Выживай

– Ты должен найти работу! Нет, ты просто обязан! Ты же не можешь вечно жить на одну лишь стипендию. Тем более, скоро я не смогу тебе помогать, и... Тебе придётся выселиться, парень. Если заведующий узнает, что ты живёшь здесь практически бесплатно, он лишит меня половины заработка, а тебя сдаст полиции. После очередной гневной тирады на верхнем этаже большого дома, в одной из его захудалых квартирок захлопнулась дверь. Владелец дома, то бишь, заведующий, сдавал эти квартиры обнищавшим студентам, прибывавшим периодически из других мест, да небогатым молодожёнам. Джереми Фитцджеральд заселился сюда довольно-таки давно, так что теперь вынужден был в очередной раз договариваться с одним из знакомых сотрудников об оттягивании срока платы за жильё. "Ну сколько можно, чувак?! Ты меня завтраками уже добрых две недели кормишь! Начальник меня убьёт..." –поговаривал Томас Гаррисон, один знакомый Джереми, который относился к нему гораздо лучше, чем другие, пряча квитанции о неуплате, коими был забит почтовый ящик Фитцджеральда, в миниатюрный шкафчик у себя в комнате, закрывая его на ключ. Неопытный студент только тихо вздыхал в ответ и умоляющими глазами смотрел на сотрудника, уже ставшего ему другом. Такой трюк прокатывал уже вторую неделю, но этим двоим давно нужно было побеспокоиться о сохранности своих жизней, ибо владелец дома от новостей о неуплате долгов просто зверел и был готов рвать и метать, круша всё на своём пути. И сейчас Джереми стоял на лестнице, уже спустив одну ногу на первую ступеньку, в надежде, что Гаррисон откроет дверь и снова пожалеет его. Но этого не происходило, а значит, пора было собирать вещи и съезжать. Фитцджеральд ещё раз глянул на обшарпанную дверь с ржавыми петлями. Иногда ему казалось, что, если ею в очередной раз хлопнут, она непременно развалится на щепки. Но этого тоже не происходило, потому что Джереми знал, что Гаррисон каждое утро заботливо смазывает петли двери в его кабинет машинным маслом, отчего те на некоторое время переставали издавать звуки, схожие с визжанием резаного поросёнка. Студент ещё раз тяжко вздохнул и медленно спустился по дубовой лестнице вниз, минуя ту ступеньку, наступив на которую, можно было оценить оригинальную симфонию скрипа. Дальше тёмный коридор. Тёмный потому, что в нём уже несколько дней назад выгорела лампочка, а на её замену и на электрика, как выразился заведующий, у него пока нет средств и времени. Что ж, такими темпами, думал Джереми, проходя по коридору и опасливо оглядываясь, скоро весь свет в доме погаснет. Да и вообще, удивительно было наблюдать, как, заходя в кабинет к начальнику, видишь новенький блестящий кулер, наполненный такой же кристально-чистой водой, и белый, самый, что ни на есть, навороченный кондиционер. Н-да, зато на какую-то лампочку средств, конечно, не хватает. Пройдя по коридору, парень резко завернул налево и по привычке нащупал в той же кромешной тьме облупленную ручку двери в свою комнату. Она была, разумеется, не из лучших, но, как считал Джереми, вполне пригодной для жилья. Тонкие звукопроницаемые стены, нелепые старые обои, покрывающие их. Причём, выглядели они так, будто обычные цветастые куски бумаги небрежно накинули на гипсокартон, предварительно смазав его клеем. Обои безобразно свисали, отслаивались от стены у самого потолка, что придавало комнате ещё более заброшенный вид. Также антураж комнаты дополняли старая железная кровать, деревянная тумбочка возле неё и торшер, сиротливо стоящий в углу. Светом Фитцджеральд пользовался только в крайней необходимости — берёг электроэнергию. В ванной вообще творилось чёрти-что: кафель, покрывающий стены так же неаккуратно, как и в комнате, был забрызган чем-то непонятным. Джереми старался не притрагиваться к стенам, чтобы случайно не измазаться странной, сомнительного происхождения консистенцией. Парень старался не думать, чем бы это могло оказаться, хотя и предполагал, что это запекшаяся кровь. Очистить кафель ему мешала врожденная брезгливость и страх перед всем неизведанным. Ещё в ванной, как и полагается, находился типичный комплект, состоящий из треснувшей раковины, убогой ванны, давно покрывшейся рыжей ржавчиной, такой же душевой кабинки, да небольшого унитаза. Лампочка в ванной комнате изредка мигала, что заставляло Джереми испуганно озираться, стоя под напором еле тёплой воды. Одним словом, квартирка-заброшенный наркопритон. Но юному Фитцджеральду приходилось терпеть все изжитки этой обветшалой цивилизации ради крыши над головой. Это, кажется, был самый дешёвый из самых дешёвых арендовочных домов, какие только были в городе. Джереми уселся на продавленную кровать и потёр переносицу. Съехать. Сегодня. Парень любил пялиться в одну точку и думать обо всём на свете. Наверное, такое пристрастие было вызвано долгим отсутствием телевизора. Хотя, как думал Фитцджеральд, это даже к лучшему — хоть глаза болеть не будут, и зрение останется в порядке. Он ещё немного посидел на пружинящей под его весом кровати и поднялся, направляясь к чемодану. Нужно было собрать все те немногочисленные вещи, которые он захватил из дома, в надежде обрести своё счастье где-нибудь в другом месте. Как видно, поиски того самого "счастья" пока не увенчались успехом. Джереми вспомнил его утренний разговор с Гаррисоном. Ему нужно найти работу. Найти. Работу. Раньше Фитцджеральд думал, что работать не так уж и скучно, трудно и, вообще, ужасно, но, видя, как сотни трудяг гнут спины на заводах, стройках, предприятиях, как тысячи таких же студентов, как он сам, продают бургеры в ресторанах быстрого питания под косыми взглядами более удачливых однокурсников, как тысячи тысяч офисных планктонов сидят в душных небоскрёбных помещениях и выслушивают по микрофону жалобы от клиентов... От всего этого Джереми приходилось худо. Нет, просто тошно. Неужели, все детские мечты о работе, которая будет НРАВИТЬСЯ, превратились в суровую реальность: работа, которую НЕНАВИДЯТ. От одного только слова "работа" Фитцджеральд начинал трястись, как осиновый лист. Нет, он не бездельник и не лодырь, как считали некоторые ("Ты ничего не добьёшься в этой жизни, салага! Не лезь туда, где всё-равно не выживешь!" или "Бедолага... Наверное, скатился в социальное дно и теперь продаёт наркотики где-нибудь в подворотне...", или даже "Бессовестный! Бедная мать ещё содержит такого безработного нахлебника!"). Он просто не может представить, что когда-нибудь ему придётся иметь с кем-то дело, ходить вместе с какой-нибудь группой на обед, выполнять чьи-то приказы, заполнять бумаги, отвечать на телефонные звонки или же разгружать коробки с магазинным провиантом или ждать, пока кофейная машина перестанет гудеть, чтобы потом налить свежий кофе в чужую кружечку и ловко разбавить это дело сливками. Нет, Джереми никогда не любил контактировать с людьми, будучи, конечно, интровертом. Он был готов работать по Интернету, но мать настояла, чтобы он больше общался, чтобы нашёл себе, наконец, девушку. Но разве понимала мама, что для Джереми — найти девушку. Ведь на такого нелюдимого паренька, практически постоянно носящего катышковый зелёный свитер, вряд ли кто-нибудь загляделся. И ещё Джереми немного смущал один момент: он до сих пор так и не понял, кто ему больше по душе. Парни, девушки... Все они как-то проплывают мимо его жизни. Но, судя по недоуменно лица матери, с ориентацией Фитцджеральду следовало определиться побыстрее. Конечно, он не знал, как отреагировала матушка на его заявление, что он терпеть не может девушек с любого ракурса. Но, это явно сопровождалось бы вселенским скандалом и обидными обзывательствами. Для себя Джереми решил, что, пока что, он асексуал. Вот, последняя вещь, наконец, упакована в чемодан. Студент поднялся и, в последний раз окинув грустным взглядом уже не свою обветшалую квартирку, вышел на лестницу. В замочной скважине дважды повернулся заржавелый ключ. Ступеньки жалобно поскрипывают под весом чужака. Прохладный воздух струёй разлился по коридору, кажущемуся теперь Фитцджеральду бесконечным. Парень спустился вниз, подойдя к стойке "ресепшена" и молча протянул ключ стоящему за ней. Потом, немного подумав, порылся в карманах мешковатых джинсов и вытащил несколько помятых купюр, небольшую кучку мелочи и протянул администратору. – Передайте это Тому Гаррисону,... пожалуйста. Администратор коротко кивнул и спрятал деньги во внутренней полке стойки. Джереми тоже кивнул и, натянув на взлохмаченную голову капюшон, взялся за ручку чемодана и поспешил выйти. Наконец-то! Наконец-то он покинул его, это место! Прогнившее, заплесневелое, покрывшееся ржавчиной, хранящее в себе лишь сплетни, осуждения, чужие проблемы и сплошной негатив. Джереми поглядел на небо, потихоньку затягивающееся тучами. Скоро будет дождь. Парень в порывах необъяснимой радости подумал, что хорошо поступил, отдав хоть какую-то часть долга за неуплату Томасу, что накинул капюшон, что свалил наконец отсюда. Это было так прекрасно — осознавать, что ничто теперь тебя не держит. Нет больше никаких квитанций за аренду, свет, газ и воду! Нет больше гниды-заведующего! Нет ни обветшалых стен, ни холодной комнаты, ни вонючего толчка! Ничего этого нет, включая, к сожалению, и Гаррисона, который остался в плену у зелёных бумажек с печатями. Джереми он остался верным другом, пусть не таким старым и проверенным временем. Только что они почти поссорились. Джереми был уверен, что позже обязательно с ним помирится. Ну и пусть они познакомились всего четыре недели назад, зато Фитцджеральд мог почти каждый день рассчитывать на тёплый кабинет Томаса и свежевыпеченные кексы с сахарной пудрой (прямиком из булочной на углу, кстати), которые с удовольствием съедались и запивались чаем и весёлыми разговорами. На Тома можно было положиться, он всегда мог проснуться ночью, чтобы показать Джереми, как чинить водопроводные трубы, которые протекают третий день. Гаррисон был неплохим игроком в карты. Ещё он просто обожал шутить над другими сотрудниками дома. За это Фитцджеральд его и уважал. Сам он не мог показывать свой характер, вставлять свои слова, препираться с главенствующим здесь владельцем дома. Он "всего лишь студент, который заблудился в городе дорог и теперь суёт свой нос не с свои дела", по словам одного из злющих работников. Тем не менее, сейчас Джереми радовался, что покинул это место. С Гаррисоном он обещал связаться по возможности. Оставалась одна загвоздка: где найти жильё? Искать подобный арендовочный дом нет смысла, да студенту этого как-то и не хотелось. Оставалось только порыться в контактах телефона, что Джереми и сделал. В этом городе проживало, по воле случая, достаточно знакомых тёток, подруг матери Фитцджеральда. – Так... Тётя Рози... Нет, у неё очень много кошек. Дальше... Тётя Томпсон... Э, нет! Она до сих пор водит к себе каких-то несчастных парней. Посмотрим ещё... – начал рассуждать вслух Джереми и, отчаявшись, собирался заблокировать свой "Samsung" но вдруг наткнулся на отдалённо знакомое имя. – Тётя Элеонора? Ну, ладно... Парень нажал кнопку вызова абонента и принялся ждать. После нескольких гудков в трубке послышался мягкий голос Элеоноры Джонс: – Алло? Джереми спохватился и ещё сильнее прижал мобильник к уху: – Алло! Здравствуйте! Тётя... Элеонора? – Да. Кто говорит? – Это Джереми. Джереми Фитцджеральд, сын вашей сестры. То есть, ваш племянник. Трубка на несколько секунд замолчала. Джереми зажмурился, ожидая ответа. – Ааа! Джереми! Точно, как я могла забыть! Как поживает матушка? – вновь ожила трубка. – Ээ... Хорошо. Просто прекрасно! Тётя Элеонора, я сейчас в вашем городе, приехал вот учиться... Не могли бы вы... Могу я попросить вас... – Джереми готов был проклясть себя за свой никчёмный характер и излишнюю робость. – О, мальчик мой, ну, конечно, ты можешь пожить у меня пока! Если ты, конечно, это имел ввиду. Фитцджеральд обрадованно затараторил благодарности и спросил у Элеоноры адрес. Оказалось, что она живёт всего в двух кварталах от сюда. Парень подхватил чемодан и помчался к указанному дому по намокшему от дождя асфальту. Отряхнувшись от прохладных капель, Джереми несколько раз нажал на кнопку звонка. Дверь открылась, и он увидел в проёме тётю Элеонору. Ей уже шёл четвёртый десяток, но выглядела она на удивление моложе. Или морщины пока не добрались до неё, или она умело маскировала их под слоем тонального крема. Джереми засомневался насчёт того, пользуется ли она косметикой, но вид у тёти был... – Вы, наверное, каким-то зельем пользуетесь? – спросил парень после нескольких секунд объятий, с которыми на него набросилась миссис Джонс сразу же с порога. женщина рассмеялась в ответ: – Нет, что ты! Это всё крем. Кажется, я рекомендовала его твоей маме... – Ну, никогда не замечал, чтобы она чем-то пользовалась... Она делает это за закрытой дверью, а потом выходит оттуда уже накрашенная... Оба дружно рассмеялись. Потом Элеонора пригласила его на чай, чему Джереми был очень рад. Затем дала сухую одежду её выросшего сына переодеться. Фитцджеральд был бесконечно благодарен ей за всё, что она для него делает. За чаем зашел разговор о плате, после которого тётя возмущённо замахала руками, отказываясь принимать любые деньги. – Но как же я могу... – вопрошал Джереми, не зная, радоваться ему или же настаивать на обратном. Не в его правилах было не оплачивать чужой труд. Не такому его учили в детстве родители. Он считал, что чувство внутреннего благородства должно жить в каждом, иначе мир будет наполнен неблагодарными тварями. – Ты можешь закупаться продуктами, можешь мыть посуду, мусор можешь выносить... Что угодно можешь делать, но денег я не возьму, тем более, от тебя! Боже мой, буду я деньги от ребёнка отнимать!.. Мама тебе, наверное, целую зарплату отдала... – Я не ребёнок, – обиженно проговорил Джереми. – И мама дала мне не так много денег. Я буду искать работу. Миссис Джонс аж руками всплеснула: – Работу?! А тебе не рано ещё? Фитцджеральд поднял одну бровь и воззрился на тётю. – Поняла-поняла. Ладно! Сейчас принесу газет, подожди, – и она убежала в соседнюю комнату. Через пару минут она вернулась с увесистой пачкой газет. Джереми отодвинул свою кружку. – Так-с... Посмотрим, – Элеонора принялась пролистывать газеты, ища объявления с набором персонала на различные рабочие места. – Хочешь работать на почте? Джереми поднял голову: – О, хочу, конечно! Какие вакансии? – Эм... Грузчик. Представь себе: ты работаешь на почте, разгружая тяжеленные коробки с письмами, бандероли, посылки... Ты работаешь там каждый божий день, гнёшь спину, напрягаешь плечи, шею. У тебя каждую ночь после работы болит всё тело. И в один прекрасный день тебя в конец заваливает коробками... Джереми сидел с открытым ртом. Неужели поначалу безобидная работа на почте оказалась такой травмоопасной?.. – Всё, тётя Элеонора, я понял, понял, что мне не стоит там работать. Мама говорит, мне не стоит перенапрягаться... – Вот именно! Не стоит! Поэтому ищем что-то получше этого, – Джонс с неким отвращением отбросила газету в сторону. Они около получаса сидели на полу, просматривая объявления из газет. Когда Фитцджеральд находил что-то более-менее приемлемое для себя, Элеонора тут же принималась разъяснять племяннику, почему не стоит подавать заявление на понравившуюся ему профессию. Джереми с каждой минутой становилось не по себе. В нём начало пробуждаться чувство собственного достоинства и раздражение. – Так, тётя, могу я хоть раз в жизни принять решение САМОСТОЯТЕЛЬНО и выбрать ту профессию, которая придётся мне по душе?! В конце концов, я уже не маленький мальчик! Услышав это, Элеонора в который раз всплеснула руками, затем сложив их на груди: – Ладно, так уж и быть! Решай, что хочешь! Не держу! Твоё право! Флаг в руки, барабан на шею! Я хотела помочь тебе, сделать, как лучше, а ты!.. Джереми спокойно выслушал эту гневную тираду. Вторую за этот день. Первую пришлось выслушать от Гаррисона. Студент старался не вспылить с новой силой и держать себя в руках. Нельзя было допустить, чтобы он поссорился с тётей, иначе она будет обижаться на него весь оставшийся вечер. В голове мельком пронеслась мысль, что она даже выгонит его, но Джереми упрямо отгонял её. Миссис Джонс не тиран. Конечно, она не будет его выгонять. – Тётя, клянусь, я найду работу самостоятельно. Только дайте мне время... – И что? – перебила его Элеонора. – Найдёшь работу методом тыка? – Могу и так! – Фитцджеральд разложил перед собой несколько известных газет и закрыл глаза. – Устроюсь туда, куда ткнёт палец. Тётя закрыла лицо руками: – Господи, зачем так делать? Ну, давай ещё поищем! Я дам тебе возможность, буду молчать, ни слова не скажу! Куда захочешь, туда и устроишься! Только, ради бога, не глупи! – Поздно, тётя. Я сдержу слово. Можете даже записать, – и Джереми, покрутив пальцем в воздухе, ткнул им в совершенно случайное объявление. Затем открыл глаза. Элеонора тоже приоткрыла один глаз. Оба уставились в черно-белое объявление. – "Freddy Fazbear's Pizza"? Ты серьёзно?! – Да, а что в этом такого? Такая судьба, видимо. Так решил мой палец, вы же не против? – Нет, но, – тётя внезапно рассмеялась, – это же пиццерия для детей. И ты пойдешь туда работать? Аниматором, что ли? Или, может, официантом? Тётя мгновенно умолкла, завидев обиженное выражение лица Джереми. – И пойду! Там, между прочим, нет таких вакансий. Есть одна... Охранника. Я буду охранником, тётя! В ответ послышался слегка истеричный смех. Фитцджеральд не понимал, что так рассмешило тётю. – В общем, да! Устроюсь в охрану! А что? Вот пойду и позвоню туда, и меня примут, обязательно примут! Не обращая более внимания на смех Элеоноры, Джереми подошёл к телефону и набрал номер, указанный в объявлении. После нескольких длинных гудков в трубке послышался хрипловатый и немного грубый голос владельца пиццерии. – Да? – Здравствуйте! – ответил Фитцджеральд. – Я хотел бы устроиться к вам на работу.