...
Тремя днями ранее......
Баки Барнс не может перестать смотреть на кое-кого, находящегося за Наташиным плечом. Этот парень, должно быть, её охранник. Во всяком случае, об этом почти кричит его традиционная поза телохранителя — руки за спиной, и то, как близко к ней он находится, пока девушка улыбается камерам. Он рассматривает репортёров сосредоточенным, сканирующим взглядом, а ещё у него светлые волосы и голубые глаза, что блестят от ярких вспышек вокруг Наташи. Он заставляет Баки думать о слове «блестят», и это уже плохой знак. Также Барнс обращает внимание на то, как Романофф ведёт себя с ним: периодически она кидает фотографу стандартное «подождите секунду» и наклоняется к парню, нашёптывая что-то ему на ухо. Тот моментально ломает свой образ сурового телохранителя и улыбается, начиная смеяться вместе с ней, так, будто они единственные люди на этой дурацкой красной дорожке. Баки не может оторваться от его улыбки, не может перестать... — Мистер Барнс? Голос молоденькой журналистки почти заставляет его выпрыгнуть из собственной кожи от ужаса. Он чувствует себя неловко, будто его поймали подглядывающим через открытую дверь женской раздевалки. Но Баки всё же профессиональный актёр на премьере собственного фильма, так что он подавляет свои эмоции достаточно быстро, чтобы девушка не могла даже предположить, из-за чего его так встряхнуло. «Наверное, из-за самого притягательного парня, которого я когда-либо видел,» — мысленно подсказывает ей Барнс. — Извините, — произносит он своим коронным вкрадчивым голосом, подготовленным специально для таких случаев, — я немного отвлёкся. — Он закусывает нижнюю губу и смотрит ей прямо в глаза. Девушка издаёт смущённый смешок и делает вид, будто ищет кого-то в толпе, нервничая из-за случайной встречи глазами. — Ничего, мистер Барнс. Она вспоминает про свой микрофон, когда успокаивается. — Любой бы отвлёкся на появление вашей коллеги по съёмкам. Талантливая актриса, восхитительное платье... Наташа выглядит превосходно, вы согласны, мистер Барнс? — Да, — кивает Баки, рассеянно касаясь своего подбородка. — Она действительно нечто. Его довольную улыбку и мечтательный взгляд обязательно поймает в свой объектив какой-нибудь удачливый папарацци, а потом эта фотография облетит все модные журналы. Возможно, её даже обсудят на очередном ток-шоу в субботу вечером, но ни фотографы, ни телеведущие никогда не догадаются, что это совсем не Наташа Романофф заставляет его выглядеть как влюблённый идиот....
Джеймс Бьюккенен Барнс всегда имел репутацию покорителя дамских сердец в возрастной группе от тринадцати до сорока пяти. Иными словами, большинство считает Баки тусовщиком и бабником с длинной очередью красоток на хвосте. Хоть это и не является правдой, он, как ни странно, один из первых в списке людей, которые заинтересованы в распространении подобных слухов вокруг своей персоны. Никто не знает, что последний раз, когда он с кем-нибудь спал, был три года назад, а последний раз, когда он спал с кем-нибудь, с кем он хотел бы спать, был ещё раньше. Не впечатляет. А если в вашей жизни есть что-нибудь, что можно кратко охарактеризовать фразой - «не впечатляет», вам на помощь всегда приходит волшебное слово — «имидж». Когда твоя карьера зависит от фотографий с обнажённым торсом для какого-нибудь женского журнала или телерекламы Gucci (там парни в трусах, вы точно обратили внимание), ты не жалуешься, что люди воспринимают тебя как богатого Голливудского плэйбоя. Имидж — это половина карьеры парня, в конце концов, Баки хочет быть успешным....
Два часа Джеймс пробирается сквозь толпу репортёров, задающих одни и те же вопросы. — Что на Вас сегодня? — Том Форд, — отвечает он, пытаясь не представлять реакцию этой дамочки, если бы он сказал: «О, нет, какой Том Форд? Это самый обычный костюм». — Вы сейчас с кем-то встречаетесь? — Когда я выхожу в свет, я встречаю много людей. Сегодня вот встретил тебя, — говорит он, подмигивая. Баки любит так делать, и особенное удовольствие он получает, если вопрос выкрикивает заведомо гетеросексуальный репортёр. Очень опрометчиво со стороны прессы задавать вопросы, от ответов на которые они начинают краснеть. — А какое ваше любимое воспоминание со съёмок? — Мы снимали один эпизод в Санкт-Петербурге, и наша группа потерялась в нескольких кварталах от съемочной площадки. У нас даже не было возможности позвонить кому-нибудь из персонала, потому что узнай об этом режиссёр, и нам пришлось бы выслушивать лекцию о «безопасности на территории России». Но Нат, она же выросла в этой стране, и она знает русский. Нам пришлось звонить ей, уговаривать её поговорить с местными по телефону и потом переводить нам, что они сказали, чтобы мы могли вернуться обратно! После ещё пары таких же душещипательных историй Баки наконец-то доходит до входа в театр. И всё, чего он хочет, — выпить и присесть. Но в тот момент, когда он окончательно скрывается от журналистов, на нём повисает Тони Старк; как будто в него встроена функция «найди-Баки-в-любых-обстоятельствах», и срабатывает она именно в тот момент, когда последний не в духе. — Баки Барнс, человек дня! — Тони закидывает свою руку на плечо парня и утаскивает его вглубь помещения. Этот театр в пригороде Лос-Анджелеса полон воспоминаний о громких премьерах прошлых лет, и обстановка тут соответствующая. Роскошный холл с высоким потолком выстлан красным ковром, на время премьеры стены украшают золотые рамки с постерами из фильма, а вокруг стоит гул переговаривающихся между собой гостей. По мнению Баки, большинство пришедших ничем не отличается от его маленьких племяшек: только пришли и уже облепили барную стойку с услужливыми продавцами в смокингах. Кажется, там продают напитки и маленькие пакетики с попкорном. Ощущение, что они пришли не в кино, а просто поесть на халяву. — Тони, — всё же здоровается Баки, потому что Старк — эксклюзивный продюсер этого фильма, гордость Голливуда и вообще большая шишка. Баки хотел бы сняться ещё хотя бы в парочке фильмов до своей смерти, поэтому ему стоит быть чуточку вежливым. Тони усмехается. — Не притворяйся слишком радостным из-за моего появления, Барнс, иначе ты можешь разрушить тот хрупкий привлекательный образ несчастного Ромео, который свил вокруг себя. Ты же знаешь, что твоя влюблённая морда уже стала первой новостью сегодняшней премьеры? Каждая тринадцатилетка из Твиттера сейчас собирает осколки своего маленького сердечка, думая, что ты ей с кем-то изменяешь. Баки фыркает, закатывает глаза, но не спешит отвечать. — Это впечатляющий манёвр. Я запомню его на случай, если кто-нибудь захочет услышать о моей личной жизни, — Тони ухмыляется. Все знают, что хитрая ухмылка Старка не сулит ничего хорошего, и у Баки уже есть подозрения, куда этот разговор рискует зайти. — Ну и кто тот счастливчик, в чью ловушку попало сердце самого горячего ворчуна Голливуда? И Баки просто чёртов везунчик, потому что он успевает оттолкнуть Тони на более-менее приличное расстояние, когда в комнате появляется Наташа с её обворожительным охранником. Пока Тони смеётся и проверяет не попало ли его шампанское на дорогой смокинг, тот самый телохранитель окидывает Баки испытующим взглядом, как будто он уже в чём-то его подозревает. «Мне в любом случае не стоит так переживать, — убеждает себя Барнс. - В конце концов, я же не собирался спать с ним". Тони продолжает говорить что-то о том, как скоро он собирается вызвать своих адвокатов, чтобы те разрушили карьеру Баки... Но оба они знают, что Старк никогда бы этого не сделал. — Мне нужно выпить, — сообщает ему Барнс. Это единственный способ избавиться от Тони без лишних вопросов. По пути в бар Джеймс вежливо здоровается с Чарльзом Ксавье. Этот парень играл Чайковского. И несмотря на то, что Баки исполнял роль Николая Рубинштейна — лучшего друга Чайковского, его главного соперника и любовника в одном лице, эти двое никогда не были особенно близки. У них была возможность начать общаться на съёмках, но во время перерывов Ксавье обычно проводил большую часть свободного времени в личном трейлере или разговаривая на повышенных тонах со своим агентом — Эриком Лехеншером, в каких-нибудь уединённых местах. Никто особенно не хотел им мешать... Отвлекаясь от размышлений о подозрительно довольном лице Лехеншера после одного из таких разговоров, Баки быстро перекидывается парой слов со своим агентом Филом, и тот, в свою очередь, знакомит его с несколькими продюсерами. Барнс спешит так же скоро попрощаться с новыми знакомыми и наконец-то выпить. — Водка-мартини с твистом, — когда он озвучивает свой заказ молчаливому бармену, в его голосе уже проскальзывают нотки отчаяния, — всё в тумблер. — Лишний раз кичишься своей брутальностью, а, Барнс? — Ему не нужно поворачиваться, чтобы догадаться, кого он там увидит. Да-да, Наташа и её привлекательная тень, ступающая за ней по пятам. Телохранитель оказывается ещё выше, чем Баки предполагал, и отчего-то это задевает несклонного к комплексам Барнса: он замечает, что жалкие пять сантиметров заставляют пошатнуться его самооценку и даже делают его чуточку озлобленным. Этот парень что, не мог быть чуть пониже? Или... Почему природа не могла сделать Баки одинакового с ним роста? — Ещё два таких же, — обращается Наташа бармену, облокачиваясь на стойку, — и... - Она кидает быстрый взгляд на парня позади неё, хотя он больше похож на высокую скалу, что не двигается ни на дюйм. — Имбирный эль, — произносит он. И, чёрт, Баки не нравится собственная реакция на этот голос. Наташа закатывает глаза — при этом она совсем не выглядит недовольной — и добавляет: — И имбирный эль для нашей девочки-скаута. Скаут тихо смеётся, а Джеймс твёрдо намерен не смотреть на него, не поддаваться очарованию его улыбки и совершенно точно не разговаривать с ним. — Мне нравятся твои туфли, — говорит Баки, чтобы заполнить паузу в разговоре. Лучше бы он этого не делал... Это худшее из всего, что он только мог ляпнуть в сложившейся ситуации. Но, видимо, ему самой судьбой предначертано выставлять себя в самом невыгодном свете... Особенно, когда рядом этот сексуальный охранник. — Уже убила кого-нибудь своими каблуками? — позориться, так до конца. Наташа вскидывает бровь: — Хочешь быть первым? Барнс ухмыляется, потому что ему нечего ответить, и тоже откидывается на стойку, таким образом надеясь выглядеть хоть чуть-чуть повыше. — И я рад тебя видеть, Нат. — Не называй меня так. Это слишком вычурно. — Как твои туфли? — уточняет телохранитель, заставляя Баки сдержанно рассмеяться. Наташа негодует, а Барнс начинает проклинать Бога за то, что тот послал ему такого парня: превосходного во всех отношениях, милого и с отличным чувством юмора, который может совершенно спокойно попивать свой эль, пока Романофф пытается прожечь его взглядом. И сейчас этот идеал сидит прямо напротив Баки, который не может даже смеяться, как нормальный человек. Мир жесток. Джеймс знал это и до сегодняшнего вечера, но этот момент кажется ему особенно несправедливым на фоне одного большого позорного события под названием «Жизнь Баки Барнса». По крайней мере, он так думает до следующего неловкого момента, когда Наташа замечает, каким взглядом Баки пожирает её горячего охранника. Выражение лица девушки меняется на глазах, превращаясь во что-то очень хитрое и самодовольное, а тёмно-красные губы расплываются в самой пугающей улыбке, которую парень когда-либо видел. — Ох, Баки, ты наверное ещё не успел познакомиться с моим телохранителем, да? Он не приезжал со мной в Россию. Это Стив, — сообщает она, оборачиваясь на высокого, мускулистого блондина. — Баки Барнс, — представляется Баки. Собственный голос кажется ему отвратительным. Он нервничает, а протягивая ладонь для рукопожатия, думает только о том, чтобы она вдруг не вспотела от охватившего его волнения. — Стив Роджерс, — отвечает телохранитель, принимая руку Барнса. У него крепкое рукопожатие, а ладони намного больше, чем у Баки — это будет ещё одним пунктом в нескончаемом списке несправедливостей жизни. — Очень рад познакомиться. Я большой фанат твоей работы. Баки отпускает его руку и делает вид, что удивлён, но не слишком. — О, правда? — спрашивает он, удерживая интонацию на грани саркастической: это очень удобно, ты всегда можешь обратить всё в шутку. Хотя себе он уже признался, что всё же немного надеется на положительный ответ. Бармен расставляет их заказ на аккуратные салфетки с эмблемой театра. Баки достаёт свой бумажник из внутреннего кармана, но всё ещё не перестаёт смотреть на Стива. — Да, конечно, — губы блондина растягиваются в игривой усмешке, от которой за версту попахивает большим подвохом. — Я часто приглядывал за соседскими детьми, когда учился в старшей школе. Мы смотрели I Was A Teenage Pop Star каждый раз, когда я заходил. Думаю, я до сих пор помню тексты большинства твоих песен, так что, если ты когда-нибудь захочешь спеть дуэтом... Барнс почти роняет свой бумажник, но успевает достать десятидолларовую купюру и кинуть её на стойку. — Когда сдохну и попаду в рай — только попробуй что-нибудь сказать по этому поводу, Наташа, — ты знаешь, что Господь скажет мне, Стив Роджерс? — Что? — парень кажется удивлённым. — «Слушай, Баки, я думаю, I Was A Teenage Pop Star был интересным сериалом. А ещё это был хороший шанс на сольную карьеру для такого неопытного парня, как ты. Другие твои фильмы я не видел, но мы до сих пор поём твои песни на пару с Архангелом Михаилом». — Он засовывает бумажник обратно в карман и переводит взгляд на Наташу: — Всегда рад повидаться, Нат. Хорошего просмотра, Стив. И Баки уходит....
На самом деле I Was A Teenage Pop Star был очень неоднозначным шансом на сольную карьеру. Баки тогда был на мели во всех смыслах этого слова. Всё началось с того, что его заботливая мать скопила небольшую сумму на билет до Лос-Анджелеса, а Баки не мог позволить себе вернуться в Бруклин с отказом и объяснять ей, что он даже не в состоянии вернуть ей деньги, потраченные на поездку. В Лос-Анджелесе он пришёл на кастинг ролей для очередного фильма студии Дисней, и это был его последний шанс. Что ж, откровенно говоря, надежда и правда была мизерной, но когда ему позвонили и сказали, что хотели бы видеть его в роли Чеда Дарлинга — подростка поп-звезды, который вернулся в старшую школу на пару месяцев, чтобы забрать диплом... Да, тот день Баки мог официально считать подачкой с небес. Но он никогда и никому не говорил о том, как радовался тогда. Это разрушило бы имидж. Клинт, его пиар-менеджер, настоятельно советовал, да что уж там, он и сейчас советует ему смеяться при каждом упоминании этого фильма во время интервью. К счастью Баки, никто не осмеливается копаться в его Диснеевском прошлом: Клинт заранее предупреждает всех интервьюеров, что Мистер Барнс больше никогда не появится на их шоу, если они хотя бы заикнутся об этом. И чего точно не знают парни, насмехающиеся над его первой работой в кино, это то, каким счастливым было выражение лица его матери, когда он рассказал ей о роли, или как Беки упросила администрацию школы устроить вечеринку по поводу его возвращения со съёмок. Когда Баки вернулся обратно, он был почти национальным героем для своих сверстников: директор старшей школы дал ему произнести речь перед всей школой и наградил памятной грамотой. Конечно, их фильм не номинировали на Оскар, и игра Барнса в I Was A Teenage Pop Star даже близко не стояла с тем, что он вытворял в Увертюре, но Баки всё ещё горд, что снимался в этом фильме, и не важно, что говорят об этом какие-то нахальные, невоспитанные, дерзкие, чертовски возбуждающие телохранители....
Баки уже занял своё место в зрительном зале, когда... — Хэй! — в своей привычной манере приветствовал его Сэм, проскальзывая на сиденье рядом с другом так тихо, что Баки почти подпрыгнул на месте. — Иисусе, Сэм. Когда ты пришёл? — Как раз вовремя, чтобы увидеть, как ты строишь глазки тому очаровашке рядом с Наташей Романофф. — Сэм смотрит на него этим своим «ты-должен-рассказать-мне-всё» взглядом, для которого Баки совсем не в настроении. Во-первых, им больше не тринадцать и они не в мальчишечьей раздевалке. Во-вторых, Наташа и этот её наглый Стив Роджерс в любую минуту могут занять свои места где-нибудь неподалёку, а последнее, чего хотел бы Баки — это чтобы тот парень думал, будто Барнс сохнет по нему, как школьник. — Ну-у, — Джеймс передаёт свой мартини Сэму. Он использует весь кратковременный перерыв в приступе заинтересованности своего друга, пока тот пьёт, чтобы обдумать свой ответ. — Он говнюк. — Идеально, — говорит Сэм, морщась после пары глотков. — Ты тоже. Баки забирает свой напиток и ухмыляется; Сэм улыбается в ответ. Сэм — лучшая часть Голливуда, даже если Баки вряд ли собирается сообщать ему об этом. Он был каскадёром в одном из боевиков, где Баки снимался пару лет назад, и с тех пор всегда составлял ему компанию на подобных мероприятиях. Не то чтобы они приезжали вместе; никто не хочет, чтобы люди болтали лишнее. Да и в последнее время им всё реже удаётся увидеться: Сэм получил роль психолога-криминалиста в одном из популярных сериалов о копах, но, несмотря на плотный график, они всё ещё частенько зависают вместе. — Радуйся, что ты пропустил это звёздное сборище, — ловко переводит тему Барнс. — Я клянусь, если бы мне пришлось знакомиться с ещё одной голливудской задницей, я бы вырвал свои чертовы волосы. И... — И это единственное место, где тебя могут заметить, так что, — Баки шутя пихает Сэма в живот, при этом не проливая ни одной капли Мартини. — Я же уже говорил, что ты говнюк, да?...
Может фильм и заканчивается смертью Чайковского, но Баки совершенно точно уверен - большинство зрителей плакало именно над его гибелью на экране. В принципе, это не должно его радовать, но, тем не менее, по лицу Барнса видно, что он очень доволен. Чего стыдиться, если ты уже давно носишь статус общепризнанного говнюка? И всё же, последняя вещь, которой он желал бы, — это выслушивать поздравления от подходящих один за другим незнакомых людей, а также вежливо отказываться от предложений выпить вместе с ними. Баки вымотан, и сейчас все его мысли только о том, как бы побыстрее вернуться в свою квартиру, заползти в кровать и, может быть, посмотреть какой-нибудь выпуск My Cat From Hell перед сном, если эту программу будут показывать по телевизору. Но вечер продолжается, сразу после премьеры планируется большая вечеринка, куда главным образом пойдут любители бесплатных смузи & мулаток. Барнс обязан там быть. Поэтому Баки неохотно прощается с Сэмом и покидает здание через черный вход, направляясь к своей заблаговременно спрятанной снаружи театра машине. Он кое-как переодевается на заднем сидении, заменяя неудобный смокинг — чëртов дресс-код, бабочки придумали мазохисты — на пару джинс, черную футболку и любимую кожаную куртку. Через полчаса он будет у ворот клуба, где намечается ещё пара развлечений для широкой публики; ну, это только если копы не заметят мартини в его крови....
«Нужно пробыть здесь около часа, показаться на глаза Клинту, а потом можно по-тихому покинуть пьянку,» — успокаивает он себя. «Шестьдесят минут, пара рукопожатий и может быть один танец с классной девчонкой — затем домой». Это вовсе не значит, что он не любит выходить из дома. Скорее наоборот: бывают ночи — их особенно любят журналисты, — когда душа Баки просто требует алкоголя и танцев в окружении потных незнакомцев. Но в такие вылазки, как эта, когда он на виду, и ему приходится слишком часто оглядываться через своё плечо, замечая чей-нибудь завистливый взгляд... Да, этот расклад ему не очень-то нравится. Как он и ожидал, у входа в клуб дежурит целая бригада папарацци с камерами наизготове, и стоит ему захлопнуть дверцу свей машины, как его глаза атакуют сразу десятки вспышек. Каждая часть Барнса хочет зажмуриться и залезть обратно в машину, но актёр не может позволить себе такую слабость, так что он стискивает губы и криво улыбается, пытаясь сделать свой взгляд настолько сексуальным, насколько это вообще возможно, когда ты спишь по четыре часа и живёшь на горючем из мартини и стойкого отвращения к самому себе. Баки с трудом пробирается ко входу через живую стену, когда посередине этого безумия появляется Стив Роджерс, хватает его за локоть и шепчет на ухо, придвигаясь совсем близко: — Сделай вид, будто я говорю о чём-то срочном. Баки смотрит на него расширенными глазами, резко кивает, а потом быстро машет на прощание толпе, позволяя Стиву буквально затащить себя в клуб, придерживая своё несопротивляющееся тело за руку. В помещении не меньше папарацци, но здесь работают профессионалы, а они практически незаметны. Рука Стива соскальзывает с его локтя, и Баки выдыхает. Вокруг него расплывается успокаивающее синее сияние: стены цвета морской волны и пол с большими прозрачными аквариумами дают глазам отдохнуть. Баки думает, что это, должно быть, худшее место, где можно попробовать съесть свежую рыбу, но оставляет свои размышления при себе. Аквариумы полны разноцветных тропических рыбок, тут и там стоят небольшие хромированные столики, а в углу он замечает бар, словно пристань возвышающийся над морем танцующих людей. Вместо музыки здесь громко играет техно: он не уверен, слышал ли мелодию до этого, но у него есть отличный шанс поймать ритм и окунуться в волны покачивающихся тел на танцполе. Но пока что вместо этого Баки смотрит на Стива, чьё лицо причудливо искажается в голубом свете. — Спасибо! — ему приходится кричать, чтобы его было слышно сквозь музыку. Стив улыбается, и это выглядит так искренне и непорочно... Словно они находятся не в ночном клубе, а по меньшей мере на утренней службе в католической церкви. — Не за что. Я... Я думаю, я начал наше знакомство немного не так, как хотел бы, — говорит он, неловко касаясь затылка одной из своих гигантских рук. Баки думает, что этому парню идёт небольшая доля смущения, и он, наверное, давал бы второй шанс каждому, если бы все люди бормотали извинения так же забавно, как это делает Стив Роджерс. — Да ладно, приятель, — Баки лениво пожимает плечами. — Ты просто выбрал не ту тему для шутки. — Да, я догадался, - Стив делает паузу. — Позволь мне угостить тебя. Баки сглатывает. — Конечно. — Что ж, это тот случай, когда отрицательный ответ можно считать преступлением.