Шахматы

       Я смотрю на отражение в зеркале. На меня глядят темно-синие, словно море, глаза. Еще чуть-чуть и это море выйдет из берегов, хлынув горячим потоком по румяным щекам. Густые черные ресницы, будто ледяной ветер, заставляют слёзы укрыться и превращают море в ледяную грозную пустыню безмолвия. Я с трудом перевожу взгляд ниже и глубоко вздыхаю. С моих плеч неуклюже свисает темный мешок, это наш повседневный костюм. Местные называют его «Хайне»*. В нем наш народ чем-то похож на первобытных людей, хотя привычки и обычаи тоже далеко не проэволюционировали. Наш народ – это смесь двух красок: черного и белого. Я отношусь к первым. Со вторыми нашей «краске» контактировать нельзя, т.к. мы можем зачернить их красоту, их чистоту, их блеск. К нашей «краске» относятся все чернорабочие города: уборщики, строители, повара и бродяги. Я невольно вступила в их ряды из-за глупого поступка моих родителей в прошлом. К «белым» относятся привилегированные слои общества: указатели, думщики и их подчиненные. Здесь ты либо обречен на гибель, голод и черный мешок, либо на начищенные до скрипа туфли, интервью и вечную рутину.       Громкий затяжной звук снаружи отрывает меня от мыслей, и я быстро бегу вниз на завтрак. Я должна бежать быстро, не оглядываясь, т.к. это единственный удачный способ заполучить хоть какой-то кусочек пищи. Я врываюсь в огромные двери бывавшей в прошлом бакалеи и ищу взглядом место раздачи пайка. Народ прибывает, а раздавателя не видно. Спустя несколько минут я уже не могу устоять на ногах, толпа жмет меня со всех сторон, наступая на босые ноги вновь и вновь. Внезапно среди черной грязи и сальных волос я вижу мелькающее белое пятно. Пытаясь узнать незваного гостя, я встаю на цыпочки, но местный полицейский больно ударяет меня по ногам, отчего я невольно падаю наземь.        «Товарищи! Я пришел к вам с вестью, которая вас не обрадует, но и не должна огорчить. В связи с потерями нашей армии на юго-западном фронте, им нужно подкрепление и новые силы. Наше государство делает всё возможное, чтобы укрепить военную мощь нашей державы и устранить врага..» - начал было оповещать оратор. Из зала послышались смешки и недовольные возгласы, но полицейские быстро успокоили разбушевавшуюся толпу.        «Поэтому в течение недели ваше продовольствие будет сокращено в два раза и будет направлен солдатам, для поддержания их самочувствия в отличной форме», - закончил он. В зале повисла гробовая тишина. Люди, голодающие уже несколько месяцев, не смогут выдержать сокращения выдачи пайка. Это понимал каждый. Какой-то «чёрный» не выдержал и сквозь толпу начал пробиваться к оратору. Он осознавал, что это его последний шанс нанести урон правительству. Ведь, возможно, завтра в его теле затлеет последний уголёк. Не медлив не секунды, полицейский поднял свой ствол вверх, что означало: еще один шаг – смерть. Но до этого ли было разъяренному и усталому народу? В зале послышались крики детей и вопли матерей, но весь хаос прервал один единственный звук. Выстрел пистолета.       Острая боль пронзила мой левый бок и я, потеряв сознание, рухнула на землю.