***
Лео сильный, ему не нужно никому это доказывать, только Рафу иногда, чтобы знал своё место. А Раф потому и нарывается, он не сдастся, пока не нащупает слабое место у Лео. Он, наверное, думает, что быть лидером так легко? Что это только право командовать остальными, а самому наслаждаться властью? Да нет, конечно, он так не думает. Он же не тупой, в самом деле. На Лео самая большая ответственность и ему нельзя упускать ничего, что связано с их командой, а ещё нужно вечно стремиться к невозможному. И если братья допускают ошибку, именно Лео должен тыкать их в их же собственное… упущение, а после исправлять. Но это всё цветочки по сравнению со страхом облажаться самому и облажаться так, что это будет стоить кому-нибудь из них жизни. Так еще и темперамент зачем-то превращает жизнь в грёбаное соревнование, вечно дышит ему в затылок, даже не затем, чтобы завоевать место лидера или превзойти старшего брата в додзе, чему Лео несомненно бы только порадовался, а скорее из слепого желания доказать всем, что он сильнее, круче, лучше и далее по списку. Здоровая конкуренция Леонардо не пугала, он прекрасно её выдерживал, но происходящее все меньше на таковую походило. Лидер подтянул колени к подбородку, и Раф, надо признать, заставляет его с собой считаться, какими бы комплексами он ни мучился, сказать, что темперамент слаб, ни у кого язык не повернётся, телом он, пожалуй, сильнее всех, духом… Лео фыркнул, ну не притворяется же он номером два, в конце-то концов? Лео ведь по праву считается главным в их команде? Арррх! Чтоб его! — Рафи? — Лео услышал голос Майки за стенами своей комнаты, — Где ты прячешься? Боишься продуть мне? — по-видимому, младшему хотелось порубиться с Рафом в приставку, но последний куда-то делся. — Рафи! — передразнивая Микеланджело, проворчал Лео, — Тоже мне, одуванчика нашёл. Так Рафаэля могли назвать только Дон и Майки. Отчасти они пародировали в этом самого Лео, ведь бесстрашный лидер, не осознавая того, трансформировал уменьшительные Майк и Дон в уменьшительно-ласкательные Майки и Донни, чего с Рафом по вполне понятным причинам не случилось. Зато младшие, включившись в игру, сделали это за него. Именно так гроза и ночной кошмар Нью-Йоркской преступности превратился в «Рафи». За стеной послышались тяжёлые шаги. Ага, Кинг-Конг в логове, и зачем он так топчет пол, когда — Лео знал это точно — мог передвигаться абсолютно бесшумно? — Что ты там вякнул? Сейчас я покажу тебе, Майки, кто здесь должен бояться! — голос такой, словно он всю жизнь озвучивал злодеев из фильмов. — Ну что за придурок! — буркнул Лео. В последнее время брат раздражал его невыносимо, прямо-таки не давал покоя, Лео не спалось и не бодрствовалось нормально. А ничего не подозревающий Раф продолжал быть собой, заставляя старшего скрипеть зубами от бессильной злости.***
Как бы ни старался, Дон не мог не обращать внимания на то, как Лео зовет Рафаэля. Да, да, так же как и все, Рафом. Но речь о другом. Когда Лео произносит «Раф», это почти всегда восклицание, в силу специфики их отношений. И в такие моменты Лео рычит первую букву, а две оставшиеся следом, как выстрел. Отдаленно это напоминает собачий лай. Поверьте, Дон знает, о чем говорит. Огромный, злющий доберман, гнавшийся как-то за ними, не издавал звуков вроде: «Гав-гав-гав». «Рр-р-р-аф! Рр-р-р-аф! Рр-р-р-аф!» слышал Дон у себя за спиной, вот тогда-то он и приобрел эту ассоциацию. Забавно, что ни в чьих больше устах имя брата не звучит так же своеобразно. Впрочем, у Лео все выходит несколько иначе, например, когда он произносит «Донни» или «Майки», умник не может отделаться от ощущения, что его или Майки погладили по голове. И ни у кого другого так не получается. Ну а прямо сейчас в логове назревала ссора. Донателло давно уже перестал вникать в их содержание, ибо ничего нового он там не видел. Дело даже не в том, что у братьев есть много реальных поводов для конфликта — Дон считал, что вот их-то как раз и нет — а в том, что их такие разные характеры способны любою мелочь превратить в такой повод. Рафу нужно спешить там, где Лео велит притормозить и проявить терпение, ему нужно сказать там, где Лео предпочел бы промолчать, ему нужно действовать там, где Лео сначала сто раз подумает. И уж конечно, они не назло друг другу родились такими, какие они есть. Дон слышал, как где-то вдалеке разговор переходил на повышенные тона и старательно это игнорировал, по крайней мере до тех пор, пока братья не ворвались в гостиную. — Раф! — рявкает Лео, а подскакивает почему-то Дон, сгорбившийся над блокнотом, в который наскоро записывал внезапно приходящие идеи. — Оставь меня в покое, — на ходу басит Рафаэль. А дальше умник абстрагируется настолько, что слышит только периодический лай: «Раф! Раф! Рррррраф!». Лео, конечно, говорит что-то в промежутках, но Дону сложно заставить себя вникнуть. Раф тоже рычит в ответ. Доберман и ротвейлер, ей-богу. Дон утешается мыслью, что сейчас они уйдут. Раф ломанется к выходу, а Лео последует за ним. Но братья решают задержаться, не обратив на невольного свидетеля никакого внимания. — Ты вообще головой думаешь хоть иногда? — возмущается Леонардо. Теперь Дон точно не узнает, в чем причина их недовольства друг другом. Ссора уже неминуемо подошла к той точке, в которой они, забросив доводы и аргументы, просто наговорят друг другу массу обидных вещей. Этой особенности их взаимодействия Дон не понимал. Точнее, он не понимал, что такого кроется в стремлении переходить на личности. — Нет, Лео, думать это твоя прерогатива, а я тупой чурбан, несу херню и не несу ответственность, — притворно флегматично отвечает ему темперамент. — Не паясничай! — Ты должен объяснить мне на пальцах, как я должен говорить и поступать. — Прекрати. — А то что? — А то я преподам тебе урок… Нет, все-таки им удалось снова ворваться в мысли гения. В десятый раз ошибившись в вычислениях, Донни со злостью хлопнул растрепанным блокнотом по столу, прежде чем Раф успел ответить Лео какой-нибудь гадостью. — Да хватит вам! Они повернули в его сторону сначала головы, а потом уже тела. Одновременно. Вид у обоих был удивленный. И Лицо гения каменеет. Некая смутная догадка никак не могла оформиться во что-то конкретное, выраженное словами, наделенное именем. Или Дон просто не хотел смотреть правде в глаза. А теперь эта правда сама смотрела на него четырьмя глазами. Зелеными и голубыми. — Вы даже не представляете, как ваша ругань смотрится со стороны, — умник старается намекнуть им, так, чтобы не нанести обиды. Лео, кажется, чуть более догадлив, но Рафу всегда нужно все предельно конкретно и в лоб. — И как же? — спрашивает он, вздернув подбородок. Дону некогда взвешивать все за и против, он говорит о наболевшем откровенно. — Как будто вы десять лет женаты! А может и все двадцать. Ох! — он хлопает себя по лбу, сразу же начиная жалеть о том, что сказал в порыве. В коллекторе повисает мертвецкая тишина. Братья стоят, словно им обоим пыльным мешком по макушке прилетело. — Парни, эээ простите, я не хотел этого говорить, просто вырвалось. Что-то не так со мной сегодня. Не выспался, поэтому на нервах, — гений предпринимает слабую попытку сгладить свои слова. — Ничего, Донни, — медленно произносит Лео и смотрит рассеяно, не моргая, словно обдумывая что-то параллельно. Кажется, умник очень неприятно его удивил. Раф не говорит ничего. Дон очень не любит ссориться, поэтому с ним практически невозможно поругаться, даже Рафу, но, кажется, он только что дал старшему брату отличный повод для скандала. Донателло зажмуривается на секунду, словно удара ожидая реакции, знает, что она всегда следует незамедлительно, но ее все нет. И когда он решается посмотреть на Рафаэля, темперамент лишь буравит его в ответ своим тяжелым взглядом. Дон, кажется, слышит скрип зубов, но всё ещё не слышит от него ни одного слова. — Раф тогда вообще никогда не высыпается, он все время на нервах, — хихикает вошедший Майки, лихо и с ходу вписываясь в сложившуюся ситуацию. Майки слишком беспечный. Поэтому у него иногда не получается удачно вписаться даже в поворот. Сейчас он совершенно точно не имел ни малейшего понятия, за что Донни извинялся перед братьями, просто сунулся куда не следовало. А срывать в подобных ситуациях зло на Микеланджело — любимое Рафа занятие. Шутка, конечно. Но в тот момент все выглядит именно так. Сорвать зло на Лео трудно, к тому же он, как правило, и есть источник этого «зла» в Рафаэле. С Донателло Раф по каким-то своим никому не ясным причинам предпочитал лишний раз не связываться. И несчастливый билет вытягивал ни в чём не повинный Майки. Дону жаль братца, он всегда старается оградить его от гнева старших, несмотря на то, что самому Майки кажется пофиг, он без оглядки любит семью, не замечая мелких неурядиц, к тому же Раф по-своему опекает его больше других, хоть его опека иногда и выглядит немного жестко. Завтра Майки и не вспомнит, как Раф толкнул его в грудь — интересно, он специально рассчитал все так, чтобы младший грохнулся пятой точкой на диван, а не на пол? — но сейчас они все смотрят на излишне темпераментного братца осуждающе. Поправка, Дон смотрит виновато, потому что это был его толчок. Майки влетело вместо него. А сам Раф уходит, прежде чем Лео успевает спохватиться. При них он вечно прячется за агрессией, знают, проходили, но Дон не был бы самым умным, не сумей он усмотреть за этим цирком элементарных мотивов. Раф не может позволить себе уязвимость. И возможно, в этом есть доля их вины. Он уверен, что его не поймут и не примут до конца. И в общем-то парни любят его таким, какой он есть. Только Лео не оставляет попыток достучаться, пусть и без толку. А Раф фыркает, пыхтит и даже рычит, когда особенно тяжко, но продолжает проявлять свое ослиное упрямство. И Дон многое готов отдать, только бы узнать, что конкретно так сильно мучает Рафаэля. Правда ли, что его стремление от всех отгородиться, это на самом деле судорожная попытка затормозить на скользкой горке, по которой он скатывается к слиянию, к полному растворению в семье? Они были уже взрослыми, и им нужно быть гордыми и серьезными, Рафу позарез нужно было показать всем, что он круче сваренных вкрутую яиц, а Лео, что он самый серьезный и ответственный, и, несомненно, самый-самый положительный парень во всем Нью-Йорке. Значит ли это, что Раф боится беспомощности, которую все они иногда ощущают? Правда ли, что Лео прячет внутри ярость и напуган её силой? Дон едва успевает подумать о том, что отец, вероятно, слышал их перебранку, как в глубине логова раздаётся сердитое: — Рафаэль!***
— Эй, это ведь даже не наказание, отнесись к этому проще, — Лео не притворяется спокойным, он действительно спокоен. Раф даже замер на какое-то время, а потом закипел мгновенно, как это бывает всегда. Из-за ссоры и случая с Майки мастер запретил им подниматься на поверхность этим вечером. Что, по мнению Рафа, было, конечно же, крайне несправедливо. — Думаешь, хулиганьё тоже возьмет себе выходной, по такому случаю? Лео, который искренне верит, что сильный должен защищать слабых, раздосадованно цокает языком. С Рафом сложнее. Ему, в общем-то, по барабану на людей как таковых. А вот жизнь наполненная геройскими подвигами и адреналином, совсем другое дело и если уж по-честному, Донни и Майки это тоже было немного, но ближе. Они хотели проявить себя. — У нас с тобой мозги по-разному работают! Ты не извлекаешь уроков, Раф, ты лишь зацикливаешься на том, что тебя зацепило, копишь злобу и выплескиваешь ее на тех, кто рядом, потому что до врага донести не способен. — Не переживай, Лео, у меня на всех хватит! — Раф скалится в лицо брата, на котором не дрогнул и мускул. Донни вяло ковыряет отверткой в железе системника, который под шумок принес на кухню. Пока парни ругаются, Лео не станет занудничать на эту тему. — Пока что хватает только на нас, — жестоко парирует Лео, и Донни мысленно соглашается с лидером, хотя всё ещё чувствует себя виноватым. Не нужно было, нет, категорически недопустимо было влезать в их разборки. Добром такое не кончается. — Пошел ты! — цедит Рафаэль, слова Лео его задели, это видно, но дальше он обращается уже ко всем, — Если хотите, можете протухнуть в этой сточной канаве, а я ухожу. И кому, спрашивается, мастер назначил наказание? Дон оторвал глаза от работы, чтобы взглянуть на Леонардо. Что лидер станет с этим делать? И когда Лео без слов встает и как-то уж больно решительно идет следом за Рафом, Донни понимает, что тот доигрался, лидер не оставит этого просто так. Дон втайне радуется, что братья покинули кухню, и сегодняшние разборки продолжатся в другом месте, а сам он сможет продолжить свое дело в тишине, спокойствии и непосредственной близости к кофеварке. Хотя, конечно, знание, что старшие всё-таки намылят друг другу шеи, эту радость изрядно отравляло.***
Утренняя тренировка прошла как обычно. И кстати сказать, после вчерашнего, ни у Рафа, ни у Лео не прибавилось новых синяков или ссадин. Они выглядели очень загруженными, но совершенно точно не были в ссоре, уж кто-кто, а Донни такие вещи видел сразу. Примерно через неделю Майки поделился с умником схожим наблюдением: — Донни, заметил, что Лео и Рафи ведут себя странно тихо в последнее время, ты случайно не подмешал им в еду каких-нибудь лекарств от злости? — Увы, не догадался, — лукаво улыбнулся Донни, ему было приятно, что младший брат даже в шутку считает его возможной причиной любых положительных изменений. Может, это приближающееся рождество подействовало так умиротворяюще? Донни пытался успокоить себя этим, но чувствовал, что причина в другом. Братья и правда не скандалили, и все-таки умник видел, что добрее друг к другу они не стали. Их поведение превратилось скорее во взаимовежливый игнор с признаками общей на двоих тайны. Лео и Раф не могли понять друг друга по определению, и что послужило причиной такого внезапного перемирия, никто кроме них не знал. Однако, когда эти двое оставили попытки влезть друг другу в голову, наступил этот самый необъяснимый момент гармонии. И жаловаться было грех. Просто Лео воздерживался от чтения Рафу лекций о его неправильном во всех отношениях поведении, о том, какой он неотёсанный и как надо бы. В свою очередь Раф удерживал при себе язвительные шуточки о Лео, его лидерских способностях и решениях, и Донни видел даже, как горячая голова улыбался чему-то своему, в то время как ничего не подозревающий Лео медитировал под внимательным взглядом слегка прищуренных глаз. Донни надеялся, что период спокойствия продлится подольше, но в глубине души он словно бы уже тогда знал — это затишье перед бурей. То, что поглощает сейчас всё их внимание и энергию, непременно отойдет на второй план, а проблемы, как известно, в воздухе не растворить.***
Расставания им ни разу не на пользу. Эти двое не умеют нормально скучать друг по другу. Не умеют радоваться долгожданной встрече. И кто бы из них не отсутствовал, кое-что неизменно: тот, кто остаётся дома, переносит разрыв весьма болезненно. С первой секунды и далее, в зависимости от везения и обстоятельств, до нескольких дней, в логове воцаряется атмосфера немногим легче траурной. Потом становится проще, но Дон все равно не понимает, для чего столько драмы. Не важно, Раф это или Лео, в такой ситуации они оба стараются стойко принимать свою нелегкую долю, тужатся свыкнуться с одиночеством, кормят свои страхи разными мыслями и сомнениями, от чего в итоге озлобляются и к моменту встречи не находят сил даже подойти нормально к тому, кто, благодаря слишком бурной мыслительной деятельности, из статуса самого родного перешёл на позицию чужого и враждебного. Как можно настолько стесняться скучать друг по другу? Донни не понимал, откуда это взялось и каждый раз думал, что их блажь пройдет. Но они, хоть и не без труда, спаивались воедино, а затем снова раскалывались. Доверять свою жизнь другому — это ведь уже высшая степень близости, не так ли? Но, видимо, не в случае Лео и Рафа, ибо у гения сложилось стойкое ощущение, что для этих двоих последним рубежом будет элементарно не побояться показать, что одному без другого плохо. Впрочем, остается безумный вариант не отходить друг от друга ни на шаг, но Дон предпочитает его не рассматривать. — Раф вернулся! — орет Майки, вихрем проносясь по черепашьему логову и мигом разнося данную весть по всем его углам. И пока они все выползают из этих самых углов, младший уже кинулся обнимать Рафаэля, попутно стараясь рассказать обо всем, что случилось, пока его не было. А его не было почти неделю, много чего успело случиться. Хотя если учесть, что это Раф был в Нортгемптоне, потому что Кейси влип в какие-то неприятности и ему срочно нужна была помощь друга, темперамент может рассказать куда больше интересного. Подойдя ближе, Донателло тепло улыбается брату и, не дожидаясь, пока Майки уместит достаточно большой объем информации в одно предложение, тоже заключает его в объятия, правда, почти тут же отпускает и отходит назад, чтобы дать возможность и лидеру поприветствовать Рафа. Лео уже рядом, но он не спешит радоваться, они смотрят друг на друга чуть настороженно, каждый чего-то ждет, и когда напряжение в воздухе чувствуют все, включая даже Майки, приветствуют друг друга сдержанно и черство. Градус в комнате понижается до нуля, и мастер Сплинтер качает головой, с легкой укоризной глядя на старших братьев, но затем все же подходит к склонившемуся Рафу, чтобы ласково потрепать его по голове. — С возвращением, сынок! Весь остаток дня Раф и Лео держатся друг с другом прохладно, по крайней мере, при всех. И лишь ночью Дон случайно стал свидетелем весьма странной, на его взгляд, сцены. Вечером после ужина они все залипли перед телевизором. Как и всегда, мастер Сплинтер отправился отдыхать еще до полуночи. Дон и клюющий носом Майки последовали его примеру, когда на часах было уже немного за полночь. Старшие по негласному соглашению продолжили пялиться в экран, сидя на разных концах дивана. Примерно час спустя, сонный, но мучимый жаждой Донни на цыпочках крался на кухню, чтобы выпить стакан воды и застал их все там же в гостиной. Телевизор показывал шипящие помехи, братья спали, привалившись друг к другу, и рука Рафа мирно покоилась у Лео на плече. Донни глазам своим не поверил. Серьезно? Вот так просто? Стоило весь день вести себя так, словно подозреваешь будто перед тобой, в лучшем случае, завербованный врагами предатель, а в худшем, злобный клон, который притворяется твоим братом, чтобы в итоге решиться тихонечко обняться, пока никто не мог видеть, и успокоиться? Умник не понимал этого, но влезать все равно бы не стал, поэтому он просто накрыл их лежащим рядом пледом. Пусть знают, что их увидели помирившимися и больше не изображают чужих завтра. — Мегадзен, — хихикает Дон, глядя на умиротворенные лица Рафа и Лео. Знал бы он тогда, что в последнее время даже во сне Лео не всегда удается обрести покой, а после грядущего пробуждения и вовсе не сможет бороться с паранойей, он бы изобрел целый план, как разбудить их, чтобы они были уверены, будто по счастливой случайности проснулись сами.***
Раф не умел хранить тайн. Не потому, что он болтун. Просто он не любил осложнять себе жизнь. Он любил жить и не париться, а носить в себе тайну достаточно тяжело. Тайну, которую ему приходилось хранить на пару с Лео, просто невыносимо. Лео параноил на каждом шагу, ему казалось, их уже давным-давно раскусили, и он то и дело рычал на брата, обвиняя в том, что тот выдал их своим поведением. Каким именно «своим поведением» Раф и не догадывался. Он вел себя вполне обычно, и та дистанция, на которой Лео держался от него в присутствии отца или братьев, выглядела куда более подозрительно. Да, Раф определенно не умел хранить тайн. Порой он думал, что лучше бы их и правда поймали, желательно за чем-то таким, после чего не останется никаких вопросов или сомнений. Да, это будет катастрофа, но ему тогда стало бы гораздо проще. Он был слишком прямым, для того чтобы запросто что-то скрывать. Только вот Лео крутил пальцем у виска и клялся сброситься с самой высокой крыши в городе, если сенсей узнает.***
*Placebo — Follow The Cops Back Home*
Лео с трудом сдерживал себя от того, чтобы не закатывать раздраженно глаза чаще, чем раз в минуту. Повод был совсем не новым — Раф и его неуемное желание искать приключения и наживать проблемы. Однако же, вместо того чтобы спать в своей теплой постели, он зачем-то пёрся за темпераментом на «прогулку перед сном», повторяя одно-единственное слово «бесит». Ни смущения, ни волнения, они уже позабыли о том, как это. На дворе март месяц, совсем слабые морозы еще давили по ночам, но скудное дневное солнце уже растопило весь снег. Раф любил это время: сухой асфальт, но все еще не ожившая природа, краткий период перед тем, как в парках проклюнется первая зелень. Воздух в марте тоже был каким-то совершенно особенным, уже не тот стерильный, прокаленный зимним морозом, но все еще свежий, без летней пыли, только с капелькой земляной сырости. Запах этого месяца тревожил, и от адреналина в крови слегка кружилась голова, немели кончики пальцев. Март сводил с ума. Лео не очень понимает чувства Рафа, но общее настроение младшего брата улавливает, видит, как тот погружается глубоко в себя, и все его чувства обостряются до предела, он даже зачем-то принюхивается то и дело. Кстати о запахе. Подворотня, в которой они остановились, чтобы переждать появление на пустынной улице случайных прохожих, пахнет совсем не здорово. Откуда-то сверху дробно капает вода, и слабый ветер лениво играет целлофановым пакетом, тусклый свет прорисовывает рельеф кирпичных стен. Лео морщится, он хоть и привык к подобному, но удовольствие от нуарной обстановки в их семье способен получать только Рафаэль, и если он поцелует его вот прямо здесь возле этого мусорного бака, Лео, конечно же, подыграет своему своеобразно романтичному брату, но дальше поцелуев не позволит зайти ни за что на свете. Проблема в том, что они смотрят на мир совершенно разными глазами и заставить другого посмотреть на что-либо через свою призму чертовски тяжело. Лео кажется, что Раф просто идет по легкому пути, соглашаясь на некоторые условия, Леонардо же в самом деле, пытается понять темпераментного братца. Поэтому, когда их губы встречаются, Лео пытается не абстрагироваться, а получить максимум от поцелуя, не вырванного из контекста. Звуки, запахи, тактильные ощущения, все это дополняет удовольствие, что дарит ему Раф. Леонардо, хоть и не сразу, расслабляется, отпускает ситуацию, а спустя несколько минут, во время очередной попытки захватить в плен нижнюю губу темперамента, с удивлением осознает: он возбужден настолько, что перспектива заняться сексом прямо здесь отнюдь не кажется ему такой уж дикой. Раф ухмыляется, он чувствует перемены в настрое Лео и не заставляет его просить себя, а просто легонько подталкивает в грудь и подсаживает, зажимая между собой и стеной. Одной рукой он придерживает лидера под бедро, а другой помогает им избавится от лишнего. Лео не нуждается в долгой подготовке, сегодня у них уже был секс, но он, обхватив ногами панцирь Рафа, покорно ждет, когда тот приступит к делу. Благо, долгие прелюдии для него не характерны, так что меньше чем через минуту он, весьма проворно справляясь с неудобствами, направляет твердый член в Лео, помогая себе рукой. Он входит мучительно медленно. Леонардо замирает, даже дыхание задерживает, справляясь с болью, которую ему причиняет такое начало. Будь они в логове, он бы заставил Рафа двигаться постепенно, небольшими толчками, а не одним плавным и замедленным. Но вот Раф уже полностью внутри. Он утробно урчит, совершая первые нехитрые движения туда-сюда, прикусывает Лео кожу у основания шеи и далее на плече. Хотя бы одному из них нужно не забывать вполглаза смотреть по сторонам, но оба слишком сконцентрированы друг на друге. Лео хочется забыть о контроле и полностью положиться на Рафа, только сейчас он вряд ли соображает, когда фрикции наращивают темп и ритм становится рваным. Иногда Лео вслепую находит его губы и получает короткие поцелуи и случайные укусы. Руки темперамента заняты тем, что держат Лео на весу, однако, долго заниматься этим в такой позе весьма неудобно, даже для прекрасно подготовленных к физическим нагрузкам ниндзя. Обычно Лео не любит торопиться и все же сейчас помогает себе быстрее достигнуть финала свободной рукой, второй что есть мочи держась за плечи Рафаэля. Ниндзя двигается абсолютно бесшумно? Ха-ха, как бы не так! Даже ниндзя неподвластно сдерживать пошлые, хлюпающие звуки и шлепки соприкасающихся друг с другом тел. Не в силах он сдержать и тихий стон, когда по телу проходит первая предоргазменная судорога, и потом весь мир схлопывается и вновь с грохотом разлетается в его голове, ослепляя и оглушая до полного бесчувствия. Он включается в реальность спустя с десяток секунд чистого удовольствия, сначала он слышит только шумящую в ушах кровь, затем чувствует, как до хруста сжатые пальцы ног отзываются болью, как сами ноги становятся ватными и неспособными удерживать все тело верхом на брате, который тяжело дышит, уткнувшись горячим лбом ему в плечо. Они медленно сползают по стене, пока не оказываются сидящими под стеной всё в том же нелепом положении, и все ещё не отпуская друг друга. Чуть переведя дух, Лео беспокойно оглядывается по сторонам, кажется, никого. Раф к тому моменту тоже восстанавливает дыхание и способность соображать, сразу же предпринимает попытку встать, выходит весьма неуклюже. Конечно, экстремальный секс это весело и не банально, но вот только сразу после этого самого секса Лео снова и снова зарекается завязывать с подобным. Окей, они оба грязные, как после купания в луже, но это не так уж и страшно, если подумать, а вот как, скажите, возвращаться в логово с ног до груди обляпанным чужой и собственной спермой? И ведь куда приятней делать это в чистоте, имея, к тому же, возможность принять душ после. Вздохнув, Лео достает из подсумка бинт, что Донателло заботливо положил ему на всякий случай и с его помощью пытается оттереть свой пластрон. — Если Дон спросит, куда я подевал все бинты, что он мне дает, я не знаю, что говорить. — Может тогда специально поранишься? Будет тебе оправдание, — язвит Раф, ему переживания о подобных мелочах кажутся слишком глупыми. Лео не отвечает, лишь передает брату остаток тонкой марлевой полоски, чтобы тот тоже привел себя в порядок. — В порядке? Идти сможешь? — Раф помогает Лео встать, и теперь его голос звучит действительно обеспокоенно. — Скажешь тоже, разумеется, смогу, — фыркает Лео, пока Раф за руку вздергивает его, все еще расслабленного, вверх. Конечно, будь у него выбор, он бы предпочел оставаться в покое еще немного, но гордость не позволит ему жаловаться и просить поблажек. — Это хорошо, — Раф довольно скалится и уже в следующую секунду прыгает вверх, хватаясь за конец пожарной лестницы. Лео мысленно морщится от того, что ему предстоит сделать то же самое, а потом еще нестись вслед за братом, изо всех сил стараясь не отставать, но тренированное тело уже отталкивается от земли, отправляя себя в короткий полет.***
«Все-таки чудес не бывает», — думал Раф на исходе весны. И с чего вообще шум? Он не делал ничего особенного, сидел перед телевизором, смотрел бокс. Донни почти заканчивал собирать из тысячи погибших по разным причинам собратьев один годный системник. Когда пришел Лео, атмосфера тут же стала гнетущей, настроение из «так себе» ушло в минус, и все почувствовали себя неуютно. Вот пришел он и что? Раф, позевывая, продолжал смотреть телек, а тот молча устроился в кресле, сам мрачнее тучи. Он разве не может быть попроще, не корчить такое лицо, не давить этим многозначительным молчанием? Раф в последнее время не мог понять, что конкретно в нём не устраивало лидера. А Лео всегда находил причины быть им недовольным. И ладно бы только это, но он считал важным и нужным делать так, чтобы Раф чувствовал его раздражение и знал: что бы он ни делал, он делает это не так. А как надо? Раф задавал этот вопрос прямо. И не получал ответа, только какое-то невнятное мычание и хождение вокруг да около. Это невероятно его бесило. Иногда Лео превращается в такую занозу, попробуй вытерпи, да и зачем? С какой стати Рафу потакать ему в его попытках манипулировать им. Он был так устроен, на любую силу, примененную к нему, он отвечал такой же силой, подкрепленной всем буйством своих страстей. Никто не смел манипулировать им, никто не имел права принуждать его. Даже если это Лео. Пытаться заставить его — это прямой вызов, а вызов он принимает всегда. Чего бы там ни добивался от него Леонардо, ему придется поискать другой способ. Раф ухмыльнулся пошлой мыслишке о возможном альтернативном способе. Он израсходовал всё терпение, дожидаясь, пока брата отпустят загоны конспирацией, и старался не намекать лишний раз, что если Лео и дальше собирается шарахаться от него, словно Раф прокаженный, то им уже точно ничего не поможет. Со временем он просто забил, постарался поменьше зацикливаться на его поведении и причинённой обиде. Он довольствовался тем, что хотя бы вне логова всё было более или менее нормально. И дела даже стали налаживаться, но у Бесстрашного быстро появились новые загоны. Когда страх и стыд притупились, ему вдруг понадобилось особое отношение. Вот здесь-то Раф, который, признаться честно, такого отношения в свой адрес давно уже ждал, но так и не получил, насторожился. К себе значит близко не подпускал, но и от него чтоб тоже ни ногой? И не то чтобы Раф намеренно наказывал Лео, упорно сохраняя заданную дистанцию, но капельку мстительного удовольствия все же получал, пусть это был не самый лучший способ узнать, что на самом деле чувствует такой хладнокровный Леонардо. Ну а если серьезно, Раф очень боялся невзаимности, потому что даже представить не мог, как бы пришлось с этим жить и справляться. Ему с трудом удалось поверить, что Лео оказался таким же чокнутым, как и он. Каков был шанс? Чтобы правильный-преправильный Лео, да еще и с ним… Раф бы сказал, что здесь точно по нулям, но ошибся. Однако, причины такого совпадения все равно могли оказаться неприятными. Может Лео надоела дрочка в одиночестве или для него всё это что-то вроде маленького грязного секрета. Раф не хотел так. В первую очередь потому что для него это было вовсе не просто. Ему нужно было разобраться, решить как быть дальше. И возможно все было бы легче и приятней, если бы у него нашлось немного смелости для честного разговора, но Раф тянул из-за страха подтвердить свои опасения. Вдруг они ошиблись, начав все это? Вдруг Лео злится на него, потому что сожалеет? Лео почти что скрипел зубами от злости. Он не понимал, почему Раф ведет себя с ним так, словно тот пустое место. За пол года их взаимоотношения изменились до неузнаваемости и стали напоминать маятник, что качается от одной крайности к другой. Иногда он вел себя с ним так непосредственно, они же братья в конце концов, они прекрасно ладили и проводили друг с другом время. И все-таки маятник, после каждого момента близости, стремительно двигался назад к холоду и пустоте. «Лео, что не так?» — сердито спрашивал Раф, стоило Лео припереть его к стенке обидой и недовольным молчанием. Иногда он буквально чувствовал, как сильно Раф от него устал. Пусть это не произносилось вслух. Лео и сам знал, что своим провокационным поведением ничего не добьется, он просто испытывает терпение брата на прочность, но едва ли это нормально составить список «что не так» подробно и по пунктам. Да и причина всех локальных бед в его понимании заключалась только в том, что Раф, похоже, не чувствует к нему ничего особенного. Знать бы наверняка, что в их отношения рано или поздно придет оттепель… Но Лео не знал и потому страдал, считая, что он не интересен и, судя по всему, порой отвратителен для брата. Тяжелое молчание прервала телефонная трель. Звонили Рафу. И может это была совсем уже клиника, но Лео неприятно задело, что брату не понадобилось и двух секунд, чтобы ответить. Бесило, что он вообще стал подмечать подобные мелочи. Но разве Рафаэль отвечает на его звонки так же быстро? Перекинувшись парой общих фраз с собеседником, он шутя и смеясь договорился о встрече. Лео с раздражением подумал о том, что настроение темперамента заметно улучшилось. Так радуется возможности уйти из дома? — Куда это ты собрался? — спрашивает он и сам поражается, до чего строго звучит его голос. — Прогуляюсь с Кейси, — вздыхает Раф, и весь его вид говорит, о том, что находиться рядом с лидером иногда в тягость, — Ты против? Снова будешь загонять меня в свои рамки? Нет ничего преступного в том, чтобы повидаться с другом. Лео надо просто отпустить его, а самому заняться своими делами. Но он не может. Только не после обидных слов о рамках. Вот, значит, как Раф воспринимает их отношения? Злые слова срываются, как собаки с хлипкой цепи. — Ну и катись, хоть вообще больше домой не возвращайся! — проходя мимо Рафа, он постарался как можно сильнее толкнуть того плечом, конечно, этим ничего не докажешь, но хоть пар выпустил. Братья молча пронаблюдали, как Лео покинул общую комнату. — Да что с ним блин такое? — недоумевает Раф, вопрос вообще-то относился к разряду риторических, но Дон, сидя по-турецки перед системным блоком, почему-то решил на него ответить. — Думаю, именно так и выглядит состояние фрустрации.* Гений досадливо поморщился, от того что отвертка соскочила с резьбы, и Раф испытал привычное в подобных случаях раздражение. Ну почему, когда один брат закатывает истерики без повода, другой ведет себя так, будто его это не касается? — Что это еще за состояние такое и как вывести из него Лео? — сухо спрашивает Рафаэль. И Дон, все так же носа не высунув из нутра железяки, стал монотонно гудеть про это самое состояние, что возникает из-за невозможности удовлетворить некое желание и поэтому сопровождается тревогой, агрессией и отчаянием. Дальше он, увлекшись своей лекцией, принялся расписывать все возможные последствия, в случае, если эта самая «фру-стра-ция» превышает какой-то там порог и прочее «бла-бла-бла» которое Раф уже не слышал, потому что Дону хотелось вмазать. От души и с оттяжкой залепить прямо в лицо, чтобы тот очнулся уже. «Речь ведь о твоём брате, придурок, а тебе лишь бы поумничать». Раф с каждой секундой вскипал все больше, но Дон был слишком погружен в свой рассказ и опасности не чуял. А Раф все-таки не мог, не мог ударить Дона, как бы не хотелось. — Да твою ж мать! — взревел он и со всего маха пнул ни в чем не повинный системник. Со страшным грохотом тот послушно отлетел на несколько метров, врезавшись в кирпичную стену, грохнулся на пол, рассыпаясь на множество мелких деталей и прочих винтиков да шпунтиков. Раф даже не поморщился. — Пойду, пройдусь, — мрачно сообщает он застывшему с отверткой в руках Дону. Вот так. Попал под горячую руку, ногу точнее. От такой несправедливости у Донни перехватывает дыхание, ему трудно поверить в то, что только что произошло. Но прерванный монолог отчего-то не прекращается, а становится внутренним, Дон чувствует себя чуть легче, находя объяснение всему вокруг, и это типичный случай вымещения*, думает он, уставившись на изуродованный плод своих трудов. — Парни, простите, не знаю, как так получилось, уверен, что заказывал именно то, что вы просили, но они прислали это… — Дон не на шутку расстроен, в его руках коробки с еще теплой пиццей. — «Маргарита»?! — кривится Микеланджело — И «Гавайская»?! Но ведь я хотел «Четыре сыра»! — И «Пепперони»! — подхватывает Раф. — Наверное, курьер что-то перепутал, — пытается оправдаться гений. — Или оператор, — помогает Леонардо. — Арррргх! — но рычание темперамента заставило Донни в конец скиснуть. — Донателло, сыновья, — мастер Сплинтер, как всегда, появился в самый нужный момент, безошибочно определив стороны в споре, — Что у вас случилось? — Донни облапошили в пиццерии, — просто отвечает Раф. И Донателло испытывает жгучий стыд, Раф считает его лопухом, и, кажется, он прав на все сто процентов, сегодняшний случай прекрасно это подтверждает. — Хмммм… — сенсей посмотрел на Донателло, ожидая, что он сам скажет по этому поводу. Ну а что он мог сказать? Он чувствовал себя виноватым, несмотря на то, что от него мало зависело. — Я не знаю, как так вышло, но я постараюсь исправить, — тихо говорит гений. — Зачем? — удивляется сенсей — Разве это так важно? Думаешь, из-за этого, — он провел ладонью по картонной крышке, — стоит расстраиваться? — Эммм… нет, — немного неуверенно отвечает Дон, он не считал это таким уж важным, но расстроен, тем не менее был. — Не переживай, — ласково говорит мастер, — ты хотел угодить своим братьям, но, кажется, кое-кому следует научиться быть благодарней! — строгий взгляд вперился в пристыженную троицу, и под этим взглядом они стараются съежиться. Но как только сенсей отворачивается, Раф тут же подает голос: — Он так никогда не научится добиваться своего, все время будет утешаться тем, что это «не важно»! — Раф говорит не о пицце, это понимают все, сенсей только вздыхает. — Твой брат очень умен, он поймет, когда действительно необходимо защитить свои интересы, и придумает, как это сделать. — Сенсей? — Да, Рафаэль. — А если доставщики и во второй раз «совершенно случайно» что-то перепутают, это тоже будет не важно? — в глазах темперамента задорный огонек, вопрос чистой воды провокация. Сплинтер хитро прищуривается, глядя на сына, и отвечает, усмехнувшись в усы: — Еще как важно! Донни минут пять сидел, не шевелясь. «Все это не так важно. Не стоит расстраиваться».***
— Да стой ты, я сказал! — Раф грубовато хватает Лео чуть повыше локтя и дергает на себя так, что тот впечатывается ему в пластрон. Признаться, с тех самых пор, как они вместе, Лео всегда боялся, что Раф наплюет на субординацию и устроит в их рядах настоящий коллапс. К его счастью, этого не случилось. Раф, как и раньше, признавал за Лео право командования во время миссий, но как старший брат Лео не признавался больше ни за авторитет, ни за указ. — Я остался дома, прекращай обижаться. Майки и Донни не разграничивали брата и лидера на два отдельных персонажа. На них Лео способен повлиять всегда. Рафу хотелось равенства. Ну а там, где начинаются их с темпераментом тайные отношения, его власть над Рафаэлем заканчивается, и он сам оказывался полностью в его власти. — Раф, я не хочу, — вяло возражает Лео, уворачиваясь от поцелуя. — Нужно выбить из тебя эту фрустрацию, — выдыхает Раф ему в шею, а его руки по-хозяйски шарятся у лидера между ног. — Чего? — Лео косится на брата, но лица его, конечно же, не видит, Раф не отвечает, он занят делом, и Лео пытается сообразить, что же там такое собирается выбить из него темперамент, и откуда взялось это словечко? Явно какой-то научный термин. Его что, Дон надоумил? Не в смысле заняться сексом, а попытаться оказать помощь. Если так, то у Рафа на семь бед один ответ: секс и тренировки. И вот сейчас, в свойственной ему грубоватой манере, он хочет привести всё в порядок при помощи первого пункта. Лео перехотелось возражать, когда он понял, что чертов маятник снова посулил несколько светлых дней. «Хоть бы и так», — думал он, запрокидывая голову.***
А потом это случилось. Майки напоролся на них. Случайно, разумеется. Он просто шел по своим делам и увидел, как они обжимаются в тоннеле. В тот момент младший позабыл о том, что он ниндзя, поэтому они спалились перед ним, а он спалился перед ними. Дон ушам своими не поверил, когда брат ввалился к нему в лабораторию и принялся, сбиваясь в словах, рассказывать о том, что старшие окончательно рехнулись, и лучше бы они и дальше били друг другу морды, чем эти самые морды облизывали. Следом за ним с траурными лицами показались виновники переполоха. Раф, как обычно, даже когда признавал свою неправоту, сохранял такой вид, что отчитывать его пропадало всякое желание, а вот Лео пришлось действительно несладко. Он не оправдывал себя, наоборот, выглядел совершенно убитым. Весь разговор свелся к тому, что раз уж Донни и Майки теперь в курсе, они просят их простить, но поделать ничего не могут. Так же было принято решение держать всё в строжайшей тайне от сенсея и всех, кого черепахи знают. Ну а напоследок братья пообещали младшим, что они не будут больше свидетелями их личных взаимоотношений. На том и разошлись. Несколько дней в логове было тихо. Все словно вымерли. Каждый пытался уложить произошедшее в голове и привычном укладе жизни. Потом всё вроде бы как встало на свои места, Лео и Раф, несмотря ни на что, оставались привычными Лео и Рафом. Их идиллия, как и раньше, на каждом шагу могла прерваться на ссору или спор. Только вот Донни заметил, что характер этих конфликтов изменился. Раф, как всегда, ворчал и язвил, а вот Лео… с ним явно творилось что-то не то. На такой короткой дистанции он стал слишком уж уязвим перед Рафаэлем. Стоило темпераменту сказать что-то резкое, и стрелы тут же попадали в цель. Лео определенно стал больше зацикливаться на смысле обидных слов, и это здорово его ранило. Как следствие участившаяся ругань, старые добрые мордобои и драмы, драмы, драмы… Донни злился на них обоих, как можно было докатиться до такого? Он не мог сосредоточиться на своих делах, мысли то и дело возвращались к братьям. Дон искал причины, оправдания, пытался понять. Наверно, у них просто гормональный взрыв, они же, как и все нормальные парни, на стену лезут от одиночества. Но почему тогда Донни не набросился, скажем, на Майки? Ему ведь даже в голову не приходило подобное, пусть они и единственные черепахи мутанты на земле. Нет, такое не происходит внезапно. Нужно долго, очень долго к этому идти. И даже если, просто приводя пример, согласиться, что Майки или Рафу времени потребовалось бы меньше — в конце концов, это они в их семье по части странностей — то для Лео и Донни это должен был быть длинный путь. Впрочем, может, Дон ошибается насчет Лео? Ведь, так или иначе, Лео уже в это вляпался. А все тот же Майки, как и Донателло, не проявляют никаких отклонений от нормы. Зачем-то Донни тратил уйму времени на размышления о братьях. Он прожил всю свою жизнь рядом с Леонардо, он думал, что знал о нём всё или почти всё. А теперь не мог избавиться от дурацкого ощущения, будто его обманули. Ноша лидера непосильно тяжела. Но, вместо помощи и поддержки, Лео чаще получал только нескончаемый поток критики в свой адрес. Как жить под таким давлением? Должно быть, вполне себе просто, если смысл жизни заключается в тех, за кого ты ответственен. Как лидер и опекающий старший брат, он бодро держался на плаву, отчасти благодаря передрягам, в которые они попадали регулярно. Постоянная опасность не давала много времени на обиды, когда каждый день мог стать последним, сомневаться в собственных чувствах и привязанностях не приходилось. Они его смысл. Все в его жизни ради них. У каждого из братьев было что-то только свое вне команды, у каждого, кроме Леонардо. Раньше Дон предполагал, что всё это выработалось в нём с принятием статуса предводителя, но теперь он уверен, Сплинтер назначил его лидером, потому Лео был таким изначально. И все же Лео никогда не любил Рафа больше других. Он любил всех одинаково, но Рафа как будто бы немного по-другому. Чувства самого Рафаэля всегда были весьма странной штукой… Иначе не описать его поведение. Хотя теперь-то Дон раскусил эти бесконечные провокации, призванные перетягивать на себя всё внимание Леонардо. Будь он ещё внимательнее в прошлом, разглядел бы и тот любопытнейший факт, что Раф слишком уж стремился преобразовывать любые позитивные чувства к Лео в негативные. Будто бы всё, что он испытывал к нему в действительности всегда было слишком сильным, странным и неуместным, и этот опасный аспект его жизни сулил, мягко говоря, много бед. Это вытесненное желание грозило неприятием, наказанием и прочими ужасами, которые в рамках мира, ограниченного пятью существами, перенести было бы невозможно. Но то, что он так старательно подавлял, вырывалось наружу, когда Лео подвергался опасности или уделял слишком много внимания кому-то другому. Почему Лео ответил? Вероятно, потому что под прессом всего, что навалилось на его плечи с самого детства, его отношение тоже по-своему исказилось, и он, сам того не замечая, играл по тем правилам, что подсовывал ему темперамент. Леонардо уж точно не мучился амбивалентными чувствами и не прятался за реактивные формирования*. Всегда был открыт и всегда готов дать всё, чего им не хватало. Поэтому Донателло и Микеланджело оставались его братьями, а Рафаэль стал тем, чем стремился быть.***
Самая «сладкая» парочка в семействе выясняет отношения в додзе. Донни слышит, как Лео сдерживает себя от того, чтобы повысить голос, поэтому из его рта исходит злое сдавленное шипение. Раф периодически что-то коротко рявкает в ответ. А Дон благодарит всех богов за то, что мастера нет в логове, хотя и подозревает, что вскоре это уже не будет иметь значения. Будто в подтверждение его догадок, парни довольно быстро переходят на ничем не прикрытые крики, и любой желающий теперь может вникнуть в курс дела. И суть беды даже не в том, что они словно окончательно разучились ладить. Дону кажется им нужно прекратить мучить себя. Ни один, ни второй не справляются с чувством стыда, вины и ненависти к себе. Это не те отношения в которых можно найти счастье и гармонию, на них всегда будет след морального уродства. Они сами не верят, что вправе… — Стоит отцу вернуться, и он их накроет, — вздыхает Майки, входя в общий зал. Растерянность и печаль в глазах обычно беззаботного братца заставляет Донни раздражаться на старших еще больше. — Может, он не обратит внимания? Они же всегда такие… — слабая попытка утешить при помощи неубедительного довода, но Майки все равно улыбается, выражая согласие с тем, что и такое вполне может быть. — Знаешь что? Иди ты к черту, Раф! — орет Лео через стенку. — Сам пошел туда! — не остается в долгу темперамент, — Дебил! — И за что только Лео его так любит? — уже во второй раз вздыхает Майки. Странное дело, умом он понимает, что не должен обижаться на братьев и тем не менее не может простить. — Любят не всегда тех, кто этого заслуживает, — Дон обнял брата за плечи, и тот, хмыкнув, прислонился к нему. — Очень зря, что любовь нельзя заслужить, — бубнит Майки, и Дон ласково треплет его по макушке. — Мою можно. Майки отстранился, чтобы посмотреть Дону в лицо, кажется, гений не шутил, только вот улыбка его была грустной. — Думаешь, мы не имеем права винить их? Так? — Так, — подтверждает Дон, и следом за его словами послышался глухой звук, подозрительно похожий на удар. Они насторожились, вслушиваясь в то, что происходило не так далеко, но уже через секунду Донни включил заботливого старшего брата и попытался отвлечь Майки от очередного расстройства. Одна беда — ляпнул не подумав: — Что бы там ни происходило, это тоже любовь, вроде как. — Что бы там ни происходило, бро, я этого знать не хочу, — Майки кривит губы в печальной усмешке, — я пойду, пожалуй… Донни хочет пойти с ним, куда бы тот ни собрался, но он знает, что вскоре ещё один брат уйдет, хлопнув дверью, и он гораздо нужнее тому единственному, который останется и не будет знать, как справиться со своими собственными чувствами. Нет, Дон не станет лезть в душу Лео и допытываться, что они не поделили в этот раз, но просто будет здесь, на всякий случай. И с Майки он как-нибудь поговорит, нельзя же огорчаться только потому, что младший вырос и больше не заглядывает старшим в рот, а имеет своё на их счет мнение. Но прежде чем Донни успевает об этом подумать, а Майки, как и хотел, уйти, они оба слышат приближающиеся тяжелые шаги. — Куда ты пошел? Я еще не закончил с тобой! — судя по тому, как сильно сжаты его кулаки и по желвакам на скулах, Лео реально зол. — Отвали, Лео! — бросает в ответ Рафаэль, он тоже зол не на шутку, а на его скуле красуется свежая ссадина. — Как ты со мной разговариваешь? — и почему только Лео становится помешан на уважительном к себе отношении в моменты, как сейчас, хотя именно тогда же Рафу все это по барабану. — Ты никуда не пойдешь, Раф! Стой, кому я сказал! — Лео сдавленно рычит это в спину уходящего темперамента, но через мгновение тот скрылся из вида вовсе. Все знали, его не остановить. Дону жаль их всех. Это уже не в первый раз они ругаются на пустом месте. Лео доходит до белого каления и сильно перегибает палку, а после этого горячая голова уходит. Зачем он это делает? Может, для того чтобы оградить других от самого себя и не наделать еще больше бед в запале, а, может, по каким-то иным причинам. В любом случае то, как Рафаэль переживал такие моменты, оставалось загадкой. Что касается Лео, то его терзания младшие братья изучили от а до я. Стоило ему остаться покинутым, и он просто безумел от обиды и возмущения. В лучшем случае, горестно вздыхая, он не находил себе места, пока Раф не объявлялся. И если Дон и Майки оказывались рядом, старался их избегать. Ну а когда уйти было некуда, Лео уходил в себя и казался гению совершенно потерянным. Однако, то, что случилось дальше, в этот раз, не мог предсказать даже Донни. Осознав, что у их сцены были свидетели, Лео зло зыркнул в сторону притихших братьев. Майки заблаговременно спрятался за комиксом, ему было стыдно, что он слышал то, чего, по идее, не должен был. Донни, кстати сказать, тоже, но он своих глаз не отвел, как обычно тактично притворяясь слепоглухонемым, в этот раз он перехватил взгляд лидера… и замер. Интуиция противно оцарапала внутри, и если бы Дон не принялся тут же подчеркнуто равнодушно делать вид, что занялся своими делами, а чуть повнимательней прислушался к себе, то понял бы, что уже тогда разглядел безумие, которое плескалось на дне глаз Леонардо. — И как? Интересно? — в голосе Лео вызов и отчаяние, младшие братья задыхаются от несправедливой обиды, можно подумать, у них есть выбор. Донни задается вопросом, а не пора ли уже поставить кое-кого на место или стоит потерпеть ещё немного, как вдруг слышит: — Знаешь, Лео, это уже слишком! — кажется, чья-то чаша терпения только что переполнилась. Майки поднимается, глядя на старшего брата с укором и решимостью и когда его руки тянутся к нунчакам, Донни понимает, что именно тот собирается сделать. Но как бы ему самому не хотелось сейчас вмазать лидеру, он спешит скорее остановить младшего брата. — Майки, не нужно, — Дон мягко останавливает его, встав на пути, и лидер с вызовом усмехается, стараясь спровоцировать хоть кого-нибудь. Это очень смахивает на попытку отыграться на других и тем самым облегчить собственную боль, что жрет его изнутри. Донни держится стоически, то, как повел себя Лео, настолько тупо, что пара ударов нунчаками по башке в голубой повязке принесла бы даже ему ни с чем несравнимое моральное удовольствие. Однако, его задача быть благоразумным и предостеречь Майки. — Отойди, Дон. Думаешь, я его испугался? Донни даже не смотрит на того, кого ранее считал образцом благоразумия и добродетели. Причина, по которой Лео не похож сейчас сам на себя, пока не ясна, но у него ещё будет время подумать над этим попозже, а пока что ему лучше подумать, как удержать всех от рукоприкладства. Но Майки тоже его удивляет. Он вдруг перестаёт напирать, встав смирно и смерив лидера презрительным взглядом, предпочитает ударить словами: — Испугаться меня, о чем речь? Хоть кто-то забыл, что этот парень трахается с Рафом? Да ему ничего уже в этой жизни не страшно! Да, Майки тоже порой бывает зол и обижен, но признаться честно, ни Донни, ни Лео такого не ожидали. Лидер так и замер с открытым ртом, и совершенно предсказуемо, он бросился бы на Майки с кулаками, но, к счастью, им помешал звук поднимающейся решетки. Скорее всего вернулся мастер, ну или Раф, что было менее вероятно, ведь темперамент никогда не возвращался сразу. — Майки, полегче, — гений предупредительно кладет руку на плечо Микеланджело, но слова уже сказаны. За Рафа, в общем-то, никто не волновался. Единственное, чего стоило остерегаться, если вернулся все же темперамент, так это чтобы Раф не накостылял Майки, за его слова и немного за Лео. Ведь он может и обижал лидера сам, но в обиду никому больше не давал. Сам Лео тут же поспешил убраться куда подальше, да и Майки не стал задерживаться, как только они поняли по шагам, что вернулся никакой не Раф, а сенсей. Так, по мнению Дона, было положено начало отчуждению между Лео и семьей. Если до этого недовольство держалось при себе, то теперь они выплюнули его друг другу в лица.***
То, каким Лео становился рядом с Рафом, не нравилось гению. И особой вины самого Рафа в этом возможно не было. Донни не отрицал вероятность, что Леонардо просто противопоказано вступать в отношения. Но когда между старшими все налаживалось, Лео выглядел счастливей некуда. Донни всегда очень уважал старшего брата и впервые употребил (хоть и мысленно) по отношению к нему слово «придурок», когда в очередной раз увидел его трансформацию из самого несчастного существа на планете в блаженного. — Эти чувства меня в могилу сведут, — говорит Лео, прислонившись панцирем к столешнице. Раф в очередной раз попросил прощения. А эти типо ненавязчивые разговоры, которые, по мнению Лео, отчасти объясняли или оправдывали его, сидели у Дона в печёнке. Дон видит, что вопреки смыслу сказанного, на лице Лео блуждает совершенно по-идиотски счастливая улыбка, гению бы стоило насторожиться, Лео не мог такое говорить и при этом так улыбаться, но Дон предпочел рассердиться на то, что, в целом, брат сморозил полную глупость. Их отношения до сих пор не укладывались в голове до конца, и он старался не давать никаких на этот счет комментариев. Их дело, если никак без этого, то пусть трахаются на здоровье. Но ощущение нереальности происходящего не покидало, Дон уже не мог смотреть на старших братьев и не пытаться увидеть какой-то подтекст за каждым их словом или жестом. Эти двое, по сути, разрушили его привычный мир, ведь прежним ему уже не стать ни за что, без вариантов. И когда Лео заводил разговор о том, что его способны разрушить чувства, Дон не мог воспринимать это как факт, он воспринимал это как чушь. Гений молча пьет кофе и не пытается даже быть вежливым, притворяясь, что обеспокоен или хочет помочь чем-то, это было выше его сил. Он правда очень хотел, чтобы его как можно меньше посвящали в тайны их взаимодействий, как и было договорено. Но Лео все чаще не мог держать наболевшее в себе, пытаясь вывалить часть своей ноши на его плечи. Донателло убежден: Раф не навредит Лео, по крайней мере, серьезно. Все утрясется, а когда страсти поутихнут, лидер придет в себя и извинится (нет, не перед всеми), хотя бы перед Майки. Так, он надеялся, и будет, нужно только еще чуть-чуть подождать, годик, максимум полтора. Но странное стало происходить куда раньше. К середине лета эмоционально истощенный Леонардо стал еще больше удивлять всех нестабильностью психики: он легко срывался по любому поводу и с большим трудом успокаивался. Во всем, что касалось Рафаэля, Лео сделался настоящим параноиком, к прочим же сторонам жизни его интерес угас вовсе. Братья едва заставляли его спать и нормально есть. Он из рук вон плохо тренировался и словно припадочный умолял оставить его в покое каждый раз, когда кто-то пытался воззвать к чувству долга. Раф просто снес ему крышу, и хотя сам он тоже был заметно подызмотан, он оставался в порядке, занимался тем же, чем и раньше, нормально ел и отдыхал. Совсем отчаявшись, Донни даже предпринял попытку повесить на Рафа всю ответственность за состояние Лео, но он даже слушать не стал, насупился и послал умника к черту «с такими предъявами». Раф сломал в Лео его пресловутую правильность. Когда кто-то дает сам себе моральное право спать с родным братом, все в мире перестает делиться на плохое и хорошее, эти моральные категории, как и многие другие в придачу, становятся относительными, бесполезными, а сам мир шатается под ногами. И как знать, не это ли самое послужило большей причиной нынешнего состояния лидера? Подобное положение и правда способно было выбить почву из-под ног у парня, вроде Леонардо. Конечно, потом Дон на полном серьезе винил и себя, потому что позволил смущению и прочей надуманной чепухе изменить свое отношение к братьям, а вследствие, и его поведение.***
В полной темноте только один небольшой островок света, созданный мерцанием монитора, за которым сидит Донни. Он и его ноутбук на кухне, в то время как все — он на то надеялся — спят. Донни уснуть ну никак не может. Его гложут мысли и какие-то тревожные предчувствия. Под гнётом обстановки, Раф выстроил вокруг себя непробиваемую стену и ходит в своем коконе уже который день. Кажется, они не ругались достаточно долго, но говорили очень натянуто, видать, Лео игнором и обидами в очередной раз надеялся заставить темперамента сделать шаг навстречу. А Раф, того и гляди, готов был бежать, но только не навстречу, а в обратном направлении. Донни не мог этого объяснить, поведение Рафа настораживало. Но причина, по которой гений зависал этой ночью в интернете, была иной. Он как-то совсем запустил парней с их неурядицами. А Лео вдруг постучался сегодня в дверь его лаборатории и намекнул, что было бы неплохо подлечить его расшатанные нервы чем-нибудь вроде успокоительного или снотворного, ведь он не силен в диагнозах, а Донни мог бы быть так любезен и помочь ему в этом вопросе. От этого Донателло словно очнулся и не на шутку разволновался, ведь он не мог припомнить ни одного случая, когда старший брат вот так вот сам приходил к нему, прося о медицинской помощи. Нет, случаи с серьезными ранениями не в счет. И почему Дон не настоял на проверке его здоровья раньше? Ведь помимо странного поведения тревожных признаков было множество. Лео потерял в весе, он страдал нарушением сна, его глаза обрамляли темные круги. Донни замечал тремор рук, и вежливо не замечал депрессивное состояние, что сопровождалось хронической усталостью. Он принципиально не лез не в свое дело, хотя всё прямо-таки кричало о том, что с Лео далеко не всё в порядке. Сильно пониженное давление — еще одна деталь к общему пазлу. И для того, чтобы подтвердить свои догадки, Донни оставалось только взять у Лео анализ крови. А вот теперь гений сидел перед ноутбуком, листая странички различных медицинских форумов, надеясь не упустить ни одной крохи информации, которая могла бы ему помочь, но все больше убеждался: больше чем он уже знает, ему не найти. Уровень кортизола* в крови Лео просто зашкаливал! Конечно, их жизнь никак не назовёшь безмятежной. С самого детства они корячились под непосильной тяжестью проблем, страхов и нужды. И вся эта борьба за выживание определённо накладывала отпечаток на каждого. Но Лео… Иногда Дону казалось, что даже враги и те заставляли их лидера беспокоиться меньше, чем несносная троица младших братьев. Только если шалости Майки относились все же к разряду иногда достающих, но не способных всерьез навредить раздражителей, Дон и Раф хлопот доставляли по полной. Они оба иногда испытывали некоторые трудности с тем, чтобы направить свои ум и силу в нужном русле. Донни действительно не мог устоять перед возможностью исследовать что-то новое, куда бы это ни завело. У Рафа было туго с самоконтролем. А Лео… он помогал им обоим не сбиться с курса и всегда давал возможность проявить себя в команде. Лео умел усмирить Рафа и предостеречь Дона от ошибок, а когда это было нужно, придавал им обоим сил и заставлял поверить в себя. Лео, он как стабилизатор напряжения, с ним можно было пережить любые сбои и перепады, однако, парни никогда не задумывались, чего это ему стоило. И сейчас он, кажется, вот-вот выйдет из строя. Донни смотрел на распечатку с показателями уровня гормонов в крови Лео, но видел он, как это должно быть, не цифры, а прямо-таки марафоны хронического стресса. Сколько же тревог их лидер вынашивал в себе, раз его тело, в целях самосохранения, стало отзываться болью и дискомфортом? Говоря проще, у брата была нарушена реализация реакции «бей или беги». Гипотоламно-гипофизорно-надпочечниковая ось, находясь в постоянном напряжении, не выдержала, дала сбой, а нарушение функционирования в звеньях этой оси привело к сильному всплеску адренокортикотропного гормона.* Вспомнить хотя бы, как мучается Лео, пытаясь элементарно уснуть, и как его пробуждения стали сопровождаться приступами паники. Просто бедняга настолько измучен, что его тело, уже не чувствуя разницы, реагирует на любой, даже совершенно естественный всплеск кортизола утром, так остро. Вообще-то, этот процесс был двусторонним, стресс мог стать причиной ухудшения состояния здоровья точно так же, как и наоборот, болезнь или инфекция, а также длительное взаимодействие с токсичными химикатами могли привести к тому же самому. Но гений размышлял о первопричине трезво… Донни в последний раз пробежался глазами по открытой вкладке с рекомендациями в устранении этого недуга и, будучи немного взволнованным и пристыженным, захлопнул крышку ноутбука. В те пару секунд, что он сидел в кромешной тьме, привыкая к ней глазами, Дон с горечью думал о том, до чего они все дошли в своем отчуждении, раз уж стали относиться друг к другу так наплевательски. Как будто Лео нужно было тронуться умом, чтобы они все убедились, что ему действительно требуется помощь. Завтра Рафа ждет серьезный разговор. Если уж даже он, как и все они, ослеп и не видит, что происходящее с Лео вовсе не капризы и игра в «разжалоби Рафи», то Донни заставит его прозреть. Примечания: *Сямисэ́н — японский щипковый трёхструнный музыкальный инструмент. Ближайший европейский аналог сямисэна — лютня. Эрху — старинный китайский струнный смычковый инструмент, оригинальная двуструнная скрипка с металлическими струнами. *Фрустрация — Фрустрация возникает в ситуации, которая воспринимается субъектом как угроза удовлетворению той или иной его потребности. Она проявляется в ряде эмоциональных процессов, таких как разочарование, тревога, раздражение и даже отчаяние. *Вымещение — Вымещение проявляется в разнообразных вербальных, эмоциональных, двигательных реакциях личности, которые направлены не на объект, вызвавший напряжение, а на совершенно нейтральный, случайный объект. *Реактивное образование — В подавляющем большинстве случаев наши чувства амбивалентны (двойственны), хотя обычно осознаётся только один из «полюсов» одновременно. Реактивное образование — это способ бороться с неприемлемым полюсом собственного амбивалентного отношения за счёт переноса акцента на приемлемый полюс. Неприемлемая часть при этом перестаёт осознаваться, а приемлемая — гипертрофируется, становясь неадекватной ситуации, что выдаёт применение этой защиты. Кроме того, характерным признаком того, что человек использует реактивное образование, являются периодические «прорывы» подавляемого чувства через защиту. *Кортизол — является регулятором углеводного обмена организма, а также принимает участие в развитии стрессовых реакций. Для кортизола характерен суточный ритм секреции: максимальная концентрация отмечается в утренние, а минимальная концентрация в вечерние часы. *Адренокортикотропный гормон — отвечает за активность надпочечников, попадая в них с током крови, гормон стимулирует выработку глюкокортикоидов — кортизола, кортизона и адренокортикостерона, данные гормоны являются «стрессовыми», т.е. повышают активность организма при наличии опасности либо в результате действия любого патогенного фактора.