуют свой беззвучный балет. Оседают на приоткрытом рте мисс Скеррет. — Вам страшно? — участливо допытывает Чарльз, сжимая её обмякшую ладошку. — Нет, — медленно произносит она и сглатывает. Самообладание определённо возвращается к ней, и Нэнси отнимает у Чарльза кисть. Он комкает юбки её строгого, монашеского платья, они шуршат, точно смертный грех. — Мне не страшно, я не боюсь, но ваши действия непозволительны. Мсье… Мистер Франкателли, я прошу вас прекратить. Он распаляется ещё больше. «Я работала в борделе прачкой». Вы хорошая лгунья, мисс Скеррет. Но и он не промах. Кто поверит, что он только продавал кондитерские изделия в заведении мадам Флетчер? Нэнси складывает руки, жмёт пухлые губы, слишком похожие на дольки персика, чтобы не поцеловать. Собирается встать, но он удерживает её. — Вы хотите покинуть меня, мисс Скеррет? — вкрадчиво протягивает Чарльз. Она не боится. Холодная, почти аскетичная сдержанность и омерзение сквозят в её напряжённых чертах. Истинная пуританка. Пуритане ему никогда не нравились. Только Нэнси ведь не такая. Верно? — Неужели вы бросите умирающего на произвол судьбы? — Вы не умираете, — назидательно проговаривает она. Ей не хватает карманного псалтиря в руках для полноты образа. — О, я умираю, мисс Скеррет. Вы никогда не отвечаете взаимно. Это убивает быстрее всякого яда и ранит глубже самого острого меча. — Мистер Франкателли, мне нужно идти. — Нэнси порывается выпрямиться, но он всё же сильнее. Ему нужно распробовать её до конца, чтобы потом повторить, создать жалкую пародию вкуса, оригинал всё равно не превзойти. Чарльз алчуще припадает к тонкой шейке, зарывает пальцы в тугих косах. Мисс Скеррет упирается, сжимает его плечи с силой, невообразимой дотоле для столь маленькой пташки. Звучный треск сеет по комнате безнравственность, чернит и без того блёклые краски. Рвётся идеально выбеленный манжет, сложная прическа становится похожей на бесформенное гнездо, и в жизненном опыте мисс Скеррет, похоже, ещё не было ничего подобного. Она упархивает, как ошпаренная. Чарльз замирает, почти что замороженный происходящим. Десерты услаждают внутренний голод, но что же может утолить душевный, как не любовь? Определённо, он внутренне насыщен, он влюблён.