(Red – Breath Into Me) it-is-the-diary-of-harry.tumblr.com/post/124519502493/red-breath-into-me-26
В порядке полнейшего бреда я всё ещё тут… кстати, тебе стало лучше. Твой лечащий врач не стала меня обманывать, поэтому совершенно откровенно призналась: – Улучшения иногда бывают перед смертью, мистер Стайлс. Не хочу Вас раньше времени радовать или огорчать. Пока это всё ничего не значит. Улучшениями она назвала то, что ты больше не подключён к аппарату. Для меня же это – самый большой и невероятно огромный прогресс во всей истории твоей "болезни". Эта женщина добилась всего за месяц таких результатов, которых ты не достиг со своим старым лечащим врачом и за полгода! Твою мать, да если бы я знал, что так всё случится, я бы уже давно попытался наложить на себя руки, чтобы приехали мои родители и наняли тебе самого лучшего диагноста в этой стране. Теперь ты сам в состоянии нести свою кому, понимаешь? И я… действительно рад этому. Я безумно боюсь, Луи, но я рад. И да, где-то примерно пять дней назад мне разрешили навещать тебя в реанимации. Правда, зашел я в твою палату всего два дня назад. Не то чтобы я боялся, но… я действительно боялся. Как последний трус не мог зайти и посмотреть на тебя. На то, каким ты стал. На то, как ты дышишь сам. На то, какой ты живой. Ты можешь хоть по гроб жизни меня упрекать в этом (если выживешь, конечно), но я тогда так и не подошел к твоей кровати. Я всё еще чертовски боюсь. Это не значит, что я не прихожу в больницу. Привычка посещать её сильнее меня, поэтому я просто сижу возле дверей реанимации. Правда, пятая точка теперь постоянно болит, но я привык к подобному виду неудобств, ты знаешь. Сейчас без подоплек на извращения, Томлинсон, всё-таки ты всё ещё почти мертв, хоть и научился дышать самостоятельно. Я думал, что хотя бы кома человека, которого я действительно люблю и который мне действительно дорог, сблизит меня с моими нерадивыми родителями. Но куда уж там? Да, я должен признать, что мама стала периодически звонить мне и узнавать, как я и как твое самочувствие. Правда, как бы я ни закрывал глаза на её абсолютно безразличный тон, я не могу не замечать его. Она делает это только потому, что чувствует свою вину передо мной. Не потому, что ей действительно интересна моя жизнь и твое лечение, а потому, что она думает, что она обязана. Да нет, не обязана она мне ничего. Давно уже не пытаюсь достучаться до своих родителей, которые, кажется, просто любят делать вид, что всё хорошо. Даже тогда, когда им напрямую говоришь, что всё плохо. Даже тогда, когда абсолютно посторонний человек в лице моего психиатра напрямую заявляет, что я болен. Они то ли слепы, то ли глухи, то ли тупы. Я пока не определился. Я думаю, что если бы у них каждый раз, когда они игнорируют мои очевидные проблемы, отбирали по доллару, они уже давно остались бы жить на улице. Возможно, хоть тогда бы они заметили меня? Сейчас я пишу всё это, сидя возле окна у дверей твоей реанимации. Твой лечащий врач, которая любезно принесла мне с утра чашку чая и которая после этого начала весь день носиться из твоей палаты с какими-то шприцами, приборами, колбами в неизвестном направлении и обратно, изрядно пугает меня. Она отказывается говорить, что происходит и что явилось причиной образовавшейся вокруг твоей скромной персоны паники, ссылаясь на то, что ей некогда, и она объяснит мне всё позже. Собственно, мне стоит привыкнуть к тому, что эта женщина никогда не станет объяснять мне что-либо, а в конце просто поставит перед очередным шокирующим фактом. Не удивлюсь, если сегодня случится что-то действительно важное, а твой лечащий врач снова напоит меня успокоительными, чтобы я не устраивал скандалов. Вот серьезно, стоит ли мне проконсультироваться по поводу некомпетентности её работы с адвокатом? Мои родители могут дать мне кругленькую сумму, лишь бы я не напоминал им о своем существовании еще лет эдак девяносто. Ну, ты знаешь, Луи. Я вновь не понимаю, что сейчас с тобой происходит, потому что… ах, да! Я забыл сказать! Меня не пускают к тебе. Да! Снова! Сегодня она снова оставила меня в неизвестности, а перед дверями в твою реанимацию поставила двух медбратов, которые не пускают туда никого без специальных карточек. Я думаю, я попытаюсь еще выкрасть этот пластиковый пропуск у кого-нибудь и обманным методом попаду к тебе. К кровати не подойду, правда, но хотя бы буду твердо уверен, что ты всё ещё там. В общем, сейчас я выгляжу, должно быть, как псих, который с чашкой чая на подоконнике медицинского учреждения что-то не переставая пишет, постоянно стреляя в каждого нервным взглядом. Я бы испугался сам себя, наверное.(12 Stones – Hey Love) it-is-the-diary-of-harry.tumblr.com/post/124519609263/12-stones-hey-love
Чему не учат в школе, как жить в мире, который полон дерьма. В школе вообще не учат самому главному, на самом-то деле, да, Луи? Никто же не учил нас, в кого правильней влюбляться. Никто не говорил нам, как правильно любить. Никто не позаботился о том, чтобы мы знали, как справляться с тем, что ожидает нас в реальности. Зато нас научили умножать и логарифмировать. Что ж… пожалуй, я возьму производную от наших отношений с тобой, чтобы увидеть, как она обратится в ноль. Вся наша жизнь – один сплошной ноль. В любом случае, если бы нас в школе научили правильно жить, то мы сейчас бы не оказались в такой заднице. Мы бы, наверное, даже не встретились никогда. Кто пожелал бы такой жизни? Какой умалишенный человек захотел бы отправиться в увлекательное путешествие завуалированной любви наркомана и алкоголика? Хм… Так вот к чему я всё это вёл: мир, на самом деле, уродлив. Он полон людей, чьи жалкие попытки существовать вызывают истерический смех у кого-то там сверху. Поэтому они придумывают для нас всё более сложные испытания, чтобы показать, что мы ничего собой не представляем, что все наши усилия – пустые крики в пустоту; что выживает только тот, кто сможет максимально позабавить кого-то сверху. Мир – жесток, груб и чертовски некрасив. Но я должен признать, что сужу необъективно. Не думаю, что какой-то богатенький дяденька с тремя любовницами и шестью подбородками будет солидарен со мной в этом вопросе. Конечно же, жизнь для него - чертова красотка, потому что когда-то давно он сорвал большой куш. Обидно всё это. Кому-то достается буквально всё, а кто-то борется за жизнь любимого человека из последних оставшихся сил. И не думай сейчас, что я тут на жизнь жалуюсь. Совершенно нет. Я просто устал от того, насколько неравнозначно назначены нам роли в этой жизни. Хотел бы я поговорить лично с "высшими сценаристами", чтобы доказать им, что меня проще убить в их постановке, чем ломать мозги над очередной дерьмовой проверкой на стойкость. Жизнь течет размеренно и скучно, когда ты абсолютно точно видишь только темноту на месте своего будущего. Не сказать, что я говорю про себя, хотя… да, вообще-то я говорю именно о себе, а всё потому, что ты, Луи, в коме. Мне просто интересно: ты специально устроил всю эту канитель, чтобы мне жизнь мёдом не казалась? Если да, то спешу огорчить – она у меня и до этого карамелькой не была. Её испортили раньше тебя, так что твой план не удался, можешь выходить из своей этой чертовой комы. Ах, да… Так вот, на месте, где у нормальных людей планы на будущее, у меня черная всепоглощающая дыра. Ну, а какое будущее может быть у человека, который изо дня в день спивается, и его уже даже в палату к его коматозному любовнику не пускают? Риторический вопрос, не отвечай, лучше выйди из комы. Виноват в отсутствии у меня будущего, к слову, ты (я уже говорил это?) и моя слепая любовь к тебе. Если ты не пьян на момент прочтения этой строчки, то ты невнимательно читаешь, Томлинсон. Ну, или у тебя нет сердца. Ах, да… Знаешь, я бы очень хотел стать кем-то особенным в этой жизни. Не в том смысле, что я хочу, чтобы меня запомнила история (как в случае с моим другом Найлом). Я просто хотел бы быть особенным, хотя бы для одного человека. Потому что я никогда таковым ни для кого не являлся, что довольно обидно. Для родителей я всегда был просто избалованным ребенком. Для Найла – обыкновенным парнем, который с нескрываемым интересом проглатывал его речи. Для тебя – деньгами, телом, да чем угодно, но никак не особенным. И все это не то чтобы огорчает меня, вовсе нет. Мне, возможно, просто немного больно от того, что всю свою жизнь все были особенными для меня, а я ни для кого уникальным не являлся. Не кажется ли тебе это несправедливым, Луи? Хоть сейчас я могу назвать себя особенным для тебя? Потому что я, вроде как, вся твоя жизнь. Весь твой воздух. И все твое существование. Не мог бы ты сказать мне, особенный ли я или опять же дико заблуждаюсь? Это важно. Потому что ты всё еще особенный для меня. Даже тогда, когда твое тело окутывают тысячи трубочек, а сам ты едва ли научился дышать без аппарата. Недавно я лежал на диване в нашей съемной квартире и читал книгу. К слову, должен признать, что квартира сама по себе очень даже милая. Она небольшая и уютная. Тебе бы вряд ли понравилась, но мы с Томмо чувствуем себя довольно хорошо в ней. По крайне мере, нам комфортно. Не сказать, что мы в полнейшем восторге, так как тебя в ней всё ещё не наблюдается, но… мило. Просто мило. Так вот, пока я погружался в историю на бумажных страницах, ко мне присоединился Томмо. Он, кстати, подрос, жалко, что ты не застал этого. Котенок устроил свою мордашку прямо над раскрытой книгой, пристально глядя на меня. Поначалу я не обращал внимания на него, но после поднял свой взгляд и увидел, как два серо-голубых глаза буквально насквозь прожигают меня. И мы установили с ним зрительный контакт. Я должен написать об этом, потому что Томмо как-то странно смотрел на меня. Он будто хотел что-то сказать, но не мог… будто хотел предупредить о чем-то, но не получалось… будто хотел поддержать, но это было возможно лишь взглядом его серо-голубых сапфиров. Его взгляд мне кого-то напоминал. Я определенно видел в этих глазах кого-то до боли знакомого. Кого-то далекого, холодного и недосягаемого. А может всё это мне показалось?(Breaking Benjamin – Give Me a Sign) it-is-the-diary-of-harry.tumblr.com/post/124519683283/breaking-benjamin-give-me-a-sign
Сейчас я сижу возле твоей кровати. Просто чтобы ты знал, это была идея твоего лечащего врача (мне всё еще так же страшно, как и было). Она просто подошла к немного задремавшему мне, когда я сопел, положив голову на подоконник, и спокойно сказала с легкой улыбкой: – Гарри, у меня к тебе просьба. Впервые она обратилась ко мне на "ты". И то ли я тогда не совсем проснулся, то ли она переработала за сегодня, но женщина дрожащей рукой аккуратно погладила меня по спине и продолжила: – Ты можешь пройти в палату к Луи и взять его за руку? Я подумал, что она действительно просто давно не отдыхала, поэтому аккуратно кивнул и отправился за ней в реанимацию. Твой лечащий врач поставила перед твоей кроватью мягкий стул и, положив мою руку в твою, попросила с нескрываемой нервной дрожью в голосе: – Жди сигнала, Гарри. Я и сейчас не могу понять, что она имела в виду, но я до сих пор не отпускаю твою холодную бледную руку. В глубине души я чувствую всё. Я подсознательно знаю. Я мысленно кричу. Я внутренне разлагаюсь. Я жду сигнала, Луи, которого нет вот уже хренову кучу времени. Я даже смог разложить на твоей кровати свой дневник, коричневый в твердом переплете, и пока левой рукой держу тебя, правой пишу всё это. Наверное, потому что для меня важно выплеснуть это всё, а поговорить с тобой я не могу. В том смысле, что, да, раньше мог, но не сейчас. Не тогда, когда ты дышишь сам, и в эти чертовы часы решается действительно многое. Я сохраняю за собой право на молчание. Я пишу всё в дневник. А ещё я дико устал. [...] Прошло уже много времени, Луи. Я даже успел поспать. Но я не отпускал твою руку. [...] Всё это ПРОСТО БЕССМЫСЛЕННО, Луи! Ты не выйдешь из комы! Я не хочу держать твою чертову руку! Я устал! Я хочу домой! Хочу домой, чтобы плакать и прижимать к себе наконец-то выздоровевшего Томмо! Всё это тупо! Нет сигнала! Ничего! [...] Я, пожалуй, закончу на сегодня дневник прямо здесь и сейчас и пойду домой, Луи. Сигнала нет. Надежды тоже. Актеры свободны. Занавес. Погода сегодня – разбитая вера в тебя. Но тебе не привыкать ведь, да? Не вижу смысла желать что-то на будущее, потому что бесполезно наивно верить, что когда-то это всё исполнится. Потому что твоя и моя комы никогда не станут нашей общей. Потому что звук пищащих приборов никогда не остановится и вечно будет раздражать меня. Потому что ты никогда не заберешь меня с собой. Потому что ты никогда не был и не станешь моим. Потому что я так и продолжаю забывать всё то, что между нами было. Потому что люди никогда не изобретут лекарство от рака. Потому что никогда не настанет мир без зависимостей. Потому что я всегда буду продумывать свой суицид даже меньше пяти минут. Потому что мне удается уснуть исключительно со снотворным. Потому что я всё равно не смогу понять твоей безграничной любви к покойным родителям. Потому что, на самом деле, я очень хуево справился со смертью Сары. Потому что ты никогда не прекратишь быть самой последней сволочью, Томлинсон. Потому что ты никогда не выйдешь из ко