***
— Ты уверен, что это хорошая идея? — Спросил я, украдкой посмотрев на Капитана. Мы направлялись к военным, которыми в данный момент руководил Владимир Юрьевич. Грузили что-то, собирались. В то же время предложение Капитана вызывала массу раздумий, на которых сейчас не было ни желания, ни сил. — Я — да. А вот остальные… Ребята тоже согласились, все, кроме тебя. — Ну тогда и я согласен, стало быть… Капитан остановился, посмотрев на меня. — Семен, ты такой же член отряда, как и остальные. Если у тебя есть какие-то идеи, предложения и возражения, то ты всегда можешь высказать их, разве что с оговоркой на подходящее время. Сейчас оно более чем подходящее. Я бы соврал, если бы сказал, что слова об окончательном признании меня с их стороны никак не тронули мою душу. Однако будучи одиночкой — да и вообще по жизни — я привык отвечать только за себя. Любые решения, затрагивающие других людей, давались мне не так просто, а сейчас мне прямо заявили о том, что если я буду против, то мы откажемся. Такая уж категоричная была политика у рейдеров в плане набора новых людей в лагерь: либо все за, либо идея плохая. — Давай рассуждать с двух позиций. — Начал я, хмыкнув и попытавшись сложить руки на груди, но гипс имел другие планы. — С одной стороны это хорошо. Эти люди не раз доказали свою порядочность, как минимум тебе и мне помогли фактически за просто так, к тому же еще и машинами поделились, чтобы мы вообще смогли все в лагерь увезти. Численность способных держать в руках оружие людей увеличится, да и военные нынче… Товар штучный. — То есть теперь мы товар? — Улыбнувшись, спросил Кэп. — Ты меня понял. С такими запасами провизии и десантниками за нашими спинами за безопасность можем не беспокоиться еще очень и очень долго. Не говоря уже о том, что такое выгодное положение лагеря позволит нам то, о чем другие выжившие только мечтать могут. — Я вздохнул. — Но теперь давай с другой. Речь идет не об одном индивиде, а о целой группе. Со своей уже сложившейся иерархией, отношениями друг с другом, со своим лидером. Ты уверен, что они согласятся занять подчиненное положение? Хорошо, допустим, заняли. Теперь у нас есть способные убивать люди с подготовкой, которой, возможно, нет в лагере ни у кого. Однако опасность не всегда исходит извне… Давай представим на секунду — что будет, если появятся разногласия? Хоть у кого-то из нас будет возможность им что-то противопоставить? Капитана мои слова заставили серьезно задуматься. — Я очень ценю то, что ты умеешь рассуждать трезво, Семен. И тоже думал о том, что ты только что озвучил. — Сказал он, вздохнув. — Однако я готов поручиться за этих людей. Пока ты спал, мы вместе с ними многое успели сделать — они прикрывали нам спины и если бы хотели предать, то сделали бы это уже давно. К тому же как один из них говорю: мы знаем, что такое верность. Дай им место, которое они смогут назвать своим домом, и они будут готовы отдать за него жизнь. Что-ж, пример Капитана является довольно показательным. Взвесив все «за» и «против», я все-таки решился. — Тогда считай, что и я согласен. Но мой тебе совет, если они решат принять твое предложение… Проследи за ними. Пока они не привыкнут к новому месту и образу жизни, ты будешь единственным звеном между ними и ими. Не позволяй своей симпатии к «коллегам» забыть об интересах лагеря, к которому они должны будут присоединиться. Если присоединятся. Улыбнувшись, Капитан кивнул мне. — Не забуду, Семен. Даю тебе свое слово. Порешив с этим, мы уже хотели отправиться к лидеру военных, как вдруг я схватил Капитана за предплечье, после чего он обернулся и уставился на меня с немым вопросом. — Да, слушай, раз уж речь зашла о пополнении отряда… Гром. Капитан сразу понял, о чем речь, чем меня и удивил. — Стало быть, ты тоже знаешь… Инициативу проявила Алиса, согласны были все, думаю, ты тоже не оказался бы против, посему я уже успел предложить ему пойти с нами. Только вот он отказался и объяснил причину довольно доходчиво. — И мы вообще ничего не можем с этим сделать? — Я посмотрел на него с какой-то наивной надеждой, на что Капитан лишь разочарованно вздохнул. — А что мы можем? Связать его да силком в лагерь потащить? Гром — хозяин собственной жизни, Семен. Если он решил, что она должна закончиться так… Боюсь, все, что в наших силах — поделиться с ним провизией и оружием, чтобы хоть как-то попытаться отсрочить этот момент. С этими неприятными мыслями мы наконец выдвинулись.***
— Опа… — Владимир Юрьевич аж на скамью присел от того, что Кэп просто подошел и в лоб спросил его об этом. — Знаешь, по-хорошему такие решения в столь короткий срок не принимаются. К тому же это подразумевает то, что ты должен будешь нам рассказать… Скажем так, подробности, на которые нам придется подписаться, если мы все же согласимся. Тебя это интересует? — Я понимаю. — Ответил Кэп. — Но думаю, что после пережитого мы сможем придти к консенсусу. Просто так получилось, что мы собираемся выдвигаться сегодня. — Что-ж… — Полковник обратился к своим солдатам. — Все сюда, решать вопросы будем. — Мы дождались, пока все военные, включая Алексея, окажутся рядом, образовав перед нами небольшой полукруг, после чего Владимир Юрьевич продолжил. — Наш брат и члены его отряда предлагают нам присоединиться к их группе. Думаю, нам как минимум стоит выслушать их предложение, а там сделать выводы. И коли пошла такая пьянка, предлагаю начать с простого. — Он обратился к Капитану. — Давай на чистоту, кочевать с места на место нам не прельщает. Даже на юга мы отправлялись с целью найти там место для базы и остепениться наконец. У вас есть что-то подобное? Капитан кивнул. — Есть. Территория бывшего лагеря на берегу Волги. Место надежное, к проезжей части не близкое. Упыри заглядывают редко, мародеры почти никогда, а если и заглядывают — быстро с ними расправляемся еще на подступах. Наши разведчики знают окрестности как свои пять пальцев. Из достопримечательностей — стена. Хорошая, ни один упырь не проберется. Близость к Волге, даже пляж имеется. Как следствие — нет проблем с питьевой водой, а также дополнительный источник еды, так как рыба водится. Проверяли. Короче говоря, если и есть подобные места в сравнительной близости, то их мало и далеко не все свободны. Рассказ наш вызвал среди военных перешептывания — невооруженным взглядом было видно, что теперь им как минимум интересно. Владимир Юрьевич же основательно задумался, поглаживая подбородок. Покончив с размышлениями, Алексей подал голос: — Если Полковник не возражает, я бы задал несколько вопросов. — Тот кивнул и Алексей вышел вперед. — С территорией понятно, признаю, она очень даже хороша. Да какой хороша — за такое бы любой выживший удавился. Но меня интересует другое. Мы ничего не знаем о вашей группе, ребят. Безусловно, вы хорошо себя проявили, но когда в уже сложившийся коллектив приходят новые люди, не исключена возможность… Разногласий. В этот момент Капитан едва заметно ткнул меня локтем, мол, вы даже мыслите одинаково. Все-таки одиночек, пусть даже бывших, объединяет гораздо большее, чем кажется на первый взгляд. В то же время Алексей продолжил. — Посему было бы неплохо осветить некоторые детали. Сколько вас? Сколько у вас оружия и тех, кто умеет им пользоваться? Организацию вашу узнать тоже было неплохо — вы разбивались на группы по выполнению обязанностей? И самое главное, если да: найдется ли для нас — а под «нами» я подразумеваю всех собравшихся без исключения — место в этих группах? Причем желательно не предполагающее серьезный разрыв между нашим, уже успевшим сложиться коллективом. Мы бы, конечно, с радостью влились в движуху, но дробиться полностью не хотелось бы. Без обид. Капитан ненадолго задумался. — Касательно численности — пятьдесят-шестьдесят человек да будет. — В этот момент я буквально прочувствовал сомнение военных. Число все-таки весомое, но они не знали деталей. — Проблема разве что в том, что среди них много детей да подростков. Лагерь нашла Ольга Дмитриевна, которую мы в шутку зовем «Вожатой» — так уж вышло, что прижилось. Женщина по-настоящему стальная, именно благодаря ей лагерь до сих пор существует. Затем уже подоспели многие другие. Ребят нашего или близкого к нашему возраста примерно двадцать, мы и выполняем наиболее… Скажем так — опасные поручения. На основе этого и разбились по «отрядам» — отряд обороны, отряд разведки и отряд рейдеров соответственно. С нами, отрядом рейдеров, вы уже познакомились. Отряд разведки отвечает за безопасность прилежащих к лагерю территорий — там настоящие асы, благодаря которым на нас еще ни разу не напали, ибо всех желающих они разворачивают еще на подходе, либо кормят свинцом, если упрутся. Однако отряд обороны… Скажем так, это наша слабая точка. В основном там дети да подростки, которые максимум горазды выполнять работу по лагерю. Я учил их пользоваться оружием, но если случится серьезное нападение, то для многих из них первый бой станет последним. Именно поэтому я хотел бы, чтобы вы присоединились к нему. — Говоря грубо, ты предлагаешь нам залатать дыру в вашей обороне? — Поинтересовался Владимир Юрьевич, посмотрев на Кэпа исподлобья. — Я предлагаю вам взаимовыгодный обмен. — Парировал Капитан, не растеряв ни грамма уверенности. — Я — солдат, такой же, как и вы. Но я не могу распыляться между двумя отрядами, один из которых несоизмеримо больше другого. Вы же — люди обученные, имеющие опыт, способные убивать как зомби, так и людей, а самое главное — научить этому других. И все же, вас недостаточно для того, чтобы противостоять сильно превосходящему по численности врагу — закидать мясом можно любого, не говоря уже о том, что провизии из бункера не хватит навсегда. Рано или поздно придется снова совершать вылазки, а это — дело крайне нестабильное и опасное. Говорю по опыту. Если бы вы присоединились к отряду обороны, то получили бы место, в котором могли бы чувствовать себя в безопасности и иметь все необходимое буквально под рукой, начиная нормальным жильем и провизией и заканчивая оружием — у нас его предостаточно. В отличие от рук, которые умеют им правильно пользоваться. Взамен вы бы защищали лагерь и научили бы этому других его обитателей, сделав и без того неслабую группу по-настоящему сильной, а отряд обороны — способным дать реальный отпор любому, кто решит на нас напасть. Мы компенсируем слабости друг друга, не говоря уже о том, что армейская муштра поразительно-хорошо нынче показывает себя. — Даже если мы их обучим… — Начал Владимир Юрьевич. — Это все равно дети, Саша, и они много не навоюют. А если выкинуть из расчета их? — В таком случае шестнадцать человек вместе с нами и разведкой, да за стенами лагеря, да вооруженные до зубов — практически непобедимая армия в наши дни. — Резонно… — Заметил тот, хмыкнув. — Но ты говоришь от своего лица, а не от лица «Вожатой», не так ли? — И да, и нет. — Капитан пожал плечами. — Ольга Дмитриевна дала мне полномочие по своему усмотрению приглашать в лагерь людей, которые достойны доверия. Другое дело, что я еще никогда не делал этого. Не выпадало случая, да и не встречались нам практически нормальные выжившие. К тому же я просто не мог представить ситуацию, когда сделаю что-то подобное, тем более в отношении целой группы. Но произошедшее за эти несколько дней… Это вне всяких рамок. Посему я веду себя согласно ситуации. Вожатая не должна быть против. — А если все же будет? — Спросил Алексей, сложив руки на груди. — Тогда вы ничего не потеряете и просто двинетесь далее. Если мне не изменяет память, вам все равно почти что по пути. Среди военных началось обсуждение. Были те, кто поддержал идею, были и те, кто выступал против. Странно, что нас даже не попросили удалиться, что было бы в принципе в порядке вещей. Мы с Капитаном терпеливо ожидали окончательного решения военных, пока Владимир Юрьевич кивал и выслушивал мнение каждого. В конце концов среди военных воцарилось что-то вроде паритета, однако тогда я даже ожидать не мог, кто же поставит точку в обсуждении. — Перед тем, как принимать решение, давайте вспомним, сколько нас было на момент… Скажем, когда я к вам присоединился. — Начал Алексей, выступив вперед и развернувшись к членам своей группы. — Тридцать военных — это настоящая армия в наши дни и если бы все еще было так, то нам не было бы никакого резона к кому-то присоединяться. Я бы даже сказал, что тогда это мы бы присоединяли к себе всяких пропащих вроде меня. — Тихие смешки немного разрядили обстановку. — А вот теперь о грустном. За все это время мы потеряли порядка половины нашей группы в боях с зомби и мародерами. Я повторюсь, не стоило бы упускать возможность закрепиться в теплом регионе ради сомнительных перспектив в другой группе. Однако давайте смотреть правде в глаза, ребят. Нас. Становится. Маловато. — На эту фразу Алексей поставил особый акцент. — Уже людоеды с завода превосходили нас числом, про зомби я вообще молчу. Мы понятия не имеем, с чем столкнемся на юге или хотя-бы по дороге туда. Сейчас мы можем не просто стать частью большей группы — пусть и не такой боеспособной — но и занять в ней привилегированное положение, иметь право голоса и все сопутствующие блага. Если же мы откажемся, то нужно понимать, что мы скорее всего никогда больше не сможем присоединиться к кому-то на своих условиях. Вы сами все видели — прошло два года и люди тихо-тихо начинают привыкать. На смену группам по пять-десять человек рано или поздно придут объединения покрупнее. — Стало быть, ты «за»? — Спросил у него Полковник. — Да. — Алексей кивнул. — За то, чтобы адаптироваться и сохранить свое место в «пищевой цепочке». Впрочем, как и всегда. — Что-ж… Аргументы весомые и, можно сказать, ты меня убедил. Однако слишком обольщаться и обольщать никого не будем… — Встав со скамьи, Владимир Юрьевич развернулся к своим людям. — Слушайте мой приказ! Всем занять свои места, через полчаса отправляемся в путь вслед за колонной наших союзников. По прибытию я поговорю с лидером группы нашего брата, чтобы обсудить все условия. Если меня все устроит, мы присоединимся к ней. Если же нет, то двинемся дальше согласно нашему плану. — Покончив со сбором и отдав приказ, он развернулся к нам. — У вас есть время. Если планировали что-то еще сделать здесь, то момент настал. Просигнальте нам пару раз, когда соберетесь отправляться. Кивнув ему в ответ, мы отправились к нашим друзьям. По пути я окинул взглядом колонну военных, просто диву даваясь. Их машины были приспособлены именно к нынешним условиям, не говоря уже о наличии рабочего бронетранспортера, что в наше время почти что бесценно, и КамАЗ-а людоедов, который по показателям защиты и пользы практически ему не уступал. Честно говоря, мне трудно было представить группу, способную напасть на них, учитывая то, сколько у них есть оружия. Но, как гласит народная мудрость, «толпою гасят даже льва». Алексей был прав — не одни они и мы такие умные, что догадались запасаться оружием впрок и не они одни — военные. Если кто-то из них ударился в мародеры… Что-ж, даже такие средства передвижения не остановит подонков с гранатометами и своей боевой техникой. Вспоминались также слова Владимира Юрьевича о том, что цепь командования распалась и никто из десантников не является его подчиненным. Иронично, однако, что он все еще отдавал им приказы и никто не смел их ослушаться… Впрочем, то же самое делал и Капитан в нашу сторону. Возможно, здесь дело в авторитете, истинную роль которого мне, как ведомому, а не ведущему, вряд ли когда-то доведется понять…***
Не желая заставлять военных ждать, мы быстро закончили подготовку — груз уже был в автобусе и машинах, что буквально ломились от набранного. Арен, изначально не заметивший меня, словно цунами нескончаемой любви и нежности обрушился на мое бренное тело, вылизав все лицо и радостно тыкаясь носом в ладони, пока хозяйка не подозвала его, чтобы взять с собой. Устроившись на пассажирском сидении, он высунул голову из окна и, поглядывая на нас, тоже ждал. Насколько я понял, одну поведет Ульяна, вторую — Славя, под чутким руководством Электроника, третью — Алиса, ну а в автобусе, в котором от заполнявшего его груза даже присесть было почти негде, поедем мы с Капитаном. Впрочем, пока мы не оседлали своих «железных коней», а все, кроме Электроника — тот проверял машины — стояли возле выезда из базы рядом с пикапом, в грузовом отсеке которого красовался добротный байк. Пришло время прощаться. — Уверен, что не хочешь изменить свое решение? Наше предложение еще в силе, к тому же с переломом… Много не навоюешь. — Сказал Капитан, пожимая руку байкера. — К сожалению, нет. — Ответил он, разрывая рукопожатие. — Но я ценю предложение. Правда. — Что-ж, печально. Ты хорошо показал себя, Гром. Мне бы такого как ты в отряд… — Не ссы, Кэп, прорвешься без меня. — Ответил он в привычной ему манере, ухмыляясь. — С таким-то терминатором, как Семен, вам все будет по плечу. Кстати об этом чёрте… Видимо, была моя очередь. Гром пожал мне здоровую руку, но я резко рванул ее на себя. — Кого чёртом назвал, поросенок? Он расхохотался, заключив меня в объятия. — Вот! Вот, о чем я говорю — в этом тихом омуте такое водится… — Он наклонился к моему уху. — Помни, что я сказал тебе, когда мы вернулись сюда. Подведешь девчонок — из-под земли достану. — Не подведу, не переживай… — Я похлопал его по спине. — Но вот ты… Подводишь очень сильно. Прямо сейчас. Он нахмурился и сделал вид, что не услышал моих слов, повернувшись к Алисе и Ульяне. — Я, конечно, тебя не знала, но Алиса говорила, мол, парень ты надежный. — Да, только вот отбитый наглухо. — Дополнила Двачевская, усмехнувшись, но как-то без особого энтузиазма. — Ладно тебе, Алис. — Ульяна пожала Грому руку. — Береги себя. — Обязательно. — Улыбнувшись, ответил он, в то время как Алиса также обняла его на прощание. Затем, подошла очередь Слави. Девушка приблизилась к Грому, сверля землю взглядом и так и не решаясь заговорить. Тот тоже не спешил проявлять инициативу, отмалчиваясь. — Ты… — Начала Славя. — Наверное, уже слышал этот вопрос много раз, но все-таки. Никаких вариантов? Только так? — Странно. Честно говоря, я никогда не видел Славю такой… Подавленной? Впрочем, вряд ли я мог — все-таки знаю ее сравнительно недолго. Она явно не доверяла людям не из лагеря. Тот же Кэп сказал, что несмотря на выгоду, она буквально скрепя сердце согласилась взять с собой военных. Скорее из-за банальной выгоды, нежели исходя из своего личного мнения, которое она — надо признать — умел задвинуть куда подальше в таких моментах. Я был знаком с чем-то подобным, в каком-то роде сам являлся таким человеком. С оговоркой лишь на то, что Славя вроде как до прихода вируса была довольно открытой и жизнерадостной особой, в то время как я таким, как она сейчас, был всегда. Закрытость — это броня, защищающая прежде всего тебя. От боли, от обиды, от разочарования в людях. Но кто бы мог подумать, что именно этот байкер каким-то неведомым образом сумеет поцарапать этот, казалось, непробиваемый панцирь? — Только так. — Ответил Гром, угрюмо кивая. — И никак иначе. — В таком случае… — Славя кивнула Капитану и тот, улыбаясь, закинул в грузовой отсек пикапа большую сумку. — Там припасы на недели две и оружие с патронами. — За второе — благодарю. Первое… — Байкер поморщился. — Не стоило. Внезапно для всех нас, Славя обняла Грома, повиснув на его шее, в то время как он, растерявшись, обнял ее за талию, прижимая к себе. Какое-то время они просто стояли так молча. — Идиот… — Буркнула Славя, отстраняясь от него. — Зато какой! — Улыбнулся он, пытаясь ее приободрить. Тщетно, впрочем. Капитан подошел к ним двоим, встав рядом. — Мы… В общем, мы решили оставить тебе карту в той сумке на всякий случай. На ней обозначено, как добраться до лагеря. На случай, если ты изменишь свое решение. — Гром хотел было что-то сказать, но Капитан не дал ему. — Избавь меня от этого бреда, дружище. Просто знай, что в мире есть место, где тебя будут ждать. Сложив руки за спиной, Капитан отправился к нашей колонне. То же самое сделали остальные ребята, но я… Какая-то неведомая сила меня все-таки держала. Я развернулся, смотря вслед направляющемуся к пикапу Грому. — И все? Ты просто уйдешь? — Угу. — Буркнул он, открывая дверь. — Какие-то проблемы? — Да. — Внезапно даже для себя осмелев, ответил я ему. — Да, черт возьми, проблемы есть. — Ну тогда я внимательно тебя слушаю. — От былой радушности байкера не осталось и следа. — Это… — Гадский момент. Ты знаешь, что хочешь сказать, это вертится на языке, роится в мыслях, но когда приходит момент их озвучить — они не покидают твою голову. — Это неправильно. Вот так все бросать и уезжать на верную смерть. — По отношению к кому? К тебе что-ли? — Он наклонил голову. — Ко мне. К другим. Ко всем, твою мать, и к Славе — в частности. Гром хмыкнул, дав понять, что, несмотря на реакцию, информация была услышана и принята к сведению. — Что бы ты там не напридумывал, Семен, это не так. С каждым из вас меня связывает разве что временное сотрудничество. Только и всего. — Временное сотрудничество… — Произнес я, с расстановкой, будто пробуя фразу на вкус. — Сбежать из лап людоедов. Пережить разделение и воссоединиться вновь. Войти в тот сраный бункер, схлестнуться с какой-то неведомой тварью, что людей на части голыми руками рвет, пройти через настоящий ад и вернуться обратно — это ты, уебок, называешь «временным сотрудничеством»?! — Одна рука у меня все еще целая, Семен, выбирай слова… — Процедил он сквозь зубы, подойдя ко мне. — То, что мы вместе пытались не сдохнуть, еще не значит, что я один из вас. Вы, видно, потерялись на фоне своего единства и забыли о том, что у других тоже может быть собственное мнение. — И все же ты отправился с нами в бункер. Зачем, если тебе было насрать? Бросился бы там на амбразуру да и дело с концом! — Уже бросился. — Он кивнул на руку в гипсе. — Но эта сучка по имени «Смерть» не захотела меня забирать. Я недолго помолчал. — И ты думаешь, что это просто так? То ведь была не обычная перестрелка, в которой есть фактор удачи… Мы фактически шли на смерть, не ожидая вернуться живыми. Не надо так херить данный тебе шанс, Гром. Пожалуйста. Вздохнув, он развернулся и побрел по направлению к пикапу. — Возвращайся к своим, Семен. Он уже поставил одну ногу в салон, однако пока дверь не захлопнулась, а звук мотора не заглушил мои слова, я улучил момент. — Вспомни своих братьев! Что сказали бы Железные Черепа? Последний из них отвергает шанс на спасение и едет убиваться об мертвяков потому, что у него кишка тонка идти дальше в мире, где каждый лишился друзей и родных! Так они хотели закончить свою историю?! Байкер на секунду замер, но в следующий же миг сел в салон, громко хлопнув дверью и газанул так, что ошметки грязи чуть ли не до меня достали. Я смотрел вслед удаляющемуся пикапу, слыша лишь рев мотора и «Highway to Hell», доносящуюся из динамиков…***
Путь шел довольно гладко. Мы с Капитаном разместились за водительским и пассажирским сидениями и болтали о всякой чепухе. Конечно, я попытался развязать разговор о произошедшем, но он ответил, что это лучше подождет до возвращения в лагерь. Ровно как и его рассказ о Рязани, которым я не на шутку заинтересовался после его реакции на Гренделя и Пионера. Пора бы и мне узнать правду о том, что же могло оставить настолько ужасную рану на душе этого, казалось, непробиваемого человека. Из динамиков играла ненавязчивая, приятная слуху музыка, в то время как я посматривал в зеркало бокового обзора и лыбился как идиот при виде целой колонны из различных машин, автобуса и бронетранспортера. Со стороны, наверное, это было еще более эффектное зрелище. Как минимум каждый из нас был уверен, что даже у самых отбитых мародеров не будет никакого желания даже пытаться наброситься на такой «кортеж». Однако выехали мы заметно позже, чем намеревались — возникла проблема с парой машин военных, которые они долго не использовали. Благо, Электроник сумел оперативно найти проблему и рассказать солдатам, как ее решить, так как сам не мог по понятным причинам. Из всех нас он выглядел наиболее угрюмым. Впрочем, я понимал его. Серега, как и прочие члены отряда, ценил свою принадлежность к братству. Теперь же, без руки… Я не знаю, станет ли Капитан брать его с собой. Однако в душе теплилась какая-то дурацкая надежда на то, что этот мегамозг да в компании с Шуриком таки найдет выход из своего положения. Вечерело. На ночь мы решили все же остановиться в какой-то заброшенной придорожной забегаловке. Все-таки свет фар может привлечь ненужное внимание, ровно как и шум моторов. И если днем мы могли бы с легкостью объехать целое стадо или даже расправиться с группой упырей, то ночь осложнит это дело многократно. Легче уж наутро устранить немногих подобравшихся к нам мертвяков, если такие вообще будут. В конечном итоге мы с рейдерами разместились на первом этаже, в то время как военные облюбовали второй, более вместительный. К моменту, когда мы проверили все входы-выходы и окончательно убедились в том, что сон будет безопасным, в права вступала уже темная-темная ночь. Ребята, то ли на радостях, то ли осознавая, что за плечами — прорва вооруженных людей, совсем расслабились и воспользовались священным правом рейдеров злоупотребить излишками припасов, а также обнаглели настолько, что осмелились даже разогреть еду на горелках, которыми с нами любезно поделились военные. Посему было принято решение накрыть поляну прямо на одном из столов и хорошенько набить животы, обмыв все это дело парой-тройкой рюмок только что добытой водки да под осуждающий взгляд проходящих мимо солдат — больше Капитан не разрешил, как-никак, большинству машины вести. Алиса даже пыталась уломать Электроника подключить ее плеер к какой-нибудь колонке, но Капитан вовремя вмешался, сказав, что мы и так слишком многое возлагаем на шумоизоляцию этого здания. Но гитару забрать у нас никто так и не рискнул. Тем не менее, нашелся над нами один хитрый жук. Алексей, как оказалось, не обремененный внезапно свалившимися на его голову обязанностями шофера, все же соизволил спуститься к нам, присосался к найденной в кабинете бывшего хозяина заведения бутылке коньяка и, закинув ноги на стол, стал травить разномастные истории из своей бытности следователем, да к вещей радости Алисы и Ульяны, слушающих его и посмеивающихся. А я? Я просто покуривал последнюю сигариллу, которую стрельнул у Грома, и улыбался, как идиот, смотря на праздник… На котором мне, тем не менее, не было места. Так и не опрокинув свою стопку, я молча встал из-за стола и направился к одному из многих выходов. Конкретнее — к тому, что ведет во внутренний дворик, что был огражден надежным на вид забором. Я довольно часто ощущал себя так: во время школьных дискотек, на которые меня тащили силком, посвящения в первокурсники, различных тусовок еще до прихода вируса, на которых оказывался волей-неволей… Вроде как все устраивает, вроде бы свой и не выбиваюсь, но… Не то. Просто не то. Однако я подозревал, что на этот раз описанное мной — далеко не единственная причина внезапного плохого настроения в, казалось бы, радостный момент. -…и через много-много лет о наших злоключениях будут слагать легенды наши внуки и говорить: «Ох, ну ни хрена себе бабка или дед в молодости гуляли козырно. Чинно, благородно… — Донесся до меня очередной тост Алексея, успевшего за это время стать тамадой и гвоздем программы в одном лице. Быстро захлопнув дверь, чтобы шум не привлек лишнее внимание, я оценил картину, раскинувшуюся передо мной. Да, здесь действительно был задний дворик. Вот только за два года он прилично порос травой. Впрочем, оно и к лучшему. Вокруг — ни души и ни звука. Я направился к центру эдакой миниатюрной поляны, вслушиваясь в стрекот насекомых и пение ночных птиц и вдыхая полные легкие чистого воздуха… Прекрасное ощущение. Чувствуя, как дурные мысли все еще роятся в голове, но уже с меньшей силой, я лег на траву, запрокинув руку за голову и уставившись в ночное небо, испещренное мириадами сияющих звезд. Сияющих ярким, чистым светом — такое нельзя было увидеть в городах до прихода вируса. Эта красота завораживала и одновременно отвлекала от мрачных дум, заставляя обратиться к чему-то более… Загадочному. Давно я не оставался один на один со своими порой бредовыми размышлениями. Вот и сейчас, глядя на эти светила, я думал — одиноки ли мы во вселенной? Есть ли где-то там, за миллионы миллионов световых лет, другая жизнь? Должно быть, есть, если уж вселенная действительно бесконечна… Всегда было интересно, а какие они? Как выглядят, чем живут, дышат, похожи ли они на нас или различны буквально во всем, вплоть до мыслей? Я улыбнулся, не в силах оторвать взгляд. Надеюсь, никто из них не прибудет на Землю, чтобы воочию лицезреть позор человеческого вида и улететь обратно к своим, рассказывая о тупых лысых обезьянах и о том, что они навлекли на свою голову. Или же все не настолько ужасно. И кто-то там, далеко-далеко, тоже думает, есть ли посреди всей этой сосущей черноты что-то живое. Тоже улыбаясь. Тоже лежа на земле… Краем уха я услышал, как шум на секунду усилился и вскоре смолк, за чем последовали осторожные шаги. Зная, что это не упырь — все здание мы проверили — я улыбнулся. — Ну и кто у нас тут забыл что-то в столь поздний час? — Спросил я. — Тот же вопрос. — Ответила Алиса, подойдя ко мне и сложив руки на груди. — Все рефлексируешь? — Есть такое… — Честно признался я, смотря на нее, в то время как она опустилась на траву и легла рядом со мной. — Красивое небо, да? — Угу. — Буркнула она, по-видимому тоже очарованная видом звезд. Говорили мы шепотом, по понятным причинам. — Но внутри, знаешь ли, тоже весело. — Уж в этом я не сомневаюсь. — Ответил я, хихикнув. — Алексей там не буянит случаем? — Леха-то? Нет, ты чего! Все распинается, какой ты крутой мужик и как лихо вы с ним нашли дом, в котором мы от упырей да людоедов сбежали. — Да, приключение то еще… — Воспоминания отозвались фантомной болью в груди. Вернее, не они сами, а то, что за ними следовало. И Алиса это заметила. — Семен. — Прошептала она, повернувшись на бок лицом ко мне. — Я все хотела спросить. Человек с цепью и пионерским галстуком… Или не человек, хрен знает, я теперь ни в чем не уверена. Вы с Ульяной и Ареном покинули самый нижний ярус вместе с ним. Ты… Знал его? Я поморщился. — Там, на заводе людоедов… Помнишь, ты проснулась, когда я освободился, а все они были зверски убиты? — Я увидел в глазах Алисы проблеск осознания. — Именно так. Его рук дело. — Вот как… То есть он помогал нам? — Он помогал лишь себе, Алиса. — Вздохнув, ответил я. — Пионер — так он себя называл — как-то связан с вирусом. Вернее, я уверен, что вирус дал ему рождение, но я не могу сказать, почему одни люди восстают в виде живых мертвецов, а другие — как он. Ничего не помня, но получив огромную силу. Возможно, играет роль что-то на момент заражения, может быть, дело в чем-то, что пытались узнать ученые из бункера… Но факт в том, что он не один и таких как он много. Грендель и Пионер постоянно говорили о каком-то Создателе… Скорее всего он бы мог дать ответы, но, честно говоря, не хочется мне их знать. Знакомство с Пионером дорого мне обошлось. — И все же, он спас тебя и нас тогда. Почему? — Алисе, видимо, было и вправду интересно. Недолго думая, я ответил: — Честно говоря, не могу точно сказать. Когда там, на нижнем ярусе, Пионер показал мне мир своими глазами… Алиса, мы даже мыслим по-разному. И все же, я должен тебе признаться. На базе людоедов я тоже струсил… Убежал, сверкая пятками, когда он стал заживо жрать одного из них. А потом вернулся и дал ему отпор. — Я усмехнулся. — Керамбитом одного из людоедов. Все, что я сумел сделать — это щеку ему распороть, но в момент, когда он схватил меня, я попросил у него не забирать ваши жизни. Это его почему-то растрогало. — Растрогало? — Алиса удивилась. — Ну, по крайней мере он сказал, что не ожидал такого от, цитирую, «чистого организма». Он и вправду был хренового мнения о людях. Что-то, в чем я с ним согласен. — Получается, что он все-таки не такой уж и мудак. — Ухмыльнувшись, добавила Двачевская. — Я тоже так думал. — Вздохнув, ответил я. — До того, как оказался в той деревне, где вы со Славей и Громом оказались прижаты людоедами. Ты помнишь, что мне пришлось сделать? На секунду Алиса опешила. — Помню. Такое не забывают. — Так вот… — Продолжил я, посмотрев на нее. — Зомби вели себя так странно не просто так. Это Пионер контролировал их, Алиса. Не знаю, каким образом, но он сделал это, чтобы доказать себе и мне, что я на самом деле волнуюсь лишь за себя и плевать хотел на других. Та возня, что ты слышала в церкви… Это он пришел ко мне, признавшись в этом. С такой гордостью, будто он победил меня в какой-то игре, которую сам себе и выдумал. Я не ожидал, что у меня хватит смелости вмазать по лицу существу, способному меня на части голыми руками порвать, и все же я сделал это, после чего он просто… Ушел. Даже мстить мне не стал. — Усмехнувшись, закончил я свой рассказ и наблюдая за тем, как Алиса медленно, но верно переваривает полученную информацию. — Ублюдок… — Заключила она. — Да, ублюдок. — Мне не оставалось ничего, кроме как согласиться. — Но… — Что «но»? После того, что он сделал, какие могут быть еще варианты? Если он перешел дорогу одному из нас, то он — враг для всех, Семен. В следующий раз ты не будешь с этим один на один. Обещаю. — Я правда ценю это. — Честно сказал я. — И все же, мне кажется, что здесь не так все просто… Видишь ли, он первее нас оказался в бункере. Хотел спасти Гренделя — в его глазах тот был его собратом, однако, как он выразился, «сбившимся с пути». Только вот Грендель победил его и пробил позвоночник металлической арматурой на нижнем ярусе, что не давало ему восстановиться. Там я его и нашел. Мы заключили что-то вроде сделки: я освобождаю его, а он взамен помогает мне спасти Ульяну и победить Гренделя. — Но Ульяна не помнила ничего из этого. — Двачевская нахмурилась. — Да, не помнила. Грендель каким-то образом промыл ей мозги. Не знаю, чего он хотел этим добиться. Возможно, думал, что таким образом действует ей во благо, но на деле же превратил ее чуть ли не в овоща. Только Пионер мог как-то проникнуть в ее разум и «починить» его, но я не хотел ему давать после того, что он сделал. И тогда, Алиса… — Я обратился к своим воспоминаниям, думая о том, действительно ли это имело место, или же мне просто почудилось. — Он извинился передо мной. За то, что заставил сделать меня. — Серьезно? — Алиса хлопнула глазами. — Нет, извини меня, но он не просто ублюдок, а самый настоящий моральный урод. «Ой, я заставил тебя бросить на съедение упырям ни в чем не повинного человека… Прости, хорошо? Ну, с кем не бывает…» — Она всплеснула руками. — Я видела много дерьма после того, как вирус стал воскрешать мертвых. Но это переходит все рамки… Погоди. Ты ведь не простил его? — Что? Нет, конечно же нет, такое не прощают. — Я прикрыл глаза. — Но… Не буду врать, это оказало на меня эффект. Знаешь, на какое-то мгновение граница между ним и нами словно… Стерлась. Я увидел существо, которое будто бы действительно не понимало истинный ужас своих поступков. Алиса, я не шучу — до своего визита в этот бункер он никогда не стал бы говорить мне что-то подобное. Наверное, Грендель на многое открыл ему глаза. Он и вправду сожалел и хотел все исправить, поэтому он помог Ульяне и вытащил нас оттуда. Вот и думай теперь, как ко всему этому относиться. И что чувствовал я, оказавшись посреди всей этой чертовщины. Совершенно один. Не к кому обратиться. Не у кого спросить, как поступать, что будет в конкретной ситуации хорошо, а что — плохо… Это чудо, что мы выбрались из этого дерьма в полном составе. — Я вновь обратил свой взгляд ко звездам. — Раньше все было гораздо проще, не находишь? Некоторое время мы просто лежали молча, пока Алиса сама не нарушила воцарившуюся тишину. — Должна сказать, что я впечатлена, Семен. Очень. Мы все недооценивали тебя и… Твою верность. Хоть мы и не показываем этого, но твои поступки мы не воспринимаем как должное. Каждый понимает, скольким тебе обязан и я хочу, чтобы ты об этом знал. — Неужели? — Я хмыкнул. Такое поведение вновь не было типично для Двачевской. — И чем же я, так сказать, впечатлил? — Ребят-то? Ну… — Не ребят. Конкретно тебя. — Неожиданно для себя, выдал я, в то время как Алиса на мгновение прищурилась, но улыбнулась и легла обратно на спину. Она довольно долго думала перед ответом и это было видно по ее лицу. — Несмотря на оружие в руках, ты идиот, Семен. — Вау. Просто вау. — До этого рейда ты лажал так, как не смог бы, наверное, ни один член отряда. Боялся того, что многие уже оставили позади, жил вещами, которые уже не вернуть… Хочешь знать, что делает тебя выше прочих конкретно в моих глазах? Хорошо, я скажу тебе — считай, что пара рюмок сделали свое дело. Так, а вот это уже было интересно. Выдержав паузу, Двачевская продолжила. — Я не знаю, когда это проснулось в тебе. Возможно, на заводе людоедов, возможно, позже. Не суть. Дело в том, что… — Двачевская рассмеялась. — Черт, да ты даже сам не замечаешь этого. Ты перестал убегать, Семен, и это все меняет. Да, ты можешь быть не так натренирован, как мы, можешь не иметь такого опыта в вылазках в города, но ты выкладываешься на все сто процентов. И эти «сто процентов» иногда затмевают наши в совокупности. То, что ты сделал, чтобы спасти нас тогда, что ты чувствовал, как страдал… Семен, даже в наших реалиях это слишком много для одного человека. И все же, ты здесь. Справился с этим. Тогда я думала, что все, я увидела твой потолок и максимум лицезрею повторение, в самом худшем случае… А потом мы отправились в этот бункер. — Алиса грустно вздохнула, в то время как на глазах ее я увидел проблеск слез. Видимо, не одного меня произошедшее там тронуло до глубины души… — Я помню тот момент, когда Грендель оторвал Электронику руку. Помню, как он избил всех нас и уже отправился добивать тебя… Но ты ему не позволил. Ты убил его тогда, сам, своими голыми руками, пока все мы — даже тот уберменш с пионерским галстуком — могли только беспомощно наблюдать. Психология, биология, адреналин — в задницу все. В тот день я поверила в чудеса, Семен. То, с каким остервенением ты набросился на него, как бился с ним, как оставался стойким до конца несмотря на все дерьмо, в которое этот мир окунал тебя раз за разом… Это невозможно забыть. Ты — лучшее, что случалось с нашим отрядом, Семен. И… Я рада, что ты есть в моей жизни в частности. Я почувствовал это. Тот самый момент, когда тебя будто бы что-то связывает с человеком, который находится рядом с тобой. Нечто более светлое, чем просто уважение, нечто большее, чем просто дружба до самоотречения. Я чувствовал такое лишь раз — когда-то давно, будто бы в другой жизни. Наверное, я должен что-то сделать. Что-то сказать, что подведет итог — каким бы он ни был — и поставит точку в этом столь непривычном и неуютном для меня моменте. Неуютном, ибо я знал, что делать… Но не мог решиться. «И я очень рад тому, что знаю тебя.» — Вертится на языке, но… — Какого хрена?! — Слетает с моих губ. Мы с Алисой синхронным рывком поднялись, смотря друг на друга и вслушались в ночную тишину, нарушаемую… Нет, явно не показалось. То был приближающийся звук мотора. Вскочив, мы ринулись обратно к нашим, что уже успели похватать оружие. — Где вас черти носят?! — Прорычал Капитан, отдавая Алисе автомат, а мне пистолет. — Никаких больше попутчиков, лагерь ближе, чем вы думаете. Разворачиваем без лишних слов, если упираются — палим, пока не свалят сами. Малейший намек на враждебность — огонь на поражение. — Скомандовал он. — Наша помощь требуется? — Спросил спустившийся к нам Полковник. — Да. Пусть ваши люди прикроют нас из окон. — Бросил ему Капитан, открывая дверь и выходя на улицу. Уже там я заметил, как благодаря усилиям военных вся сторона здания на втором этаже, выходящая на дорогу, будто ощетинилась стволами автоматов, высунутых из распахнутых окон. Кто бы ни мчался к нам, на что бы он не рассчитывал — он не найдет этого здесь. Заняв позиции, мы стали ожидать прибытия незваного гостя. Черт знает, насколько отбитые люди нынче водятся: он может просто промчаться мимо, может остановиться и попробовать поговорить, может без лишних слов попытаться отправить всех нас на тот свет. И все же… Нет, определенно замедляется. Мы уже приготовились делать предупредительные выстрелы, как вдруг… Я первым понял, что к чему, когда услышал металл, доносящийся из динамиков. Буквально перед нами остановился уже знакомый пикап с байком в грузовом отсеке, заляпанный грязью, кровью и еще чем-то не внушающим доверия. Дверь открылась и из нее, спиной к нам, вышел человек в кожаной куртке с нашивкой в виде железного черепа на спине. Хмурясь, байкер обошел пикап и встретился взглядом с нами, еле сдерживающими улыбки. — Мать моя женщина, а мы точно вернулись из бункера? — Ухмыляясь, съязвила Двачевская. — Мне кажется, я вижу мертвецов. — Глаза тебя не обманывают. — Ответил Гром, вздохнув. — Честно говоря, я попытался. Даже перестрелял пару десятков упырей, вышедших ко мне, но ни у одного так и не хватило сил отправить меня на тот свет. В общем, я посмотрел на мир через петлю и не увидел там ничего хорошего, в отличие от того, что было по другую сторону. Так что, если это еще возможно… Возьмете меня с собой? Стреляю сносно, водить умею, играю на гитаре а-ля пацан со двора, знаю наизусть все треки AC/DC, подпрыгиваю до кольца и еще могу классный шашлык сбацать. — Принят на должность шашлычника. — Смеясь, ответил Капитан, пожав ему руку, после чего на Грома накинулись уже все мы. — Пойдем, мы там небольшой сабантуй устроили, только мотор заглуши — шум на всю округу наводишь… Оказавшись внутри, времени даром терять не стали — гуляли на этот раз уже всем отрядом. И теперь я уже не чувствовал того ощущения отчужденности, всецело потеряв себя на общей волне позитива и веселья. Гром, невесть как извернувшись, смог играть на гитаре даже с гипсом — благо, пальцы не пришлось обездвиживать, благодаря чему они с Алисой тут же начали вспоминать все возможные и невозможные песни Арии. После пары рюмок водки стало еще веселее и мы с Ульяной и Алексеем принялись разговаривать о его — уже бывшем — городе. — Это хорошо, что вирус пришел — Кострома город ссученый стал… Народ злющий стал, ментов как грязи развелось — за вдох и выдох штрафовать стали, тьфу! — Подожди-подожди, ты же сам мент… — Сказала Ульяна. — Следователи — не менты! — Воскликнул Алексей, хлопнув ладонью по столу. — Мы такой хренью никогда не страдали! — А как по мне, вы те еще жучары были. — Хихикая, добавила Ульяна. Решив им не мешать и улучить момент, я отсел чуть подальше, принявшись набивать живот уже подостывшей, но все еще теплой тушенкой из консервы. Покончив с ней, я довольно откинулся на спинку стула, окидывая взглядом всех ребят. Улыбающихся, шутящих, смеющихся и… Таких настоящих. Не знаю, смог бы я когда-нибудь почувствовать такую сильную принадлежность к чему-то большему, если бы не вирус. Впрочем, история не терпит сослагательного наклонения. Нужно прекратить гоняться за памятью о прошлом — его уже не вернуть. За то есть настоящее. И если присмотреться… Не такое оно уж и плохое. — Все созерцаешь и мыслишь? — Спросил Капитан, присаживаясь рядом со мной и тоже наблюдая за ребятами. — Угу. — Ответил я. — Не слишком ли шумно становится? — В обычной ситуации шикнул бы… — Он усмехнулся. — Но, думаю, мы заслужили немного счастья за все, что пережили на этом рейде, как думаешь? — Пожалуй, ты прав. — Я улыбнулся в ответ, в то время как Кэп неожиданно для мня обнял меня за плечо. — Что-ж, вот ты и официально прошел свое боевое крещение, Семен. Я горжусь тем, что могу называть тебя рейдером. — И я горжусь тем, что стал одним из вас. — Угрюмо произнес я. — Но цена, которую пришлось заплатить за это… — Ты ошибаешься, если думаешь, что ты один такой. — Капитан заметно помрачнел. — И я не без греха. Это преследует меня каждую ночь, Семен, и оно никогда тебя не отпустит. Но… С этим можно жить. Если найдешь достойную причину. — Он улыбнулся, кивнув на ребят. В то же время Гром, уже успевший опрокинуть положенные три рюмки и — осмелюсь предположить — даже что-то сверху, возвестил о том, что желал бы исполнить какую-то песню, которую мы вряд ли знаем, но которая как нельзя лучше подходит под наше нелегкое ремесло. Замолкнув, мы стали слушать его далеко не идеальную — в первую очередь из-за скованности движений — но все же игру на гитаре. На горизонте улюлюкает толпа, Серп и молот торчат у них в головах… Бармен, доставай стволы! Я бы не жил с серпом, и не смог бы ты, Бармен! Закрывай свой бар от них, Только поторопись, я только отрубил Им руки по пути, смотри не попадись! * Раньше я думал, что я повзрослел уже давным-давно… Нет. Не повзрослел. Умение быть самостоятельным еще не делает тебя взрослым, в отличие от трудных ситуаций и того, как ты с ними справляешься. Я ушел в этот рейд мальчишкой, убегающим от проблем всю свою жизнь, а вернулся мужчиной. Сломленным, потерявшим всякую веру в человечество, с руками по локоть в крови — живых и мертвых, сильных и слабых, виновных и невинных. Я многое понял. В частности — то, что мы, обычные выжившие, ничего не знаем ни о природе свалившегося на наши головы вируса, ни о том, кого он породил помимо обычных зомби. Все, что мы делаем — это живем «поскольку постольку», не вдаваясь в детали. Просто поразительное смирение с собственным невежеством… И после этого еще говорят, что люди изменились после того, как Солланум уничтожил цивилизацию. Нет. Мы все те же. Просто желчь, годами копившаяся в нас во время мирной и беззаботной жизни, резко вывалила наружу и вонью своей перекрывает даже запах мертвечины. И вот, я стою посреди всего этого. Вернее, уже стоял, как минимум — тогда, в церкви. Задавая себе один простой вопрос. Зачем? Зачем жаться друг к другу у затухающего костра, зачем цепляться за жизнь, зачем биться с неизбежным? Но лишь сейчас я понял, насколько я был глуп. Ведь ответы всегда был перед моими глазами. Один из них сейчас играет на гитаре, остальные — подпевают глупому на мой взгляд, но все же забойному припеву, другой обнял меня за плечо и диву дается, каких же разномастных людей связала между собой судьба. Наш мир ужасен, это факт. Но даже то немногое хорошее, что в нем осталось, те немногие люди, что своим светом разгоняют стремящуюся пожрать всех нас тьму… За это можно и нужно биться. — Возможно, будут ситуации и похуже. — Сказал Капитан. — Но пока что мы выжили, братан. Завтра мы вернемся обратно в лагерь, затем снова попрем в самое пекло… Но непременно вернемся с победой. И все у нас будет хорошо. Улыбнувшись, я устало вздохнул и наконец выпрямился, как раз к припеву, который все же запал в душу сразу же после того, как я его услышал. — Неплохо звучит. Госпиталь на карантин, Пусть мир сожрёт, что породил! Мы переждём, найдём пути, Но зомби надо хоронить! Срок отжил, зачем другой?! Раз твой мозг всё — не трогай мой! Мама лезет мозг попить, Но мне мама говорила: «Зомби надо хоронить»!***
— Я тебя услышала, брат. — Голос отозвался в голове Пионера, в то время как связь разумом разорвалась, заставив на секунду потеряться и растерянно моргнуть. Они стояли на крыше высотного здания одни — другие сородичи ушли по приказу Первой. Пионер смотрел на нее, не отрывая взгляда, словно преданный солдат, ожидающий приказа от генерала, за которого готов отдать собственную жизнь. Она действительно вызывала во всех братьях и сестрах благоговение. Имена для них были не просто звуком — они отражали их суть, отношение к себе, иногда — оружие, с помощью которого они вершили свое предназначение. И девушка — по крайней мере телом — что стояла перед ним, была прямым подтверждением этим словам. Ее кроваво-красные глаза устремились к небесам, оставив Пионера недоумевать, какие выводы она сделает на основании того, что он ей показал. Первая. Это значит «первая среди равных», первая, что была сотворена Создателем раньше прочих… И доверие к которой с его стороны было беспрецедентным. То, что сама она пришла на помощь к нему, уже говорило о многом. И о серьезности того, с чем он столкнулся в бункере. Об этом говорила и броня на теле Первой, созданная другими братьями и сестрами в странном стиле, который был Пионеру незнаком. Судя во всему, то было напоминание об одной из восточных стран, в которой она родилась. Сила, дарованная им Создателем, позволяла с легкостью переносить ее вес и посему что-то подобное было у всех них без исключения. С оговоркой лишь на то, что они являлись крайне прагматичными существами. Ни один из них не наденет броню просто так, ибо если он делает это, то подобный жест может означать только одно. Время милосердия прошло и собрат идет убивать. Лицо Первой также выдавало происхождение ее тела. В частности — разрез глаз и черты лица, не свойственные жителям земли, что была подконтрольна Пионеру. Он знал, что братья и сестры рождались в самых разных регионах мира людей и находил в этом нечто не сколько ироничное, сколько возвышенное. Изучение истории и культуры многое открыло ему — чистые организмы были глупы и слабы. Они не осознавали истинного порядка вещей и дробились на огромные группы под названием «страны», что враждовали между собой и таким образом уничтожали весь потенциал своего вида. Но сородичи Пионера не страдали подобными дефектами — им было плевать на происхождение тел друг друга, ведь дар Создателя стирал различия. Единство — разума, крови и плоти. Вот, что действительно было важно. — Семен… — Прошептала Первая, развернувшись обратно к Пионеру. Она была одной из немногих, чей разум был практически неприкосновенен. Посему говорила вслух в подавляющем большинстве случаев. — Что связывает тебя с этим чистым организмом? — Ничего. — Ответил Пионер, но тут же понял, что… Нет. Не лжет. Брат не может лгать сестре, но… Он говорит полуправду. — Я помог ему, когда тот был на краю гибели. — Помог? — Первая повела бровью, сложив руки на груди. — Зачем? — Мне показалось, что я нашел достойного чистого организма. Его самоотверженность… Впечатлила меня. Подобный ответ, судя по всему, не на шутку заинтересовал ее. Покончив с размышлениями, она кивнула. — Что-ж, твой поступок понятен. — Правда? — Он не ожидал такой реакции от нее. — Чистые организмы действительно способны на проявление положительных качеств, но ты забыл о том, что нас разделяет, брат мой. — Строго ответила Первая. — Мы действуем во благо Единства. Всех и каждого, под сенью священного света Создателя. Люди же действуют лишь ради самих себя. Каждого по отдельности. И ты лишний раз убедился в этом, заставив слизняка явить свою истинную сущность. — Да… — Ответ был ясен, но что-то в душе Пионера явно запротестовало. Первая почувствовала это, но не подала виду. — Убедился. Хмыкнув, девушка развернулась к собеседнику спиной. — И все же, его бой с нашим заблудшим братом меня насторожил. Показанное тобой позволяет сделать вывод о его боеспособности — его тело действительно сильно, но недостаточно для того, чтобы выполнять подобные движения без подготовки. Кто-то помог ему, брат мой. И мы должны это выяснить. — Я сделаю это, Первая. — Без тени сомнения ответил Пионер, но поднятый кулак заставил его замереть на месте. — Нет. Это сделает наша сестра. А вот это заставило что-то ёкнуть в его душе. Задумавшись, Пионер преклонил голову. — Я впал в твою немилость, Первая? — Робко спросил он. Та же в ответ развернулась и, беззлобно улыбнувшись, подошла к брату, положив руки ему на плечи. — Нет, Пионер. Наоборот — я забочусь о тебе, ибо чувствую бурю в твоей душе. — Он молчал, хотя хотел многое сказать. — Поделись со мной. Я всегда готова выслушать и поддержать тебя. — Я убил своего брата. — Ответил он, наконец осмелившись посмотреть ей в глаза, цвет которых был будто копией его собственных. Знак принадлежности к чему-то большему, они действительно были зеркалом души. — Родная кровь на моих руках. Как мне жить после этого? — Ты прав. Лишь Создатель вправе выносить подобный приговор кому-либо из своих детей. — Сказала она, не разрывая зрительного контакта. — Однако у тебя не было выбора. Грендель был потерян для нас, брат мой, еще с того момента, как чистые организмы до неузнаваемости извратили его разум и не дали ему слиться в единое целое с мыслями Создателя… К тому же не забывай, что ты был избран Им. — Избран? — Пионер поймал себя на том, что вообще не думал об этом в таком ключе. — Именно так. Из всех собратьев именно тебе Создатель даровал силу, способную лишить Гренделя его мощи, в то время как другие уже мчались на помощь и могли бы точно так же стать ее вместилищем. Не недооценивай его разум, Пионер — неужели ты думаешь, что он не предусмотрел такой вариант развития событий? — И он решил заставить меня прочувствовать эту боль? За что? Чем я провинился? — Вопрос, тем не менее, не пошатнул уверенности Первой. — Ничем, Пионер. Но Создатель решил, что именно ты должен выдержать ее. Потому, что он верит в тебя. Воцарилось неловкое молчание. Пионер соврал бы, если бы сказал, что слова Первой не улучшили его самочувствие. Она не зря слыла среди них той, кто умеет подобрать ключ к душе и сердцу каждого. Теперь внутри него разгорался огонь гордости за дарованную ему ответственность и доверие. Он не подведет ни Создателя, ни своих собратьев. Никогда. — Что нам делать дальше? — Спросил он уже с прежней уверенностью в голосе. — Братья и Сестры отнесут тело Гренделя к Создателю. Несмотря ни на что, он был и остается нашим братом и будет погребен со всеми почестями. А ты, Пионер… — Она наклонилась к нему, поцеловав в лоб. — Неси службу. Преданно, так же, как и раньше. Создатель узнает о твоей доблести, даю свое слово. — Она отпустила его, отстранившись. — За Юнитас. — За Солланума. — Ответил Пионер, смотря вслед удаляющейся Первой. В одночасье он остался один на крыше. Ветер свистел в ушах, в то время как обостренный слух доносил до них вой орд зомби по всему городу и даже перешептывания чистых организмов, укрывшихся в здании в паре кварталов от этого места. На небе не было ни облачка и Пионер обратил свой взор к звездам. От чувства гордости в груди не осталось и следа. За то было что-то другое. Что-то противное, сосущее, мерзкое, сковывающее нутро. «Это называется совесть» — отозвались в голове слова Семёна. Легче от знания своего «недуга», тем не менее, не стало. Оно навалилось с новой силой. Пионер рухнул на одно колено, упершись кулаками в покрытие крыши и судорожно глотая ртом воздух. Глотая. Ртом. Воздух. Он не нуждался в нем с момента, когда оставил смертность позади, вознесся над бесцельной биомассой в сиянии истины своего Создателя. Однако сейчас… Он будто бы вновь чувствовал себя только что пробудившимся собратом, в самом начале своего пути — напуганное существо, не знающее предназначения, потерявшее путь, боящееся огня… Будто в заложенном в мышечной памяти жестом он схватился за место, где у чистых организмов располагалось бьющееся сердце. Он почувствовал, как против его воли что-то жидкое собирается в глазах, застилая взгляд, ухудшая видимость. Поразительно — он имел абсолютный контроль над всем своим телом, но сейчас… Это нельзя было остановить. — Слезы… — Он узнал их безошибочно. Это был второй раз, когда он плакал. Первый был, когда он последним ударом убил своего собрата. — Они льются из глаз тех, кто опечален и испытывает чувство вины… Но почему из моих? У меня нет причин испытывать ни то, ни другое… Первая сказала, что я избран, но… Он замирает на месте, прислушиваясь к новым для себя ощущениям. Но они не были приятными, напротив — они выворачивали нутро наизнанку, заставляя задаваться вопросом — было ли ему когда-нибудь настолько плохо? Причем его организм не был поврежден — он пожрал одного из чистых организмов после прихода братьев и даже не вступал в бой с тех самых пор. Боль исходила изнутри… И была намного сильнее любого физического воздействия. Мгновение — и он чувствует чью-то руку, опускающуюся на его плечо. — Слова не лечат душевные раны. Вдыхай это. Чувствуй. И не беги от него… Должно быть, один из собратьев пришел его поддержать… Но он не чувствовал чьего-то приближения или присутствия. Нахмурившись, Пионер оборачивается… И его лицо искажает гримаса эмоции, доселе казавшейся неестественной для существ его уровня. Страха. — Ведь еще никто не смог спастись бегством от самого себя. — Говорит Грендель, ухмыляясь и глядя ему прямо в глаза.