***
Квартира, в которой жила семья Киришима, находилась недалеко от станции метро, однако, все члены семьи, без исключения, преодолевали свой путь с помощью обычных автобусов или же пешком. То было быстрее и ближе до пунктов назначения. Сам Аято предпочитал ходить на своих двоих: школа находилась неподалёку, да и лишний раз можно пройтись по полупустым улочкам. Всяко лучше, чем толпиться в забитом мерзкими и потными людьми автобусе. Тем более сейчас, в позднюю осеннюю пору, прохладный ветерок приятно тормошил волосы на голове, а пар, исходящий из рта, напоминал не только о приближающихся экзаменах, но и о празднике. И парень надеялся, что в этом году они отпразднуют его вместе с отцом. С подобной мыслью Аято достал ключи и, отперев дверь, вошёл домой. Квартира их расположилась на втором этаже одного из жилых домов, выстроенных рядом друг с другом в хаотичном порядке. Она была небольшой, но достаточно просторной, с тремя спальными комнатами, ванной с санузлом и гостиной, что являлась также кухней и столовой. Всё придерживалось светлых бежевых или коричневых тонов, не считая спален и ванной, и несло в себе дух современного европейского стиля, совсем ничего не оставив от традиционного японского, если не считать пары картин и каких-то сувениров, что привозил Киришима-старший из каких-то поездок по стране. Аято отбросил кроссовки в угол прихожей, скинул на тумбочку шарф с ключами, а затем прошёл вглубь дома, прямиком в гостиную. Там он положил сумку на диван и сразу же прошёл к холодильнику, чтобы найти чего-нибудь перекусить. Он помнил, что ещё со вчерашнего вечера Тоука что-то готовила, и не ошибся, найдя рис с овощами в одной из немногочисленных убранных кастрюль. Старшая сестра, в отличие от брата, умела готовить и занималась этим регулярно. Сам Аято даже не пытался прикасаться к зоне, зовущейся кухней, для того, чтобы состряпать что-то себе или членам семьи: хватило единичного случая, когда он вместе с ужином чуть было не спалил всю квартиру. После этого Тоука занимается готовкой, а на младшего Киришиму была повешена уборка по дому. Не то чтобы ему это не нравилось… просто так было как-то привычно. Много лет назад, тогда, когда Аято был ещё совсем маленьким мальчишкой, их мать погибла. Тогда отец семейства взялся за воспитание своих чад, посвящая им всё свободное время и обучая тому, что знает сам. Однако в один момент счастливая игра в семью прекратилась и Арате пришлось полностью погрузиться в работу, чтобы обеспечить своих детей всеми надобностями. Он постоянно был в командировках и разъездах, приезжая раз в месяц, если не реже, или по праздникам. Брат с сестрой буквально выросли, опираясь друг на друга, и Тоука, как старшая, всегда приглядывала за Аято, выручая его, воспитывая и приучая к правильной жизни, в то время как сама, по большей части, не следовала своим же словам и советам. Но даже с этим девушка была самостоятельной, строгой и любящей сестрой, и младший Киришима уважал её, хотя, в виду своего скверного характера, никогда этого не показывал. Он грёзил мечтами вырасти и стать сильным, чтобы отплатить сестре за все старания и защищать её. И, наверное, именно из-за этого он не находил себе покоя в данный момент. Тоука была правильной, прилежной ученицей, слишком дисциплинированной и в меру строгой. Она никогда не зависала в больших компаниях, и из всех друзей у неё имелась лишь её однокурсница, подруга ещё со школы — Йорико Косака. Обычно всё свободное время она проводила дома или за работой в кафе, дабы откладывать деньги на обучение младшего брата: не за всё же платить отцу. Однако в последнее время она стала задерживаться после работы, приходила позднее обычного и то и дело забывала о своих делах. Теперь подросток выяснил, в чём была причина такой перемены в поведении сестры, и ему это нисколько не нравилось. Да чтобы Тоука связалась с… этим! Этот парень явно был ненормальным: волосы несомненно крашенные, чёрные ногти и эта одежда — точно фрик! Если не участник какой-нибудь группировки, занимающейся далеко не пожертвованием на благотворительность детям-сиротам. От подобных мыслей голова шла кругом. Аято, лёжа на диване перед телевизором, пытался погрузиться в просмотр какого-нибудь фильма, чтобы отвлечь голову от ненужных мыслей. Но взгляд то и дело метался к настенным часам. Время близилось к девяти, Тоука уже должна была прийти, но почему-то её всё ещё не было, и от этого младшему Киришиме становилось только хуже. В голове мелькали всевозможные картины того, что с ней могло случиться по дороге, сейчас, в полумраке вечера, когда на улицах становилось особенно опасно. Даже несмотря на то, что их двадцатый район считался одним из самых тихих, факт того, что по улицам расхаживают самые настоящие монстры, не давал парню покоя. «Как нам стало известно, сегодня днём сотрудники организации по борьбе с гулями CCG обнаружили и обезвредили небольшую группировку гулей, однако, некоторым из них удалось сбежать. Убедительная просьба всех жителей двадцатого района быть осторожными и…» Аято, выхватив из-под головы подушку, накрыл ею лицо и взвыл в голос. Это было уже просто невыносимо! Всё так и подначивало его подняться и пойти лично на поиски Тоуки. Скинув подушку на пол, парень глубоко выдохнул, а затем, выключив телевизор, поднялся на ноги. А что, то была неплохая идея. Всё равно делать ему нечего, да и прогуляться перед сном была достаточно неплохая идея. Тем более, от нервов кусок в горло не лезет, а живот уже сводило от голода. Найдёт Тоуку, приведёт домой — и тогда всё будет хорошо. «Главное — найти её», — подумал тогда Аято и, сглотнув, пошёл по направлению своей комнаты, не переставая проклинать самого себя и это чёртово беспокойство, засевшее в груди. Переодевшись, он схватил с тумбочки ключи, нацепил кожаную куртку и, выйдя из квартиры, направился в сторону кафе, в котором работала сестра. Когда он спустился на улицу, его сразу обдуло морозным ветром, и он тысячу раз успел пожалеть о том, что не нацепил на себя шарф и что-нибудь из одежды потеплее. Но возвращаться не было смысла, поэтому, засунув руки в карманы куртки, он вжал голову в плечи и направился в путь по тёмным улицам, изредка освещённым яркими фонарями. Людей на улице почти не было, по крайней мере, Киришима встречал их достаточно редко. То было неудивительно: вечером вообще мало кто жаждал выходить на прогулку, тем более после сегодняшних новостей… Аято сжал руки в кулаки. Тревога зародилась у него в груди, но он не отчаивался, говоря себе, что всё с ней будет в порядке; он не позволит, чтобы с ней было что-то не в порядке. Поэтому, прибавив шагу, он шёл всё дальше и дальше, прислушиваясь к любому звуку и голосу, доносящихся со всех сторон. От холода сводило челюсть, коченели руки, и в один прекрасный момент подросток, поддавшись странному чувству, просто побежал. Он дышал ртом, из-за чего белый пар зачастую мешал смотреть перед собой, но, то и дело сворачивая на очередном повороте, не останавливался. До тех пор, пока, выбежав из-за очередного дома, чуть было нос к носу не столкнулся с Тоукой. — Аято? — удивлённо спросила девушка, глядя на запыхавшегося брата. — Ты чего тут делаешь? Почему не дома? — Я… я просто решил прогуляться, — соврал тот, а сам в душе облегчённо вздохнул. С ней всё в порядке, она цела и здорова, и это чертовски радовало младшего Киришиму. И, посмотрев в сторону, он понял, что вышел за сестрой далеко не зря: рядом с ней стоял Канеки. — И заодно пробежаться несколько кварталов? — Тоука вскинула брови, но, выдохнув, повернулась к Кену. — Спасибо, Канеки-кун, дальше можешь не провожать — мы с Аято вполне сможем дойти. — Точно всё в порядке? — спросил белобрысый, на что девушка кивнула. — Тогда, встретимся завтра. — До завтра, — Тоука забрала у него свою сумку, а затем, в очередной раз кивнув, посмотрела на Аято, и они пошли в сторону дома. И, уже немного отойдя, девушка поинтересовалась: — Ужинал? — Нет, решил тебя дождаться, — тихо ответил подросток, вновь убрав руки в карманы. Старшая довольно улыбнулась и, перекинув руку тому через шею, потрепала брата по голове. — Неужели так сильно переживал за сестричку, что пошёл её встречать? — протянула, не скрывая усмешки. Аято, раскрасневшись, сбросил с себя руку и отошёл чуть в сторону, пытаясь не обращать внимание на весёлый взгляд со стороны. — Ничего подобного, отстань, глупая сестра! Тоука лишь тихо посмеялась, но больше не стала подшучивать, что было весьма кстати для подростка. И тот, отвлекаясь от Тоуки, невольно повернулся назад, проверяя, ушёл ли Канеки. И, к великому удивлению, тот всё ещё стоял на месте, смотря на младшего таким взглядом, что тот невольно вздрогнул: в нём читалось недовольство и злость, в совокупности с заинтересованностью и усмешкой. Кен, приподняв уголки губ, развернулся и скрылся за поворотом, и сам Аято, резко выпрямившись, более не смел смотреть в ту сторону. Его это пугало: не столько сам белобрысый юноша, сколько его глаза, а точнее, глаз. Но потом отбросил это наваждение — бояться было недопустимой ошибкой. Только не рядом с Тоукой; рядом с ней просто нельзя показывать свои слабости.1. «Его зовут Канеки Кен»
16 июня 2015 г. в 23:08
Тёмные волосы взлохмачены, чуть отросшая рваная чёлка падала на светло-синие глаза, прикрывая их, но не пряча яркого синяка, красующегося над левой щекой. Скула слегка вспухла, губы разбиты и всё, что только можно, перемотано бинтами и заклеено пластырями. Последнюю полоску кожного цвета наклеили на вправленный нос, заставляя паренька болезненно скривиться и по привычке взмахнуть руками, чтобы, в случае чего, дать сдачи.
Медсестра, молодая на вид девушка, притопнула ему своей маленькой ножкой в туфлях, и он тут же успокоился, надуваясь, будто обиженный, и скрещивая руки, отворачиваясь к окну, дожидаясь, пока осмотр закончится.
— Вот и всё, теперь готово, — выпрямившись, сообщила ему работница медицинского пункта, хлопая своего гостя по плечу, отчего тот болезненно зашипел. Девушка испуганно вздохнула и, прижав кулак к губам, прикрыла один глаз. — Прости. Знаешь что, Аято-кун, ты бы прекращал это. Ты мой постоянный «клиент», и я переживаю: это уже четвёртый визит за неделю, а от неё только-только середина прошла!
— Я не виноват! — огрызнулся Аято, поднимаясь с места и пальцами тормоша повязку на руке. Медсестра ударила его по ладони, отчего тот ойкнул и поднял на неё взгляд. — Они первые полезли, втроём на одного, и я ещё, видите ли, виноват!
— Я верю, что это сделал не ты, но завуч ясно дал понять, что «после осмотра отправьте этого Киришиму ко мне: мы уже позвонили ему домой!».
— Вот говнюк! — буквально выплюнув эти слова, выругался Аято.
— Всё, хватит ругаться. Давай, беги, и чтобы ноги твоей здесь больше я не видела!
Девушка сделала грозный вид, но, только Аято покинул её кабинет, она тихо посмеялась, пожелав ему удачи. Парень, коротко кивнув, повесил школьную сумку на плечо, засунул руки в карманы школьных брюк и зашагал по светлому пустому коридору в сторону лестницы на второй этаж.
Сейчас, во время урока, в школе стояла невероятная тишина, так отличающаяся от обычной суеты, что Киришима невольно подумал: вот бы так было всегда. Чтобы он, в одиночестве, вот так вот расхаживал, не слушая смешки и издёвки особо умных, которые так и норовят полезть с ним в драку. И ведь они получают эти чёртовы побоища! Правда, расплачиваться за них приходится почему-то одному лишь Аято.
Он любил тишину. Любил покой и умиротворённость и никогда не мог пройти мимо нарушителей этой тонкой грани. Тех, кто мельтешит перед глазами, излишне громко говорит, топает, жуёт, дышит, живёт! Аято не нравился каждый, кто его окружает, и это была обоюдная ненависть, впрочем, такому можно было не удивляться. Он являлся тем редким экземпляром человеческой расы, который не уживался абсолютно ни с кем.
Замечания на каждом уроке от учителей, шутки и придирки от одноклассников, а также с людьми одного с ним возраста. Не важно, куда пойдёт Аято! Его будет преследовать отталкивающая аура, которую подчёркивают тяжёлый взгляд и разгильдяйская походка. Любой преподаватель, глядевший на него, называл хулиганьём и отбросом, но предпринять ничего не могли: сам по себе парень был умным и учился довольно неплохо. И пусть то было далеко не его заслуга.
Поднявшись на второй этаж, Аято неторопливым шагом прошёл в левый конец коридора и, остановившись напротив одной из дверей, поднял голову. «Классная комната». Выдохнув, парень вытащил из карманов руки и открыл дверь. Та противно скрипнула, заставляя Киришиму нахмуриться, а потом, несколько сгорбившись, он прошёл внутрь, подходя к одному из столов. Там, восседая на своём излюбленном стуле, сидел мужчина в возрасте. Седой не по годам, он, щурясь даже в очках, говорил с молодой девушкой, повышая голос и оскорбляя подростка во всех формах, которые ему были дозволены. Дай ему свободу слова, Аято, наверное, узнал бы куда больше новых ругательств!
При этой мысли он невольно улыбнулся и остановился сбоку от девушки, которая, заметив его, повернулась, глядя на парня единственным, не прикрытым волосами тёмно-синим глазом.
— Я поняла вас, Такабанэ-сан, — разворачиваясь обратно к завучу, ответила ему тёмноволосая. Она, поправив сумку на плече, приобняла Аято одной рукой, а затем продолжила: — Я поговорю с ним.
— Третья жалоба на неделе, третья! Сегодня всего лишь среда! — мужчина громко выдохнул, а затем повернулся к виновнику бунта. — Скажи мне, Аято-кун, как ты умудрился покалечить троих до такого состояния, в то время как остался почти невредим?
— Вы всё ещё хотите сказать, что я виновник данной драки? — изогнув бровь и указав на себя пальцем, поинтересовался хулиган. — Я, тот, кто встал против троих? Да вы издеваетесь!
— Аято! — шикнула на него девушка, а затем, поклонившись в знак извинения и заставив парня сделать то же самое, надавив ему на голову, она сказала: — Нам очень жаль, такого больше не повторится.
— Вы уж постарайтесь, — мужчина хмыкнул и, махнув рукой в сторону, отпустил их.
Поблагодарив того, они двинулись к выходу. И уже там, закрыв за собой дверь, девушка глубоко выдохнула. Сам Аято, нахохлившись от злости и негодования, отошёл чуть в сторону, глядя куда-то в окно, на бегающих во дворе школьников, занимающихся физкультурой. И, когда ему дали сильный подзатыльник, он невольно шагнул вперёд, сгибаясь, а затем, распахивая глаза, посмотрел на стоявшую рядом с ним девушку, которая не сводила с него взгляда, полного всей присущей ей злости.
— Тоука, с ума сошла?! — недовольно воскликнул парень, на что его сестра, хмыкнув, двинулась по коридору к выходу.
— Третий грёбанный раз я прихожу сюда, три дня подряд! — Тоука повернулась к нему, поднося ладонь с тремя пальцами к лицу так, что та чуть не ударила по носу. — Думаешь, мне больше делать нечего, кроме как сюда ходить и опаздывать на работу? Когда же ты поймёшь, что пора завязывать с этими игрушками!
— Будто мне в кайф колошматить этих недомерков, которые считают себя силачами всего мира!
Киришима-старшая засмеялась.
— Да, и это говорит тот, кто с самого детства грезит стать главой мафиозного альянса? Не смеши меня! Ты сам находишь себе проблемы, будто я тебя не знаю.
Аято хотел было вновь возразить, но, раскрыв рот, замолк. То, что сестра вечно напоминает ему об этой «несбыточной мечте», лишь раз за разом косило его, заставляя не то смущаться, не то злиться оттого, что его недооценивают. Да, уже с самого ребячества он жаждал того, что, вступив в старшую школу, сможет собрать свою собственную банду, которая будет держать весь район, если не всё Токио в страхе и ужасе! Он представлял себя прекрасным главой, но теперь, учась в старшей школе, Аято понимал, что подобное ему может только сниться, и если не в прекрасных снах, то в жутких кошмарах, где Тоука всё так же будет над ним смеяться.
Драки Киришима-младший любил точно так же, как и тишину. Только если второго достичь было до невозможности тяжело, то первое само его находило. Он не знал, почему это ему так сильно нравилось — выбивать дурь из какого-нибудь умника, но знал, что это позволяет ему успокоиться и выпустить пар, накапливающийся за долгие часы терпения, который он постепенно сбрасывал словесными перепалками или спорами. Про таких, как он, говорят «в каждой бочке затычка», и парень, в общем-то, был не против. Так, он считал, зарабатывает себе статус. Правда, не тот, который потребуется в жизни.
Тоука то и дело поглядывала на наручные часы, то ускоряя шаг, то замедляясь. Иногда поторапливала брата, но зачастую напрочь забывала о нём. Тот не возражал и просто шёл чуть позади, сбоку, разглядывая выученные наизусть светлые коридоры и изредка проходящих мимо учеников. Со второго этажа на первый, оттуда к выходу, останавливаясь перед шкафчиками. Аято переобулся на скорую руку, а затем, только двери школы за ними закрылись, затрещал звонок, сообщающий о том, что занятия закончены. И как же парень был рад, что они смогли выбраться из здания до того, как их унесла бы за собой целая толпа из школьников!
Пока он с облегчением думал об этом, через спину глядя на стеклянные двери, Тоука уже оторвалась от него, несколько торопливым шагом двигаясь в сторону главных ворот.
— Прости. Мы заставили тебя ждать, — услышал он голос сестры неподалёку от себя.
Тоука остановилась и заговорила с кем-то, скрывающимся за высоким каменным забором, из-за чего Аято толком не мог узнать, кому адресованы слова.
Может, она пришла с Йорико? Но зачем?
— Ничего страшного, мы ещё даже не опаздываем, — услышал подросток дружелюбный голос. Голос, принадлежавший далеко не девятнадцатилетней девушке. Именно поэтому, прибавив шаг, он дошёл до сестры и, выглянув у неё из-за спины, уставился на того, из-за кого девушка так спешно стремилась покинуть здание школы.
Перед ними, выпрямив спину и вцепившись одной рукой в ручку сумки, висевшей через плечо, стоял парень. Не сказать, что тот был высокий: чуть выше самого Киришимы, а на вид, быть может, ровесник самой Тоуки. Вот только внешность его была весьма специфической. Волосы светлые, даже не седые — белые, и серые глаза на их фоне казались темнее обычного, да так, что Аято на секунду показалось, что те совсем чёрные. Левый глаз закрывала белая повязка, а ногти на длинных пальцах окрашены в чёрный цвет. Одет незнакомец был в тёмную мешковатую одежду, скрывающую, по всей видимости, его худобу — решил Киришима так из-за того, что запястья юноши были излишне тонкими. Внешность этого типа больше походила на хулиганскую, нежели у самого Аято, и именно это заставило его удивиться: с чего бы это Тоуке заводить знакомства с такими людьми?
— А, кстати, это и есть моё ходячее бедствие, — выдохнув, сказала старшая Киришима и кивнула головой на брата. Она повернулась к тому, из-за чего подростку пришлось выйти у неё из-за спины, становясь рядом, но не сводя пристального взгляда с незнакомца. — Аято, это Канеки-кун. Канеки-кун, Аято, — повторилась она, обращаясь к седоволосому.
— Приятно познакомиться, Аято-кун, — дружелюбно улыбнувшись, сказал ему Канеки и протянул руку вперёд. Аято, кинув короткий взгляд на бледную ладонь, пренебрежительно хмыкнул и, выпрямившись, поправил сумку на своём плече.
— И где вы познакомились с этим Канеки-куном? — будто совсем не замечая того, о ком он говорит, спросил парень, переводя взгляд на сестру. Тоука, в свою очередь, вновь дала ему подзатыльник, заставляя младшего в очередной раз негромко выругаться.
— Прояви уважение к старшим! — сказала ему тогда старшая Киришима, но потом, успокоившись, всё же ответила на поставленный вопрос: — Мы работаем вместе. Если ты не забыл, в кафе неподалёку отсюда. И как раз направляемся сейчас туда.
Аято протянул что-то на подобии «понятно» и сделал вид, что более не заинтересован персоной перед ним. Больше не поднимая данную тему, они втроём двинулись в путь.
Не то чтобы подросток так рьяно стремился последовать за сестрицей — просто им было по дороге. За этот короткий путь перед тем, как разойтись, Аято понял, что из себя представляет так называемый «Канеки-кун». Излишне дружелюбен, слащавен и улыбчив. Он так и светился дружелюбием и любезностью, и хулигану казалось, что его от этого вот-вот стошнит. Особенно после того, как белобрысый пытался завести разговор с ним. Благо, парень «любезно» его игнорировал.
Канеки много шутил. Особенно касательно того, что брат с сестрой чем-то похожи, и далеко не только по внешним показателям. «При нашей первой встрече ты вела себя точно так же, Тоука-чан», — сказал тогда юноша, заставляя девушку излишне громко возразить не то от недовольства, не то от смущения.
Аято заметил, что с этим парнем она была более открыта и весела, несмотря на то, что старалась держаться куда более сдержанней, нежели получалось на самом деле. Возможно, подросток зря переживал за сестру и той, в самом деле, не помешало бы посвятить себя чему-то иному, нежели учёбе или присмотру за младшим братом? Однако, при такой мысли он поймал себя на том, что что-то всё же не нравилось ему в этом Канеки. Но что — понять не мог.
Уже вскоре они разошлись, и, оставив Аято дожидаться зелёного света на пешеходном переходе, Тоука с Канеки двинулись в противоположную сторону: туда, где находилось кафе.
Младший Киришима какое-то время смотрел перед собой, на дорогу, но в один момент повернул голову, глядя вслед удаляющейся сестре. Он всегда переживал за неё, хоть и старался этого не показывать: то было не в его духе, впрочем, сама Киришима-старшая делала точно так же.
Вот и сейчас беспокойство за Тоуку не давало подростку покоя, и в один момент можно было подумать, что то далеко не оно: такое, вроде как, называют братской ревностью. И он бы смирился с этим, отпустил бы сестру «в жизнь», но мысли о таком улетучились сразу, как только её сопровождающий оглянулся через плечо, посмотрев прямиком на Аято. Тогда-то парень понял, что ему не нравилось в этом Канеки. Его глаза.
Добрая улыбка, лёгкий смех и несерьёзные шуточки. Всё это вставало перед лицом Кена толстой стеной, ограждая от себя любое подозрение. Но теперь, встретившись с ним взглядом, увидев его лёгкий прищур и поистине пугающую усмешку, он понял, что глаза его выражают совсем другое. В них не было дружелюбия и доброты: в них виделись интерес и внимательность, словно тот что-то выискивал и уточнял для себя. И сейчас они буквально смеялись, будто издевались над пареньком, отчего тот, передёрнувшись невесть отчего, развернулся и пошёл своей дорогой, вместе с остальной толпой людей, переходящих дорогу. Тогда в душе зародились первые зёрна подозрения и переживания.