My personal psychologist

Тонкие пальцы скользили по стеклу, пытаясь дотронуться до мелких капель моросившего дождя по ту сторону окна. В отражении мелькнули серые грустные глаза, которые тут же опустились вниз. Там, внизу, взору девушки представлялась до боли тошнотворная картина – её мать, в который раз изменяла неродному отцу на заднем дворе. Девушка с отвращением всматривалась в дикие, звериные порывы страсти двух далеко не молодых людей. Такая картина довольно часто представала перед ней, как только отчим уходил на работу. – Розетт, солнышко, это дядя Майрон. Теперь он будет жить с нами, – рука матери сжала грубую огромную руку незнакомого мужчины, стоявшего посреди коридора. Его высокий рост и грубая щетина на лице приводили в ужас маленькую десятилетнюю девочку. – Ты нашла нам нового папу? – девчушка широко распахнула серые глазенки, с великой надеждой обращаясь к стоявшей перед ней женщине. Мать замялась и перевела взгляд на хмурого мужчину. – Лили, детка, позволь мне, – хриплым голосом сказал он и присел на корточки перед Розетт. Даже в этом положении он был намного выше маленькой девочки, сжимавшей в руках небольшого плюшевого кролика. – Послушай, Рони, мы с твоей мамой как бы встречаемся, и теперь я буду жить с вами. Но для тебя я исключительно Майрон, поняла? – мужчина с ядовитым выражением лица облизнул верхнюю губу и хотел похлопать по плечу малышку, но та успела испуганно отскочить от него. – Я Розетт, – прошептала она, но никто уже не обращал на неё внимания. Майрон толкнул женщину в спальню, с громким хлопком запирая за собой дверь. Детское любопытство заставило девочку подойти к только что захлопнувшейся двери, и она прислушалась к голосам по ту сторону комнаты. Послышался животный рык, глупое хихиканье, а затем – скрип кровати. Невинное детское воображение не смогло построить картинку происходящих там событий, и девочка побрела в свою комнату. Розетт села в дальний угол своей небольшой комнаты и заплакала, прижав к груди желтого кролика – подарок отца. Майрон не понравился ей. Синие сумерки сгущались за горизонтом, забирая все краски теплого осеннего дня. Небо заволокло тучами, созывая мелкие капли упасть на землю. Такая погода точно описывала состояние несчастной девушки, которая с горечью продолжала смотреть на сцену под её окнами. – Это дядя Джордан, сегодня он переночует у нас, – на месте Майрона стоял уже другой мужчина, намного моложе и ниже его. Он просто смерил Розетт холодным взглядом и отвернулся. – А как же дядя Майрон? – невинно пролепетала девочка, заглядывая матери в глаза. Взгляд Лили метнул огненный шар в сторону Розетт, и в это же мгновение мать схватила девочку за кофточку и поволокла в комнату. – Слушай сюда, маленькая мерзавка, если ты хоть что-то пискнешь Майрону про Джордана, то поедешь жить в собачью конуру, поняла меня? – гневно шипела Лили, сжимая щеки девочки между своих пальцев. – Поняла меня? Отвечай! – женщина с болью встряхнула лицо Розетт, и та закивала, начиная шмыгать носиком. – И хватит везде таскать с собой этого уродливого зайца, он просто ужасен! – напоследок сказала Лили и, вырвав из рук дочери игрушку, швырнула на шкаф. Это был первый раз, когда мать привела домой любовника. Девушка посмотрела на подоконник, где лежал её единственный друг – тот самый желтый кролик, который подарил ей отец. Ей было пять, когда он подарил ей эту игрушку. Ей было шесть, когда он умер, оставив глубокую рану в сердце и желтого кролика. Сейчас Розетт семнадцать, и кто бы мог подумать, что эта плюшевая игрушка являлась последним подарком в её жизни? – Заткнись, сука, ты должна была просто убрать чердак сегодня вечером! - удар по щеке, и из глаз Розетт хлынули слезы. – Я убрала! – защищаясь кричала девушка, отступая от разгневанного отчима. – Ты убрала недостаточно хорошо, – еще удар, и Розетт падает на пол, держась за щеку. – Не смей плакать, сука, ин… – Что происходит? – в комнату заглянула Лили, хмуро оглядывая происходящее. Глаза Майрона налились кровью, а вены на шее выступили, когда он схватил девушку за волосы и поднял над полом. – Твоя дочь – бездарность! Она ни на что не способна, ничтожество, ты ничему её не научила за все четырнадцать лет! – Это моя вина, Майрон, – только и добавила Лили, без капли сочувствия в голосе. Мужчина резко отпустил девушку, от чего та больно ударилась головой о стену, и вышел из комнаты. – Мам, – вымолвила Розетт, сквозь всю боль, которую ей удалось только что пережить. Женщина смерила девчонку презрительным взглядом и зашагала к ней навстречу. Розетт сжалась от вида подступающей матери и хотела отползти к стене, но руки предательски согнулись, и она снова упала. – Ты, ты портишь мне жизнь, – сквозь зубы выдавливала мать, подходя к дочери. – Ты моя самая большая ошибка, тебя следовало сдать в приют, когда умер твой отец! Если Майрон уйдет от меня, то я убью тебя! – рявкнула женщина и со всей злостью замахнулась на девушку полотенцем. По лицу Розетт прошёлся мощный удар, и она закричала. Это был первый и последний раз, когда мать ударила свою дочь, не считая пощечин. Но с этого переломного момента Розетт перестала разговаривать. Этим же летом новообразовавшаяся семья переехала в другой город, оставляя в Лондоне прошлую жизнь и прошлые проблемы. Сейчас они жили в Лидсе, а точнее на его окраине. Можно ли за одиннадцать лет забыть покойного мужа? Лили забыла. Можно ли за одиннадцать лет забыть родного отца? Розетт помнила. Она хранила память о нём в самом укромном уголке своего сердца, и никому не позволяла прикасаться к нему. Осенью того же года Розетт поступила в школу. В школу, где каждый обходил её стороной, считая немой. И у них было тому доказательство. Проще же сделать справку о том, что она немая, нежели сводить собственную дочь к психологу? Закончив девять классов, девушка поступила в педагогический колледж. Она хотела стать воспитателем и с малых лет учить детей добру, учить их радоваться, прививать любовь к жизни. Ей казалось, что вместе с этой профессией у неё появиться смысл жизни, и она наконец перестанет молчать. Розетт хотела уехать из этого города и забыть свою жизнь в этом доме, как страшный сон, но пока что это было только в мечтах, и суровая реальность легла на плечи девушки тяжелым грузом. Внезапно Розетт передёрнуло. Мурашки пробежали по её спине, когда она встретилась со злым взглядом матери, стоящей на улице. Женщина отошла от своего «мужчины на ночь», и девушка с ужасом отскочила от окна. Входная дверь с грохотом открылась, и тяжелые шаги по лестнице глухим эхом отдались по ту сторону двери. В немом испуге из груди девушки вырвалось пара судорожных вздохов, и она беспомощно бросилась к столу. Тело сковала паника, отключая все внешние раздражители окружающего мира. Её ожидало наказание, и это ожидание было самым ужасным. Дверь распахнулась, предоставляя взору Розетт запыхавшуюся мать. – Разве я не говорила тебе, чтобы ты не высовывалась, когда ко мне приходят знакомые?! – кровь прилипла к щекам девушка, и она стыдливо опустила голову. Лили всегда умела выставить дочь неправой, а Розетт привыкла уступать ей. Как и всегда Розетт ничего не ответила, молча стоя напротив матери и теребя в руках учебник по биологии. – Молчишь, – в холодных глазах Лили блеснул мимолетный огонёк беспокойства, но Розетт не увидела его, понуро опустив взгляд на переплет учебника. – Мне бы стоило беспокоиться, что ты расскажешь всё Майрону, но я не беспокоюсь. Ты ведь не разговариваешь. Женщина покачала головой и хлопнула дверью, оставляя дочь одну в комнате. Девушка расслабленно опустилась на стул и бросила учебник на стол. Наказания не последовало, опасения не сбылись. В эту ночь Розетт будет спать спокойно.

***

Солнечные лучи проникли сквозь занавески, озаряя лицо проснувшейся девушки. Розетт уже давно проснулась, но так и не смогла заснуть. Вот уже целую неделю её мучает бессонница, с которой она не может ничего поделать. Внизу раздался топот, а затем послышались голоса, что означало, что мама уже проснулась и включила телевизор. Девушка тяжело вздохнула и поднялась с кровати, направляясь в ванную. Плеснув в лицо холодной водой, Розетт тяжело задышала от неприятного ощущения. Она открыла глаза, проводя пальцами по выступающим синякам под её глазами. В зеркале отражалась уставшая девушка с серыми глазами, лицо которой обрамляли черные, как смоль, волосы. Это был ненатуральный цвет, она покрасила их через месяц, как перестала разговаривать. Согласитесь, что блондинки выделяются в толпе, так вот девушка хотела быть незаметной, поэтому безжалостно спрятала свои белокурые пряди под черной краской. В её носу красовался пирсинг, она сделала его, когда Майрон выпустил её попугайчика на съедение коту. Две сережки виднелись и на её правой брови. Под нижней губой тоже был пирсинг, и, так сказать, «дырявила» она себя сама. Каждый раз, когда ей было больно, она брала в руки иголку и просто прокалывала ту или иную часть тела. Сумасшедшая – скажете вы. Нет, просто спрятать своё истинное лицо ведь проще, чем открыться людям. - Розетт! – крикнула Лили, заметив проходящую мимо кухни девушку. Розетт остановилась, направляя на мать выжидающий взгляд. – Нам нужно заехать кое-куда, поэтому в колледж ты сегодня не идешь, – Розетт кивнула и развернулась обратно, но снова была остановлена уставшим голосом матери. – Мы едем прямо сейчас, подожди меня в машине, – девушка снова слабо кивнула, направляясь в сторону двери. Она не могла спорить с мамой, да и как бы она сделала? Она не разговаривает вот уже не один год. Холодный ветерок пробрался под тонкую ткань, и она поспешила застегнуть молнию легкой куртки. Слабое осеннее солнце выступало сквозь хмурое небо, освещая поблескивающие от ночного дождя крыши домов. Розетт села в машину, замечая на стекле частые крапинки дождя. Лили не заставила себя долго ждать, появившись на крыльце через пять минут. В её руках была какая-то папка, которую она поспешила спрятать в дамскую черную сумку. Дорога прошла в полном молчании, чего и следовало ожидать. Мама никогда не рвалась поразвлечь вечно молчавшую дочь какими-либо шуточками. Дождь разошёлся, когда машина остановилась на стоянке возле большого серого здания. «Медицинский центр доктора Рочестера*», - про себя прочитала Розетт. – Выходим, – сказала Лили, беря в руки сумку. Девушка в ступоре посмотрела на мать. – Выходим, – повторила женщина. - Ты идёшь со мной. Ледяные капли дождя накрыли их с головой, когда Розетт и Лили вышли из машины. Они спешно забежали в приемную, нарушая покой, царивший в стенах здания. Мать сняла своё пальто и отдала его Розетт, прося отнести его в гардероб, что без колебаний выполнила дочь. Розетт до сих пор не понимала, зачем они здесь находятся. В её голове крутился рой мыслей, приводящих её в полное непонимание. Здесь, по коридорам, шагали больные, некоторые шли одни, некоторые были с родственниками, некоторых катили на коляске. Девушка смотрела на всех этих людей, с восторгом думая, сколько же радости и горя видели стены этих помещений. Сколько смеха и слёз слышали они от самых разных людей. Мать, идущая впереди, внезапно остановилась возле кабинета 124, сверяясь с бумагами. Немного погодя, она развернулась, смотря на дочь странным взглядом. – Мы пришли, – сказала она и села на стул возле двери. На двери сверкнула табличка «Бобби Хоран, психотерапевт», и девушка застыла в немом шоке. Но, прежде чем она успела убежать, над дверью зажглась зелёная лампочка, и Лили схватила Розетт за локоть, затаскивая в кабинет. – Здравствуйте, вы…, – за столом сидел улыбающийся мужчина средних лет. – Лили Готтесман, – не менее улыбчиво произнесла женщина, и мужчина встал с кресла, здороваясь с ней за руку. – Мы ждали вас, мисс Готтесман, – взгляд мужчины прошёлся по испуганной Розетт, стоящей возле двери. – Розетт Эллисон Риверс? – спросил он, присаживаясь на кресло. Девушка вжалась в стену, натягивая на запястья рукава кофты. В её глазах блестел трепетный огонёк непонимания: зачем мы здесь? Что они хотят? – Миссис Готтесман, вы не сказали? – Нет, я… Думала, что вы справитесь лучше, – неуверенно произнесла Лили и закусила губу. Ей стало немного неловко. Она бы не хотела, чтобы доктор подумал, что они с дочерью не умеют находить общий язык. Но нам всегда стыдно за правду, ведь так? – Что ж, – доктор выпрямился в кресле, с улыбкой указывая на кожаные кресла рядом с его столом. – Присаживайтесь. Лили без колебаний села на кресло, удобнее устраиваясь в мягкой кожаной поверхности. Она взглянула на доктора, который внимательно смотрел за её спину, поправляя очки на переносице. Женщина обернулась, бросая сердитый взгляд на растерянную Розетт. – Садись, – сквозь зубы выдавила она, а затем скованно улыбнулась, разворачиваясь лицом к мужчине. Розетт неуклюже подалась вперед, направляясь к креслу. Так же медленно она села, резко вжимаясь в мягкую спинку. Она была похожа на загнанного в клетку зверька, и эта доброта, с которой на неё смотрел доктор, еще больше обескураживала и без того рассеянный разум девушки. – Что ж, Розетт, думаю, ты ждешь объяснений. Меня зовут мистер Хоран, – девушка внимательно смотрела в глаза доктора. Её руки машинально сложились на груди, эмоционально закрываясь от собеседника. – Ваша мама позвонила мне неделю назад, и после небольшого разговора мы решили назначить тебе курс психотерапии. Глаза Розетт расширились до максимального размера, а брови поднялись вверх. Страх, удивление, нездоровая усмешка – всё перемешалось в её голове на тот момент. Ей было страшно от того, что какой-то посторонний человек будет копаться в её голове. Она была удивлена, с чего бы это её мать решила вдруг заняться своей дочерью. И где-то глубоко внутри, она смеялась над этой ситуацией, ей казалось смешным, что спустя три с половиной года её психику вдруг решили вылечить, что за полгода до совершеннолетия её мать захотела оказать заботу дочери. – Твои преподаватели жалуются на тебя, Розетт, – вдруг начала Лили. - У тебя замечательные письменные работы, ты отлично знаешь материал, но ты не разговариваешь. Ты будущий воспитатель, ты обязана уметь разговаривать с детьми, но ты не разговариваешь. Ты молчишь вот уже несколько лет, и, кажется, даже не собираешь сказать и слова. Перед звонком мистеру Хорану мне позвонил директор твоего колледжа и попросил меня явиться к нему. Он сказал, что если ты не начнешь разговаривать, тебя исключат, и ты больше не сможешь продолжать учиться на эту профессию. Глаза Розетт заслезились от обиды, но она лишь промолчала, отворачиваясь от нагнетающих взглядов доктора и мамы. Ей хотелось упасть и биться о пол в истерике, но она лишь проглатывала тяжелый комок, собирающийся у нее в горле. Главная мечта Розетт рушилась, и она хотела начать разговаривать, но не могла. Это травма, которую не трогали долгое время, и теперь её было не так-то просто вылечить. – Что ж, – произнес мистер Хоран, и Розетт поймала себя на мысли, что её уже начинает тошнить от его «что ж». - Тебе было шесть, когда твой папа умер, так? – Верно, – ответила Лили за дочь. – Ты спокойно жила восемь лет, но вдруг в четырнадцать перестала разговаривать. Лицо девушки вытянулось в удивлении. Вдруг? – Твоя мама сказала, что в тот вечер ты пришла со школы в слезах и заперлась в комнате. С того дня ты перестала разговаривать, так? – Так, – без капли смущения ответила Лили. На смену страху пришёл гнев. Девушка вызывающе посмотрела на мать, но та не повернулась в её сторону. Лили не сказала главного, и это разозлило Розетт. Мистер Хоран просматривал что-то в бумагах, в то время как молчавшая девушка успокаивала бушующий ураган внутри себя. – Так, – пробормотал себе под нос мужчина. – Интересный случай, очень интересный. Я сейчас вернусь, - и, встав со стула, он скрылся за дверью, которую девушка изначально не заметила. В проёме мелькнули полки с какими-то книгами, а затем послышались голоса. «Что у него там?» - задала бы вопрос Розетт, но она упорно промолчала. Через пять минут за дверью послышались шаги и в кабинете показался мистер Хоран. Но какого было удивление Розетт, когда за его спиной показался молодой человек, надевающий белый халат. Не менее удивленная, Лили открыла рот, чтобы что-то спросить, но мистер Хоран не дал ей такой возможности. – Миссис Готтесман, мисс Риверс, это мой сын Найл, начинающий психотерапевт, и он будет лечить вас, Розетт *Название клиники выдуманное.