Volens nolens

Чародеи никогда не нравились ему. И он спокойно воспринял, когда их начали сжигать. Правильно, как еще выгнать из дому мышей, если не с помощью кота? В данном случае кот был не один, много – охотников за колдунами – впрочем, как и мышей. Зачем Лето решил поехать с Меригольд в Новиград, он и сам не до конца понимал. То ли от скуки, ибо в Каэр Морхене просиживаться надоело, то ли потому что хотел посмотреть, как проходят казни чародеев, то ли просто из жалости – на малютку Меригольд, приехавшую в ведьмачью крепость после битвы с Дикой охотой вместе с Геральтом и Йеннифэр, было жалко смотреть. Еще более невыносимо было видеть, как та же Меригольд горела на костре. Она выкрикивала добрую сотню проклятий, которые, он даже не сомневался, имели немалую силу, чтобы сбыться. Лестница жалобно скрипнула, проседая под его тяжелым весом и осыпаясь пылью, смешанной с деревянными щепками. Лютик был бы недоволен, если бы его заведению пришел конец только из-за появления весьма крупного ведьмака. Снизу слышались развеселые ноты, наигрываемые музыкантами, в то время как на верхних этажах было контрастно тихо. Проходя по коридору второго этажа, он наткнулся на картину в посеребренной раме, где была изображена Фалька с каменным лицом, привязанная к костровому столбу и поглощенная пламенем. На его вкус слишком претенциозно – никто не смог бы спокойно вынести смерти от огня, он-то знал это наверняка. Дверь в искомую комнату была приоткрыта, за ней стояла мертвая, как в склепе, тишина. Лето решил пренебречь манерами – знал, что если постучать, она откажет ему войти, но ей это было нужно. Как и ему – удостовериться, что её не захватила идея суицида. — Уходи, — согбенная фигура Меригольд, сидевшей на постели и с сомнением разглядывавшей зеркало в руках, вновь вызвала волну жалости. По мнению Лето все чародейки были вздорными особами, любившими набивать себе цену не хуже шлюх. Однако эта была другой, не слишком крикливой, не слишком стервозной. Хитрой, − да, пожалуй, но зато лишенной раздутого чародейского самомнения. С ней легко было говорить, к собеседнику она всегда относилась как к равному, а простоту общения Лето ценил высоко. — Уходи, Лето, — жалобно протянула чародейка, отворачиваясь от него и убирая зеркало, когда он присел рядом. Она шмыгнула носом, но слез утирать не стала. Её руки покоились поверх кованого серебром зеркала на коленях. Кожа на левой кисти скукожилась и сморщилась, напоминая печеное яблоко. К началу её сожжения они опоздали, и никакие ведьмачьи знаки не могли потушить жадного разгоревшегося пламени. Но Лето был не один – с Ламбертом и Кейрой, последняя и потушила огонь, пока ведьмаки разгоняли озлобленную толпу и подоспевших охотников за колдунами. Побег стоил им немногочисленных, но глубоких ран и двух ослабевших чародеек. Кейра выглядела выжатой, как лимон, после заклинания, достаточно мощного, чтобы потушить огонь, и телепортационного портала. Но Меригольд они спасли. Остальные два месяца прошли в гостинице Лютика, где чародейка восстанавливалась и откуда отказывалась выходить, скрываясь от охотников. Лето, в общем-то, было плевать, как она к этому отнеслась, и могло ли это травмировать её. Пожалуй, ему было жаль её, но особо он об этом не думал, слишком занятый ведьмачьими заказами в окрестностях Новиграда и Велена, которых сыскалось довольно немало. Лето осторожно взял её обожженную руку, жесткую и высушенную на ощупь. По части сантиментов он был самой худшей кандидатурой, чтобы дать необходимую поддержку. В конце концов, он не какой-нибудь Геральт, чтобы извергать тонны лиричной нежности и утешать её. — Ну же, перестань утешать себя, чародейка, — словно ребенка успокаивал Лето, чувствуя себя в наиглупейшем положении. Он – ведьмак, ему пристало убивать чудовищ, а не жалость и обиду в чародейках. — Ты же магичка, значит, еще поправишь это, и станешь краше, чем раньше, — в плане комплиментов Лето всегда чувствовал себя плоским молотком, вбивающим их, словно гвозди. Она высоко подняла голову, выпрямила плечи и, освободившись из его хватки, сложила руки на коленях. Прежде чем заговорила, долго пыталась справиться с внутренними бесами, сильно закусив нижнюю губу и стараясь выровнять дыхание. — Ты не знаешь, как это трудно, — наконец, выговорила она, повернув к нему голову. Лето много чего видал, и все же невольно напрягся, когда ему открылось обожженная часть её подбородка. — Иллюзию невозможно поддерживать вечно, это требует много сил. Лето вздохнул. Кое-какие основы магии он знал, а она говорила о самых начальных, известных даже блохастой псине. Но он не стал прерывать - в желании показать свою высокоинтеллектуальность её нельзя было остановить. — Иллюзией здесь не обойтись, отвары и зелья я не могу принимать, остаются только амулеты и заклинания. И когда процесс восстановления закончится, придется накладывать еще немало постараться, чтобы шрамов совсем не осталось, — по-детски расстроенно лепетала она, подобно маленькой девочке, потерявшей куклу. — Ну, а я о чем? Ты в любом случае сможешь поправить это, — иногда Меригольд вела себя совсем как глупенькая, наивная девчонка, и некоторые вещи приходилось повторять для неё по нескольку раз. — В конце концов, Меригольд, ты просто не знаешь, что такое быть мужиком, который лишился хера. — Так и ты не знаешь, — с едва заметной толикой любопытства проговорила Трисс, оглядев его с ног до головы. Ему не понравился этот взгляд – по-лисьему хитрый и заинтересованный, но зато горечь покинула её лицо. — Ну, коли говорю об этом, значит, знаю, о чем речь-то веду. Ты плохо думаешь обо мне, Меригольд. Я в крайних случаях пользуюсь услугами лжи. Меригольд всегда представлялась ему сладким соловьем, умело вливающим ложь в уши, так, что, даже узнав об её хитрости, все равно хотелось прощать её и жалеть, но ему хотелось вырвать ей за это язык. Она недоверчиво хмыкнула, поднявшись и в два шага преодолев расстояние до резного столика, положила зеркало на деревянную гладь. Лето невольно зацепился взглядом за расписные узоры на толстых ножках стола, изображавших затейливых фавнов, имевших один другого сзади. — Я бы хотела услышать эту историю, — лукаво произнесла Меригольд, заведя прядь за ухо. Её волосы, вопреки обычаю были распущены, и крутым каштаном вились по плечам. — А я бы не хотел слушать и, тем более, рассказывать эту историю, — строго отрезал Лето, вспоминая шуточную проделку одной магички, которой та хотела якобы проучить его, но которую он быстро раскусил. Ему не нравились интриги и игры, сети которых Меригольд пыталась на него накинуть. — Но… правильно ли я поняла, — неуверенно начала чародейка, повернув к нему здоровую половину лица, — что у тебя нет… — Нет, ты не правильно поняла, — угрюмо закончил ведьмак, посмотрев прямо на нее, без жалости и утешения, но со злобой и отвращением, зная, что ей это не понравится. — Почему ты мне помогаешь, Лето? — покачав головой, как будто отгоняя дурные мысли, спросила Меригольд, сложив руки на груди и прислонившись к столу. — Неужели так непонятно? — Лето усмехнулся, ему жутко захотелось харкнуть прямо на пол, сплюнуть ту инфантильную патоку, которой магичка вымазала его за весь этот разговор. Он чувствовал себя каким-нибудь старцем, разъяснявшим понятные всем истины ребенку. — Все банальней, чем ты думаешь. Когда-то я был на твоем месте, чародейка – потерял веру в жизнь и её смысл. Я знаю, как важно вернуть их. Как необходимо хотя бы показать их важность. Она примостилась рядом с ним, и шелковые простыни кровати недовольно зашуршали под ней. — Я сильнее, чем ты думаешь, Лето, — высокомерно отчеканила Меригольд, посмотрев прямо на него, в кой-то веки не скрывая своего новоприобретенного уродства. — Я не собираюсь опускать руки и жалеть себя, заперевшись в какой-нибудь башне, дабы скрыть свое лицо и обиду. — Вот и правильно, — бесцветно выкинул Лето. Меригольд всегда казалась ему самой женственной и настоящей из легиона чародеев, но она хорошо использовала эти качества в своих целях, и он думал, что только это помогало ей выживать и держаться на плаву. — Знаешь, Лето, ты единственный, кто смотрит на меня не с жалостью и утешением, а с укором и осуждением, считая, что я сама в этом виновата – не надо было помогать тому волшебнику, — она сделала паузу, чтобы отдышаться и собраться с мыслями. — В общем… я только хочу сказать тебе спасибо за это. Лето безмолвно кивнул и перевел взгляд на расписных фавнов, что будоражили воображение и веселый характер ведьмака. Он даже не до конца понял, когда Меригольд повесилась ему на шею и с жаром впилась в его губы. Видимо, это должно было стать апогеем их романтического разговора, но ему больше напоминало лобызания щенка, получившего сполна свою долю поглаживаний. Лето слегка уперся в плечи чародейки и, словно куклу, усадил обратно. Меригольд поморщилась от его безразличности и бесчувственности. Она, похоже, надеялась, что он приголубит её не хуже Геральта. Она не стала ничего говорить, оправдываться или придумывать более-менее адекватную причину своему поведению, только отвернулась, скорее всего, обиженная и насупившаяся, как дитя. Меригольд всегда казалась ему несколько экзальтированной особой, с восторгом относящейся к любым, даже самым мимолетным интрижкам и романам, и поэтому он считал, что ей бы впору было стать писательницей грошовых романчиков. — После того, как все закончится, я хотела уехать в Ковир, занять солидное место при тамошнем дворе, — она невесело усмехнулась, повернув к нему профиль необожженной стороны лица. — Вряд ли получится, но я все же хочу попытать счастья и отправиться туда. Ты со мной? Лето приподнял одну бровь, с поражением осознав, что она смогла удивить его, хотя он всегда считал её предсказуемой. — Ты предлагаешь мне путешествовать с тобой? — не преминул он с ответом. — Я предлагаю тебе бесчисленное число деревень и селений, где наверняка найдется работа для ведьмака, — она улыбнулась, и свернувшиеся трубочки обожженной кожи некрасиво растянулись на подбородке. Его не радовала перспектива остаться с ней наедине на долгое время, но с другой стороны, если ей удастся вылечиться, то она станет такой же привлекательной, как прежде. Лето не боялся, что из этого может выйти что-то серьезное, полное любовных страстей и глупого сумбура, эта перспектива даже забавляла его. Трисс всегда казалась ему чересчур тяготеющей к приключениям и рисковым планам, которые другим казались не выполнимыми. Пожалуй, это у них и было общее. — Я согласен.