Выбери меня, прими меня, люби меня.
Я лежала неподвижно на мягкой удобной и теплой постели. Сквозь сон я слышала: кипящий чайник, поток льющейся воды и тихий топот ног. Порой я чувствовала прикосновение рук — аккуратных, мягких, знакомых. Я была жива, но я лежала неподвижно. Открыв глаза, я сразу поняла, где нахожусь. Лишь потому, что в моей памяти навсегда отпечаталось это место. В мыслях всплыл образ молодого мужчины с обольстительной улыбкой. И то, как в недалеком прошлом я лежала на его груди. Со смущением и робостью, говорила о любви и думала, что обретаю счастье. А теперь я не нахожу ничего волшебного и сказочного в этой комнате. И вновь шаги. — Как себя чувствуешь? — заметив мое пробуждение, спросил Саске. — Который час? — Почти обед, — он присел на кровать, не переставая смотреть на меня, — так как ты себя чувствуешь? — Нормально, — я посмотрела на него, и воцарилась тишина. С его присутствием все вдруг изменилось: темно-синие стены казались мрачными; кровать, которая пару минут назад была мягкой, сейчас стала каменной, усыпанной гвоздями. Напротив кровати стояла тумба, на которой находились различные фотографии, кубки и медали. Я решила остановить свой взгляд на них, чтобы скрыть напряжение. Я знала, что мы будем молчать, хотя внутрене готовилась к диалогу. Но лучше тишина, чем проклинать себя за длинный язык. Обида стала ядом, отравляющим нас. Но сейчас ты передо мной, сидишь и смотришь мне в глаза. И сердце колотится, как бешенное, заставляя ладони потеть и краснеть лицо. Вроде бы переболела, перестрадала, перелюбила, но при виде тебя — трепещу. Я знаю, как пагубно влияет на меня твое присутствие, но твои слова лишают рассудка. Я устала от бесчисленных попыток забыть тебя. Устала, но так и не смогла. — Сакура, наш разговор, — проговорил Саске, — я хочу извиниться. — Не стоит, — я бродила глазами по рамкам с фотографиями, всем видом показывая свое безразличие. Разговор не складывался, был сухим и робким. И Саске, тяжело вздохнув, поднялся с места и прошел к выходу из комнаты. Я хотела лечь обратно, но все стало каким-то неудобным. Слова вертелись на языке, и я понимала, что такой возможности больше не представится. Может это наш последний разговор, а я не привыкла держать обид. — Мы наговорили много лишнего. Вышли из себя и ненавидели друг друга, желая разорвать на кусочки. Мы наговорили все, что могло причинить нам боль. Оскорбляли, изменяли, резали без ножа. Но сейчас давай скажем друг другу правду. — Какую правду ты хочешь услышать? — Ту, что не ранит меня. — Это невозможно. Он усмехнулся, и я поняла, что ищу повод, чтобы остаться. Оправдать его поступки и найти определение своим. Простить свою грубость и дерзость. А главное — простить его. — Тогда, — начала я, — что происходит? Он посмотрел на меня, а затем прошел к кровати. Сев практически у моих ног, Саске тяжело вздохнул. Я загоняю его в тупик, но никто не говорил, что будет просто. Очень часто я сидела в затруднительном положении и не могла промолвить ни слова. Теперь мы поменялись местами, и в глубине души я рада. — Я хочу заботиться о тебе. Хочу видеть тебя рядом и делить с тобой дом. Хочу говорить открыто о своих чувствах — не боясь сделать больно. Но главное: я хочу уметь прощаться — не боясь потерять тебя навсегда, — Саске посмотрел на меня, — если ты разделяешь мои желания, то останься со мной. Только так я смогу рассказать, что происходит. — Ты вынуждаешь меня. — Нет, я даю тебе выбор, — сказал Саске, — прими его, Сакура. Саске — моя главная проблема. Все началось с глупого поцелуя Чоджи. Тогда я решила, что ничего уже не исправить, хотя даже не попыталась. Спрятаться и ждать, когда проблемы решаться сами собой — значит пустить все на самотек и наблюдать за огромной катастрофой. Словно ты заправляешь машину и закуриваешь сигарету. Что, если решиться?! Что, если оставить все обиды в прошлом и сделать так, как действительно хочешь?! Без глупых иллюзий и ненужных жертв. Сделать по совести, по велению сердца, по интуиции, по чутью. Я знала ответ и ни капли в нем не сомневалась. Но всегда присутствует «но»… И это нас останавливает, отрезвляет. Высокопарные речи превращаются в приятную мелочь, трогающую наше сердце. Словно это то, что ты заслужил за свои страдания. Твоя награда. Победа со вкусом конфеты с кровью. — Я не могу быть с тобой, — промолвила я, — но и без тебя не могу. Я была счастлива, и у меня была карьера. Я жила, дыша полной грудью, но потом все пошло неправильно. Ты ушел, я забеременела, а затем потеряла ребенка. Ты вернулся, признал ошибки, но слишком поздно. Зачем мне человек, оставляющий меня одну в трудную минуту? — Да, тебе было трудно, и я виноват в том, что меня не было рядом, — Саске стал злиться, — но ты даже не думаешь о том, что я могу переживать. Я тоже потерял. Но ты зациклена на своих бедах и не даешь людям права на исправление. Ты знаешь, каких усилий мне стоило зайти в ту палату? Или для тебя мои слова — пустой звук? Я делаю тебе предложение Сакура, ты это понимаешь? Саске буквально горел от злости, проникая в меня своим взглядом. И я понимаю, что не могу отвести глаз, но и дышать не могу. Слова разом испарились, и я замерла с открытым ртом. Его предложение обескураживало. — Попытайся простить меня и дать еще один шанс. — Успокоившись, сказал Саске, практически выходя из комнаты. — Я прошу лишь шанс. Мы то любим друг друга, то ненавидим; то топчем ногами яростно в грязь, то подаем руки и помогаем подняться; то не замечаем существования друг друга, то оказываем повышенное внимание. Но теперь у нас есть возможность начать все заново. Мне предстоит непростое решение, но я должна сделать выбор.***
В кабинете Неджи в полной тишине сидела небольшая компания. Руководитель программы по интернатуре собрал всех, кто был близок Сакуре. Разговор был тяжелым, для многих болезненным, но теперь каждый был в курсе происходящего. Хината, не скрывая своих слез, немного дрожала. Ино старалась держать себя в руках, но в любую минуту готова была выплеснуть все, что накопила за столь долгое время. Истерика буквально подкатывала к горлу. Но Ино храбрилась и настраивала себя на борьбу. Она не может дать слабину, не здесь и не сейчас. Тен-Тен подоспела вовремя, обнимая за плечи подругу. — Что будем делать? — спросил Наруто, — у тебя есть план? — Единственное доказательство — папка с расценками. Нам нужно заполучить ее. Тогда у Цунаде не останется никаких шансов. Она покинет свой пост. И членами комитета назначат новых лиц. — И все? Мы просто добьемся ее отставки и оставим, как есть? — удивилась Ино, смотря то на Неджи, то на Наруто. — Ино, решать Сакуре, как поступить дальше, наша задача — обеспечить ее доказательствами, — вмешалась Тен-Тен. — А она в курсе? — бушевала Ино. — Не думаю, что она знает, — спокойно ответил Наруто, — но Саске обязательно все расскажет. К тому времени мы должны быть готовы. — А что, если придет на пост человек еще хуже Цунаде? Например, один из инвесторов, который так же будет настроен на наживу? — подала голос Хината. — Обычно человека выбирают из персонала, которого все знают и уважают, — пояснил Неджи, — но сейчас нам нужно разработать план. У кого какие предложения? Началось бурное обсуждение. Каждый старался быть полезным. Однако Ино не проронила ни слова. Она села в кресло и застыла. Не слышала и, не замечая ничего вокруг, девушка думала о своем. — Ино, я позвоню Саю, чтобы он тебя забрал? — поинтересовалась Хината, — пора уходить. Девушка кивнула, но ничего говорить не стала. — Ино, — осторожно начала Хината, — ты можешь сказать мне все. Но подруга не торопилась с разговором, продолжая просто сидеть в кресле и смотреть в одну точку. — Ино, — Хината взяла подругу за руку. — Мне плохо, — это был шепот, молящий о покое. Ино и Хината чувствовали огромную опустошенность, словно все силы испарились. Яманака могла излить душу бедным подругам, высказать переживания, спустить всех чертей на имя женщины, которая обрекла их на страдания. Но к чему слова, если мы чувствуем одно? Хината посильнее сжала руку подруги и молча стала дожидаться завершения дебатов, которые вновь разразились между Наруто и Неджи.