Багровый закат.

Лилита все еще не могла оправиться от потрясения. Она беззвучно шевелила губами, не решаясь сделать шаг, но спустя несколько ударов замершего сердца вдруг горестно взвыла, оглушив саму себя, и бросилась на тело отца. Размазывая слезы по его груди, она тщетно пыталась хотя бы приподнять Дарека. А потом, позабыв обо всем на свете, принялась хлестать его по щекам и вопить непристойности. Словно он просто напился не вовремя, словно она поднимает его на работу после беспробудной пьянки. Словно все это происходит не сейчас, а пять лет назад, когда они еще пытались жить как обычные горожане. Девочка и не слышала, как в комнату, тяжело ступая по устланному отсыревшими досками полу, вошел Шкат. Он решительно сгреб бестию в охапку, невзирая на зубы, вцепившиеся ему в предплечье, и вышел из крепости.  — Они все мертвы, Лилита, — говорил он. — Эта потаскуха добавила в пиво какой-то яд. Лилита слушать не желала. Она визжала, вырывалась, словно сумасшедшая, кусалась. Так не бывает. Отец должен проснуться. Пусть он кричит на Лилиту сколько угодно, пусть заставляет сидеть у печи, пусть даже поколотит ее, но только бы он очнулся, задышал, пошевелился! Она не верила, не хотела верить в эту жестокую и поразительно нелепую для воина смерть. А Шкат, перехватив тощие запястья Лилиты одной рукой, свободной влепил ей пощёчину. Девочка тут же заткнулась, стеклянными глазами уставясь на землю. — Позорище. — Лилита содрогнулась от постыдного удара. — Ты что, пекарская дочка, что можешь позволить себе все эти сопли и слёзы? Дарек давно высек бы тебя за них. Лилита хотела возразить, что отец никогда не избивал её по-настоящему, даже по пьяни. Но щёки, особенно правая, встретившаяся с тяжёлой ладонью Шката, горели так, что Лилита готова была провалиться со стыда. И поэтому, тупо пялясь в одну точку, она просто бессильно обмякла. А потом девичье тело пробило крупной дрожью, а на грязном лбу выступил пот. Пощечина отрезвила и поставила перед жутким фактом одновременно. Ее отец действительно был мертв, его тело холодило кожу лица, но едва, словно он умер недавно. Впрочем, так и было. Теперь, наверное, Сайрек займет его место и будет вести за собой воинов, ничего кроме походов и резни не знавших. Они не долго будут горевать по Дареку, а произнесут в его честь пару речей, отводя глаза от вида его крепко сжатых кулаков, в которых не будет оружия, и сожгут, развеяв пепел в пустыни. А потом она вспомнила. «Они все мертвы». Лилиту трясло так, что руки у Шката начали зудеть, но он обреченно вздохнул и прижал к себе это хрупкое раздавленное горем существо. Нет, Лилита хрупкой определенно не была, но для гигантского мужчины она была словно тоненькая осинка в руках.  — Послушай меня внимательно, Лилита, дочь Дарека, — чуть потеплевшим, но по-прежнему непреклонным тоном сказал Шкат. — Твоего отца теперь нет, ты должна быть сильной. Любой не постесняется пользовать тебя как обычную шлюху, а я тебя не спасу. Я уважал твоего отца, но не тебя. Не веди себя как плаксивая девка, и к тебе будут относиться соответствующе. Губы Лилиты лихорадочно задергались, исказившись от тщетно подавляемых рыданий. Шкат прав, сотни раз прав. Если она будет мягкотела, ее никто не воспримет всерьез. Ее сделают девицей на побегушках, и будут издеваться, пока она сама не повесится на стене.  — Сука… — выдавила, наконец, она. Шкат нахмурился и, отодвинув Лилиту от себя, заглянул ей в лицо. — Я убью эту суку, эту чертову потаскуху. — И оттолкнула воина от себя, стремясь скорее выполнить свое обещание. Он препятствовать не стал, а только с каким-то детским любопытством проследовал за ней. Лилиту слегка шатало от слабости в обмякших ногах, но она как никогда была серьезна. Подлая трусиха должна сдохнуть, и сдохнуть не быстро. Алест, с туго обмотанными бечевой и оттого посиневшими и опухшими ногами, корчилась неподалеку от того места, где сидел до этого Шкат со своим оружием. Женщина с паникой в глазах наблюдала за приближающимся человеком, безуспешно пытаясь спрятаться среди ящиков и поскуливая от боли и страха. Лилита схватила ее за волосы.  — Ах ты гребанная сука… — прошипела девочка и дернула руку вверх. Алест громко завопила от боли и засучила ногами по пыли, за что получила удар коленом в живот. Кровь брызнула из ее разинутого рта. — Как долго ты думала, прежде чем сделать это? — Еще один удар и рывок, еще один вопль. Шкат с понимающим молчанием стоял в стороне. Лилита теряла человечность прямо на его глазах, превращаясь в злобную лохматую фурию. Она задавала вопросы, не требуя ответа, и эти вопросы распаляли ее все больше, заставляли проявлять все большую жестокость и вкладывать все более чудовищную силу в удары. Когда? Кто? Как? Последним вопросом было внезапно сорвавшееся в середине «почему». Лилита сломалась. Она больше ничего не говорила, но было видно, что она на грани. Лицо совсем ничего не выражало, а удары становились все реже. Алест уже не кричала и не сопротивлялась, только безжизненно висела, удерживаемая за наполовину выдранные волосы ненормально сильной рукой. Ее дыхание было похоже больше на шипение, кажется, сломанными ребрами было пробито легкое, ноги, которые он, Шкат, сам связал, не жалея сил, почти почернели.  — Заканчивай, — велел Шкат Лилите. Она, словно не слыша, продолжала наносить удары по хлюпавшему кровью лицу шлюхи. Шкат повторил громче. Это возымело эффект: Лилита судорожным движением выронила прядь волос и опустилась на землю, уткнув нос в колени. Ее всю трясло, не то от еще не прошедшего возбуждения, не то от рыданий, костяшки пальцев были сбиты. Ее жертва, лежащая словно мешок с мукой, не подавала никаких признаков жизни, кроме негромкого сипения и бульканья. Это была ненужная жестокость, но больше разочаровывала сама Лилита, не сумевшая держать эмоции в узде и оттого сломленная теперь.  — Ты должна убить ее. Смерть за смерть. — Лилита не ответила, глубже зарывшись носом в складки ткани на коленях. Неужели снова придется повторять? Шкат нахмурился, переведя взгляд на Алест, но тут мимо него что-то пронеслось. Одно стремительное движение — и все было кончено. Лилита задумчиво вытерла короткий кинжал о тряпки женщины, выпрямившись, посмотрела в лицо Шката, а затем отвела взгляд. Теперь она тоже была такой как он, познавшей смерть врага от собственных рук. Она в кои-то веки сумела доказать, что может быть наравне с мужчинами. Жаль только, Дарек об этом никогда не узнает.