Девушка-судьба

Лайт Нострадо несмело гладит пальцами пистолет, трогая его так опасливо, будто тот способен откусить ему палец. За окном дневной свет сменился сумрачным, а электрическое освещение не включено, отчего металл дула кажется ночной тьмой. Когда Лайт уселся за стол пропустить рюмочку, солнце, кажется, только всходило. Лайт улыбается оружию: неестественно, криво, даже брезгливо. Если бы кто-то сейчас стоял рядом с ним, он бы ощутил такой удушливый перегар, что мог не выдержать и зайтись кашлем. Либо испытать приступ тошноты. Но Лайту это совсем безразлично — ему и в хорошие-то времена было плевать на чувства других. Но сейчас он все-таки ненавидит себя, и, несмотря на то, насколько он пьян, голова его как никогда ясна. Он жалкий, ни на что не способный трус. Все слухи о том, что могущества и влияние в теневом мире Лайт достиг лишь только за счет своих женщин — чистая правда. Только вот он никогда не тяготился этим. Разве в том, что у него появились эти женщины не заслуга его, Лайта? Чего только стоило ему, неизвестному никому, жениться на девушке из богатой семьи? Лайт не жалея сил лебезил перед тестем и тещей. Лгал, строил из себя того, кем не являлся, проявлял немыслимые ухищрения, чтобы заполучить обеспеченную жену в то время, когда ровесники наслаждались жизнью, меняя подруг, словно перчатки. Но Лайт всегда был верен ей. Благоразумней. Продуманней. Был предупредительным супругом. Окружал заботой по мере сил, позволял куда больше, чем сам от себя ожидал, лишь бы жена не была несчастной. Свое сокровище он лелеял по мере сил, совершая все возможное. И, в конце концов, в ее раннем уходе из жизни совсем нет вины Лайта. Он легко мог найти для Неон мачеху, но не стал делать этого. Может быть, просто не хотел делить с ней деньги? Или улыбки Неон? Его самой большой драгоценности? Вроде как смысла жизни. Сколько было в его жизни светлых полос? Сколько темных? Свадьба с матерью Неон. Рождение единственной дочери. Это лучшие, белые полосы в жизни? Нет, безусловно, не эти моменты. Смерть жены лишь сделала Лайта свободным от нелюбимой, докучливой женщины, имеющей странности. Пробуждение силы Неон — вот его светлая полоса. Разве Лайт не заслужил, чтобы она длилась вечно? Разве это было бы не лучше для самой Неон? Ведь все, что он делал, было и ради нее тоже! Но теперь все размыто серыми красками, как тени, что ползут по лицу. Время триумфа совсем истекло, как бывает с песком в песочных часах. И больше не нужно держать лица — можно скалиться и поливать грязной руганью тех, кто никогда тебе не ответит. Лайт чувствует в себе силы быть смелым, но все-таки прикладывается к бутылке и долго глотает виски, не ощущая вкуса. Второй же рукой — взводит курок. С выстрела до секунды, в которую бутыль падает на пол проходит еще какое-то время. Но его хватает на то, чтобы Лайт понял: он ошибался в себе. Считая, что Неон теперь будет в безопасности, он разражается страшным, булькающим смехом. Но стреляет не в себя. Лайт целится в темноту: в ней ему видятся толпы врагов, и, хотя защищать ему больше некого, он старательно разряжает обойму по темным углам. — Неон, смотри! — повелительно кричит он. — Папочка сейчас защитил нас с тобой! Папочка все может, детка! Банки с частями тел лопаются, как лампочки. Густой запах лекарств, спирта, смерти идет по комнате. А не обеднел ли он, чтобы уже начать лизать стекло? Теребить им лужи, впитывая влагу, пока не истекла зря, не испарилась. Зачем, зачем, боги, Лайт узнал, что значит власть, почет, настоящее положение главы клана, настоящего Крестного отца, дона мафии. Серость кругом, куда не смотри, и лишь власть является светлой, является нужной! Белого и черного нет, есть лишь триумф и падение в пропасть. А еще те, кто виноват, прославил, а затем — столкнул. — Неон! — громом раздается в утихшем доме. Лайт лезет в ящик стола за патронами, и тут в его пьяном мозгу страшным цветком прорастает воспоминание: он держит жену за горло, ту, что возражает, чтобы он использовал таланты дочери. Тонкая шея хрустит, как стекло под ногами. Лайт качается из стороны в сторону, натыкается на мебель. Патроны медленно падают на диковинных, уже никому не нужных уродцев. — Я сильный, — убеждает кого-то Лайт. — Я все могу исправить. Неон! Я смогу защитить тебя. Руки Лайта, упустившие из себя револьвер, пули, власть, сжимаются, будто снова жаждут переломить тонкую, совсем беззащитную шею. Но он не лжет. В это время за сотню миль от особняка, в плавно идущей в ночь машине, между Курапикой и Сенрицу, защищенная теми, кого Лайт благоразумно для нее выбрал, безмятежная спит Неон. Ей снятся цветные сны.