Опера

И каждый раз из окон, прям из пулеметов Отстреливалась мы от басмачей, Они всегда в таких лихих налетах Теряли своих лучший сволочей Валерий Петраев

Чечня 1998 год. Лагерь правительственной армии. - Мы их засекли! – выйдя из палатки связиста, выпалил Искандеров, наспех застегивая бронежилет. – Выдвигаемся! Военные, не отыскав нигде своего командира только переглянулись, а офицеры, перешептываясь, толкнули вперед молодого лейтенанта, сами не решившись подойти к Искандерову, немного побаиваясь его. - Где майор Джихангиров? – спросил лейтенант, пристально посмотрев на него. - Джихангиров сливал нас банде Шамиля, он мертв. Я связался со штабом, командование временно переходит ко мне. Ещё вопросы есть? – смерив его взглядом, ответил Искандеров. - Никак нет… - немного помявшись, пробормотал капитан, затем обернувшись к своим. Взяв карту, Искандеров подошел к столу, стоявшему неподалеку от палаток, подозвав военных и воткнул флажок в то место, где находился лагерь Шамиля. - По нашим данным там их около двухсот пятидесяти человек, мы атакуем их с левого и правого фланга, вначале идет пехота и два бронетранспортера со снайперами… В плену у Шамиля наши люди… мы должны сохранить их жизни, поэтому накрывать боевиков Шмелями мы не будем… - заговорил он, время от времени исподлобья посматривая на офицеров. – Пленных не берем… - А если кто-то сдаться? – спросил один из оперов. - Когда бой будет закончен, мы проведем зачистку… - негромко произнес Искандеров. Петров, подойдя к столу, не стал уточнять, что он подразумевает под зачисткой, хотя даже не представлял как все это происходит, не зная менталитета чеченцев и никогда с этим не сталкивался, но ему только хотелось спасти друга, на остальное он готов был закрыть глаза. Заложив два пистолета за пояс, Искандеров несколько скептически посмотрел на Петрова, сомневаясь в том, что тот сможет сделать хотя бы один выстрел и не растеряеться в этом Аду, который они собирались устроить… Да и в бою Петров никогда не был, а выглядел довольно ухоженно, даже как-то изнеженно, но несколько затравленно… - Страшно? – надев кепку защитного цвета и чуть надвинув козырек на глаза, вполне серьезно, без тени насмешки, спросил Искандеров, раскладывая дополнительные обоймы по нагрудным карманам куртки, которую надел поверх бронежилета. - Не особо…- пожал плечами Петров. - Плохо! Должно быть страшно… Это война, на войне страшно… - неожиданного для него, проговорил Искандеров. – Только дураки не бояться…, они первыми погибают… Лагерь Шамиля. После последнего разговора с Джихангировым, Мельников и сам начал подумывать о смене дислокации, но Шамилю об этом не говорил, не спешил, обдумывая дальнейший план действий. Только в одном он был уверен – Грачева и его любовницу оставлять в живых перед уходом не стоило. Он видел, что Грачев все же не полностью утратил силы и был способен на побег, на оказание сопротивления, а таких людей Вадим не любил, сторонился, не желая наживать себе проблем… Подойдя к столу, за которым обедали старые горцы вместе с Шамилем, он остановился, не присаживаясь рядом, только прислушиваясь к их разговорам, перебивавшимся блеяньем баранов, которых чеченцы, неподалеку, собирались зарезать на ужин. - Что будем делать с русским? – ковыряя ножом мясо в своей тарелке, спросил Шамиль у ваххабитов, без всякого интереса на них взглянув. - Я бы его отпустил, его и женщину… Он сильный воин, не стоит пачкать об него руки… Это не его война, - подняв бокал с вином, сказал горец. – Отпусти их, Шамиль… - Не могу, его баба журналистка… Да и он опер… Они уничтожат нашу точку. Грачев видел Мельникова, а нам нужны поставки оружия, - продолжая кромсать мясо, мрачно проговорил Шамиль. - С Грачевым надо кончать… Я говорил с Джихангировым, сегодня ночью мы должны уйти отсюда, нас могут вычислить и оставаться тут слишком опасно, собака Искандеров вызывал из Москвы следователя… друга Грачева, у того есть на меня что-то по делу «Инсвет-строя», - подал голос Мельников, переведя взгляд на Шамиля. - Ты грязно сработал, Вадим… Ты испачкался, а я должен отвечать за тебя? Мои люди должны рисковать? – воткнув нож в стол, Шамиль подцепил пальцами кусок баранины из тарелки и закинув его в рот, вытер губы ладонью, поднявшись из-за стола, но Мельников ничего не ответил, найдя уместным лишь промолчать. – Ладно… пусть выведут русских, покончим с ними и снимемся… Как только Грачева с Кирой вытащили из подвала, к Шамилю, зло посмотрев на них, подошла чеченка, что-то шепнув ему на ухо, а Мельников довольно ухмыльнувшись, отошел в сторону, предпочитая наблюдать за действом со стороны. Выслушав чеченку, а это была его жена, Шамиль резонно кивнул, соглашаясь на её предложение или просьбу и покосившись на Киру, указал боевикам отвести её подальше от Грачева. - Что происходит?! – выпалила Кира, чувствуя, что они что-то задумали, а стоило ей только перевести взгляд на чеченку, как внутри у неё все похолодело. Грачев не спрашивал, он понял все по лицу Шамиля, впрочем, не рассчитывая, что все закончится в тот же день, спустя пару часов после боя, он резко повернул голову к Кире, ошарашено на неё глядя, в испуге, но не за себя, а за неё. - Прости… - одними губами произнес он. - Вы сегодня нарушили наш закон, за это тоже придется ответить… Фирузе тобой займется… - проходя мимо Грачева, бросил Шамиль. – А потом вас убьют… обоих… - Нет! – закричала Кира, попытавшись рвануться к Грачеву, но двое чеченцев, заставили опуститься её на колени, она хотела встать, вырываясь, как могла, а они только выламывали ей руки, наклоняя все ниже к земле. – Женя, я люблю тебя, Женя! Грачев не успел даже обернуться к ней, когда его оттащили в сторону, к Фирузе и завязали руки веревкой, сцепив запястья вместе. Толкнув его на землю, удерживая с двух сторон – за руки и за ноги, по двое, чтобы он не вырвался, боевики чуть потеснились в сторону и к нему подошла Фирузе, взяв со стола нож Шамиля. Она не говорила по-русски, что-то пробормотала по-своему, разрезав майку на груди Грачева. - Не прикасайся к нему! Не смей! Не трогай его, тварь! – заорала Кира, не чувствуя даже боли в руках, которую ей причиняли боевики так удерживая, но когда Фирузе посмотрела на неё, когда сошлась с нею взглядом, закричала ещё громче: - Не надо! Первый порез пришелся на грудь Грачева, лезвие ножа глубоко рассекло кожу, но он не проронил ни звука. Обагрив нож в крови, Фирузе повела лезвием вниз, к его брюкам… Грачев сглотнув, на мгновение закрыл глаза, его бросило в жар, тяжело вдохнув, он повернул голову к Кире, взглянув на неё… - Не смотри! – на выдохе, выпалил он. Но Кира не могла закрыть глаза, не могла отвернуться, упорно глядя на него и её крик разнесся далеко по горному аулу…