Volens nolens

Необоснованный ООС, АУ. Армия Тайвина разбита войсками Старков. На Красной свадьбе Робба не было, но погибли его жена и мать. Королевская гавань захвачена объединёнными силами Старков и Тиреллов, Станнис по праву признан истинным королём Семи королевств, Серсея пленница в Красном замке. Остальное по канону: Джоффри мертв, Тирион бежал в Эссос, убив Тайвина, Джейме-калека пропал где-то в Речных землях. ________________________ Казалось бы, победа должна приносить упоение и радость, чувство гордости, но ему преподнесла только горечь и очередное напоминание о том, что ничего уже не будет, как прежде. Война, осада Королевской гавани, коронование Станниса... всё смешалось в каком-то полубезумном сне, и для Робба свелось лишь к одному – гибели семьи. На фоне этого любая победа блекла, особенно от мысли, что хоть один Ланнистер остался жив, но детей королевы они не посмели тронуть. Шаги гулким эхом расходились по узкому тёмному коридору, ведущему вниз... Королева-регентша или, говоря простым языком, коронованная шлюха - вот причина всех зол. Трудно было справиться с желанием самолично придушить её, но отец и мать не одобрили бы. Это был бы поступок не короля, а наивного мальчишки, которого захлестнули эмоции. Такой ошибки нельзя допустить дважды. Он должен действовать честно и справедливо, как Эддард Старк, поэтому Серсею предложили публично судить. Пламя факела в руке осветило заржавевшие петли двери темницы. Робб судорожно вздохнул, чувствуя, как сильно зудело желание убить эту женщину. На просьбу короля Севера стражник безмолвно открыл дверь. В помещении как будто никого не было – темнота заполонила каждый угол, и приглушённый свет свечи около пустой кровати не спасал. Из тени показалась она. За те дни, что Ланнистерша провела в темнице, она похудела и осунулась. Волосы перестали отдавать золотом, теперь скорее ржавой медью. Красное платье истрепалось, стало грязным, неправильно свисающим с хрупкой фигуры. Злорадная полубезумная усмешка играла на её устах. Зелёные глаза затуманились. Она выглядела пугающе, но все равно не теряла своей красоты и привлекательности − этого у неё никогда не отнять. — А ты не так уж прост, — процедила лже-королева, хищно облизав губы. – По крайней мере, умнее отца, — с ехидством рассуждала она, приподняв одну бровь и беспечно облокотившись о спинку кровати. — Попридержи язык, — спокойно ответил Робб, еле сдерживаясь, чтобы не придушить её прямо на месте. Он разместил факел в держатель на деревянной подпоре и обернулся к королеве. — Через несколько дней тебя казнят, — он еле унял в голосе дрожь и желание выплеснуть: «Это лучшее, чего ты заслуживаешь, шлюха!» — Ты, наверное, рад этому, жалеешь, что не можешь сам разобраться с королевой-шлюхой, — горько выплюнула она, пропустив его слова мимо ушей. О, как же она была права. — Да, — без обиняков проговорил Робб, с силой сжимая кулаки, словно бы вдавливая гнев в ладони. — Ну, так в чем дело? — с вызовом бросила женщина, гордо вскинув подбородок. Королева во всех смыслах. — Если так не терпится, почему же не хочешь лично разделаться со мной? — она вплотную приблизилась к нему и подняла голову, метая глазами искры гнева и криво, с презрением улыбаясь. Он ничего не ответил, внимательно разглядывая её лицо и выдерживая тяжёлый взгляд глаз цвета мутно-зеленой воды. — Так я и думала, — усмехнулась королева, опуская голову и словно бы разочарованно выдыхая, чуть отступила в тень. – Все вы Старки прикрываетесь мнимым благородством, чтобы скрыть свою трусость. — А ты, Ланнистерша, прикрываешься своей мнимой храбростью, но я вижу, как тебе страшно... Она прервала его сухим смехом. — И кого же мне бояться? Тебя? – вопросила она, и её лицо неприятно искривилось усмешкой. — А ты не боишься? — он тоже усмехнулся, чувствуя, что эмоции все же застилали благоразумие, стремительно сгоравшее в пеплах безумия. Впрочем, как и всегда, когда рядом были Ланнистеры... — Тебя? — переспросила королева, фыркнув. — Даже твой святоша-отец внушал больше уважения. — Очень зря, — вот когда он не выдержал. Робб сильным рывком вжал её тощее тело в стену, крепко сжав горло. Всего на мгновение (но этого было достаточно) в её глазах блеснул страх. Это всколыхнуло волну мощного удовлетворения, окатившего внутренности. Она впилась ногтями в его руку у шеи. — Ты не сделаешь этого, — еле слышно прохрипела она, глядя на него недоуменно большими глазами куклы. Даже непривычно было видеть её такой... беззащитной. — Меня все равно скоро казнят, — это даже походило на мольбу. — И ты слишком благороден для этого. Он отпустил. Не потому что прислушался к её увещеваниям, нет, просто представил, что бы на это сказали отец или мать. Они оба были бы не довольны. — Мальчик вырос, — констатировала Серсея, согнувшись и прижав исхудавшую кисть к покрасневшему горлу. Сейчас от величественной королевы не осталось и следа, она была больше похожа на лишившуюся рассудка, прожженную жизнью старуху. — Но тебе все равно не хватает нрава и характера, чтобы стать хорошим королем, чтобы стать настоящим волком. Видимо у вас эта черта передается от отца к сыну. — Молчи, — он опасно сощурился. — Не тебе говорить о том, каким должен быть истинный правитель, ты-то вела все свои дела через одно место, торговала собой, как могла. Ты такая же продажная, как и твоя душа. Она искренне расхохоталась. — Возможно, возможно, — задумчиво произнесла Ланнистерша. Он нахмурился, ему не нравилось выражение её лица, говорившее, что она вновь задумала что-то. – Так вот зачем ты пришел? Поиздеваться и проверить на личном опыте, сколь правдивы слухи? Он несколько помедлил с ответом и все же решил подыграть ей, показать, что он много опасней, чем она думает, ибо её слова, вопреки самоуверению, задели его. — Допустим, что так. Твою смерть мне придется ждать еще какое-то время, но ты прямо сейчас находишься здесь, передо мной, и я могу делать с тобой, что угодно, — он постарался улыбнуться как можно более зло и опасно, в стать ей. Однако это, похоже, не произвело на неё впечатления, или она только сделала вид, деланно передернув плечами. — Ну, так давай, чего ждешь? — усмехнулась Ланнистерша, шаркнув ногой и сделав к нему шаг, хотя это больше походило на стойку зверя, приготовившегося к прыжку. Он пожалел, что не взял с собой оружия. Эта женщина была опасна, разврат и безумие вели её путеводной звездой, а с безумцами надо быть как можно осторожней. — Ну же, покажи, на что способен, или ты столь же слаб, сколь отец? Он вновь прижал её к стене, чуть ли не раздавив её тело силой удара, но он был бы только рад, если бы это случилось. Она оскалилась и кое-как приподнялась на носки. Их лица оказались совсем близко, учащенные дыхания столкнулись в воздухе, слившись единым целым. — Покажи свои клыки, волчонок, — глядя ему прямо в глаза, шептала она у самого его подбородка. С такого расстояния он мог рассмотреть каждую её морщину, испещренные трещинами губами, выпирающие скулы. — Докажи хотя бы себе, что из тебя ещё может выйти настоящий волк... Он заглушил её увещевания, с силой смяв губы в стальном поцелуе. Робб даже укусил её, на что она зарычала, не как львица, но как волчица. С трудом уже осознавая, что делает, он начал приподнимать ткань подола платья, скользя по её бедрам и нарочно царапая. Ланнистерша замычала ему в рот, попытавшись отстраниться, но Робб только сильнее отпечатал на её устах свои. Он цепко подхватил её за бедро, со шнуровкой его бридж управилась уже она. Когда же Робб покидал темницу, стояла уже глубокая ночь, а стражник косо посмотрел на него. По лестнице он поднимался под аккомпанемент звенящего и дребезжащего в ушах женского смеха за спиной.

***

Он пришел снова, а потом еще. Так прошла неделя, за которую бывшая королева превратилась из Ланнистерши, которое он выплевывал с презрением, словно бы пыль, осевшую на губах, в Серсею, которое он томно произносил, лелея надежду на нечто большее. Она оказалась совсем не такой, как он расписывал в своем воображении. За напускным безразличием и ядовитостью скрывалась чувственная, хрупкая, но сильная женщина. Поначалу Робб думал, что это какие-то чары или дурман, и Ланнистерша каким-то образом пленила его в своих целях. Но со временем понял, что эту тягу вызвал он сам, когда вошел в пламя, полыхающее внутри львицы, придя к ней в темницу. С тех пор он начал жить ею, забыв, что по её вине мертв отец, а сестры пропали. Она стала его насущным хлебом, и он не мог жить, хоть день не видя её. Однако вопросы о её суде и казни все еще оставались открытыми. — Я хочу стать бойцом королевы и выступлю от её имени, — твердо произнес Робб, без предисловий начав разговор с самого главного. Станнис покачал головой и вздохнул, словно бы отец, устало воспринявший очередную глупую выходку ребенка. — Ты сам не видишь, что она с тобой сделала, мальчик, — он поджал губы и встал из-за круглого столика, сложив руки за спиной. Новый король занял бывшие покои Серсеи. То ли в насмешку, то ли, чтобы потешить свое каменное тщеславие, которое жутко раздражало в нем Робба. — Она играет тобой, как хочет, а ты этого не видишь, — Робб посчитал не обязательным отвечать. Серсея всего лишь хотела жить, как и любой другой человек. Она и предложила на суде испытание поединком, а он решил выступить её защитником. — Ты же знаешь, что её дети – плод инцеста с Джейме Ланнистером, её братом. Все это лишь игра, и весьма умелая, раз она смогла обмануть тебя, — Станнис помолчал, показывая гордую спину. Робб знал этот скрытый ход – показать Королю Севера, что Баратеон выше его, и с его мнением он должен считаться. — Ты забыл, что по вине Ланнистеров лишился семьи и невесты? — не дождавшись ответа, продолжил король. Раздражение дрожащим листом металла вибрировало в его голосе. — Я лишился семьи и невесты по вине войны, в развязывании которой вы, милорд Станнис, имели непосредственное участие, — в тон ему холодно ответил Робб, заставив Станниса обернуться. — Впрочем, как и ты. Не пытайся переложить вину на меня, мальчик. — А вы не пытайтесь давать мне советов, которых я все равно не послушаю, — Станнис нахмурился, но в остальном оставался таким же холодным, как железо. — Я выступлю защитником королевы. — Она больше не королева, — сдержанно процедил Баратеон. — А ты мог бы выставить кого-нибудь из своих людей. Нет, это его удел. Никто не видел в Серсее той ранимой чуткости, которую углядел он. Все чуть ли не поголовно в Королевской гавани презирали и ненавидели её, видя своим облегчением её смерть. Если бы он выставил кого-нибудь другого, то поединок превратился бы в фарс с ненастоящим сражением и ранениями. Потому что за королеву-шлюху никто не хотел сражаться. — Выйти должен я, — Робб покачал головой, а Станнис нахмурился, с презрением поджав губы. Закатное солнце, облюбовавшее комнату яркими цветами через балкон, заставило кожу короля сделаться желтой, будто от натужной злости, что он сдерживал. — Пусть так, — наконец, провозгласил Баратеон. — Молодой король Севера умрет в сражении за честь Серсеи Ланнистер, которой у нее никогда не было.

***

Серсея вернула себе звание королевы. Точнее он вернул. Никто не знал, но Робб стал новым цареубийцей, ради нее он готов был пойти и на убийство короля. Станнис все равно не особо нравился ему, да к тому же оказался не самым лучшим правителем. Война опустошила казну и обездолила людей, оголодавших из-за осады столицы. Люди винили неудавшегося короля в своих бедах и были лишь рады, когда он умер, якобы по чистой случайности на охоте, как и его брат Роберт. Под наводящей рукой Серсеи Робб стал хорошим орудием по изменению устройства всей страны. А началось с невинного испытания поединком, когда его пылкость и самоотверженность одолела холодную опытность Давоса Сиворта. Роббу не нравилось в Королевской гавани, все здесь было чуждым и отвратным. Чужие обычаи, чужие боги, даже чужой воздух: надменный и неискренний, наполненный тысячами утонченных запахов, что масками прикрывали гниение и затхлость, насквозь пропитавшие город. Он готов был стерпеть все это только ради Серсеи. — Думаешь, Томмен будет хорошим королем? — Серсея сидела в кресле перед камином, скрестив ноги на подлокотнике, и вальяжно перебирала бусы из самоцветов, подаренные Роббом. Она сидела спиной к нему, и он не видел её лица. — Только если его будешь направлять ты, а не жена, — Робб неловко завязал шнуровку штанов, пока сонливость отливом схлынула с него, оголяя берег сознания. На прикроватной тумбе он взял штоф вина и разлил по бокалам, наблюдая, как сверкает жидкость на свету, переливаясь кроваво-багровой рекой. — Давос Сиворт что-то подозревает, — Серсея приняла из его рук бокал, вытянув бархатную шею, словно кошка. Знала ведь, что ему нравилось смотреть на нее. Робб сел у её ног рядом с креслом и сделал глоток, заливая вырывающееся восхищение пряным вином. — Он что-то вынюхивает в замке, спрашивал Пицеля о ядах. — Я могу поговорить с ним и убедить, что он зря волнуется, — он почувствовал, как её рука зарылась в его волосы. Она гладила его властно, с жадностью, до боли, так, что это едва походило на поглаживание. — Нет, его нужно устранить, как и всех людей Станниса при дворе. Они должны убраться обратно в свою засаленную дыру на Драконьем камне, — голос её был задумчивый, но по-фруктовому сочный, томный и жгучий, словно гранат. Толстая тишина заполнила все углы комнаты, кроме камина – огонь недовольно потрескивал подобно старцу, жаловавшемуся на ломку костей. — У тебя есть преемник? — неожиданно спросила Серсея, вырвав его из задумчивости. Её ладонь шелково скользнула по его шее и остановилась на плече, вызывая тучу мурашек прикосновением. — Был бы, если б не Красная свадьба, — её пальцы тут же острым капканом сомкнулись на его плече, но он проигнорировал этот жест. Она говорила ему, что не была причастна к действиям Фреев, и не она отдавала им приказы, но ему нравилось изводить её, нравилось высокомерие и задетая гордость, которое тогда зарождалось в её мраморно-зеленых глазах. — Но кто наследует Север, если ты умрешь? — Умру? — шутливо переспросил он. — Ты решила меня убить? — Робб приподнялся на коленях и с ухмылкой посмотрел на неё. Лицо Серсеи выточенным камнем было обращено к нему, и при виде её серьезности улыбка судорожно сошла с его уст. — Я просто спрашиваю, — её губы разлились в благосклонной улыбке, но глаза оставались мерзлыми и холодными. Он, обхватив бокал, поставил его на табурет, заменявший стол, и встал перед Серсеей, нависнув над ней, словно скала. В такие минуты она смотрела на него снизу вверх, а не наоборот, как привыкла, и в её глазах плескалось восхищение, смежное со страхом. Ему это нравилось, это вызывало в нем чувство властности над миром, ибо Серсея и была его миром. Полуприсев, Робб сунул руки под тело королевы и легко поднял над землей, не прекращая смотреть ей в глаза. Она, лукаво ухмыльнувшись, подобно насытившейся львице, обвила его шею, случайно пролив из бокала в правой кисти немного вина, что липким соком очертило красную полосу на его груди. Робб сел обратно в кресло, примостив Серсею у себя на коленях. Она в поисках более удобной позы немного поерзала, сильно потеревшись у него между ног. Судорога прошла по всему его телу. — И все-таки, — нараспев начала она, запрокинув голову и отпив еще немного. Её волосы шелком ниспадали на его оголенный торс, приятно щекоча, — кто получит Север в случае твоей смерти? — О, даже не думай, — Робб поцеловал её в подбородок, — на этот счет у меня есть запасной план, так что Север не достанется тебе, моя королева. — Но зато ты достался мне, — она отставила бокал и принялась слизывать с его груди засохшее вино, ловко водя мокрым кончиком языка по чувствительной коже. Он закусил губу, пытаясь сдержать стон, чтобы не дать Серсее шанса насладиться триумфом от того, что она смогла добиться, чего хотела. Королева больно укусила Робба за сосок, заставив его впиться пальцами в мягкое сиденье кресла. — Мне будет тебя не хватать, волчонок, — она внезапно подняла голову, и в её глазах он впервые видел не лукавство, злобу или львиную гордыню, но сожаление. Только поэтому он принял её слова всерьез. — Ты все же отравила меня? — без тени усмешки, но с внезапной хрипотой спросил Робб. Серсея заботливо убрала волосы с его лба, и на секунду перстень на её руке ослепил его золотым блеском. Она кивнула. — Я подлила тебе яд еще утром, он действует долго, и у нас еще есть время распрощаться, — Робб покачал головой, чувствуя дурноту и легкое головокружение. А может, это самовнушение разыгрывало его воображение. — Ты слишком много знаешь, волчонок. Мы вряд ли сможем быть вместе, сплетни уже начали расползаться. В довесок я знаю, что ты не принял бы отказа, если бы я сказала, что тебе придется вернуться на Север без меня. Так какая разница, как ты умрешь? Сам отравишься, или это услужливо сделаю я? — Я бы не стал травиться из-за тебя, — с омерзением, морозившим зубы, выплюнул он. — Еще как стал бы, — безапелляционно объявила Серсея, поднявшись и загородив пламя камина. На свету её шелковый зеленый халат отдавал расплавленным золотом. — Пицель услужливо согласился подыграть мне, рассказав всем, что ты пролежал несколько дней в своих покоях, умирая от лихорадки. Надеюсь, преемник у тебя все же есть, иначе я найду кого-нибудь подходящего на роль лорда Винтерфелла. Того же Болтона. Но Север останется в моих руках, вассалом короля, а точнее, королевы. — Ты никогда не любила меня? — с усмешкой вопросил он, сложив руки на подлокотниках, словно бы на троне. На похоронном троне. Серсея пожала плечами, но помедлила с ответом, вертя на шее пресловутые бусинки его подарка. — Нет, — безразлично выдохнула она, посмотрев ему прямо в глаза. Однако помутившийся рассудок подсунул другой ответ, и Робб услышал «да» или хотел услышать. Он постарался отогнать предсмертное наваждение, не желая покидать действительность раньше времени. — Ты просто боишься сказать «люблю», даже признаться в этом самой себе. Боишься, что тогда все изменится. Если бы ты сказала мне это, то не смогла бы потом отравить, — её лицо начало расползаться, расплываясь нечетким пятном, поэтому он не видел её эмоций. Робб начал задыхаться, не потому что не хватало воздуха, или подействовал яд. Нет, ему стало страшно. Он не хотел умирать. Не таким образом. — Ты хочешь знать, не был ли безразличен мне? — с какой-то полубезумной страстью взвелась она, припав к его коленям и цепко вцепившись в них, словно бы не хотела отдавать его смерти. — Да, не был. Даже с Джейме мне никогда не было так хорошо, но любовь − это недостаток, которой королева не может позволить себе, это-то я выучила, — ему показалось, или паника закралась в её речь? По крайней мере, им-то паника уж точно завладела. Свет уже мерк, ему не хотелось прощаться с жизнью, не хотелось прощаться с ней. — Пообещай, что оставишь ребенка, — полушепотом пробормотал Робб. Он знал, что она забеременела, мейстер поведал ему эту маленькую тайну. Он ощутил её губы на своих, они были мокрые, и он надеялся, что это от слез, напавших на нее. — Говорят, истинные герои умирают на поле боя, окутанные благородными мыслями о чести, но это ложь. Настоящие герои умирают бесславной смертью, а ты был героем, моим героем, Робб Старк.