Fearless

Если ты затерялся в открытом море с тысячей других людей, можно ли считать, что ты заблудился? Джоди Пиколт. Девятнадцать минут

Глава первая Солнце начало садиться, когда серебристый Мерседес затормозил у входа в особняк, что расположился на холме, возвышаясь над всем городом и иной раз, напоминая всем жителям о том, насколько далека от них семья, живущая в нем. Конечно, Ракель пыталась уладить это. Конечно, это же она, её улыбку можно было заметить на каждом мероприятии, что проводилось в городе, но это расстояние было практически невозможно сократить. Слишком много времени прошло с того момента, как Роуз были обычными жителями, а этот особняк еще не отделял их от всех. Кажется, обычные стены в полтора кирпича были прочнее, чем броня. И с этим вновь пришлось столкнуться хрупкой шатенке, что покидая автомобиль, даже не смогла сдержать вздоха. Одиночество. Именно то самое слово, которое идеально описывает то состояние, когда ты смотришь на этот большой особняк в итальянском стиле. Возможно, будь он на картинке, а не прямо перед ней, Элеонор бы и восхитилась тем, как прекрасен этот дом, но явно не сейчас, как одиночество, застывшее вокруг него, накидывается на неё. За трехнедельное отсутствие девушка уже успела забыть об его холодной пустоте. Так или иначе, это был её дом, и ей не оставалось ничего, кроме как окончательно захлопнуть дверцу автомобиля и встретиться лицом к лицу с красивой женщиной, что уже спускалась по ступенькам ей навстречу. - Наконец, моя любимая дочь вернулась, - восторженно произнесла Ракель, а Элеонор сразу поняла, что это выступление организовано для следующей за ней миссис Макинтош. – Представляешь, Сара, её не было всего три недели, а я уже успела сойти с ума от тоски… Иди ко мне. Женщина заключила Элеонор в крепкие объятия, так что шатенка даже не успела ничего сказать, да и вряд ли бы ей дали такую возможность, ведь её мать серьезно относится ко всякому мнению, которое они производят на окружающих. И девушка привыкла к этому – закрыть все двери, закрыть все окна, показывая только то, что можно. И занималась этим показом исключительно Ракель. - Элеонор, - мягко улыбнулась Сара Макинтош, обнимая девушку следом за матерью. – Я так рада тебя видеть, кажется, ты даже повзрослела за это время. - А, по-моему, опять похудела, - недовольно протянула Ракель, а эти нотки означали, что Элеонор еще ждет достаточно неприятный разговор о том, что же подумают люди, если увидят такое худое тело дочери Роуз. - Нет, вам кажется, - спокойно отреагировала Элеонор, слегка улыбаясь. – Просто на мне это удивительное, по-женски волшебное черное платье, которое стройнит. Женщины рассмеялись, а Элеонор исчерпала свой лимит слов, которые нужно было произнести, о чем свидетельствовали попытки Ракель увести тему от дочери на то, что, как поняла девушка, в их саду будет проводиться какой-то вечер, где соберутся практически все. Для такого маленького города, как Хилдсбург – это обычное явление. Численность населения едва переваливала за десять тысяч, а этого было достаточно, чтобы все знали про всех абсолютно всё. Городок был прославлен лишь Олимпийским чемпионом, который родился здесь, а также музыкантом, игравшим в одной известной группы. Никто не мог ничего сказать об этом месте, кроме того, что здесь почти у каждого есть неплохие винные погреба. Элеонор любила Хилдсбург за живописные места, а также за то, что здесь она была в безопасности от людей. Практически каждый в городе прекрасно знал о её нелюбви к общению, сначала это вызывало некую неприязнь, а после переросло в обычное безразличие. Ровесники Эль, с которыми она училась в школе, уже давно оставили попытки хотя бы как-то поговорить с такой неприступной одноклассницей, а люди старшего поколения лишь изредка узнавали у неё как дела, задавая несколько вопросов о матери – на этом всё и заканчивалось. Девушка настолько привыкла к одиночеству, а также тишине, что иногда ей было даже странно слышать свой голос. Элеонор прекрасно знала, что у многих сложилось неверное мнение о ней, ведь её считали настоящей Снежной Королевой, которая ставит себя выше других, но она никогда не хотела исправлять это. Это было удобно. С ней никто не пытался заговорить, а если кто-то и пытался, то окружающие вмиг оставляли собственные разговоры, словно этот человек совершил на их глазах убийство. В их глазах читался откровенный ужас за то, что может последовать за действием этого глупца. Они серьезно полагали, что Элеонор может ответить грубо или же высмеять кого-то в лицо, но она обычно лишь тихо отвечала, а затем спешила уйти, вновь слыша вслед недовольства. Сейчас ей уже исполнился двадцать один год, она закончила Университет Штата Калифорнии по программе искусств, а её мнение о том, что контроль – это та единственная стабильность, которую она может сохранить, никуда не исчезло. В университете у неё был лишь один человек, с которым ей удавалось изредка разговаривать, а он не осуждал её за иногда даже излишнюю скупость в эмоциях и чувствах. Наверное, всё шло от того, что Патрик обожал говорить, а Элеонор предпочитала слушать, они и нашли общий язык. Так и сошлись два изгоя, один – по собственному желанию, а другой – по своим взглядам. Возвращаясь назад в Хилдсбург, Элеонор не чувствовала воодушевления, о котором говорил ей Патрик, рисуя в её воображении картину того, как его встретят соседи, которым он прошлым летом разрисовал дом баллончиком, а потом еще и не слишком благопристойно отзывался о хозяйке дома прямо под её окном. В три часа ночи. Но кажется, ему это даже приносило удовольствие – шокировать людей. Элеонор же наоборот не понимала, как по собственной воле можно оставаться в центре внимания, но улыбалась, действительно, воодушевляясь от рассказов друга. Именно Патрик подбадривал девушку, когда она ставила последнюю коробку в свою машину, готовясь навсегда покинуть столь полюбившийся кампус вдали от матери и дома, его слова: - Ты взорвешь всех, куколка моя, просто нужно время. Прежде всего тебе. Хотя и звучали, как глупость, но внушали некую уверенность, которой так ей не хватало. Даже сейчас, уже открывая двери своей старой комнаты, она невольно улыбалась от воспоминаний о тех днях, которые ей смог наполнить светом этот иногда странный парень. И Элеонор, кажется, впервые заскучала за кем-то, кроме отца. Её взгляд остановился на фотографиях, что также стояли на комоде, все в белых рамках, поддерживая общую цветовую гамму комнаты. Они были такими другими, словно и люди, изображенные на них – это не Ракель, и не Элеонор. Разве кто-то может узнать в счастливой, молодой и искренней женщине без грамма макияжа, в обычных джинсах – ту самую Ракель Роуз, с её любимой красной помадой и эффектными нарядами, на которые она не жалела денег? А в этой малютке, которая заливается смехом, по-детски откидывая голову назад, готовой сейчас же выложить вам всё, что у нее в голову – её, Элеонор, что редко улыбается, а те мгновения, когда вы можете услышать смех этой девушки, можно и вовсе пересчитать? Нет, это точно были не они. Даже сама Элеонор видела на этих картинках других людей, во многом потому, что с ними рядом всё ещё был Николс Роуз. Вместе с ним ушел и тот свет, и та радость, и все то, что должно было наполнять этот дом, приведя вместо себя одиночество и тишину, иногда нарушаемую звуками классической музыки, гостями и любимого сериала Ракель. Элеонор тряхнула головой, выкидывая все мысли прочь. Сейчас ей хотелось лишь поскорее переодеться и прогуляться по своим любимым местам, которые у неё были в родном городе. Наскоро сменяя платье на спортивный костюм, девушка заколола волосы в высокий хвост. Ей удалось покинуть дом так, чтобы Ракель, которая в гостиной продолжала с Сарой обсуждение предстоящего торжества, не успела её заметить. И это радовало Элеонор, не желавшей еще разговаривать с матерью, по крайней мере, пока. Весь город уже заливали красно-оранжевые блики заката, погружая его в прекрасную атмосферу летнего вечера. Элеонор была без ума от теплой погоды, что дарил жителям мягкий климат Калифорнии, а также от зелени, которая была здесь везде. И это вдохновляло девушку, потому она частенько садилась под большим деревом в глубине рощи, расположенной вниз от их особняка. Здесь редко бывали люди, как догадывалась Элеонор, возможно, из-за близости их дома, а также потому, что это место было достаточно удалено от основной части города, где любили проводить время горожане. Девушка присела на мягкую траву, на секунду прикрывая глаза и вдыхая чудесный аромат, наполняющий её легкие таким знакомым ощущением, которое она приравнивала к свободе. Да, именно под такими моментами Эль и понимала свободу: когда тебе не нужно притворяться никем другим, а можно просто сидеть, смотреть на небо и все неприятности, всё одиночество и вся боль отступали. Шатенка могла делать так часами, и её никто не прерывал, но сегодня это правило было под угрозой нарушения, когда чуть поодаль от своего любимого дерева, девушка заметила компанию из семи человек. Они были шумными – девушка могла слышать их даже через несколько метров, а также, кажется, им было достаточно весело, поскольку они практически всё время смеялись, а двое даже пели песни. Компания состояла из четырех парней и трех девушек, Элеонор практически сразу узнала в одном из них того самого человека, благодаря которому многие знали, что такое Хилдсбург. Конечно, это был тот самый Луи Томлинсон. У девушки практически сразу перехватило дыхание, а желание и эйфория провести время в любимом месте исчезли. Ей нужно было уйти отсюда. Сейчас. С ним вместе были и другие люди, в которых она узнала тех, с кем раньше училась в школе, а один парень играл вместе с Луи в той самой группе. И девушке вовсе не хотелось узнавать, какого черта им понадобилось приходить именно в эту рощу, а также, чтобы они видели её. Поднявшись с места под деревом, Элеонор быстро направилась в сторону дома. Но шаг её был настолько быстрым, что она не заметила на своём пути внушительных размеров булыжник, которого хватило, чтобы шатенка споткнулась и, как полагается, в хороших мелодрамах, упала. “Черт побери”, - подумала девушка, ощущая пульсирующую боль в ноге. Элеонор зажмурилась и не собиралась открывать глаза, пытаясь справиться с болью и решить, как ей встать, но тут её талия оказалась в крепких объятиях и она сама не поняла, как уже была на ногах, а её опорой служил какой-то человек. Девушка открыла глаза, и перед ней был тот самый человек, которого ей вряд ли хотелось бы видеть. Причина, по которой она не сидела под любимым деревом, а хотела скрыться, упала и теперь её нога безумно болела. Во взгляде этой причины, того самого Луи Томлинсона, было беспокойство. Сердце Элеонор на мгновение остановилось, а что-то сдавило грудь так, что она забыла, как дышать, её отбросило на одиннадцать лет назад. И она оцепенела. Воздух находил проблему в том, чтобы выходить из легких, а по коже девушки бежали волны из мурашек. - Эй, всё в порядке? И этот голос ещё больше надавил на сердце и на остальные органы, отказавшие в нормальной работе. Страшнее того, чтобы попасться на глаза Луи Томлинсону и его компании могло быть только упасть перед ними, подвернуть ногу, оказаться в объятиях Луи, а в завершение даже не находить сил, чтобы сказать хоть слово. - Кажется, с ней что-то не так, - сказал чей-то голос. - Это же Элеонор Роуз, с ней всегда всё не так. - Кажется, даже сейчас ей слишком трудно снизойти до ответа, - третий голос звучал уверенно, его владелец не сомневался в своих словах. Элеонор чуть нахмурилась и отстранилась от Луи, ступая на поврежденную ногу, хотя это и было болезненно. На выдохе девушка сказала: - Я в порядке, - даже громче, чем обычно, сказала шатенка. Кажется, окружающие были удивлены тем, что она сказала хоть что-то, потому что кто-то из них даже присвистнул, но Луи не сводил с девушки взгляда. - Может, тебе присесть? Кажется, твоя нога не в порядке,- под его пристальным взглядом, Элеонор раз за разом приходилось вспоминать, как правильно дышать. - Нет, - возможно, слишком поспешно произнесла девушка. – Я в порядке. Моя нога в порядке. Мы в порядке. Луи усмехнулся реакции девушки, отчего Эль почувствовала, как на её щеках начинает что-то гореть. Ей становилось всё больше стыдно с каждой минутой. - Точно не хочешь, чтобы я помог тебе? - Я не нуждаюсь в помощи, - сказала Элеонор, уверенно разворачиваясь к ним всем спиной и собираясь поскорее уйти от усмешек, которые уже исходили от всей компании. Луи, кажется, сказал ещё что-то, но Элеонор уже не слышала, вновь спеша скрыться оттуда. И сейчас в ней настолько бушевали эмоции, что ей даже удавалось не обращать внимания на боль в ноге. Она была ничтожной, по сравнению с остальной.