Cтрасти по Казимиру

                    Времени сидеть и киснуть Илья себе не оставил. Жалеть себя бессмысленно: утратил мечты и ценности — сам виноват. Обвели вокруг пальца наивного мальчика — значит, лох и простофиля, будет тебе урок. Захотел оседлать хищника? Значит, надо быть готовым к тому, что тебя сожрут.       Илья наладил эвакуированную технику. Смахнул толстый слой пыли с жизненно важных поверхностей, убрал обратно в шкаф свои работы, которые не показались тогда Тимуру достойными его внимания, впустил в комнату деятельный воздух улицы, открыв форточку, поставил заряжаться телефон, разогрел чайник, принял, наконец, ванну. И теперь, обновлённый и очищенный, он оживил Интернет. Ввёл в поисковик тег «новости в мире искусства». Потом добавил «Бахтияров». Добавил ещё: «Малевич». Однако Интернет, выдавая разнообразные сплетни, ненужные сейчас обзоры, запоздалые анонсы, молчал по поводу «открытия новых артефактов русского авангарда». Что это означает? То, что Бахтияров не успел заявить миру о «своей находке», не успел выправить документы, только по знакомству сделана экспертиза — возможно, и не одна. Илья не знал, как регистрируют права собственности, но догадывался, что объект владения нужно представить в натуре, а не в описании. Если нет объекта, то нет и прав на него. А нет собственности — как доказать, что некий злоумышленник её похитил или уничтожил?       «Нет! Мне нечего опасаться! — решил Илья. — Только разве мести Тимура. Как она может выглядеть? Разрыв трудовых отношений с «Северным сиянием» — раз. Перекрытие всех путей к выставочным делам — два. Может быть, мордобитие или какое другое членовредительство с помощью нанятых супостатов — три. Материальное наказание? Ну, устроит погром в квартире… Нет, это не его стиль. Может, Тимур повлияет на мою общественную репутацию? Да кого волнует репутация никому не известного иллюстратора, который даже большинство работ подписывает псевдонимом?»       Родные стены, горячий кофе и уверенное мерцание монитора вселили в Илью даже некое чувство оптимизма. Не хватало только мурчащего друга рядом, поэтому Илья решил забрать кота от беспутной Маньки сегодня же. Наступившие сумерки — не помеха! Только где Манька с Казимиром? Переехали на дачу или кукуют в той хрущёвке? Илья решил ехать туда, где оставил Казимира.       Еле добрался. Промочил ноги. Но за обшарпанной дверью Манькиной квартиры тишина. И стучал, и кричал — всё без толку. Значит, на даче. Илья уже было расстроился, но, выйдя во двор, он нос к носу столкнулся с этой самой Манон. Какая-то растрёпанная, взъерошенная, с царапиной на лице, в резиновых сапогах, с котомками и авоськами в руках и, главное, не накрашенная, она чуть не сшибла его, так как пилила домой, никого не замечала и вдобавок говорила сама с собой.       — Манон!       — Ай? — Манька остановилась, прищурилась и поменялась в лице: усталость и отупелость сменились нарочитой жалобой. Она бросила поклажу на дорожку и завопила совсем не по-богемному: — Ой-ёй-ёй-ёй! Горе-то у меня горькое! Что за судьба-чертовка! Чего ж-то она выписывает со мною? Как теперь жить?       — Что случилось? Где Казимир?       — Да что там Казимир? Моего Анатолия увезли в больницу, вот такие ожоги! — Она изобразила на себе круги. — Тьфу, тьфу, тьфу, на себе не показывают! Ой, не знаю, как выберемся! А вдруг платить придётся? А вдруг операция? Так поди пластику надо делать? У него вот тут вся кожа слезла! — Манька почесала лоб. — Тьфу, тьфу, тьфу, на себе не показывают! Еле живы, еле живы! Вот горе-беда!       — Манон! Что произошло? Пожар? Где мой Казимир?       — Даже не знаю, как всё случилось? Надо же Варьке теперь звонить…       — Дача сгорела?       — Не то чтобы сгорела… Но урон большой! — Манька перестала завывать. — Мы спать легли, печка уже остывать начала, электричество выключили всё. А потом ночью — какое-то провидение — какой-то перст сверху как ткнёт меня в лицо! Вот сюда, — она показала на царапину. — Я соскочила, а в доме, ма-а-атерь божья! Всё в дыму, стол горит, шторы венские, ещё Молчанова шила, полыхают, радиола старая тоже, половик, лук на газетке сушился… Короче, всё горит! Я Анатолия еле растолкала! Ведь вообще могли угореть! В чём мать родила на улицу выскочила, ору, соседи бегут! Анатолий мой тушить ринулся, залили там всё, но ведь Толенька весь обгорел: и волосы, и лоб, и ладони обе, и здесь, и здесь… Тьфу, тьфу, тьфу, на себе не показывают! Вот… Сейчас мой мужчина в больнице, а я вернулась домой. Ночевать там нельзя…       — Маня, Казимир мой где? — До Ильи наконец дошёл смысл Манькиных мытарств, и у него перехватило горло, как будто сам надышался огненных паров.       — Да хрен я знаю? Я сама еле жива осталась! А он всё за козу баян! То ж кот! Коли не дурак, так выскочил из пожара!       — А если не выскочил? — Илья говорил уже шёпотом. — Ты хоть его искала?       — Илю-у-уша! У меня же Анатолий ранен! Вещи спасать нужно было! Ложки вон, серебряные, книги ценные, Варькины шедевры… Да жив твой кот! Чего ему сделается-то?       — Как я виноват… — Илья схватился за голову. — Нужно ехать туда искать.       — Это только завтра, Илюша. Сегодня уже автобусы не ходят туда. Не мотор же вызывать ради кота! — Манька подхватила многочисленные авоськи и направилась внутрь дома. — А я уж любила Казика, я уж ласкала его, непутёвого… — причитала она, как будто по умершему. Илью затошнило. Он побрёл домой, совершенно разбитый этой новостью, с усилием хватаясь за надежду: его Казимир вовсе не Казик, он умный и сильный кот, наученный выживать самой природой. Поэтому он жив, он дождётся хозяина.       Первое, что он сделал, придя домой, посмотрел в инете расписание автобусов до дачного малышкинского посёлка. Завтра он отправится туда первым же рейсом! Заберёт своего друга!       Но этого не случилось.       Он уже встал, оделся и пил кофе около окна, заедая твёрдым мятным пряником, как увидел подъехавший к его дому «рендж ровер». Из машины, как чёрт из табакерки, с не присущей хищнику импульсивностью выскочил Тимур. Даже со второго этажа Илья рассмотрел ярость на его лице, увидел и успел отшатнуться, так как визитёр резко вздёрнул голову, отыскивая его окна.       Через секунд десять во входную дверь требовательно постучали. Илья застыл, даже жевать прекратил. Нет никого! Однако Тимура трудно обмануть, грохот в дверь повторился, теперь более агрессивно. Потом ещё раз. Илья на цыпочках прокрался в коридор, чтобы прислушаться к тому, что происходит в подъезде. Рассохшийся пол предательски заскрипел, хотя и вряд ли Тимур это услышал. Он и не прислушивался, ибо был уверен, что беглец и вандал трусливо прячется дома: больше негде, нет ни близких друзей, ни радушных родственников.       — Открой! Я знаю, ты дома! — И бах, бах, бах! Илья инстинктивно отпрянул назад и упёрся спиной в стену. — Открой! Будь мужиком, а не соплёй! Я не уйду, пока ты не откроешь! Натворил дел и в подпол? Давай открывай, поговорим по-мужски!       «С каких это пор ты со мной по-мужски разговаривать решил? — мысленно ответил Илья. — Нет, не открою! Что могут быть за разговоры? Разве только с членовредительством…»       — Илья, открывай! Обещаю, не трону, хотя удавил бы суку! — Тимур словно услышал внутренний голос Ильи.       «Нихрена! Мне не о чем с тобой говорить! Что сделал, то сделал, не раскаиваюсь и ничем помочь не могу!» — продолжал молча отвечать Илья.       — Я жду! Раз ты так поступил со мной, с шедеврами, имей смелость посмотреть мне в глаза!       «Не надо брать меня на понт! Что мне в твоих глазах? Притворство? Спасибо, накушался!»       — Открывай! Я ведь не уйду!       «Уйдёшь, ты же пунктуален, да и планы свои не меняешь! Минут двадцать-тридцать — и тебе уже нужно будет быть на каком-нибудь важном мероприятии и делать лицо в духе соцреализма!» — Илья с грустью посмотрел на часы в телефоне. Автобус до дачного посёлка уходил через сорок минут. Илья вздохнул. А телефон вдруг взорвался язвительной трелью. На определителе «Б». Б-г. Бог. Бахтияров. Илья тупо выжидал, когда звонки стихнут, не нажимая «отбой». Вместе со звоном вновь грохот в дверь:       — Ну! Ты дома! Открывай! Открывай, сука! И не надейся, что я отстану, выкурю тебя оттуда, ублюдок! Дверь выбью!       «Щас-с-с! Дверь ты точно выбивать не будешь! Скандал — не в твоих интересах, я ведь могу и полицию привлечь… Хотя, конечно, способ сомнительный… Но дверь выбивать ты не будешь. Не твой формат».       В подъезде вдруг замолчали. Илья прижал ухо к двери.       — В течение часа, срочно, — строго говорил кому-то Тимур. — Поспеши, мы, — это слово он выделил особо, — тебя ждём!       Илья даже рискнул осторожно отодвинуть крышечку дверного глазка и выглянуть во внешний мир. Круглая линза предъявила мрачное лицо Тимура, очень близко, он смотрел прямо в глазок, опирался обеими руками на косяки, линза превращала эти руки в несоразмерно длинные клешни, которые могут и сквозь дверь проникнуть, и схватить жертву. Тимур вдруг прищурился и ухмыльнулся:       — Я здесь, здесь… — И лукаво: — Открой мне, мой котик!       Илья отошёл от двери, налил себе ещё кофе и встал около окна, ожидая, когда Тимуру надоест и он укатит на своём «рендж ровере». Минута за минутой, но Тимур не выходил. Илья понял, что на первый автобус за Казимиром он опоздал. С оптимизмом решил, что через час ещё один… Но через час с небольшим к дому подъехало грязное жёлтое такси, из него не торопясь вылез Бегич. Расплатился, встряхнулся, как обычно делает пёс после дождя, и устремился в подъезд. Илья подбежал к двери, превратился в ухо, но разговор, видимо, был либо слишком короток, либо слишком тих. Он заглянул в глазок, почти не таясь. Тимура не было, но напротив двери сидел на корточках, привалившись спиной к соседской двери, Бегич. Лицо равнодушно-кирпичное. Взгляд нулёвый, направлен куда-то на Илюхину дверь. Он вынул сигаретку, задымил, пуская дым в сторону лестницы. Значит, Тимур всё-таки торопился по делам и оставил свою ищейку караулить непослушного питомца. И Илья понял, что за Казимиром он сегодня не съездит. Договориться с Бегичем невозможно, спрыгнуть со второго этажа или даже как-нибудь по-человекопаучьи спуститься с него — невероятно. Может, вызвать какую-нибудь экстремальную службу? Типа «заклинило дверь», приезжайте, спасайте… Не выход, да и по-детски как-то. Надо подождать ночи, не будут же они и ночью караулить!       Но Илья недооценил противника. Уже через три часа ожидания Бегич познакомился с бабкой Егоровной, что из квартиры напротив. Что-то ей навешал на уши, и теперь он сидит на стульчике, изредка общается с сердобольной старушкой, поедает пирожки и, вероятно, обеспечен туалетом. Окопался надёжно. Вечером приехал Тимур. Он опять стучал в дверь, звонил по телефону, говорил угрожающим голосом и даже юморил что-то по поводу «замуровали, демоны». Ещё он произнёс целую речь о том, что некоторые только называются художниками, а на самом деле вандалы, готовые ради своих мелких идеек уничтожить прекрасное. Одним словом, геростраты. Илья, внимательно слушая речь, отметил, что Тимур не просто психует, что он, должно быть, впервые в жизни не знает, что предпринять.       Целую ночь Илья проверял в глазок наличие своих церберов. Сначала лично караулил нервный Тимур, потом недвижно сидел на стульчике Бегич. Под утро и сам Илья уснул. Надежда, что он найдёт Казимира сегодня, опять обрушилась.       Часов в десять утра вновь забарабанили. Илья увидел в глазок какого-то нового Тимура: как будто его осенила какая-то идея, вероломный Будда готов к новому походу… Очевидно, он не спал ночь, искал какой-нибудь способ восстановить утраченные позиции. И, очевидно, нашёл, как ему казалось…       — Илья, хватит изображать из себя тень отца Гамлета! Я из-за тебя оказался в очень неприятной ситуации!       «А уж в какой неприятной ситуации оказался я!»       — Мне надо с тобой поговорить. Вернее, договориться! Я готов отложить все разбирательства по поводу наших личных отношений и даже по поводу того, что ты натворил в моём доме!       «Это ты натворил!»       — У меня есть неделя, после я буду выглядеть, мягко говоря, пустозвоном и болваном. А ты же понимаешь, что этого я не смогу простить тебе. Ни-ко-гда! У тебя есть шанс всё исправить! Открой мне! Я не могу это орать на весь дом.       «Всё исправить? У него есть машина времени? Уже ничего нельзя исправить!»       — Слышишь? Я обещаю, что не трону тебя, я нашёл выход из ситуации! Давай я пойду в машину, оттуда позвоню, Бегич тоже пойдёт со мной. Мы снимем эту идиотскую осаду. Но ты ответишь мне! Договорились? Мы пошли! Возьми трубку! — И Тимур кивнул Бегичу, они вместе покинули деформированный мир за глазком.       «Чёрт! Брать или не брать… вот в чём вопрос, — Илья подхватил шекспировскую бациллу от нечаянной реплики Тимура. Побежал на кухню. Увидел, как двое мужчин уселись в «рендж ровер». Даже не посмотрели на его окна. Звонок. Ещё звонок. Ещё… — Надо брать, немыслимо же, чтобы они продолжили это стояние!» И Илья нажал «ответить».       — Да?       — Правильно, ты скажешь мне «да». Короче, через десять дней я обещал представить миру Малевича. Ты его сжёг. Но я уже завязан с неслабыми людьми, которые заинтересованы в артефактах. И завязан серьёзно. И люди опасные. Ты меня подставил. Поэтому! Тс-с-с… Слушай меня! У меня есть картоны начала двадцатого века со штампом мануфактуры Кнопфа. У меня есть фотографии и описание экспертов. У меня есть ты, который рисунки знает лучше, чем кто-либо. Никого лишнего я не собираюсь привлекать. У тебя неделя, ты воссоздаёшь картоны, а я даже оставляю тебя в нашем деле. Ты сможешь. Ты единственный, кто сможет. Андэстенд?       — Ты хочешь сфабриковать Малевича?!       — Достойные списки лучше, чем отсутствие оригинала. Не мне тебе рассказывать, что именно подделки наполняют не только галереи, но и церкви, и частные коллекции…       — И твою коллекцию?       — Мою нет! Сейчас не об этом! Открывай двери, я привезу материалы!       — Нет, Тимур. Я говорю: нет! Я уничтожил Малевича не для того, чтобы самому же по твоему приказу лепить фальшивку. Нет! Не ко мне!       — Илья! Ты… — Но Илья нажал «отбой». Выдохнул и сел прямо на пол, накатили бессилие и негодование одновременно. Он понимал, что идея Тимура вполне осуществима, русский авангард подделывают все кому не лень, тем более что в графике и акварели практически не обнаружить фальшивку. А у Тимура есть авторитетное заключение, настолько авторитетное, что он уже заключил с кем-то из сильных мира сего денежный договорчик. Эксперты из тех, кто неподкупен, они не лгут. Они просто делали экспертизу оригиналу. Подделка и заключение вкупе — вуаля — решение проблемы.       «Мне нужно просидеть здесь неделю, — решил Илья, — а может, и меньше! Бахтияров наверняка будет искать другого исполнителя. Ему будет не до меня, раз связался с опасными людьми… Лишь бы Казимир дождался!»                     Казимир дождался наступления густых сумерек, но ночь в городе оказалась совсем не той, что была в лесу. Зарево над мегаполисом приобрело угрожающий жёлто-розовый оттенок, а снег, наоборот, чернел с каждым пройденным километром. Здесь не было покоя и сумрака, под покровом которых кот мог идти своей дорогой; тишины, похоже, это скопище огней и опасностей не знало совсем. Фонари жадно выхватывали друг у друга куски тротуаров и дворов, железные демоны соревновались в скорости и рёве моторов. Казимиру пришлось двигаться рваными скачками от одного островка темноты к другому, но даже в поле света грязное серое пятно не становилось заметнее на карте неспящего города. Просто ещё один его аутсайдер шёл из ниоткуда в никуда. Прохожие не задерживали взгляд на ободранном коте со слипшейся мокрой шерстью неясного цвета, машины не притормаживали, когда он, собрав последние силы, перебегал дороги. Кот почти не видел ничего вокруг, ориентировался только на слух и на тонкую линию света, что всё так же ярко вилась перед ним. Идти по прямой не удавалось. Он то и дело упирался в бесконечные стены домов, машинально огибал их, снова выходил на ярко освещённые магистрали, высчитывал мгновения между нарастающим и удаляющимся звуком шин в мокром месиве снега и пускался наперерез. Низко опустив голову и хвост, трусил по разделительной полосе, под отбойником, между двумя огненными потоками плюющегося грязью транспорта. Фонари провожали неуместного посреди дороги, где и ходить-то нельзя, пешехода своими жёлтыми безучастными глазами.       Казимир давно перестал чувствовать холод во всём теле и ядовитое жжение в истёртых подушечках лап, все его движения стали механически-угловатыми... Останавливаться было нельзя, но уткнувшись в очередную стену и пойдя вдоль неё, кот почувствовал предательски манящее тепло из тёмного отверстия у самой земли и скользнул в подвал. Спрыгнул наугад, свысока, почти по самое брюхо оказавшись в остывающей воде, удушливо парящей влажной плесенью. В три прыжка достиг суши и метнулся в неясный проём в дальнем конце помещения. Осторожно ступая, обнаружил возвышение, похожее на трубу, обмотанную тряпками, за ним в дальнем углу пол был устлан газетами и картоном, посреди которых остров — сухой и мягкий топчан. Казимир взобрался на него. Здесь было совсем темно — без всякого источника света коты так же слепы, как и люди. Сюда почти не долетали звуки города, только в дальнем углу урчало в трубах. С потолка то и дело звонко капал конденсат, звук отдавался эхом в коридорах подвала, не давая Казимиру совсем раствориться в вакууме тепла и тишины... Пахло плохо. Гнилой ветошью, остатками еды — прогорклым маслом и вяленой рыбой, едкой мочой; кот не стал бы искать здесь ничего съедобного для себя, даже если бы мог подняться и обследовать тёмное пространство. Его мутило от отвращения и брезгливости. Чистой воды найти в этой клоаке он даже не надеялся, а потому просто положил морду на вытянутые передние лапы и затих.       В бункер подвала и собственного угасающего сознания свет, настойчиво тянувший его в путь, уже не пробивался. Вместе с ним потерянного кота покинули и мысли о его человеке. Остались только пустота и ожидание. Это было последнее и самое верное ожидание, то, которое всегда оправдывается — ожидание конца. Забыв, куда и зачем шёл, как он оказался тут, Казимир не испытывал страстей, присущих людям, не сокрушался, что не достиг цели, что путь его прервётся бесславно в бетонном мешке где-то между землёй и преисподней, что попорченная его шкура будет тлеть здесь вместе с уже истлевшим матрасом... Ему только хотелось бы немного помыться, вылизаться с ног до головы чистым малиновым языком, расчесать слипшуюся кровью и гноем шерсть на спине, много-много раз проводя нализанной лапой по морде, очистить присохший к векам мусор и натереть до блеска чёрные вибриссы. Но язык его был сух и бел — обезвоживание брало верх, гася все процессы в истощённом организме, — и Казимир даже не попытался пошевелиться. Это был дурной знак.       Что-то ещё мелькало перед невидяще расширенными зрачками, что-то настойчиво привлекало внимание уставшего кота. Из вакуума чувств вынырнуло раздражение — неясная возня мешала спокойствию. Красные вспышки враждебной энергии мельтешили невдалеке, подступали ближе, становились опаснее и ярче. Казимир всё же посмотрел на них более пристально, в ту же секунду он начал различать и новые звуки — стрекотание странных погремушек, похожее на то, что издавали разноцветные пластмассовые мыши, наполненные мелкими камешками... Их он подбрасывал и валял дома по ковру, а потом утаскивал под диван. Как озарение Казимир вспомнил дом, куда стремился, и сразу понял, что здешние мыши куда больше и опаснее домашних, что в этом противостоянии шансов у него нет и что на этот раз добычей будет именно он. Стая крыс подступала к Казимиру со всех сторон, аккуратно сокращая расстояние, шумно обнюхивая воздух, стрекоча зубками и проверяя, насколько может быть опасна верная жертва. Кот вздрогнул и очнулся.       Он потерял время, а согревшись, позволил боли овладеть всем телом. Жар от воспалившейся раны проник в каждую клеточку, выкрутил и без того разбитые суставы, задурманил голову. Казимир с трудом разлепил невидящие глаза, попытался встряхнуться, но получилось только неловко повести головой из стороны в сторону. Инстинкты требовали экономить силы, сил оставалось лишь на то, чтобы лечь поудобнее и снова зажмуриться. Крысы начали повизгивать от предвкушения, засуетились, теперь Казимир слышал, как они топочут вокруг, подпрыгивая, и как шуршат по газетам их голые хвосты. Быть съеденным заживо коту не хотелось, а ждать, пусть уже недолго, нападавшие не собирались. Казимир собрался с силами и зашипел, отчаянно, до рвоты, выталкивая весь воздух из лёгких. Получилось шумно, хрипло, опасно. Крысы возбуждённо заметались, но отступили. Предвкушение скорой схватки приводило их в коллективный экстаз. Казимир решил держать оборону до тех пор, пока мозг не пощадит его и не отключит от внешнего мира. Негоже приличному коту кормить подвальных крыс, валяясь в нечистотах.       Совсем рядом тяжело гаркнула и впустила немного света железная дверь. Сразу ввалились двое, шумные, окутанные холодом улицы и перегаром, — такие же грязные серые пятна, не обозначенные на карте города. Под потолком вспыхнула тусклая лампочка, она почти ослепила привыкшего к темноте кота и совсем не напугала дюжину жирных крыс, что обступили пролежанный топчан. Люди разразились отчаянной хриплой бранью, в стаю выжидавших тварей полетел пакет с мусором и загремел звонко жестью, и только когда двое схватили палки и затопали страшно ногами, крысы нехотя направились восвояси.       Переполох и знакомый спиртовой запах неожиданно отрезвили кота, вывели из оцепенения и заставили вспомнить, что отдыхать рано. До этого момента он не думал, как найдёт выход в кромешной тьме, если вообще решит идти дальше, как взберётся обратно к узкому лазу высоко в стене, но дверь уступчиво открыла ему путь. Казимир неожиданно ловко скользнул мимо топочущих бесформенных глыб и в три ступеньки снова оказался под мутно-коричневым ночным небом города.       На улице Казимиру стало немного легче, сначала он просто уносил ноги прочь от места, где чуть не остался навсегда, но в морозном воздухе снова заискрился его путеводный свет — цель была совсем рядом. Пара кварталов и две проезжие части. Кот преодолел их на автомате, уже зная, что никакие силы мира и собственное бессилье не преградят ему дорогу. Он хотел на руки к своему человеку. Он хотел его пальцы за ушами и его горячее дыхание себе в морду. Он знал — это бы помогло его бедному любимому человеку, попавшему в беду.       В обшарпанный подъезд с вечно приоткрытой дверью Казимир забрёл пошатываясь, подволакивая негнущиеся задние лапы, он уже не видел ничего вокруг — третье веко почти полностью заволокло глаза. Он редко и коротко вдыхал, хватая воздух открытой пастью, с упорством маньяка преодолел два лестничных марша и упал на коврике под дверью. Носом в щель, передние лапы под себя, задние навытяжку. Последнее, что он слышал, — запах родного гнезда, серого тяжёлого ластика и своего человека, до которых оставалось не больше метра. По телу разлилось блаженство, или это боль наконец покинула его, оставляя после себя непривычную пустоту. Он слышал свой капающий кран, а гул города и настырный шум крови в ушах затихли. Свет, что вёл кота всё это время, стал вновь светло-золотистым, заклубился и истаял за дверью. Без сомнений, за дверью был тот самый единственный его человек. Человек нуждался в защите и поддержке, человеку было плохо. Казимиру нужно было только отдохнуть. Немного полежать после долгой дороги. Он пришёл верно. Он нашёл своего человека, и теперь всё должно стать на свои места. Поскрести дверь или мявкнуть сил не нашлось. Но Казимир решил, что полежит тут и дождётся, когда Илья сам откроет дверь и заберёт его. «Я рядом. Я помогу. Ты глупый, ты впустил сияющего демона, и он душит тебя, пьёт твой свет, но я прогоню его. Только отдохну немного...»       Всё страшное — в прошлом. Завтра спасать, лечить, изгонять демонов...       А сейчас — просто немного полежать. Без боли, грохота и страха.       Передохнуть совсем чуть-чуть...       Казимира снова окутал вакуум, на этот раз полный.       Его подхватила и понесла, укачивая милосердно, новая волна...                     ...Новая волна ярости со стороны Тимура. Принять «нет» он не мог. Ведь это немыслимо! Весь его чудесный план дал сбой! Давно уже Тимур так не ругался. Если бы не обещания перед важными людьми, он бы поиграл с этим строптивым мальчиком, он бы обязательно выиграл этот бой. Он бы даже вторично влюбил в себя, выпотрошил и растоптал! Он бы смог. Однако на эти игры не было времени, поэтому Тимура охватила некая аффектация, даже Бегич осторожно придержал его за локоть, за что и получил по шее.       — Чего ты хочешь, паскуда? — орал импозантный Тимур, уже не сдерживаясь перед дверью непокорного. — Ты хочешь денег? Ты хочешь внимания прессы? Ты хочешь славы? Я всё тебе дал! Заметь, я не выгонял тебя. Я готов был трахать тебя и дальше! В чём пафос идеи? Как ты собрался дальше жить в этом городе?! Илья! У тебя ещё есть шанс, открывай!       Но Илья держал оборону и не собирался сдаваться. Бегич заклеил глазок пластырем. Теперь было непонятно, есть ли кто на лестничной площадке. Всё происходящее стало похоже на какой-то пошлый водевиль. Это понимали все действующие лица. Целый день это понимание давило на их сознание: один стоял у окна, доедая последний пряник, другой не мог скрыть раздражение и носился туда-сюда по городу, по двору, по подъезду, третий мрачно уставился на ненавистную дверь и даже не принимал вкусных подачек из квартиры номер семь от Егоровны. Ситуация патовая для каждого игрока: у Бегича страшно болела голова, и он на самом деле захлёбывался от злости по отношению к этому сопляку-длинноволосику, выказывать сдержанность и самурайское величие было сложно — он бы уже давно выбил дверь и дух у известных объектов, если бы не хозяин. Хозяин же лихорадочно соображал, кого подрядить на производство фейка, как сделать, чтобы Илья молчал, как вообще увести от него какое-то бы ни было внимание, не убивать же! Гордый узник квартиры номер пять уже много раз отрепетировал взывающую речь к разным службам: и к пожарным, и к скорой помощи, и к службе спасения, и к ментам. Илья попытался дозвониться до Малышкиной, но, очевидно, у неё шведские номера. Связался с салоном тату в надежде, что Скил по дружбе даст совет или выручит. Скил уехал ажно в Гималаи — видимо, за нищей рериховской энергетикой. Вечером Бегич по собственной инициативе лишил его Интернета и вырубил в квартире электричество на внешнем распределителе. И Илья упрямо выжидал, понимая, что тянуть время — это самый верный способ навредить врагу: либо Тимур учинит скандал с выбиванием дверей и челюстей, либо оставит его, так как найдёт исполнителя своих замыслов. Оба варианта были бы победой Ильи, правда, кратковременной…       Ночь была подозрительно тихой. Возможно, за счёт повалившего хлопьями снега, что было логичным прологом зимы, что точно по расписанию вошла в город и прикрывала своей холодной пудрой все нечистоты, которые оставила неряха-осень. Зима мешала Илье спать настолько, что часа в три ночи он достал уголь, бумагу, сел поближе к окну под снежное освещение и стал рисовать. Получалась мёрзлая ночная улица через облупившуюся раму окна. Во дворе стоял тёмный человек и смотрел куда-то вверх — может, на небо, а может, на верхние этажи, где увидел какую-то странность. Рядом с человеком маленькая фигурка кота, он тоже задрал морду. Илья скучал по Казимиру.       К утру Илья всё же перебрался на диван и провалился в сон без картинок, без видений, но и без облегчения. Разбудил его стук в дверь. Илья даже не сразу вспомнил, что он в оборонительном котле, побежал было открывать. Но вовремя опомнился. Из-за двери голос Тимура — торжествующий, повелительный, прежний:       — Эй! Выгляни в окно! Надеюсь, это весомый аргумент? Открывай!       Сразу кольнуло в груди, сразу почувствовал, что у врага приготовлено какое-то чудо-оружие. Илья ринулся к окну и практически задохнулся: там, во дворе на фоне чумазого «рендж ровера» стоял щурясь Бегич, он на вытянутой руке держал за загривок грязное, почти чёрное от сырости животное, на спине, ближе к хвосту кровавое пятно. Бегич держал Казимира. Илья даже схватился за горло, потому что перехватило, ему показалось, что его кот мёртв! Он висит как тряпка и не дёргается, не пытается цапнуть неприятеля за руку. Они убили его Казимира?       — Бля-а-а-а! — наконец вырвалось изнутри, и Илья не узнал собственного голоса. Он, конечно, побежал туда, где его друг в лапищах этого лысого палача. И ещё раз: — Бля! — теперь коротко и сдавленно, так как, распахнув двери, тут же получил поддых. Тимур. Повелитель Орлиных гор вновь в форме, вновь во всеоружии и готов водрузить глупую голову своего врага на незримое копьё. Илья был отброшен обратно, в хрущёвскую келью, где был замурован двое суток.       — Спокойно! — Тимур поднял Илью за плечи, прислонил к стене и уверенно, но мягко прикрыл входную дверь. — Вот теперь поговорим!       — Казимир… он цел?       — Какая ирония…— медлил интервент, — нет, мой друг, ты его сжёг! Как ты смог? Ведь ты художник! Ты ценитель! — И хлесть по лицу.       — Мой кот, — засипел Илья, сползая вниз по стенке, — он жив?       — Жив!       — За что вы его? Как же так? Он же просто кот!       — Хм… ты меня за пацана-садиста, что ли, принимаешь? Я без понятия, кто твоего кота обжёг!       — Это ожог? Да, ведь был пожар... О боже… — Илья опять начал задыхаться. — Нужно в больницу, срочно!       — Я примерно так и предполагал, — Тимур опять прижал Илью к стене, уставился ему в лицо и ухмыльнулся. — Хочешь вернуть своего Казимира? Верни мне моего! Через пару часов я привезу материалы, фотографии, всё необходимое! Еду, вина, чёрт побери! И ты сделаешь копии Малевича!       — Нет!       — Тогда я выброшу твоего кошака на дорогу, он даже ползать не может!       — Да!       — Что «да»?       — Я согласен на копию! Только сначала я поеду к ветеринару!       — Нет! Я тебе обещаю, мой мальчик, — Тимур ласково потрепал по щеке, — я покажу кота специалисту, куплю лекарства, но твой кот будет у меня, пока ты не сделаешь то, чего хочу я!       — Я должен сам!       — Кот будет у меня!       — Как же твоя аллергия?       — Глупый! — Тимур торжествующе смеялся, потом вдруг обнял обессиленного Илью. — Ты очень мил! Но я всё равно страшно зол на тебя! Страшно зол! Поэтому не подведи! Дней пять хватит?       — Спаси Казимира!       Тимур оттолкнул Илью, достал из кармана пальто перчатки, надел их тщательно. И пошёл вон, оглянулся:       — Я привезу материалы, а Бегич поедет к ветеринару. Не запирайся, милый!       Илья таки сполз по стенке на пол. Капитуляция, полная и безоговорочная. И голова болтается на копье, вытаращив глаза, поэтому не может думать, может только гудеть и свистеть.