Врач - дело тяжелое.

«Я вытяну тебя из мрака, хочешь ты этого или нет».

      Ирония. Какая же это, черт возьми, ирония. Кто бы мог подумать, что твои слова станут для меня страшной явью.       Мне дико сидеть в своем кабинете. Ходить туда-сюда и не понимать собственного состояния. Я даже в мыслях не допускал такой ерунды, как — слабость. Для меня это чуждо. Тем не менее, результат — на лицо. Я провел черту, за пределы которой не могу выйти.       Мне дико то, что я не могу усмирить свой пыл, нрав и чертову гордость. Не могу позволить себе риск. Этот отчаянный шаг, но и без тебя больше не могу.       Пора собрать остатки своей гордости и сделать шаг. Но для меня это подобно выстрелу в упор. Уже минут двадцать я топчусь на одном месте, не решаясь открыть дверь и выйти из кабинета.       Я подошел к небольшому шкафу, в котором обычно хранятся документы и различные вещи. Открыв нижнюю дверку, я достал коньяк и стакан. Хотелось чего-нибудь покрепче, да так, чтобы внутри все загорелось огнем.       Я осушил стакан резко, даже не чувствуя вкуса. Кто бы мог подумать, что я — Неджи Хьюга, буду трястись, как лист на ветру, перед девушкой. Что я буду паниковать и отчаянно оттягивать момент. Откуда, Боже, откуда эти чувства?!       Я налил еще один стакан и снова выпил его. В этот раз терпкий вкус пробрал меня до мозга. Пожалуй, хватит. Поставив бутылку на место, я вышел из кабинета.       В вечернее время суток приемное отделение работает на износ. Толпы людей заполоняют все пространство. Найти здесь кого-то практически невозможно. Интерны, ординаторы, хирурги, — как разноцветные маяки появляются и тут же исчезают среди толпы.       Я стоял на лестнице и пытался найти ее. Со стороны может показаться, что я просто наблюдаю за работой отделения. Но каждый раз, когда я видел голубою робу, руки непроизвольно начинали дрожать. — Здравствуй, — сзади раздался знакомый голос, — наблюдаешь?       Я кивнул, сдавливая перила лестницы, дабы унять дрожь. Наруто подошел ближе, и теперь мы вместе смотрели вниз. Он — на новых пациентов, оценивая тяжесть травм, а я все так же искал нужного мне человека. — Ты напряжен, Неджи. — Ты что-то хотел? — Нет, — в такой же спокойной манере продолжал отвечать Наруто, — увидел тебя и решил присоединиться. Разве ты против? — Делай, что хочешь.       Наруто усмехнулся и покачал головой. Я же, прикрыв глаза, вспомнил один случай, и теперь немного расслабился. — Ты помнишь? — спросил я. — Конечно, — ответил Наруто, — кажется, все было совсем недавно. Да, Неджи? Я считал тебя своим другом, а она… Влюбился, как маленький. — Ты был слепым дураком. — Ты увел у меня девушку, а я набил тебе морду. Казалось бы, все честно, но я так и не смог тебя простить. — Мы были здесь. На этом самом месте. Не дав сказать мне ни слова, ты ринулся размахивать кулаками. Она не любила ни тебя, ни меня. Столкнув нас лбами и испугавшись, убежала, — я посмотрел на Наруто. — В любом случае теперь это не важно, — проговорил Наруто, — я понимаю, что вел себя, как мальчишка. — Рад это слышать. Ты, наконец, повзрослел. — А ты перестал быть нелюдимой сукой, — Наруто улыбнулся. — Я рад, что мы поговорили.       Наруто развернулся, чтобы покинуть меня. И я понял, что теряю некий шанс — искупления. Поэтому развернувшись, я вижу, как Наруто поднимается наверх. — Как Хината?       Вопрос для мужчины был неожиданностью. Он застыл на несколько секунд, обдумывая слова на признак галлюцинации. Но затем Наруто смотрит вниз и понимает суть вопроса. Я сам несколько удивлен и взволнован. — Хорошо, — Наруто не стал спускаться вниз и ответил весьма осторожно, — тебе не о чем волноваться. — Да, да, — я покачал головой, — я хотел бы с ней поговорить. — Зачем? — голос Наруто выдавал его. Возможно, он действительно повзрослел, но вот его беспокойство о других невероятно бесит. — Она моя сестра. — Неджи, это не самая лучшая идея. Я не хочу бить тебя во второй раз. — Твои кулаки не потребуются, — заверил я, — это просто разговор. Нам есть, что обсудить.       Наруто кивнул и ушел. Я поднял голову вверх и вздохнул. Путь искупления будет тяжелым, долгим и чертовски трудным. Вершить, как мне казалось, правосудие было весьма легко, а вот убираться — занятие не для всех.       Развернувшись и снова посмотрев вниз, я понял, что удача отвернулась от меня. Конечно, можно было спуститься вниз и узнать где все интерны. Однако лишние разговоры мне ни к чему, да и компания Тен-Тен не так проста. С горьким осадком я пошел по коридору второго этажа. Именно здесь ты бросила свою жестокую фразу. Именно здесь ты назвала меня животным. И именно здесь я захотел тебя. Внутри загорелось все диким огнем, и я сорвался с цепи, не контролируя свои действия. Ты побудила во мне что-то такое, чего я раньше никогда не испытывал или же, наоборот, боялся испытать. <right>Призраки прошлого преследуют меня, куда бы я не отправился. Воздух пропитан тобой. И всюду ты. Везде ты. Мне необходимо тебя найти.<right>       Я прошел коридор и оказался на лестничной площадке. За окном уже давно стемнело, и теперь то ли снег, то ли дождь бил по окнам больницы. Мой план не был изначально отличным. Скорее — просто спонтанным: выйти, найти, поговорить. Сейчас, на практике, я понимаю, что мало просто выйти и найти. Мне будет не достаточно слов, чтобы объяснить все. Скорее всего, я не найду тех подходящих слов.       Поднимаясь наверх, я не понял, как застыл на месте. Я просто смотрел на тебя.       Ты была как обычно прекрасна в голубой робе с белым халатом, с пышной косой и с красными от слез глазами. Ты смотрела на меня, вытирая тыльной стороной ладони остатки слез. Мне на миг показалось, что ты уйдешь. Снова. Так и оставишь меня здесь на лестнице, стоять, молчать и дико материться про себя за то, что я такой слабак.       Ты подошла ближе, твои теплые руки обняли меня, и голова теперь покоится на моем плече. Ты вздрагиваешь, видимо, от новых слез и, схватив в руке мой халат, начинаешь оседать. Я опешил, но стараюсь держать тебя. Твои действия выбивают меня из колеи, и я перестаю понимать реальность. Я знаю, что должен тебя успокоить, но на ум ничего не приходит. — Пойдем, — мои слова прозвучали слишком тихо.       Ты вздрагиваешь, но боишься поднять голову и посмотреть мне в глаза. Скорее всего ты не ожидала от самой себя подобного жеста. И пока реальность не окутала тебя окончательно, все так же обнимая и придерживая, я веду тебя по коридору в сторону своего кабинета.       Мы дошли быстро. Посадив тебя в кресло, я поспешил налить воды. Ты тихо всхлипывала, опустив голову. Твои пальцы нервно теребили подол халата. Скорее всего, ты морально готовилась к предстоящему разговору. — Тен.       Ты взяла стакан и, выпив, поставила на стол. Краем глаза, посмотрев в мою сторону, отворачиваешься. — Что случилось?       Ты не реагируешь, но я вижу, что тебе хочется выплеснуть все наружу. Однако твоя гордость не позволяет пойти на поводу слабостей. Даже сейчас, с красным носом и опухшими от слез глазами, ты пытаешься показать мне свою силу. И снова ирония, обычно это ты стояла надо мной и выбивала из меня хоть пару слов, а я злился. Я не хотел и не желал, чтобы ты лезла в мои дела. — У тебя что-то случилось? — Нет, — ты скорее прохрипела, чем ответила. — Тогда почему плачешь? — Тебя это не касается, — ты поднимаешься с места, — извини, что так бесцеремонно повела себя. Спасибо и прощай. — Ты уверена? — Да.       Меня бесит твоя невозмутимость, но еще больше меня злит твоя ложь. Ты практически выходишь из моего кабинета. — Прости меня.       Если бы ты знала, чего стоит мне произнести эти слова. Ты покинула меня, и впервые мне стало страшно. Страшно и больно. Хотелось забыть, наплевать на все и просто уткнуться в твое плечо. Я протягиваю тебе руку, и ты смотришь на меня словно молнией пораженная. — Ты права, я не могу вернуть себе прежнюю жизнь, но я и не хочу. — Неджи, ты не обязан мне ничего говорить, — стоя возле двери и не решаясь покинуть кабинет, с дрожащим голосом, ты была на волоске. — Тогда почему, — я посмотрел на нее, — почему ты снова уходишь? — Ты сам меня попросил об этом. — А если я попрошу тебя вернуться? — Не думаю, что это возможно. Я не вещь, которую захотел, выбросил, а затем вернул. Я люблю тебя, Неджи, но я не позволю вытирать ноги об себя. Я хочу, чтобы мои чувства уважали. — Ты же знаешь, как трудно даются мне слова. Я не умею говорить о чувствах. — Тогда зачем ты завел разговор? — Хочу знать, что с тобой, — я тяжело вздохнул и сел в кресло, — мне не безразлично твое состояние, твоя жизнь и твои чувства. Я хочу, чтобы ты была рядом. Со мной. — Неджи… — Нет, подожди. Я скучаю. Понимаешь? Просто скучаю, как обычно скучают люди. Я скучаю по тебе даже больше, чем мог себе представить. Я жалею о своих словах, потому что представить не мог, в какую яму провалюсь. Я жалею. Благодаря тебе я полюбил все вокруг. И теперь это причиняет мне боль. Я не могу избавиться от дрожи, все напоминает о тебе. И мне жаль, что я не могу любить тебя больше, чем ты меня.       Ты задрожала, разрыдавшись еще больше. Я встал и, не медля больше, подошел к тебе. Какое это облегчение — снова уткнуться в твое плечо. Я не жалею о своих словах, но мне больно от того, что ты снова плачешь. — Я думала, что не справлюсь, думала, что так и буду тайком наблюдать за тобой. И сегодня я не сдержалась. Я больше не могу быть без тебя. — Ты проучила меня. Этот урок я запомню надолго.       Ты усмехнулась и, вытирая слезы, уже не скрывала своей счастливой улыбки. — И все же, что случилось?       Лицо Тен-Тен тут же изменилось. Она тяжело вздохнула и, убирая мои руки, прошла в кабинет. — Я не могу тебе сказать. Это не мое дело. — Тогда чье дело? — Я не могу. — Ты доверяешь мне?       Тен-Тен улыбнулась мне. Она тяжело вздохнула, но слова встали поперек ее горла. Может ли она рассказать, или лучше все же промолчать?! Может ли она подставить под удар другого человека?! Или, рассказав, спасти его?! — Я не могу сказать точно, как ты отнесешься ко всему сказанному, но уверена: ты знаешь больше меня. Возможно, ты прояснишь ситуацию. Ты знал, что Сакура лежит в педиатрии? — Да. — Ты знаешь, что с ней? — Да, я в курсе. — Как давно ты знаешь? — После заседания мне стало известно.       Ты закрыла лицо руками. Кажется, это новость задела тебя за живое. — Она потеряла ребенка, — Тен тяжело вздохнула, — это ужасно. К ней пришел Саске. Я слышала их разговор. И я не могу ничем ей помочь. Я сидела возле нее, и она слушала мои проблемы. Мои. Она не жаловалась, не кричала, не просила о помощи. Она просто слушала. — Ты знаешь мое отношение к ней. — Нет, Неджи, пойми, видеть чувства других и уметь их принимать — это то, чего ты не умеешь. Ты считаешь это слабостью и тем самым вызываешь у себя отвращение. Но эти качества делают человека человечным, неравнодушным. — Ты права — это не наше дело. Лучше не лезть. — Почему? — Думаешь, простому интерну станет помогать заведующий отделением? Думаешь, что девушка лежит в больнице, и об этом не знает Цунаде? — Тогда зачем? — Тен-Тен, смотря на меня, желала узнать ответ. — Почему мы вообще говорим о других людях? — Неджи, почему? — ты явно не ожидала от себя повышения голоса. — Хорошо, — я тяжело вздохнул, — надеюсь, ты понимаешь, что это строго конфиденциально. Госпожа Харуно — одна из выдающихся хирургов. Учиться у нее — мечта каждого интерна. После программы Харуно врачей разбирали в лучшие заведения страны. И теперь обычным интерном приходит Сакура, которая унаследовала черты своей матери. Для Цунаде это отличный толчок. В ее стенах учиться дочь легенды. Инвесторы сразу же заинтересовались. Шумиха с операцией и отстранением только подогрела интерес и привлекла новых партнеров. Однако положение Сакуры рушило планы Цунаде. После заседания она пригласила девушку к себе, где прощупала почву. Цунаде сразу поняла, что девушка хочет оставить ребенка. А если так произойдет, то, скорее всего, Сакура уйдет не только из программы, но и из больницы. — Подожди, но зачем инвесторам Сакура? — непонимающе спросила Тен-Тен. — За тем, что дочь Харуно должна учиться в лучших условиях, с качественным оборудованием и передовыми технологиями. Заключались контракты на оснащенность больницы, а затем Сакуру стали просто покупать. Цунаде предлагали баснословные суммы за перевод девушки в другую больницу. — Цунаде сделала аборт Сакуре? — Не совсем, — я сел напротив Тен-Тен, — Цунаде знала, что придет анонимный запрос в гинекологию. Поэтому обратилась с деловым предложением к Гааре. Он должен осмотреть Сакуру и сказать ей о неразвитом плоде. После чего провести операцию и оказать уход. То, что он сделал. — Это не законно. Она может подать в суд, — ярость и злость бушевали в Тен-Тен, — как можно сделать такое с человеком?! — В этом и дело, что Сакура об этом никогда не узнает. Гаара специально давит на нее, чтобы она ушла сама. — Зачем? — Пока она здесь, в больнице происходит настоящее безумство. Она золотая жила, сумасшествие и просто бедствие. С ее уходом придет покой, и Цунаде успокоится. — Как можно так поступить?! Как? Саске, естественно, ничего не знает. — Конечно нет. Он бы не допустил подобного. У Саске связи серьезнее, чем у Цунаде. А так он выступает безобидной пешкой. — Разрушить отношения, убить ребенка… Как такое можно совершить?! — Это деньги, Тен. — Почему ты оставил ее в программе, раз знал все? — девушка, нервничая, стала расхаживать туда-сюда по кабинету. — Я был против, но окончательное решение огласила Цунаде. — Что теперь делать? — глаза Тен-Тен горели надеждой. Надеждой на спасительный план, которого у меня не было. — Ничего.       Мои слова еще сильнее разозлили Тен. Она снова стала ходить по кабинету, я больше не мог смотреть на этот нервный маятник. Подойдя к шкафу, я вновь достал бутылку виски и два стакана. — Мы не можем бездействовать, — начала Тен, — Сакура может и не знать, но вот Саске. — Ни Саске, ни Сакура. Это невозможно, — я протянул стакан с содержимым девушке, и та, не раздумывая, выпила. — Ты с Хинатой тоже ведь у Цунаде не просто так. А что если бы на месте Сакуры оказалась Хината?       Слова Тен-Тен меня задели. Ведь ситуация с Сакурой показатель того, для чего Цунаде собирает именитые фамилии. Сколько ей заплатили за Хинату, а за Учиху? Я впервые задумался над тем, что так могут поступить и с членами моей семьи. Тен-Тен была права, когда говорила, что нужно учиться принимать чувства других, ведь ты не знаешь, кто может поступить с тобой так же, а главное — когда. — Пообещай мне, что не станешь ничего делать сама. — Обещаю.       Тен, успокоившись, улыбнулась, одерживая победу. Я уже перестал удивляться тому, как ловко она может управлять мной. Но сейчас это не важно. Ее губы полуоткрыты, а глаза с жадностью смотрят на меня. Весь ее вид кричит — азарт, желание. Я наклоняюсь и целую ее. Она почти не шевелиться, лишь плавно и мягко отвечает на этот поцелуй. Я крепко держу ее, впитывая нежный вкус ее губ. А она позволяет мне все, захваченная в тисках моих объятий.       Я не могу удержать себя в руках. Да и есть ли смысл? Она рядом, и это все, что я хочу. Ее белый халат летит куда-то в сторону, и улыбка между поцелуями только забавляет меня. Она ждала этого момента скорее всего больше, чем моих скупых речей. Она играет с пуговицами на моей рубашке. И на секунду робко останавливается. Ее рука скользит от груди вниз к животу, пока во мне разливается легкая истома. Я смотрю в ее глаза, а она краснеет. Поцелуй в шею всегда успокаивал ее. И проведя этот трюк, я лишь чувствую, как ее дыхание учащается.       Тен-Тен будто застыла, положив ладошки мне на живот, наслаждаясь легкими поцелуями на ключицах, затем снова на шее. Я ввел ее в некий транс, заставляя забыть обо всех неприятностях. Роба ужасно мешает, не долго думая, я просто стягиваю ее. Мне так интересно наблюдать за тобой, обычно это ты укрощала меня, а теперь я стараюсь сделать тебе приятно.       Позади нас кресло, куда я тебя толкаю. Разместившись на нем, ты лукаво смотришь на меня. Когда я снял с тебя один кроссовок, а затем второй, ты уже готова была встать, но я ловко потянул штанину робы на себя. Теперь ты сидишь передо мной в одном нижнем белье. Ты не из тех, кто будет прикрываться или прятаться, наоборот, ты смотришь на меня с вызовом.       Ты ловко встаешь с кресла, перешагивая свою форму. Ты снимаешь с меня рубашку, и твои руки уже тянуться к ремню на брюках. Я знаю, как ты не любишь эту часть гардероба. Кладу руки поверх твоих и помогаю с ремнем. Ты, усмехнувшись, двигаешь меня в сторону кресла. И нависнув сверху, тянешься к губам. Страстно оттянув мою нижнюю губу, продолжаешь поцелуй. Я прижимаю тебя к себе, водя руками по тонкой талии, хрупким плечам. Прикосновения обнаженной плоти сносят крышу лучше любых наркотиков. И мне нравится то, как ты двигаешься, то, как прикусываешь губу и сжимаешь мои плечи. Твои щеки покраснели еще больше, и ты, уже не стесняясь, стонешь.       Нам не впервой заниматься сексом на грубых поверхностях. И теперь я думаю, ты будешь не против пола. Ты слишком хороша, чтобы быть правдой, а уж тем более быть со мной и подо мной.       Движения стали быстрее, из-за чего ты буквально вцепилась в меня руками. Я тяжело дышу, чувствуя, что близок к долгожданной разрядке. Ты обмякла, и каждый новый толчок заставляет тебя буквально вскрикивать. Волны неописуемого чувства накрывают с каждым толчком все сильнее. Я успеваю излиться тебе на живот, а затем падаю рядом. Я без сил, да и ты тоже. Мы лежим на нашей одежде, мокрые, но довольные.       В кабинете нависла тишина. Долгожданный покой.