Девушка-судьба

Иллуми всегда считал, что человек, которым он является, не способен на глупости вроде стеснения, смущения, замешательства. Но теперь, глядя на белизну кружевного покрывала на ярких волосах Мачи, он ощущает странную скованность. Это наверняка правильное чувство для того, кто не сам избрал свою спутницу жизни. Но не все ли равно, раз он не пошел против воли родителей, одобривших этот союз, подтолкнувших Иллуми к нему. Посчитавших Мачи той, кто хорошо подойдет, чтобы стать матерью детей, кто сможет стать хорошей партией. Как Мачи удалось завоевать доверие ревнивой, капризной матушки, Иллуми не знал. Он лишь согласился с тем, что ему пора остепениться, пора завести своих детей. Вероятно, это могло значить и то, что родные все-таки поставят на него, как на наследника клана, отозвав предпочтения, направленные в сторону неизвестно где снова ошивающегося Киллуа, с которого, в общем-то, покуда не вышло толку. Признание в этом перед собой почти кощунственно, особенно когда Иллуми будто с удивлением подмечает — волосы Мачи, такие яркие, такие пышные, вьются, прямо как волосы Киллуа, в которые было приятно запускать пальцы даже для взбучки. Даже вставляя ему в голову иглу. Иллуми пристально смеряет супругу взглядом. У Мачи рассудительные манеры, спокойные, даже достойные. Маленькие руки, изящные, аккуратные, сложены на светлом шелке праздничного одеяния, оттянутого спереди высокой грудью. Иллуми вспоминает, что на эти формы зарился Хисока, не раз и не два, и все равно был отвергнут. Это радует: то ли потому, что Иллуми легко получил то, чего не смог Хисока, то ли потому, что его жена — красивая женщина, которую, похоже, хотят все. Красивая и сильная. С такой союзницей Иллуми сможет далеко пойти, наверное, именно это матушка и поняла. Иллуми видел способности Мачи, такие полезные, такие по-своему редкостные, способные исцелять. Они — настоящая находка для человека с большими амбициями, такого, каким изнутри, глубоко под привычной родне маской безразличия, является Иллуми. Набредая на эту мысль, он ощущает непривычное тепло, и недавняя скованность словно растворяется внутри. И Иллуми почему-то хочется показать себя перед супругой с самой лучшей своей стороны. Быть галантным, обходительным. Быть тем, кому она станет послушна по своей воле, а не при использовании манипуляций, игл в голове. — Мачи, — мягко говорит он, вдруг опускаясь на колени перед ней, скромно сидящей на брачном ложе, на котором они, такие чужие пока друг для друга, вскоре сделают попытку, Иллуми возлагает большие надежды, что не безуспешную, сделать родителей бабушкой и дедом. Женское имя непривычно ощущается на языке. — Мачи, — повторяет Иллуми, беря в свою ее маленькую ладонь. Ладонь, что умело использует иглы, как он своей — булавки. Иллуми не приспособлен к галантному обхождению, но слова, нужные и простые сами собой находятся в разуме. — Что я могу сделать, чтобы мы стали как игла и нитка? — он склоняется ниже, прижимаясь сомкнутыми губами к нежной коже и тут же ощущает слабое пожатие пальцев. От этого разговора зависит столь многое, но Иллуми уже задал вопрос и теперь наслаждается ощущениями от соприкосновения с женой. Неожиданно приятными. Эта женщина теперь принадлежит ему, осознает он, размыкая губы, касаясь приятно надушенной слабым цветочным ароматом кожи языком. Она не отстраняется, она не может. Она не пойдет на это. Она пойдет туда, куда захочет Иллуми, но правильнее всего — дать ей то, что поведет ее добровольно следом за ним, приплюсовать это к имени, к брачным обетам. Тогда его брак будет успешен. Это справедливо, что-то дарить жене, так? Иллуми распрямляется, и их лица теперь достигают одного уровня. Их взгляды пересекаются. И тогда Мачи медленно приоткрывает пухлые губы. — Убей для меня Хисоку, — мягко, женственно просит она, глядя прямо ему в глаза. Иллуми замирает, настороженно ли, завороженно — он не уверен. — Ты знаешь его, как никто, — продолжает она, и время для Иллуми становится медленно натягиваемой нитью. Хисока, конечно. Придурок взял на себя клятву убить всех Пауков, а за ними — Куроро. Иллуми не слишком заботило это, даже учитывая, что среди них — его брат, то был никчемный, почти нелюбимый брат, поскольку всегда отнимал чересчур много внимания матушки от самого Иллуми. И обязанность беречь его жизнь лежала на родителях. Вот, если бы они приказали… Но кто теперь Мачи? Золдик, его жена, беречь жизнь и здоровье которой — дело чести. Иллуми вообразил себе яростный, издевательский смех Хисоки, узнающего, что Иллуми вообще женился. Женился, зная, какими горячими бывают у Хисоки губы, каким жаждущим — тело. О жене Иллуми пока что не знает ничего, кроме того, что совсем вскоре огладит татуировку паука на ее мягкой коже. Ту, которую она наверняка никогда не сведет и к которой он привыкнет, о, теперь Иллуми уверен в этом. Хисока заигрался, раз в планах его покуситься на то, что принадлежит Иллуми. Правильнее всего сейчас понять, что тот — отработанный материал, бесполезный, больше не нужный. И шагнуть в правильное, счастливое будущее об руку с Мачи. С Мачи, от поглаживания пальцев которой, несмелого, но такого ласково, теплая волна всколыхнулась внизу живота. Иллуми знает Хисоку, да. Иллуми знает, что Хисока однажды нацелился бы на него. Да надоел он, кружит поблизости, больше совсем не приносит пользы. Даже тело его теперь бесполезно для Иллуми — он будет верным супругом, достойным традициям клана Золдик. — Я убью любого, кого ты захочешь, — уверенно обещает он. — Я хочу тебя, Иллуми, — безжизненно, подчеркнуто учтиво, как положено примерной супруге, говорит она. Но в ее взгляде, неожиданно потеплевшем, Иллуми замечает перемены: теплые искры, нечто такое, к чему хочется потянуться навсегда. Мачи верит ему, безгранично верит в него. В его силу, в его клятвы. С Иллуми впервые в жизни такое, кажется, он получил только что-то, чего ждал много лет, чего искал, чего пытался заработать и заслужить. Хисока еще там где-то бродит, а Иллуми взял свой аванс. Теперь он на самом первом месте. Теперь никто, совершенно никто для Мачи не превзойдет него, взявшего на себя ее месть, которая ей самой непосильна, но которая хоть и сложное, но исполнимое дело для Иллуми. Даже если что-то пойдет не так, и он вынужден будет, совсем мало вероятно, но целиком исключить нельзя, вынужден будет погибнуть, он сделает это, уверенный, что у его будущего сына будут яркие кудри Мачи. И их общая сдержанная манера держать себя. Но Иллуми теперь хорошо ощущает — кровь жены горяча, как и его собственная. Что изнутри она, где-то под внешне восхитительно-сдержанной оболочкой, полна страстей, темных и жарких, толкающих на все ради достижения целей. После исполнения ее просьбы это будут только цели Иллуми. А это значит, что все его мечты осуществятся. Мачи медленно откидывается на спину и уверенно тянет Иллуми за руку на себя, на теплое, красивое тело, которого никто и никогда кроме Иллуми не коснется. Иллуми чувствует себя ниткой, правильно и надежно продетой в иглу. Он, к собственному удивлению, ощущает себя счастливым. А это значит, что Хисока — уже мертвец.