Звери, живя вместе с людьми, становятся ручными, а люди, общаясь друг с другом, становятся дикими. Гераклит Эфесский
Я Стас. Стас Карпов. И я часто чувствую боль. Не показываю, но чувствую… Каждый день. С последующим всё больше и больше. Боль физическая присутствует реже, но и она есть. А вот душевная… Душевная боль очень сильна и никогда не покидает меня. Из-за боли изменился мой характер. Я стал жёстче, и многие это заметили. Теперь меня боятся и избегают встречи со мной. А в моей жизни нет почти ничего хорошего. Если кто-то попросит меня покопаться в своём прошлом, я вспомню лишь о том, что привело меня к такому состоянию, то из-за чего я стал таким жестоким. Первым шагом к жестокости были игры во дворе. Я был очень шустрым мальчиком. А во дворе мы всегда играли в войнушку, не понимая того, что эта игра несёт за собой только зло. Мы всегда думали, что эта игра весёлая, она приносила нам столько радости. А на самом деле она лишь ожесточала нас и нашу жизнь. Вторым шагом к жестокости был мой отец. Он страдал шизофренией, часто у него были приступы. Вначале было всё нормально, отец работал хирургом, а потом обострились проблемы с его здоровьем, но работать он не перестал. Хотя предпосылки к увольнению были. Отец чуть не убил мою сестру, когда она оказалась беременной. Он пытался вырезать её ребёнка и зашить ей в живот котят. Это было за гранью моего понимания. Я тогда чудом успел спасти Анюту. После этого Аня пролежала в больнице целую неделю, я ходил к ней каждый день, поддерживал. Молодой девчонке, естественно, было трудно понять и принять то, что её отец в прямом смысле является больным человеком. Я каждый вечер успокаивал её, обнимая за спину, а она прижималась ко мне ещё ближе и плакала, спрятав своё личико в воротнике моей рубашки. Я тогда обозлился на отца окончательно. Раньше он мог ударить меня, будучи с опьянённым разумом. Я терпел это. Пару раз он даже хотел ударить мать, но я останавливал его. Мама только пожала плечами, а ночью, сидя на кухне, смотрела в окно и плакала, думая, что ни я, ни Аня ничего не видим и не слышим. А когда его посадили в психиатрическую больницу, под вопросом было моё обучение. Ведь тогда уже я обучался в школе милиции. А отец – шизофреник мог стать для меня стеной перед будущим. Хорошо, что мне помог мой преподаватель, он закрыл глаза, помог очистить историю моей семьи. Но после этого я всё же стал грубее, злости в моём взгляде прибавилось, жестокость в душе только разрослась. Третьим шагом к жестокости была работа. Первый же день работы прошёл не совсем гладко. Я подрался с начальником криминальной милиции, своим непосредственным. А потом было только хуже. Он заприметил меня, захотел, чтобы после него именно я занял его место. Он стал ломать меня и у него это прекрасно получалось. С каждым последующим днём я становился ещё жёстче. Я причинял боль другим, и это приносило мне неимоверное удовольствие. Видеть то, как страдают другие, ощущать своё превосходство. Насилие также приносило мне расслабление, после я был абсолютно спокойным. Меня ничего не раздражало, я с пониманием относился к своим подчинённым, начальству. Но жестокость всегда граничила с болью. После работы я пил виски или коньяк, заглушая все свои чувства и уничтожая их. Пил я не просто рюмками, а целыми стаканами, иногда даже из горла, большими глотками, которые нещадно обжигали горло. Работа сделала меня настоящим зверем. Одиноким волком, который больше ничего не чувствовал, кроме боли, что отзывалась где-то глубоко в сердце. Четвёртым шагом к жестокости были женщины. Женщин в моей жизни было много. Но никто надолго не задерживался рядом со мной. Была Маша, которая бросила меня, как только у меня появились проблемы. Она не выдержала этого, оказалась слишком нежной, боязливой. А после были только девочки на один раз. Каждую ночь в моей кровати лежала очередная девушка, которая была похожа на предыдущую. Они все, безусловно, были красивыми, длинноногими и с блондинистыми волосами. У меня больше никогда не было чувств к женщинам. Был лишь животный интерес, который помогал удовлетворить мужские потребности.В моей жизни больше никогда не было любви, а это приносило в мою жизнь и характер только больше жестокости. А с ней приходила и боль.