Король Лир

Его посмертные видения были… странными. Можно даже сказать — порнографически-непристойными. Ведь привиделся Лиру черный дракон и его юный всадник, имя которого он так и не успел узнать. Юноша лежал на широкой кровати, а дракон в своем человечьем обличии вылизывал его. Как кошка котенка. Ноги всадника были щедро раздвинуты, голова откинута назад, нижняя губа закушена. Длинный и странно раздвоенный язык ящера оглаживал ему внутреннюю часть бедер, яички, обвивался вокруг члена, попутно легко надрачивая его. А после спустился ниже и стал проникать в расслабленное колечко слишком сильно, на вкус Лира, растянутого ануса. Это что ж надо было с мальчиком делать, чтобы так?.. Оформить мысль до конца Лир не успел — юноша застонал низко и страстно, отвлекая его. Драконий язык тем временем начал постепенно утолщаться, приобретая размеры крупного мужского естества. «Удобная… опция», — подумал Лир, чувствуя, что возбуждается, несмотря на всю свою посмертную бестелесность. А после дракон поднялся на колени, одновременно высвобождая из штанов свой член… И Лир отчетливо, до поджавшихся ягодиц осознал, что именно делали с юным всадником, чтобы его анус стал таким… Ничего особенного, его просто трахали. Святые угодники! Да как такое может?.. Но член дракона легко и привычно вошел в распростертое под ним тело. Сделав пару пробных толчков, Кин обнял своего юного любовника и перекатился вместе с ним так, что теперь тот оказался на нем верхом, по-прежнему сжимая в себе его немаленькое достоинство. Юноша начал двигаться, опершись для устойчивости руками в выпуклые мышцы на груди дракона, а тот потянулся и начал нежно пощипывать ему соски. Собственный член юноши бодро стоял. Капли прозрачной влаги утренней росой появлялись на вершине темно-розовой головки, а после медленно скатывались вниз. — Рей, маленький мой, родной, — шепнул дракон и обхватил ладонями раскрасневшиеся щеки юноши, притягивая его к себе, а после нежно целуя. «Рей! Его зовут Рей», — подумал Лир, во все глаза наблюдая за тем, как юный всадник уверенно и умело объезжает своего дракона. До этого ему и в голову не приходило, что значение этого слова — всадник — может быть… столь вариабельным. Рей оторвался от любовника, резко распрямляя спину, задвигался рвано и дергано, словно в сладкой агонии, откинул голову назад, обращая прекрасное в своей всеобъемлющей страсти лицо к потолку, закричал звонко и кончил, даже не прикоснувшись к себе. Так, как однажды кончил под самим Лиром его собственный мальчик — теплый и щедрый на ласки Эри. Дракон, который, судя по всему, излился едва ли не одновременно со своим всадником, после снова притянул ошалевшего от оргазма Рея к себе. Юноша потерся лицом о его широкую волосатую грудь и, расслабленно улыбаясь, замер. А сам дракон обнял его, зарываясь пальцами в светлую шевелюру своего всадника, и вдруг глянул прямо на Лира. «Прости, я не нарочно», — выдохнул он испуганно и виновато. «Я знаю. Но теперь — проваливай». «Да куда ж мне…» «А ты подумай и реши». Рей оторвался от дракона и тоже повернул голову, с усмешкой взглянув на Лира. Член Кина все еще был у него в анусе, и колечко мышц мерно пульсировало вокруг него, желая то ли избавиться от постороннего предмета, то ли втянуть его в себя еще глубже. Лир даже вспотел, мгновенно испытав приступ острого смущения от того, что видит вещи, совершенно точно не предназначенные для чужих любопытных глаз. Рей улыбнулся еще шире и подмигнул ему. «Иди. Тебя уже давно ждут». «Ждут?» — недоуменно спросил Лир, представив себе архангела Гавриила с мечом, а рядом с ним черта с вилами. Рей и дракон рассмеялись. «Вали уже, дурень твердолобый!» Дракон шевельнул пальцами в воздухе над собой, и Лир вновь, с уже привычным ощущением пробки от шампанского и едва ли не со звонким хлопком вылетел из реальности. Было смешно и по-прежнему немного стыдно от увиденной слишком интимной сцены. «И чего я так боялся умирать?» — подумал Лир и улыбнулся, устраиваясь поудобнее. Судя по ощущениям, лежал он на чем-то мягком и шелковистом. Что-то такое же приятное — щекотно-теплое — укрывало ему ноги, а с боков словно две грелки кто-то заботливый пристроил. Лир потянулся всем телом, выгибая спину и растопыривая пальцы на ногах. Приятная тяжесть в паху, которую он нажил, наблюдая за соитием дракона и его всадника, отозвалась в остальном теле томной волной… Стоп! Потягушки на шелковых простынях и бодрый стояк? И все это на том свете? Лир распахнул глаза, и тут же рядом кто-то придушенно чихнул, явно зажимая себе рот и нос, чтобы снизить интенсивность звука. — Будь здоров, — автоматически, все еще пребывая в некотором вполне понятном изумлении, сказал Лир. — Спасибо, — так же на автомате ответили ему и вдруг спохватились: — Ой! Рыжая голова вынырнула откуда-то сбоку, и бесконечно смущенный юный дор Актеон Бариссиан неуверенно улыбнулся. — Простите… В-волосок в нос попал… — У пресветлого Лира их много, привыкай, Тэй, — вторая, еще более всклокоченная голова показалась с другой стороны, и Эри засиял такой радостной улыбкой, что Лир не удержался и ответил ему тем же. — Я что, все-таки в раю? — он коснулся пальцами скулы Эри и перевел взгляд на еще более смущенного Актеона. Эри хихикнул, и Лир почувствовал, как шустрая рука пробралась ему сначала на живот, а после спустилась ниже, крепко обхватив его восставшее орудие. — Вы в своей постели, пресветлый Лир. И мы с Тэем вместе с вами. Господин Кантуниль-Кин-Ха велел обнять вас и всю ночь звать, чтобы ваша душа нашла дорогу домой. Мы звали-звали, — Эри вдруг широко зевнул, показав Лиру розовое, как у котенка, небо, и справа тут же синхронно раззевался Актеон, — а потом заснули. Но все равно у нас получилось дозваться, правда, Тэй? — Да, — тихо подтвердил Актеон и начал попой вперед выбираться из постели.  — Стой, раз-два! — скомандовал Лир и улыбнулся, когда Тэй замер перепуганным сурикатом. — Куда это ты, юный дор, собрался? А кто будет рассказывать мне обо всем, что произошло здесь и в Соловьиной долине, пока я был… занят кое-чем в другом, далеко не столь приятном месте? Думать о смерти, которая пролетела мимо, словно пуля у виска — лишь шевельнув сквозняком волосы — все-таки было страшно (дурак был этот Эпикур, хоть и древнегреческий философ!). Страшно и в то же время как-то завораживающе, затягивающе приятно. Так, словно смотришь с большой высоты вниз, стоя на самом краю. Тянет прыгнуть просто для того, чтобы узнать — а каково это? И только усилием воли удается остаться на месте. Рука Эри тем временем двигалась все более настойчиво. Не желая еще больше смущать Актеона, Лир глянул укоризненно и, указав глазами на пламенеющие ярче гривы волос щеки и уши юного дора, перехватил чужие пальцы на своем естестве. Но мелкий хулиган и не подумал прекращать свои игры, довольно неплохо укрытые от посторонних глаз толстым меховым одеялом. Выдернув пальцы из захвата (надо признать, не такого и сильного), он зарылся ими в густые волосы в паху Лира, подергал их игриво и снова вернулся к прежнему занятию, то двигая кожицу на члене Лира вверх-вниз, то оглаживая оголенную и от того особенно чувствительную головку. — Что вы хотите узнать, пресветлый дор? — опуская глаза, тем временем спросил Актеон и уселся еще прямее — так, словно был не в кровати, а за столом на великосветском приеме. — Чего я хочу? — прохрипел Лир, теряя связь с реальностью. Эри опять хихикнул, прижмурился, а потом посоветовал Актеону: — Расскажи пресветлому Лиру все с того момента, как ты пришел в себя во дворе замка. Лир кивнул. Говорить он уже не рисковал, справедливо опасаясь, что голос его подведет. Нет, ну что такое! Он только что умер, а тут… О господи, как же хорошо! — Все были так добры ко мне… Господин дракон… вылечил меня. — Представляете, пресветлый Лир, он его вылизывал прямо там! «Представляю! Очень даже хорошо представляю!» — с отчаянием подумал Лир, четко понимая, что от процесса этого самого «представления» вот-вот перепачкает одеяло и собственный живот. Щеки Актеона запылали еще ярче, и он спрятал лицо в ладонях. Эри продолжал трещать, впрочем, ни на минуту не забывая о своих тайных действиях под одеялом. — И после у Тэя все прошло. Скажи — приятно было, а, Тэй? — Эри протянул свободную руку к лицу Актеона и нетерпеливо стал оттягивать его ладони, в которых тот продолжал прятаться. — Ну скажи! Меня вот там никогда дракон не лизал. Только пресветлый… Лир кашлянул судорожно. Эри замолчал. Зеленый глаз Актеона выглянул между пальцами, и Лир увидел в нем смех. Поросята! Еще и смеются над ним… О господи, как же… — Господин дракон лечил меня, — Тэй наконец-то решился выбраться из укрытия в собственных пальцах. — Это было лечение, а не… секс, Эри. Понял? У него слюна — лечебная. — Да понял я! Ты лучше скажи — каково это, когда тебя так… гм… лечит сам дракон? — в глазах Эри читался азарт. Актеон насупился, по-прежнему рдея щеками. — Попроси госпожу Фрейю сделать так и узнаешь. Оживление слетело с Эри, словно осенняя листва под шквалом ветра. Он даже рукой под одеялом перестал двигать. Все замерли. Лир вздохнул. — Эри, об этом тебе со мной все равно поговорить придется. Я ведь должен знать, что… — И я. Мальчики вздрогнули. Лир вскинул голову — в дверях спальни, привалившись плечом к косяку, бесшумной тенью стояла пресветлая дора Фрейя. — С возвращением, муж мой. — Спасибо, пресветлая дора, хотя я и не… — Об этом нам тоже надо поговорить, пресветлый Лир, но… Но с твоего позволения, чуть позднее. Лир кивнул. Возбуждение, которое стало уже почти нестерпимым, вытекло из него, как вода из проткнутого бурдюка. Не самое приятное ощущение. Он с сожалением взглянул на Эри. Мальчик был мрачен. Как и всегда в присутствии Фрейи. «Он ее боится, — понял Лир. — Но храбрится, чтобы не показать это». Пальцы Эри крепче сомкнулись вокруг его опавшего естества, правда секса в этом теперь тоже не было. Одно лечение. Эри просто искал поддержки хоть в чем-то и предсказуемо находил ее в мужественности Лира. — Нам всем друг другу много чего надо сказать. Остается решить, с чего начинать. Фрейя пожала плечами и вздохнула, отводя глаза. — Видимо, с истории последней драконихи в этом мире и ее слишком юного всадника. Да, Эри? Мальчик зарылся в одеяло глубже, еще плотнее прижимаясь к Лиру и сверкая из складок меха тревожными глазами. Фрейя, шагнув к кровати, упала на колени перед ней — с той стороны, где свернулся перепуганным клубком Эри. — Так, — сказал Лир, и это короткое слово ножом разрезало мешанину чужих чувств, в которые его стало затягивать. — Я правильно понял, и Эри твой всадник, дора Фрейя? — Да, — оба — и дракониха, и Эри — выдохнули это короткое слово едва ли не хором, но каким разным оно было! В исполнении Фрейи оно было полно жаркой надежды. Эри его чуть ли не проплакал. — Мне повезло, как редко везет драконам, муж мой, — Фрейя качнула головой и, осторожно продвинув руку, коснулась пальцами плеча Эри. Мальчик вздрогнул и попытался отстраниться. Лир нахмурился. Фрейя убрала руку и понурилась. — Мне повезло, — с усилием продолжила она. — Мне не пришлось годами и столетиями искать своего всадника. Ребенка, который должен был им стать, зачала моя собственная служанка. Когда Эри еще был у нее в животе, я уже знала, кто он. Кем станет для меня. Я поселила эту женщину в отдельном доме, обеспечила всем и, когда подошел срок, сама приняла у нее роды, первой взяла своего всадника на руки. И все у нас было прекрасно, пока Эри не стал подростком, не начал взрослеть. И я до сих пор не понимаю… — Не понимаешь? — Эри вскинулся. — Ты уже готовила пыточную, я знаю! Я… Мне сказали, как драконы делают себе всадников, показали книгу, в которой все это было написано. Лир кивнул. — Я тоже читал нечто подобное, дора Фрейя. Когда попытался разобраться… с тем, где же я… оказался. Фрейя вскочила и заметалась, в комнате стало ощутимо жарче, а ее волосы стали отливать не спокойной рыжей бронзой, а заревом лесного пожара. Лир и Актеон смотрели на дракониху с понятным испугом. Эри вскочил, налил в кубок воды и, подбежав к Фрейе, подал ей. Она ухватилась за него, как утопающий за соломинку, и принялась жадно пить. При этом Лир с потрясенным изумлением увидел, как кубок под ее пальцами стал проминаться, будто был из пластилина, а после и вовсе потек яркими каплями расплавленного металла. — Эри! — тревожно вскрикнул он, опасаясь за своего мальчика, но тот, похоже, знал, что делает. Подойдя еще ближе, он бестрепетно обнял Фрейю и замер, словно впитывая в себя весь ее сумасшедший жар. — Кто дал тебе прочитать эти глупости, Эри? — голос Фрейи был полон непонимания и горя. — Кто? Впрочем, теперь не важно. Я, по крайней мере, наконец-то поняла, что произошло. Почему ты просто не поговорил со мной? — Я… боялся. И теперь… боюсь. Эри поежился, отошел от успокоившейся драконихи и вновь забрался под одеяло к Лиру. Актеон протянул руку через Лиров живот и успокаивающе сжал пальцы Эри в своих. Фрейя опустилась на угол кровати и покачала головой. — Но почему, маленький мой? Я же не сделала тебе ничего плохого… Да я чуть не умерла, когда ты ушел. Если бы не Кантуниль-Кин-Ха… — Ты хотела сделать. Я знаю. Все знают, как драконы готовят для себя послушных всадников. В книгах… — Чертовы книги, чертовы людишки, чертовы мужики обеих рас! — из глаз Фрейи вновь полыхнуло пламенем, но на этот раз она сумела себя сдержать. Простыни под ней лишь задымились, словно под горячим утюгом. Лир опасливо подобрал под себя ноги, усаживаясь в кровати прямее и почти автоматически подтянул следом за собой Эри и Актеона, прижимая обоих мальчиков к себе. — Насколько я понимаю, пресветлая дора, ни о каких пытках по отношению к Эри и речь не шла? — Ну конечно нет! Через подобное пришлось пройти Рею — всаднику Кантуниля-Кин-Ха. Но там ситуация была иной… Проклятье притупило чутье нашего владыки, а ведь ему надо было найти не просто всадника, но свою любовь, только тогда оно могло рассеяться… Да и, если честно, у драконов отношения со своими всадниками вообще строятся совсем не так, как у драконих. У них — борьба за первенство, поединок силы воли, выдержки и прочих мужских заморочек. Естественно, именно об этом и написали в книгах летописцы… А ведь у драконих… У драконих все иначе. И уж тем более в таком редком случае, как у нас с Эри, когда дракониха сама, с пеленок растит себе всадника… Я разговаривала с ним, когда он еще даже не покинул чрево своей родной матери! Для меня он — ребенок, Лир. Мой ребенок, за которого я готова жизнь отдать. Мужчинам… Мужчинам не понять, что это такое. С этим Лир был готов поспорить. Он прекрасно помнил свои собственные чувства, которые испытал там, в подвале замка Бариссианов, когда молился, отдавая взамен жизни юного Актеона, который теперь тихо сидел рядом, незаметно утирая невольные слезы, свою собственную. И сомнений в нем тогда не было ни на грамм. Неужели и Фрейя испытывает по отношению к Эри нечто подобное?.. — Ты клянешься, жена моя, что никогда не причинишь Эриасу ту боль, о которой он читал в книгах и которой так боится теперь? — Да, клянусь, — Фрейя вскочила на ноги и сделала правой рукой какой-то жест, который Лир воспринял, как что-то ритуальное, скреплявшее клятву навечно. И одновременно то же слово громом прогремело у него прямо в голове. Лир кивнул потрясенно: — Я услышал тебя, Фрейя. И не только ушами. — Это потому, что ты, Лир — мой муж. Эри тоже сможет услышать меня. И, если захочет и пустит меня в свои мысли, будет слышать всегда и везде. Потому что он — мой всадник. И если он наконец-то решится на это, у него никогда не будет во мне сомнений. Я ведь тебе уже говорила об этом, малыш, ты помнишь?.. — Эри? — Лир плотнее прижал мальчика к своему боку, ободряя. Тот шевельнулся. — Я… Я чувствую себя дураком. И… И мне стыдно… — Почему? — Я повел себя, как глупый ребенок. Я струсил. — Но ведь ты и был тогда ребенком… И потом, на самом деле, ты очень храбрый! Ты пришел и открылся Фрейе, несмотря на то, что боялся ее. И только для того, чтобы убедить ее помочь мне и спасти Актеона. Рыжеволосый юноша рядом с Лиром ахнул и еще крепче стиснул свои пальцы на безвольной руке Эри. — И что будет теперь? Повисла пауза. Лир покачал головой и решил, что пора брать ситуацию в свои руки. — Теперь мы возьмем тайм-аут, встанем, оденемся и пойдем есть. А после вы все-таки расскажете мне, что произошло в Соловьиной долине, пока я валялся в обмороке. Что сталось с пресветлым дором Таносом и благородным дором Миносом. И почему ты, пресветлая дора Фрейя, так упорно величаешь меня своим супругом, несмотря на то, что точно знаешь о том, что я… не совсем я.