Темная сторона Тецуи

Прохладный ночной ветер разносил по округе стрекот сверчков и размеренный приглушенный стук мужских туфель об асфальт. Юный баскетболист, неповторимый шутер Поколения Чудес, Мидорима Шинтаро, устало плелся домой на своих двоих, а не как обычно, в тележке, запряженной его лучшим другом и по совместительству любовником, Такао. Сегодня его тренировка оказалась особенно долгой, ибо он никак не мог сосредоточиться на своих трехочковых бросках. Нет, он не промахивался, просто все время говорил, что никак не может почувствовать кольцо. Причина несобранности — не поверите! — сам Такао Казунари. Впрочем, ничего нового. Сегодня он не явился на тренировку, ничего не сказав Мидориме, зато оповестил о своем отсутствии капитана команды, оправдываясь «семейными обстоятельствами». Шинтаро уже не и знал, что думать: ну что такого могло произойти в семье Такао, что тот ни слова не сказал своему излюбленному Шин-чану? Наконец, доволочив ноги до родимой калитки, Шин заметил, что из всего дома только в его комнате горит свет. Допустим, почему нет освящения в гостиной, он знал — родителей нет дома, они уехали на неделю погостить у бабушки Шинтаро. Но почему нет света в комнате сестры, зато горит в его? Мидорима, конечно, слышал истории (опять же от Такао), что совсем обнаглевшие младшие сестры любят залезать в комнаты старших братьев и тырить и прятать их вещи, искать, а если не найдут, подбрасывать журналы непотребного содержания, и делать прочие мерзопакости. Но сестренка Шинтаро была совсем не такая — по крайней мере, она не лезла в его дела, а он, следовательно, в ее, и по мнению Шина все именно так и должно быть. Они спокойно общаются друг с другом, пусть делают это и нечасто, потому как ни общих интересов, ни общих друзей у них не имеется, да к тому же Шинтаро бредит баскетболлом, а его сестра — …? Ну ладно, чем интересуется его сестра, Шин не знал, ну и что. Удивленно открыв входную дверь, Мидорима заявил на весь дом: — Я дома! ...молчание. Никакого тебе дружелюбного «С возвращением». Очень странно. — Сестра! — позвал Шин, но в ответ получил лишь тишину, что уже не просто казалось странным, а настораживало и даже слегка пугало. Он стал тихими невесомыми шагами подниматься по лестнице на второй этаж, где находились спальни — его и сестры. Коридор тоже был темный, и почему-то Мидорима не стал зажигать в нем свет. Поднявшись по лестнице, он подступил к единственной комнате, в которой горел свет, то есть, к своей собственной спальне. Дверь была чуточку приоткрыта, но в такую маленькую щель разглядеть что-то оказалось проблематично. Поэтому опасливо толкнув дверь, Шинтаро с долей испуга и напряжения ворвался в комнату и застыл с офоноревшими глазами: — Такао, черт тебя дери! — Привет, милый! Сильно утомился, Шин-чан? — Да, на полу, облокотившись спиной на кровать, согнув одну ногу в колене и вытянув другую, сидел никто иной, как верный друг и соратник Такао, состроив при этом крысиную морду. Рядом с ним на полу стоял ноутбук Шина, валялась открытая пачка чипсов, из которой несколько высыпались прямо на пол, и стояла маленькая тарелка, где лежал надкусанный бутерброд с колбасой и сыром, а вокруг повсюду были раскиданы хлебные крошки. И это все при том, что Казунари знает, насколько Мидорима щепетилен к порядку и чистоте — недаром Шинтаро часто кажется, что абсолютно все, что когда-либо делает Казу, настроено на то, чтобы вывести его из себя. Зачем? Причина одна — озверевший Мидорима очень груб не только на словах, но и в постели, а Такао, как известно, тот еще мазохист. — Ты что тут делаешь?! — вспылил хозяин комнаты. — А я пришел к тебе в гости! — как ни в чем ни бывало, довольно улыбнулся Казунари. — И куда ты дел мою сестру?! — А, ее я спер и запер у себя дома, чтобы предъявить тебе выкуп! — Что?! — Шин-чан, это шутка, ты поверил?! — раскатисто расхохотался он. Не то, что бы Мидорима и правда поверил, что Казу стащил его сестру, но... блин, серьезно, а вы бы что подумали в такой ситуации?! — Так где она?! — Ну она и правда у меня дома, — вытирая слезы от безудержного смеха, ответил Такао. — И что, прошу прощения, она там делает? — Шинтаро уже понял, что реагировать на все подколы Казунари криками и истерикой бесполезно, ибо он от этого ржет только сильнее, поэтому сменил куриные вопли на обычный раздражительный тон, которым ледышка Шин разговаривает всегда и со всеми, в частности с Казу. — Ты знал, что наши сестры дружат? — ухмыльнулся тот. — Впервые об этом слышу, — фыркнул в ответ Мидорима. Вот тебе и хорошие отношения с сестрой... — Я сегодня тоже впервые об этом узнал... когда моя сестра выгнала меня из дома, сказав, что к ней придет подруга, и у них будет пати на хате. Прикинь, как я удивился, когда узнал, что ее подруга — Мидорима! Я подумал: «Совподение, просто одинаковые фамилии», а потом, на пороге я увидел точную копию тебя, только девчонку! — восторженно рассказал Такао и под конец добавил, — И знаешь, еще я подумал, что, если бы я с самого начала знал, что у тебя есть сестра, я бы приударил за ней, а не за тобой! — Удивительно, — покачал головой Шинтаро, — Ты, оказывается, умеешь думать. — Очень смешно, Шин-чан, — скорчил обиженныю физиономию Казунари. — Хотя, как и ожидалось, получается у тебя неважно... — Ты теперь будешь одну и ту же несмешную шутку весь вечер повторять? — Ты же именно так всегда делаешь. Похоже, сегодня у Шина было хорошее настроение, и ему неожиданно сильно понравилось дразнить Казу, отплачивая ему его же монетой — тупыми оскорбительными шуточками, плоскими глумливыми подколами и несмешным обидным стебом, крутящимся вокруг одного и того же тривиального прикола. — Так значит, наши сестры у тебя дома, а ты решил прийти ко мне, — констатировал Мидорима, скрестив руки на груди. — Да! И у меня есть к тебе дело! — Такао подскочил с места, вытащил из под кровати свой портфель, достал оттуда какую-то оранжевую тетрадь и с щенячими глазами протянул ее Шинтаро, — Прошу, помоги с домашкой! — Совсем обнаглел? — ни секунды не думая, ответил тот, — Я еще и домашку за тебя должен делать? — Прошу! Я ничего не понимаю в этой..! — Это тетрадь по биологии, нанодае, — опустив взгляд на надпись на тетради, сообщил Шин. Казунари тоже опустил взгляд на надпись, три раза глупо похлопал глазами, снова кинулся к рюкзаку и через несколько мгновений уже протягивал Мидориме другую тетрадь. — Ты, похоже, даже не старался что-либо понять. «Помочь с домашкой» означает решить ее за тебя? — Или дать списать. Ты же, наверняка, уже все сделал, — невинно улыбнулся тот. — И с какого перепугу я должен тебе помогать? — А с такого: если я буду делать домашку сам, на это уйдет очень много времени, а завтра рано вставать в школу, значит, и лечь надо не очень поздно! — Я ложусь спать в десять, а до десяти еще куча времени — ты успеешь сделать домашку. — Да, успею, но будет уже поздно, и мы ляжем спать, и на секс времени не останется! Кто о чем, а вшивый — о бане, или в случае с Такао — о сексе. — Какая ужасная досада, — безразлично фыркнул Шинтаро, — Удачи с домашкой. — Ну Шин-чан! — проскулил Казу, — Хорошо, я сделаю ее сам, но обещай, что, как бы поздно я ни закончил, мы займемся сексом! — Если успеешь сделать ее до того, как я лягу спать, тогда да, — направляясь к выходу из комнаты, согласился Шин и тут же добавил, — Советую поторопиться, сегодня я собирался лечь по раньше. — Изверг! — взвыл ему вслед Казунари. *** — Ты еще не закончил, Такао? — спустя n-ное количество часов поинтересовался Мидорима, заходя в свою комнату, где за рабочим столом, склонившись над учебником и тетрадью, сидел измученный домашним заданием Такао и скулил невнятные оскорбления в сторону хозяина комнаты. — Заканчивай живее. Я ложусь спать. — Но сейчас только пол десятого! — возмутился тот. — Я предупреждал, что сегодня хочу лечь спать пораньше, — безразлично пожал плечами Шинтаро, переодеваясь в свой пижамный костюм, каждый раз видя который Казунари заливался неистовым хохотом, но сейчас, слава баскетболу, ему было явно не до смеха. — Я уже почти закончил! — попытался оправдаться Казу. — Хочу тебя разочаровать, почти не считается, нанодае. Собери мозги в кучу и закончи. Хотя... — Только не начинай шутить про мои мозги, это уже слишком плоско, даже для тебя! — рявкнул он и снова с головой зарылся в гранит науки. Шин же глумливо ухмыльнулся, пожав плечами, закончил переодеваться и улегся на кровать. Его поза для сна была почти идеальна, даже в этом деле он оставался перфекционистом — Мидорима спал исключительно на спине, даже не поворачивая головы на бок и накрывшись одеялом по грудь так, чтобы руки оказались на нем и вдоль тела. Даже когда становилось холодно, он никогда не подворачивал одеяло под себя и не накрывался им выше, чем по грудь, а когда становилось слишком жарко — он просто убирал из этой конструкции одеяло, ничего больше. И это все в бледно-зеленой в вертикальную белую полосочку пижаме, состоящей из штанов и пиджака. В общем, безупречная поза для сна... если ты робот. — Я закончил! — радостно воскликнул Такао и оглянулся на уже лежащего на кровати Шинтаро. Нет, ну то, что он лежит в своей фирменной позе и с закрытыми глазами, еще не означает, что он спит, правда? Тем более, Шин лег всего несколько минут назад, вряд ли он уже успел заснуть. А даже если и успел, после такого вскрика он точно должен был проснуться. Поэтому без тени сомнения и угрызений совести Казунари прыгнул к Мидориме, каким-то сказочным образом приняв в воздухе горизонтальное положение, и плюхнулся на кровать, которая под ним жалобно заскрипела. — Шин-чан, я закончил... — соблазнительным голосом протянул Казу, лежа в позе, как на пляжной фотосессии для шл... дам легкого поведения. — Я рад за тебя, нанодае. Ложись спать, — лаконично ответил Шинтаро, не меняя положения и даже не открывая глаз. — А сексом мы заниматься не будем? — жалостливо заскулил Такао. — Я уже лег спать, нанодае. Ты не успел. — Но я же...! — попытался снова возмутиться Казунари, но вдруг ему в голову что-то ударило, и он, состорив хитрую моську, загадочно протянул, — Ну ладно. Раз уж ты настаиваешь, я тоже ложусь спать. Не сказать, что Шин не был удивлен покладистым поведением своего любовника, но, когда ты уже настроился на сон, и медленно, но верно засыпаешь, многие странные вещи не привлекают к себе нужного внимания. Поэтому, пожелав спокойной ночи, Мидорима с чистой совестью провалился в сладостные зыбучие грезы. Зря, наверное, он не подумал, что может взбрести в голову его излюбленному Такао, особенно когда у него недотрах... *** — Сладкий пупсик, просыпайся! Ну мне же не интересно играть с тобой, когда ты спишь! — Назойливый, словно муха во время дождя, голос Такао, звучащий во тьме, раздражал настолько, что терпеть не было никаких сил. — Такао, середина ночи, что тебе нужно?.. — сквозь сон пробормотал Мидорима. — Ничего особенного, всего лишь увидеть твое сексуальное личико! — Ты в край обнаглел, крысеныш мелк... — Стоило сну отойти на второй план, и Шинтаро сразу ощутил дискомфорт от того, что его тело находилось не в той самой привычной позе для сна: руки лежали не вдоль тела, а были подняты наверх, а ноги расходились в разные стороны. И самое странное, поменять положение в пространстве что-то мешало, но, пока не окончательно проснувшись и даже не открыв глаза, Шин не мог понять, что же это. — Что происходит?.. — Месть происходит, — зловеще захихикал Казунари. — Месть?.. — Открой глаза и посмотри, Шин-чан!.. И Мидорима открыл глаза. И лучше бы, наверное, он этого не делал. Сначала перед его взором возникло наглое лицо Казу, который был абсолютно обнажён и нависал над его телом. Затем, бросив взгляд вверх, Шинтаро осознал, что кисти его рук привязаны простынями к изголовью, а ноги разведены и также завязаны на разных сторонах перекладины внизу кровати. Но это еще не все: из одежды на Шине остался только расстёгнутый пиджак. Ни штанов. Ни трусов. — Какого хре...?! — взвыл Мидорима, но Такао быстро перебил его: — Это тебе за то, что динамил меня! — Развяжи меня! — Не хочу! — хихикнул Казунари и нагло выпучил глаза, показывая язык, — И ты мне ничего не сделаешь! А вот я... — Он облизнулся, словно кот, обожравшийся сметаны, и невесомо провел одним пальцем по груди Шинтаро, — ...могу делать с тобой все, что захочу! — Нет, не можешь, — грубо фыркнул тот. — Это почему же? — Потому что рано или поздно тебе придется меня развязать, нанодае. И тогда я точно тебя придушу. — О, боюсь-боюсь! — кривлялся в ответ Казу, — Если бы мне платили каждый раз, когда ты угрожаешь мне расправой, я бы уже жил где-нибудь на Мальдивах в люксе собственного пятизвездочного отеля и сидел бы на диете из королевских креветок, мяса розовых дельфинов, черной икры и шампанского, что старше меня лет так на триста! — Отс... ракториста... — рыком пробормотал Шин, проглотив большую половину фразу, ибо никогда не думал, что ему будет больше нечего ответить. — Я смотрю, ты сегодня юморист, — безразлично буркнул брюнет, после чего глумливо улыбнулся, — Кстати, сегодня ведь уже и не сегодня. Сегодня уже завтра. — Какая глубокая мысль, Такао, — сквозь зубы процедил Мидорима. — Ты не будешь таким смелым, если узнаешь, на каком месте сегодня твой знак зодиака. — Ты не можешь этого знать, на радио прогноз зачитывают только в восемь утра, нанодае! — рыкнул он, но все-таки напрягся где-то внутри от неприятного предчувствия. И не зря. — О, мой глупенький Шин-чан! У Оха-Аса есть официальный сайт, где они выкладывают прогноз на день ровно в полночь! И скорпионы сегодня на первом месте! — радостно воскликнул Такао, после чего зловеще улыбнулся, опускаясь к уху Шинтаро, — А раки... — Боже, нет! — ...на последнем! — и хотя, вроде, ситуация, когда кто-то склоняется над твоим ухом, подразумевает, что он скажет фразу шепотом, но Казунари решил опять бросить вызов стереотипам и проорать эти слова, оглушая бедного Шина не только информацией, но и децибелами. — Ахахаха! Я думал, этот день никогда не настанет! Сегодня тебя ничто не спасет! — И что ты собираешься делать?.. — вот теперь голос Мидоримы, наконец, зазвучал испуганно, хотя он и попытался это скрыть. — А у тебя много вариантов, что с тобой можно сделать в такой позе? — Я все же надеялся, что ты поиздеваешься и отпустишь... — Ну уж нет! Сегодня не твой день! И я точно собираюсь тебя, наконец, оприходовать! — восторженно пролепетал Казу и принялся незамедлительно совершать задуманное, опустившись к лежачему члену партнера и взяв его в руку, — О, как я обожаю твой член! — демонстративно простонал он таким сексуальным голосом, будто сейчас кончит, от чего Шинтаро вздрогнул. После этого брюнет провел по пока вялому стволу языком, явно намекая, что сейчас возьмет его в рот, но тут же, смеясь, отстранился. Наконец, он мог вдоволь надразниться и наиграться. Продолжая двигать ладонью, Такао поднялся к лицу любимого, на котором отражался не самый благоприятный для секса букет эмоций: обреченность, неприязнь, легкий страх, недовольство... Больше подходит для изнасилования. Однако, от активных движений руки, удовольствие начало пробиваться в гримасе Шина, он даже слегка закусил нижнюю губу. Казунари это показалось дико сексуальным, и он позволил себе страстно поцеловать своего возлюбленного, прикусив его нижнюю губу, затем язык, а после полностью захватив его рот в свой плен. Казу знал слабое место Мидоримы — чувствительный рот. Страстные поцелуи — самый эффективный способ возбудить его. И действительно, брюнет почувствовал, как член Шинтаро в его руке начинает вставать. — А ты обожаешь мои поцелуи, — констатировал Такао, оторвавшись от сладких губ, но Шин отрицательно мотнул головой один раз и отвернул лицо в сторону, не желая поддаваться. Но разве это могло остановить Казунари? Он внезапно переключился на шею партнера, заставив его вздрогнуть всем телом, и принялся обильно вылизывать ее. Хоть по первой реакции Мидоримы показалось, что его очень возбуждает прикосновение языка к шее, но после этого он снова замолк, сильно сжав губы в ломанную линию. Казу отстранился, недовольно хмыкнув, но, конечно, не стал останавливаться. Свободной рукой взявшись за правую часть расстёгнутого пижамного пиджака, он медленным скользящим движением отвернул ее в сторону, совсем оголяя мускулистый торс возлюбленного, и таким же движением очертил всю его грудь, остановившись на правом соске. Ехидно улыбнувшись, брюнет сначала просто легонечко скользнул по нему пальцами, в ответ на что услышал рваный вздох и почувствовал заметное подрагивание члена во второй руке, которая продолжала нежно дразнить его. Такао не ожидал такой яркой реакции, посему одновременно удивленно и победоносно ухмыльнулся: — Эй, Шин-чан... А ты мне никогда раньше не говорил... — ... о чем? — выдавил из себя Шинтаро. — О твоих чувствительных сосочках! — И Казунари внезапно сдавил розовый бугорок пальцами, вынуждая любимого резко дернуться и хрипло простонать, тут же оборвав самого себя. — Нет! Не смей трогать! — ошарашенно выкрикнул тот. Шин совершенно не хотел, чтобы Казу знал о всех его эрогенных зонах. Просто, как ни странно, Мидорима был очень чувствительным и мог кончить не только без проникновения, но даже без прикосновения к гениталиям, а лишь от стимуляции эрогенных зон, коих было предостаточно. Да, возможно, многие гордились бы такой способностью; Шинтаро же стыдился этой особенности своего тела. До встречи с Такао он думал, что это из-за недостатка сексуального опыта, однако, когда этот «опыт» в лице безмозглого друга во всех смыслах ворвался в его жизнь, ничего не изменилось. Посему Шин старался тщательно скрывать свою чувствительность, не допуская, чтобы Казунари узнал обо всех «пробелах в обороне». Он и так знал про рот, правда совершенно не догадывался, что его можно использовать не только в качестве поцелуев — Мидорима в равной степени сильно возбудится и от пальцев, засунутых ему в рот... и от члена, кстати, тоже. Помимо этого, Шинтаро также не мог выносить, когда играют с мочками ушей, ну и сосками. Но вот, пришел тот роковой час, когда Казу узнал про еще одну зону. Да еще и в такой ситуации, ну хуже и не представить. А хотя не будем гневить судьбу... — Ты кайфуешь, когда играют с твоими сосками? — провокационно спросил брюнет. — ...нет, — совсем неубедительно отозвался Шин. — Зачем ты мне врешь, Шин-чан? — А зачем ты задаешь очевидные вопросы?! — раздраженно фыркнул тот, но все его недовольство снова было прервано чувственным стоном, когда Такао внезапно присосался к его соску ртом с неистовой силой. Вторая рука тем временем отпустила стоящий член и скользнула по пижамному пиджаку, сдавив второй сосок через одежду. Мидорима почувствовал, что такими темпами может кончить просто от прикосновений к груди, и дернулся в надежде освободиться, но Казунари постарался на славу, когда приковывал любовника кровати. К тому же, это ведь простыни из его дома, то есть, если Шинтаро пустит их в расход, то его задницу покарает уже не тупоголовый Казу, а мама, а это куда страшнее. Шин пытался выкрутить запястья, чтобы освободить их без урона для ткани, но все это оказалось бесполезно. Особенно когда к его соскам неистово присасывался Такао, не останавливающийся ни на секунду. — Какие ещё секретики скрывает твоё тело? — спросил он, каким-то образом умудряюсь при этом не выпускать сосок изо рта. — Так я тебе и сказал, — выдавил из себя Шин, чувствуя, как дрожит его член, который уже несколько минут никто не трогал. — Значит, ты подтверждаешь, что я знаю не обо всем… — Я подтверждаю только то, что ты идиот, — скривился он. — Идиот, который сейчас надругается над тобой, — опять скоро нашелся Казунари. Оскорбления и угрозы никогда его не брали. Не то, что бы Мидорима так сильно боялся, что Казу лишит его анальной девственности. В конце концов Шинтаро любил этого наглого бесполезного придурка, и мысль о смене ролей была не настолько уж и противна. Для гомосексуальных парочек это нормально. То, что действительно тревожило Шина — как он будет выглядеть в качестве пассива? Ему казалось, что это зрелище будет совсем несексуально, тем более, что первый раз, наверняка, будет очень болезненным. И нет, Мидорима знал, что никто никого не разлюбит, и Такао ровным счётом без разницы на внешний вид, ведь он видел любимого и в более отвратительный положениях и все равно твердил, как сильно влюблен. Но перфекционизм Шинтаро не позволял ему пустить этот процесс на самотёк. Он даже пытался разрабатывать себя пальцами. Но вы сами понимаете: где пальцы и где член, пусть даже размера меньше среднего? — Одну секунду, Шин-чан, никуда не уходи, — отстранившись от любимого, иронично хихикнул брюнет и стал копаться в прикроватной тумбочке. — Как будто у меня есть выбор, — Шин точно знал, что он там ищет, и это ему не нравилось. — О, бинго! — засмеялся Казунари, достав одноразовый пакетик со смазкой с таким радостным видом, будто сорвал куш, — Не боишься, что мама найдёт? — Я не знаю, как на счёт тебя, но в нашей семье не положено копаться в чужих вещах, — ответил Мидорима. Ему действительно уже надоело развлекать этого дурочка своими раздраженными репликами, на которые тот все равно найдёт, что ответить. — Там ещё презервативы лежат. Кажется, Шинтаро даже немного смирился со своей участью. В конце концов те способы, которыми он мог повлиять на эту ситуацию, просто того не стоили. Угрожать своему парню расставанием даже в такой ситуации слишком жестоко, тем более, что никто из них совсем не хотел этого, а все прочие предупреждения не возымели никакого эффекта. Разорвать простыни тоже не самый хороших выход, не только потому что мама потом превратит Шина в домохозяйку на два-три месяца, но и потому что простыни стоят денег, а деньги, как известно, на дороге не валяются. Был ещё один способ, который, возможно, сработал бы – это толкнуть романтическую речь о том, насколько Мидорима любит Такао, насколько ему нравится входить в него и все такое. Дурику Такао понравилось бы, он бы оттаял и забыл о своей идее. Но почему-то Шинтаро казалось, что сегодня это точно не сработает. — Презервативы, говоришь… — копаясь в тумбочке, задумчиво протянул брюнет, а потом наклонил голову и с улыбкой последнего маньяка заявил: — Ой, не нашёл, какая жалость! — Да ты прикалываешься! — возмутился Шин. Он точно знал, что они там есть, он бы не позволил себе не иметь средств контрацепции при себе, зная, что Казунари может нагрянуть в любой момент, как гром средь ясного неба, что и произошло сегодня, — Это негигиенично! От этого нарушается микрофлора кишечника и после может быть диарея! А бактерии, которые находятся в окончании толстой кишки, могут попасть тебе в уретру, и..! — Ты меня имел без презервативов, и все было нормально, — напомнил тот, сделав такое лицо типа «ну и что ты на это скажешь?» — Так ты сам об этом просил! Я тебя и тогда предупреждал! — Но все же было хорошо. — Да я виноват, что ли, что тебе нравится, когда тебе делают клизму?! — Да, Мидорима смирился, что его трахнут в зад, но кончать туда он не хотел позволять даже своему любовнику, и причины этого вы уже слышали. Он действительно беспокоится об этом с медицинской точки зрения. — Конечно, виноват, — ни секунды не думая, ответил Казу, от чего Шинтаро застыл с открытым ртом, мол, в чем ещё ты меня сегодня обвинить собираешься? — Ты сейчас, как и я до встречи с тобой, не можешь представить, каково это – любить, когда тебе в задницу вставляют член, — брюнет наклонился к возлюбленному и провел ладонью по внутренней стороне его бедра снизу-вверх, — Когда я влюбился в тебя, я не думал об этом. Я думал лишь о том, что хочу, чтобы мы любили друг друга. Эта часть наших отношений сложилась сама собой. Я настолько хотел, чтобы ты стал моим, что мне было все равно, кто кому вставляет. Для тебя это имеет принципиальное значение? Этот вопрос был провокационный. Шин знал, что независимо от его ответа Такао не прекратит. И спрашивал он это не для того, чтобы найти причину не останавливаться, а чтобы понять, почему наличие постоянных ролей так важно для Мидоримы. — ...нет, не имеет, — помедлив, выдавил из себя Шинтаро, — Я понимаю, что это неважно, но... — Говорить о своих настоящих чувствах всегда было трудно для него, но сегодня Казунари был терпелив и не торопил, и не перебивал, — ...я не хочу выглядеть... глупо... — Тебя же вижу только я, — усмехнулся он. — В этом и проблема, — фыркнул Шин, — Я не хочу выглядеть глупо перед тобой. — Чтож… — снова подозрительно задумчиво протянул Казу, выливая себе на ладонь смазку из пакетика и размазывая её по бедрам любовника, — Тогда у нас проблема. Услышав это, Мидорима вопросительно вскинул брови. — Если под «выглядеть глупо» ты имеешь ввиду «стонать, как сучка, когда тебя дерут в задницу», то я хочу это видеть! — маниакально улыбнувшись, заявил брюнет, и от этого на лбу Шинтаро выступили холодные капли пота, — Но гораздо больше я хочу, чтобы ты полюбил меня полностью, чтобы ты подсел на секс со мной, чтобы ты отчаянно желал быть отраханным моим членом. Может, тогда ты поймёшь, что я чувствую к тебе. Уже от этой фразы Шин покраснел с головы до пят. Он понял, что, возможно, был слишком холоден по отношению к Такао и его сексуальным потребностям. Конечно, Мидорима не всегда оказывал ему, но просто сегодня выходка Казунари так выбесила Шинтаро, что он решил поиздеваться над партнёром. Не сильно. Ну подумаешь, остался без секса один раз, на этом ведь жизнь не заканчивается. Но, видимо, это было важно для Казу. Пользуясь замешательством любовника, брюнет вставил в его анальное отверстие один палец, заставив вздрогнуть и вскрикнуть: — Не надо! — Не бойся, не бойся, Шин-чан. Это только палец. У нас вся ночь впереди, — нараспев прощебетал тот и стал массировать излюбленную задницу пальцем изнутри, — Знаешь, почему парням нравится анальный секс больше, чем девушкам? — хищно облизнулся Такао и надавил на чувствительную точку, от чего Шин протяжно застонал, выгибаясь дугой, — Потому что у девушек нет простаты! Приятно, правда? — Это ты щас мне лекцию по анатомии решил зачитать?! — тяжело дыша, зарычал он, чтобы не отвечать на смущающий вопрос, ответ на который был и без того очевиден. А Казунари тем временем не собирался сбавлять и добавил ещё один палец, разводя их внутри, каждым движением заставляя любовника дышать все тяжелее и чаще. — Массаж простаты полезен, потому что… не знаю, почему… — попытался выпендриться тот, но не вовремя осознал, что ничего не смыслит в вопросах анатомии, но разве это было важно в данной ситуации? — Шин-чан, я уверен, ты знаешь, почему… — Господи, теперь это не лекция, а опрос?! Ааах! — Мидорима не смог сдержать блаженный стон, когда в нем было уже три пальца, — Ты что, собираешься туда… аааах!.. всю руку запихнуть?! — Заманчивое предложение, но нет, не сегодня, — усмехнулся Казу, — Я лучше запихну туда что-нибудь другое… — снова маниакально улыбнувшись, протянул он и облизал грудные мышцы Шинтаро, пристраиваясь к нему и приставляя головку своего члена к анальному отверстию. И тут брюнет осознал, что брать связанного Шина неудобно. Хоть его ноги и разведены в стороны, они все ещё в одной плоскости с телом. И когда Мидорима понял, почему Такао медлит и недовольно ерзает на кровати, то снисходительно сказал: — Ты можешь меня развязать, нанодае. — Ну уж нет, я через столькое прошёл, чтобы сделать это, а теперь думаешь, я дам тебе сбежать? — Не сбегу я. Если ты действительно этого так сильно хочешь, я не собираюсь больше тебя отговаривать, нанодае. Лучше уж дай принять позу, в которой будет удобно нам обоим. Казунари подозрительно уставился на Шинтаро, все ещё не зная, можно ли ему верить: — Мне нужны гарантии. Почему я должен тебе верить? — Я уже сказал тебе, что не сбегу! Что ты ещё от меня хочешь?! Клятву на гейском алтаре?! — Шин вспылил, потому что уже и так пообещал, что не сбежит, что само по себе было постыдным. Что еще этот долбоящер соизволит желать?! — ...ладно, — помедлив, неуверенно согласился Казу и потянулся к связанным простыням, чтобы развязать их, но замер с вытянутой лапкой в нескольких сантиметрах и снова пристально посмотрел на любовника, — Если ты сбежишь, я правда обижусь. — Ты постоянно на меня за что-то дуешься, — отозвался тот, не видя ничего удивительного и странного в обидках своего причудливого бойфренда. — Нет, Шин-чан, в этот раз все серьезно. — Да понял, понял, не сбегу! Брюнет все еще опасался возможных последствий своей наивной доверчивости, но не верить такому ответственному человеку, как Мидорима, он не мог, тем более, что любит его до посинения. Повозившись, Такао на свой страх и риск все же освободил конечности Шинтаро одну за другой. Когда Шин оказался полностью свободен, Казунари недоверчиво посмотрел в сверкающие изумрудные глаза, надеясь увидеть в них задуманный подвох. Но нет. И подтверждая свои слова, Мидорима недовольно клацнул языком, перевернулся на живот и выгнулся, выставляя задницу на показ. — Только аккуратней, прошу тебя, — сдавленно произнес он, краснея от стыда, вызванного такой смущающей позой, от которой у Казу перехватило дух. Он впервые видел своего возлюбленного таким покорным. — И не кончай внутрь, хорошо? — Шин-ча-а-ан, — похотливо протянул брюнет, пристраиваясь сзади и опаляя своим дыханием ухо Шинтаро, — Никогда не думал, что ты можешь быть таким! — Советую заткнуться, я ведь больше не связан, могу и всечь, — попытался отмахнуться от него Шин, не желая казаться побежденным, но в глубине души осознавая, что есть в происходящей ситуации что-то очень возбуждающее и интригующее. Вдруг Мидориме и правда понравится ощущение члена в своей заднице, и он больше не сможет получать кайф без анальной стимуляции? Такао провел языком линию от загривка любовника до самого копчика, заставляя его вздрогнуть всем телом, и потерся членом между желанных ягодиц. — Шин-чан, я собираюсь войти, — возбужденно шепнул он. — Да ты уже пол часа собираешься, — фыркнул Шинтаро. Ему казалось, что такие реплики помогают подготовится к анальной порке. — Ну раз ты так просишь меня, я вхожу. Шин собирался снова ответить что-то язвительное, но вдруг почувствовал головку члена, которая медленно протискивалась в его анус. Ощущения, как и предполагалось, были жуткими, тело сразу бросило в озноб, и хотелось, чтобы это жгучее ощущение прекратилось. — Аааах! — протяжно простонал Казунари, которому очень понравилось входить в тугое и неподатливое отверстие, пока его любовник не мог расслабиться от болезненного ощущения в заднем проходе. — Шин-чан, восхитительно! Вошла только головка, а мне уже так приятно, Шин-чан! — …завали, — закряхтел в ответ Шинтаро, пока его любовник самозабвенно проталкивался глубже. Благо, он оказался не таким идиотом, каким Шин его считал, и входил медленно, плавно и нежно. Сомнительное достижение, но все же. — Шин-чан, ты меня так сильно сжимаешь! Так хорошо, Шин-чан! — …да заткнись же ты, ублюдок... — О, да! Полностью вошел! — восхищенно пролепетал брюнет, сжимая ягодицы любовника своими тонкими пальцами. — Я внутри тебя, Шин-чан! — Да закрой же ты свой рот, Бога ради! — обернувшись, рыкнул в ответ Мидорима, и они оба застыли, удивленно смотря друг на друга. Такао и раньше видел его возбужденным, но настолько – впервые: с заплаканными зелеными глазами, дрожащими губами и пунцово-красным лицом. И Шинтаро тоже раньше видел сексуального Казунари, но это ни шло ни в какое сравнение: его голый торс и плечи, кажется, были напряжены даже больше, чем после долгих баскетбольных тренировок, со лба крупными градинами лился пот, стальные глаза горели огнем желания. Это именно тот момент, когда влюбленные видят новые стороны друг друга, и влюбляются еще сильнее. Возможно, слишком романтичное описание, но они оба почувствовали какую-то невиданную ранее волну возбуждения, которая кольнула внизу живота, стала пульсировать и жечь. — Шин-чан… а ты сейчас особенно милый… — горячо выдохнул Казу, облизывая сухие губы. Шин тоже считал его особенно сексуальным в данный момент, но говорить это, конечно, не собирался. Но и пререкаться перестал. — Я могу начать двигаться? Мидорима был рад, что после всего его чокнутый парень не слетел с катушек и не стал долбить его, как секс-куклу, но все же эти постоянные фразы немного бесили. Ну правда, неужели, по его лицу не видно, что Такао не просто можно двигаться, а нужно, причем, побыстрее, да поглубже? Отвернувшись, Шинтаро коротко кивнул и вновь осознал, насколько бережно относится к нему его возлюбленный. Потому что тот начал двигаться аккуратно и плавно. Шин уже перестал чувствовать боль, и хоть удовольствием это пока нельзя было назвать, ощущения от члена, который каждым движением надавливал на чувствительную точку, все больше казались ему приятными. — Шин-чан, не больно? — поинтересовался брюнет, и без уточнения прекрасно видящий, что холодный и неприступный тсундере тает в его руках. — …за-а… молчи… — тяжело выдохнул в ответ тот, закусывая губу, чтобы случайно не начать стонать, когда Казунари снова, в этот раз сильнее, надавил на чувствительную точку. — Шин-чан, приятно? Я задеваю простату, да? — продолжал спрашивать он, целуя потную спину. — …прекра... ти… гово… рить… со… мной… — все чаще и страстнее вздыхая, твердил второй. Он никогда не думал, что такому пошляку, как Такао, может понравиться нежный и размеренный секс. Обычно, когда он снизу, то только и слышно «Шин-чан, глубже! Шин-чан, быстрее! Шин-чан, поцелуй меня! Шин-чан, кончи мне на лицо!» А сейчас он такой осторожный, его губы оставляют пылающие поцелуи на спине, а руки пальцы ласкают соски и живот, но все как будто замедленно, и от этого становится только горячее и сексуальнее. — Шин-чан, ты удивительный, прекрасный, самый лучший! — пролепетал Казу, трогая истекающий член Мидоримы, от чего у того внутри все сжалось и запульсировало. — У тебя внутри так туго и мягко! Кажется, я могу кончить в любой момент! Шинтаро тоже казалось, что он может кончить в любой момент, от чего он кусал свое запястье, из последних сил не желая издавать постыдные звуки. Эти ощущение были несравнимы с обычным сексом, они казались куда менее обыденными, даже менее приятными, но в то же время заставляли шагать по лезвию метафорической бритвы, то испытывая неповторимый кайф, то странную тяжесть, то находиться в секунде от оргазма, то не чувствовать ничего. И от этого сознание будто бы рвалось пополам. — Шин-чан, тебе помочь кончить рукой? — И хоть брюнет спрашивал искренне, все равно это был провокационный вопрос. И снова Шин не мог решить, чего он правда хочет: чтоб его не трогали или чтоб помогли ему достичь развязки. Чаша весов склонилась к отрицанию, и Мидоримы мотнул головой, ни произнося ни звука. — Ты уверен? Твоя попка так сжимается, когда я трогаю твой член! — Такао говорил это так возбужденно, как будто правда вот-вот готов был кончить. Но Шинтаро снова отрицательно мотнул головой. Однако, противореча своему ответу, он рефлекторно потерся мокрой головкой члена о простыни. От увиденного у Казунари перехватило дыхание, и он сильнее навалился на Шина, придавливая его к поверхности кровати и начиная двигаться чуть быстрее, но все еще мягко и нежно, чем, наконец, смог выбить из любовника что-то, наминающее то ли стон, то ли тихое скуление. — Шин-чан, тебе хорошо? — продолжил расспрашивать его Казу, прикусывая покрасневшие мочки ушей, от чего Мидорима снова вздрогнул, сжался внутри и задрожал, словно только что кончил. Но нет, спермы не было. — Шин-чан, у тебя и ушки чувствительные, да? Ну вот, это полный провал для Шинтаро. Теперь ему не сбежать – Такао знает обо всех его чувствительных точках. Шин полностью, весь без остатка в руках Казунари. И тот, словно прочитав его мысли, снова прикусил мочку уха своего любимого, параллельно вставляя пальцы одной руки ему в рот, а другой стискивая напряженный сосок. Движения стали еще немного интенсивнее, и Мидорима не смог больше сдерживать свой голос. — Унгх… Такао! — Раньше он никогда не произносил имени любовника во время секса, а сейчас так страстно произнес это, хватая ртом воздух, что даже Казу, который чертовски хотел видеть все это, удивился. Но на этом сюрпризы не закончились. Шинтаро резко развернул лицо к нему и впился в горячие губы. От такого неожиданного пламенного поцелуя брюнет опешил, но и возбудился еще сильнее, начиная двигаться интенсивнее и грубее. Но, кажется, Шин совсем не был против, даже наоборот, чувственно застонал в губы и через несколько минут таких страстных движений и поцелуев содрогнулся от напряжения и кончил. — Шин-чан, тебе так понравилось? — улыбнулся Такао, видя, как Мидорима лихорадочно хватает ртом воздух, — Я тоже скоро кончу. Наверное, лучше я вытащу и закончу рукой… — …нет, — сдавленно отозвался Шинтаро, утыкаясь носом в подушку, — …не вынимай. — Но ведь я… — …можешь кончить внутрь. Услышав такую сладкую реплику, о которой не мечтал даже в самых бешеных фантазиях, Казунари не смог сдержаться и плавно вставил член до самого конца, ерзая на месте, и финишировал следом за удовлетворенным любимым, после чего истощенно рухнул к нему на спину. Несколько минут в комнате царила тишина, разрушаемая лишь тихим тяжелым дыханием. Мидорима чувствовал себя так восхитительно удовлетворенно, как никогда прежде, но расслабиться полностью ему не давало это чертовски неприятное чувство стыда. Боже, что он только что делал, что говорил, как выглядел?! И самое главное и самое постыдное – ему и правда понравилось быть снизу. Нельзя сказать, что это лучше, но это, определенно, приятно. И как теперь смотреть Такао в глаза? Он ведь теперь будет просить еще… Что, если Мидорима не сможет отказать? Эти и еще куча других мыслей вертелось в голове у Шинтаро. Он не знал, как теперь заговорить с Казунари, который тоже, наверняка, уже думает, как бы навсегда присвоить себе роль семе. И тишину вдруг рассек бодрый голос Казу, вырвав Шина из мыслей о тщетности бытия: — Ну что, Шин-чан? Как назовём нашего ребёнка? — Ты псих или где? Мы оба парни. — Какая жалость! А я так хотел назвать сына Кенноске!* — Ну все, я тебе сейчас правда всеку! — Ай, стой, Шин-чан, не надо! *** — И теперь каждый раз, когда раки опускаются ниже шестого места, Шин-чан становится таким беззащитным, и я легко могу завалить его! — Удивительная история, Такао-кун. Но меня больше интересует другое: тебе-то самому как больше нравится? — Сложный вопрос, Куроко-кун. По ощущениям, я думаю, мне приятнее быть снизу, но когда я вижу такого милого и покорного Шин-чана, который отрицает, что ему хорошо, а сам трется о простыни и кончает от этого... Я становлюсь самым счастливым человеком на свете! — Я думаю, Мидорима-кун уже говорил тебе это, но... Ты псих. *** — Кстати, Такао, ты так мне и не объяснил, что произошло, раз ты сказал капитану, что не можешь прийти на тренировку по семейным обстоятельствам? — А, на самом деле моя мама увидела мои оценки и сказала, что, если я не начну учиться лучше, она запретит мне играть в баскетбол. Ну а я испугался, что, если мне запретят посещать тренировки, то какой-нибудь суперсексуальный новичок уведет тебя у меня, и решил подтянуть учебу, пропустив пару тренировок! — Ты не пошел на тренировку из-за этого?!