Поиграем?

Свен смотрит на него, прожигая тёмным взглядом карих глаз его светлую фигуру. В его руках наполовину наполненный фужер, и желтоватая жидкость шипит, ударяясь о тонкие стеклянные стенки, когда он смеётся. Он редко пьёт шампанское, примечает Свен, но сегодня возможно и можно всё. Сезон закончен, уже на следующий день все разлетятся по своим странам и городам, после чего с головой окунутся в двухмесячный заслуженный отпуск. А пока кубки и медали остались не в таком далёком прошлом, они все перестали быть соперниками. Хотя бы в этот вечер. И Свен сделал новый глоток, чувствуя, как прохладный опьяняющий напиток приятно обжигает горло, унося мысли куда-то далеко. Туда, где не было ни треков, ни медалей, ни соперников, а существовало лишь внутреннее спокойствие и наслаждение. Ховард потерял Свена, едва в помещении погас свет и просторный зал наполнился синеющим полумраком, разреженным лишь цветным светом немногочисленных ламп. Временами норвежец даже сомневался, что из них двоих Тенью прозвали именно его: Свена было невозможно догнать, он исчезал так же неожиданно, как и появлялся, и предугадать его действия порой было так сложно. Возможно, именно поэтому между ними всегда царило взаимопонимание. Хотя бы потому, что Свен не пытался предвидеть поступки норвежца, а тот в ответ тоже пускал всё на самотёк. И потому Ховард знал: если Свен растворился в пленяющей темноте вечера, значит, так надо. И их пути пересекутся в момент, когда он меньше всего того ожидает. Ховард не прогадал и тысячу раз благодарил свою осмотрительность за то, что она не позволила ему распустить себя и напиться единственный раз в году (хоть он и имел на то полное право). О его друзьях того же сказать было нельзя, и потому Ховард уже в четвёртый раз (да-да, он считал) слушал одну и ту же историю из уст Кристоффера, как вдруг чья-то ладонь легла ему на плечо. Норвежец даже не оглянулся, чтобы глянуть, кто это. Он также не мог счесть касание случайным, потому что эти прикосновения его тело почти заучило наизусть. Безмолвный намёк, беззвучная фраза — Ховард понял его молчаливые слова с первого мгновения. Говорить что-то прилюдно казалось рискованным, и не то чтобы Ховарда сильно волновало то, что о нём или о них двоих подумают окружающие. Просто это испортило бы атмосферу. А до сих пор она оставалась идеально неизменной. Как та дрожь, что пробегала по его телу каждый раз, как Свен касался его. Недопитое шампанское теперь покоилось на дне оставленного бокала, и Ховард ускользнул из виду раньше, чем это смогли заметить. Он сомневался, что в подобной обстановке, где лица размывались смазанной темнотой, а сознание утопало в гуле кислотной музыки и сотни разноязычных голосов, можно было вообще заметить чьё-то отсутствие. Ховард вышел из душного зала, вдыхая более-менее спокойный воздух в коридоре, и оглянулся по сторонам в поисках Свена. Коридор, как и примыкающий к нему с той же стороны холл, пустовал, если не считать немногочисленных работников обслуживающего персонала, которым и дела не было до норвежца. И Ховард зашагал вдоль по коридору, не ожидая увидеть ничего неожиданного, но подсознательно предвкушая продолжение вечера. А кто сказал, что он кончился, стоило Ховарду вырваться из объятий шумного веселья? Вместо этого его заключили в другие объятия, и Ховард почувствовал, как влажные губы оставляют смазанный поцелуй за ухом. Он улыбнулся крем рта, позволяя прижать себя спиной к груди и крепко обвить руками, и почувствовал, как горячее дыхание обжигает шею. Свен никогда не пил шампанское. Только красное вино. И это чувствовалось по тем сладковатым ноткам, что ему удалось уловить в его спокойном, ровном дыхании. — Сколько ты выпил? — произнёс Ховард на выдохе, не зная, зачем вообще задал этот вопрос. Хуже пьяного Свена может быть только трезвый Свен. Потому что пьяный Свен не задаёт вопросов. Однако Ховард знал, что он сгодился бы ему в любом состоянии. — Это важно? — почти промурчал Свен в ответ и подарил ему ещё один поцелуй за ухом. Определённо, Свен не был пьян. Просто шумные вечеринки заставляли его и без того несуразно слаженную крышу ехать ещё сильнее. И опять же, Ховард не возражал, лишь бы только эта крыша ехала по нему одному. Ховард повернулся, легонько толкая Свена к стене и, убедившись, что в коридоре не находилось больше ни одной живой души, подался вперёд. Свен едва успел заключить его в кольцо своих рук, как их губы встретились, разделяя неторопливый, почти ленивый поцелуй. Губы Свена отдавали привкусом того вина, что он потягивал из единственного, по правде говоря, бокала весь вечер, и Ховард не смог не заметить, как голландец тихо улыбается сквозь поцелуй. Когда Ховард оторвался, то увидел, что Свен смотрит на него из-под полуприкрытых век, даже не думая скрывать хитроватую улыбку. — Ненавижу, когда ты так делаешь, — наигранно недовольно шепнул Ховард, проводя пальцем по губам Свена. — Тебе так нравится наблюдать, как я целуюсь? Свен только тихо усмехнулся, позволяя норвежцу оттянуть его нижнюю губу и подарить ему ещё один короткий поцелуй. — Просто ты так мило выглядишь, — ответил Свен, щуря и без того прищуренные глаза от яркого света в коридоре. — Сразу хочется выбить из тебя всю эту милую дурь. Ховард улыбнулся, приподнимая голову, чтобы казаться выше и оказаться на уровне глаз Свена. Пусть разница в росте не была велика, но временами она чувствовалась. А особенно сильно она ощущалась как раз в такие моменты. Свен не сводил с него загадочного взгляда, и подсознательно Ховард догадывался, о чём сейчас думал этот голландец. Может, он и не был прав в своих догадках. Ведь всё между ними происходило, как говорится, здесь и сейчас. И, кто знает, может именно поэтому однажды они оба оказались в руках друг друга гораздо ближе, чем могли предположить. И им это нравилось. — И много ли способов «выбивания» этой дури ты знаешь? — улыбнулся Ховард, неволей ёрзая в по-собственнически крепкой хватке Свена. Но тот даже не собирался его отпускать так просто. — Много, — полушёпотом отозвался Свен, чуть потираясь щекой о щёку норвежца. Его всегда поражало, какой жар скрывается за этим по-нордически невозмутимым нравом. И уже давно научился его распалять. Прямо как сейчас, когда Ховард подавал недвусмысленные намёки, а его тело уже требовало того, о чём он не решался сказать в упор. — Но на тебя действует только один. — Боюсь, что Крис вернётся раньше, чем ты закончишь... — с лёгким разочарованием отозвался Ховард, зарываясь пальцами в волосах на затылке Свена, и тот коротко хохотнул ему на ухо. — Ах, какая жалость, — выдохнул он. — Придётся тебе тащить свои достоинства ко мне. — Ты один в номере? — слегка удивился Ховард, отрывая губы Свена от своей шеи и смотря ему в глаза, чей взгляд был лишь слегка замутнён нескрываемым желанием и распаляющим его алкоголем. — Не один, — ответил он с ухмылкой. — Со мной будешь ты. Спустя жалкую пару минут они уже стояли на пороге номера Свена (заказанного им заранее специально на эту ночь), и, как только дверь поддалась, они буквально ввалились внутрь. Темнота подействовала безотказно. Это было пьяняще, гораздо сильнее, чем пьянил разносимый в зале на первом этаже алкоголь, и срывало предохранители. Хотя какие, к чёрту, могут быть предохранители в отношениях, где не существовало ни преград, ни барьеров? Никто из них не знал, и это не имело значения. Стоило двери с хлопком закрыться за его спиной, как Свен прижал Ховарда к ней спиной, со всей силы вжимая его тело в себя и сливаясь с ним в нетерпеливом поцелуе. В какой-то момент Ховард сбивчиво вздохнул, хватая ртом воздух, прежде чем накрыть губы Свена вновь, и Свен воспользовался моментом. Он перехватил запястья Ховарда, с силой прижимая их к двери вместе с горячим телом норвежца — горячим даже сквозь слой одежды — и углубился, чувствуя, как Ховард моментально подключается к их несерьёзной, но намеренной борьбе, в которой не было победителей. Ховард приоткрыл рот, спуская Свена глубже, и он провёл языком по языку норвежца, сплетая их вместе и выбивая из него непроизвольный страстный вздох. Это стоило Ховарду хищной улыбки голландца и несильного укуса в нижнюю губу в знак своеобразной победы в этом «раунде». Хотя битва только началась. Ховард оторвался от двери, толкая Свена в грудь в сторону кровати, и тот сделал несколько шагов назад, прежде чем ударился икрами о деревянный каркас и упал на спину на прогнувшийся под его весом матрас. Ховард не стал ждать. За пару шагов преодолев расстояние между ними, он играючи запрыгнул прямо на его бедра, даже в едва разреженной светом огней ночного города темноте замечая, как голландец привычно улыбается ему. За эту хитрую, открытую и в то же время таящую столько загадок улыбку Ховард готов был вечно отдаваться ему... Но раз Свен решил сыграть, как можно отказать? Теперь Ховард прижимал его руки к кровати, вытянув их над головой и держа пальцы сплетёнными. С момент они молча смотрели друг на друга, и Ховард наблюдал, как скрытая под тонкой тканью футболки грудь Свена вздымается чаще, чем обычно. В этот момент он вновь наклонился вперёд, и Свен приподнял голову, чтобы вновь соединиться с норвежцем в новом поцелуе. На этот раз они целовались откровеннее, не в силах скрывать страсти, которую и без того приходилось подавлять так долго. Жизнь спортсмена предполагала множество лишений, но если бы только пресса знала, какого труда стоило Свену подавлять своё влечение к тому, к кому уже давно слишком часто стучало его сердце, чтобы не сорваться на людях, то воздвигла бы ему памятник ещё при жизни. А пока ночь забирала их в свои владения, заставляя помнить про единственно правильный факт — уже наутро их вновь разделит расстояние до новой встречи аж в следующем сезоне. Терпеть так долго Король не привык, а потому сдерживаться сейчас было равносильно преступлению. Тем более, когда Ховард был так горяч. Ховард поцеловал его ещё раз, проводя языком по его влажным губам, и отпустил его руки, рывком стягивая с себя футболку. Свен не стал дожидаться, пока его ладони снова окажутся придавленными к постели, и медленно провёл руками по обнажившемуся торсу норвежца, обвивая его, чтобы прижаться. Ховард сполз бёдрами ниже и теперь нависал над голландцем на полусогнутых руках, позволяя ему скользить пальцами по разгорячённой коже, огибать рельефы мышц, проглаживать ладонями по груди и греть пальцы на его шее. Внезапно Свен сделал рывок, и не ожидавший такого поворота событий Ховард оказался вжатым сильными руками в кровать животом вниз. Свен моментально навалился на него своим телом, проводя губами дорожку от самой шеи до того места, где обнажённое тело перетягивалось ремнём на его джинсах. Ховард едва слышно вздохнул, изгибая спину навстречу его касаниям, и Свен последовал примеру Ховарда, срывая с себя футболку и откидывая её куда-то в сторону. Чувство соприкосновения кожей о не менее горячую и чувствительную кожу норвежца действовало сильнее простых касаний, и Свен прижался вновь, просовывая руки под торс Ховарда и крепко прижимая его к себе. Ховард распластал руки по кровати, выгибаясь, чтобы как можно ярче почувствовать соприкосновение с сильным телом голландца над ним, и неволей улыбнулся, срываясь на возбуждённый вздох. Свен шумно поцеловал его в шею, вновь горячо выдыхая, и в следующий момент прикусил его за её заднюю часть, несильно оттягивая кожу. Ховард отозвался тихим стоном, и Свен победно усмехнулся, глядя на то, как уверенность и самообладание Ховарда медленно, но верно канут в Лету. Его кожа горела в тех местах, где Свен целовал его, и пальцы норвежца неволей сжимались на ткани простыни, когда он в очередной раз вздыхал от пробирающей тело возбуждающей дрожи. — Ты неисправим, — страстно шепнул Свен на ухо Ховарду, скользя руками по его торсу и останавливаясь на бёдрах. Ховард только игриво толкнул его стянутыми плотной тканью бёдрами, не в силах больше никак подействовать на самоуверенность этого парня, который даже в постели умудрялся не терять своей гордости. — Можно подумать, ты паинька, — проговорил Ховард, срываясь на лёгкий стон от того, как Свен прикусил его кожу между лопатками. — Эго из всех щелей прёт. — Но ты меня за это любишь, малыш, — отозвался Свен, поглаживая Ховарда по бокам, и не смог не заметить, как он дрогнул, заслышав эти слова. Они редко делали признания друг другу. Даже в свой первый раз они не обменялись привычными для всех влюблённых словами, предпочитая дела словам. В ту ночь Свен не отпускал Ховард из своих рук, заставляя его откидывать голову и за пеленой возбуждения и накрывающих с головой чувств стонать его, Свена, имя снова и снова, пока сил хватало у обоих. А наутро они вновь обменивались подколами и скользкими шуточками, оставаясь закадычными друзьями в глазах окружающих ровно до тех пор, пока ночь вновь не свела их в объятиях друг друга. И они не слушали предрассудки, предпочитая вместо этого слушать зов своего внутреннего голоса. А ещё желания своих тел, которые растворялись в ласках друг друга и приносили друг другу столько пьянящего удовольствия, что вскоре они оба позабыли о том, что что-то в их связи может быть неправильно. Как же это может быть неправильно, когда сердце трепетало от каждого разделённого поцелуя, а разум забывал давать команду дышать каждый раз, как Свен (а когда и Ховард) оказывался внутри тела того, кого все окружающие видели просто его другом? Им было хорошо вдвоём. А всё остальное шло к чёрту. Хорошо им было и сейчас, когда Ховард упивался шумным дыханием Свена и его страстными поцелуями по всей спине, а сам Свен не мог оторваться от горячей кожи, желая только большего. И он не стал откладывать дело в долгий ящик. Мгновение, и пальцы уже расправлялись с непослушной пряжкой ремня, без лишних разговоров выдирая Ховарда из ненавистных брюк. Оставшись в одном белье, Ховард неволей вздрогнул, не столь от дискомфорта или холода, сколько от предвкушения того, что, как он знал, последует дальше. И боже, он просто хотел этого. Свен снова поцеловал его куда-то в поясницу, чуть задирая руками бёдра норвежца и вновь оказываясь на уровне его шеи. Дыхание разбилось о его светлый затылок, и Ховард неволей потёрся ягодицами об упирающийся в них пах Свена, что, конечно же, не укрылось от него. Он низко присвистнул, заставляя Ховарда покраснеть — благо, темнота не позволяла выдать его смущение — и едва заметно провёл пальцами по самому низу его живота, чувствуя, как он рефлекторно подрагивает под чуткими, но не лишёнными нетерпеливой страсти касаниями. — Мне кажется, или кто-то сегодня слишком долго терпел? — заискивающе прошептал Свен, надавливая на распластанное и полностью ведомое голландцем тело Ховарда, и в этот момент он почувствовал его руку между чуть разведённых ног, прямо в том месте, где почти болезненно напряглось его возбуждение. Ховард тихо ахнул, снова непроизвольно сталкиваясь бёдрами с его пахом, и сжал простыни между пальцами. — Просто заткнись и сделай это, — прошипел Ховард глухо. Что ж, в планах Свена не было довести Ховарда до бешенства. А вот довести до сладкой разрядки — вполне входило. И Свен без лишних слов скользнул пальцами под резинку его белья, сжимая в ладони его горячую, требующую касаний плоть. Ховард отозвался сдавленным стоном, и Свен начал действовать, не выжидая больше не секунды. Да, эта игра ему была определённо по душе. И чем дальше заходил Свен, тем большего хотелось Ховарду, и по тому, как норвежец внезапно позабыл все слова, Свен мог это понять. Поза была слегка неудобной для подобного рода ласки, но менять её Свену не хотелось. Ему нравилось чувствовать, как норвежец всё более откровенно стонет под ним, как невольно трётся о его тело, желая отвести часть возбуждения в бесстыдные касания, как всё более уверенно толкается ему в ладонь, позволяя себе позабыть о том, кем он был. Здесь и сейчас он был лишь тем, кто сходил с ума от жара голландца над ним, и его касания только подводили его к самому краю, на котором он уже едва балансировал... Свен уже давно прознал все его тайные места. Он знал, каких точек касаться, чтобы тело норвежца изгибалось от блаженства, как двигать рукой, чтобы он не сдерживал отчаянных порывов податься навстречу, когда поднажать, ускоряя добивающие касания, а когда внезапно замедлиться, доводя движения до тягучего, сладкого до боли поглаживания, от которого голова Ховарда просто шла кругом. Свен провёл рукой по плоти, чувствуя, как тело Ховарда отдаёт в его грудь блаженной дрожью, и снова поцеловал его куда-то в светлый затылок. Ховард задышал чаще, не расслабляя цепкой хватки пальцев на простынях, и Свен продолжил свои действия. Он двинул запястьем ещё раз, затем ещё, улавливая малейшие изменения в сбитом ритме дыхания норвежца, и в который раз за день (за жизнь) поразился, сколько огня скрывал этот спокойный и тихий в жизни парень за образом холодного северянина. Судя по тому, как ладонь Свена уже не просто двигалась, а свободно скользила по напряжённому стволу от выделившейся естественной смазки, ему сейчас было больше, чем просто хорошо. И то, как усердно норвежец толкался в его руку, временами срывая на совсем не сдержанные стоны, только побуждало Свена продолжать. За всем происходящим он не мог не заметить, что ему самому тоже не помешала бы сладкая, страстная ласка, прежде чем дело дойдёт до логической кульминации. Но отпустить Ховарда сейчас казалось немыслимым: его вздохи и стоны становились всё откровеннее, влажное трение в ладони — всё жарче, и терпение — всё небезграничнее. В какой-то момент стягивающее бёдра бельё оказалось слишком невыносимой преградой, терпеть которую, видя, как извивается и бесконтрольно трётся о его возбуждённые места Ховард, оказалось свыше его сил. Сладкий поцелуй в поясницу, и тёплые пальцы любовно впиваются в крепкие бёдра, приподнимая их для лучшего удобства. Поза показалась Ховарду слишком откровенной, но Свен пресёк эти мысли на корню, снова проводя пальцами по стволу и отодвигая крайнюю плоть, что коснуться особо чувствительных точек. Норвежец поджал губы от приятного чувства и чуть поёрзал, когда Свен оказался прямо около его уха. — Ну что, Хов, — заигрывающе шепнул он, отвесив смачный шлепок по аппетитным и таким доступным местам норвежца. — Поиграем? Ховард не сразу понял, о чём именно идёт речь, потому что чувство оказалось разрывающим, и он заскрёб пальцами по ткани постельного белья, ощущая, как что-то твёрдое и горячее упирается прямо между его ягодиц. — Кто кончает первым, тот в следующий раз снизу, — Свен прервал его, предугадывая его слова, и Ховард искренне желал, чтобы «следующий раз» наступил как можно скорее... Чёрт возьми, он всегда думал, что его выдержка, воспитанная годами суровых тренировок, не знает равных, но Свен, кажется, разбил его гордость в пух и прах. — А будет и следующий раз? — вместо этого хрипло сказал Ховард, слыша, как Свен тихо усмехается в ответ. — Всё зависит от твоих желаний, — улыбнулся он, и Ховард выгнулся в спине ещё немного, закинув руку за голову и хватая Свена за шею, чтобы плотнее прижать его за затылок к своей шее. Раздался сладкий стон, и норвежец прикусил губу, чувствуя, как его нутро заполняется до самой глубины. Свен двинул бёдрами, чувствуя, как Ховард туго обхватывает его плоть, и это окончательно снесло голландцу крышу. Ховард издал ещё один протяжный стон, расслабляясь, чтобы впустить его глубже, и Свен подарил ему ещё один поцелуй во взмокшую от напряжения и сладкого трения тел шею. Он медленно втянул носом запах его разгорячённого тела, задерживая дыхание на новом толчке, чтобы прочувствовать его. Что-то свежее, похожее на гель для душа, которым обычно пользовался Ховард. А ещё шампанское. Сладковатое, как слетающие с его приоткрытых искусанных губ вздохи, обжигающее, как трение его стенок о чувствительную кожу плоти, затмевающее разум медленно, но безотказно, как податливые движения навстречу. Смаковать такой вкус не следовало так скоро... и Свен внезапно замер, толкнувшись в самую глубину, почти не выходя изнутри. — Запомни это, — томно шепнул Свен Ховарду на ухо, прикусывая мочку и слегка оттягивая её. — Запомни, каково это, и вспоминай, когда будешь передёргивать тёмными ночами у себя в норвежской дыре на мои фотки. Ховард нашёл в себе силы тихо усмехнуться, хотя бешеный стук сердца заставлял его думать, что его слов не услышат за гулом сердцебиения. — Грязные словечки не входили в правила игры, если я правильно помню... — проговорил он на полушёпоте, и Свен поцеловал его в плечо, возобновляя свои толчки. На этот раз Ховард упал лицом в подушку, красиво изогнувшись, и Свен расставил руки по обе стороны от его тела для лучшего удобства и проникновения. — Правила создали, чтобы их нарушать, если я правильно помню, — сказал Свен, тяжело выдохнув ему в ухо, и Ховард застонал громче от того сладкого удовольствия, растёкшегося по всему телу от проникновения к самому чувствительному месту. Свежесть бриза и сладость вина... Свен упивался этим диким сочетанием, пытаясь получить от него всё, стараясь вдохнуть его полной грудью, в прямом смысле прочувствовать его в самой глубине, чтобы запомнить на долгие месяцы, что эти запахи будут в разлуке с ним вместе с их обладателем. Ховард, наверное, ещё никогда не стонал так откровенно, и Свена заводило это. Что ж, может, норвежец всё же выпил больше, чем он предполагал... но одно Свен знал точно — да, эта игра была по душе Ховарду. А особенно по душе были ему руки Свена на своем возбуждении, ласкавшие его так умело, словно делали это уже тысячи раз, твёрдая плоть внутри него, смазывающая и заставлявшая тихо подрагивать, прося о большем... Вот только поза не позволяла Ховарду вцепиться в него руками и скрести по сильной спине в тщетных попытках отвести возбуждение. Что ж, может, и к лучшему: в условиях постоянного контакта со своими подопечными из сборной скрывать царапины не получилось бы слишком долго. А вопросов они породили бы не в меру много. Толчок, ещё один, и ещё... Вскоре они оба потеряли чувство времени, вместо этого обретя ощущение ритма. Ховард поймал его первым, осознав, что непроизвольно двигается вместе со Свеном, который к тому времени не разбирал ничего, кроме собственного чувства желания и упоительных вздохов норвежца под ним. Прошло не так много времени, прежде чем оба оказались на грани, и теперь их бесстыдная, бурная связь перерастала в борьбу за право обладать, за право показать другому, что он может добиться, чего хочет. Проникновения Свена становились всё более безудержными, временами он просто откровенно брал Ховарда сзади, слыша ритмичные шлепки соприкасающихся в страстном порыве бёдер, и норвежец отчаянно сжимал пальцы на ногах, считая про себя секунды до конца... Внезапно Ховард дёрнулся, соскальзывая со Свена и вырываясь из его тесной, почти собственнической хватки. Тело всё ещё горело от его касаний, и ощущение подобной «свободы» отдавало лёгким холодком, пробежавшимся вдоль позвоночника от потери контакта. Не говоря уже о мучительно пульсирующем возбуждении, разрядка которого была так неожиданно и даже жестоко прервана. И Ховард смог заметить это в глазах Свена. Всё-таки не один он находился на краю, и это заставило норвежца хитро улыбнуться. В тихом омуте черти водятся, ведь так говорят? Да, возможно, эта поговорка была сказана как раз о его обманчивом нраве. Там, на конькобежных овалах, в своём окружении и вообще в жизни он был простым парнем Ховардом, знаменитым на весь мир своим невозмутимым, иногда робким и спокойным характером. Ведь кому какое дело, каким ты становишься в руках своего партнёра? Подобных вопросов ему никогда не задавали, да Ховард и не ответил бы на них. Потому что когда твой партнёр — сам Свен Крамер, предугадать что-либо просто невозможно. А их отношения всегда строились на порывах. Свен смотрел на него каким-то мутным от возбуждения взглядом, не понимая, что происходит, и Ховард воспользовался моментом. Увлекая его в страстный, почти жадный поцелуй, он решил не говорить, а действовать. Теперь Ховард смотрел на него сквозь дикие ласки, задней мыслью понимая, почему Свен так любил наблюдать за ним во время поцелуев, и пусть на губах и на всем его теле ещё не остыли сладкие поцелуи Свена, он желал, чтобы голландец лично ощутил это. Настойчиво надавив на его грудь, Ховард добился-таки того, чтобы Свен поддался, и вот уже в следующую секунду норвежец оказался сверху, нависнув над ним на вытянутых руках и расставив ноги по обе стороны от его тела. В замутнённом разуме Свена, наверное, впервые в жизни не смогло найтись однозначной догадки насчёт того, что же может произойти далее. Одно он знал точно. Что норвежец обставил его, даже не дав ни единого шанса исправить ситуацию. И теперь сидел на его бёдрах, начиная скользить его плотью между своих ягодиц, чем выбивал из Свена полустрастное-полураздосадованное шипение. Ховард забавлялся. Он играл, и Свен вспомнил о том, что в любой игре есть правила. — Видишь? — воскликнул он издевательским тоном, продолжая свои добивающие действия. — Ты даже не пытаешься вырваться... Тебе же нравится, признайся. Свен фыркнул, изо всех сил стараясь подавить желание сорваться на стон. — Этого не было в условиях игры, — рыкнул он, прикусывая губу от созерцания представшего перед ним зрелища. Ховард и так пробуждал в нём не совсем приличные фантазии каждый раз, как оставался с ним наедине, но теперь эти мысли перешли все возможные границы. Ховард елозил ягодицами по плоти голландца, действуя максимально тягуче, чтобы не дать ему дойти до конца без его на то согласия. Чёрт возьми, подумал он, кто бы мог подумать, что такое возможно. Ховард окинул его оценивающим взглядом, не говоря ни слова. В следующую секунду он обвил его руками и дернул на себя, заставляя сесть и прижаться к разгорячённому телу. Светлый взгляд встретился с тёмным, бездонным взглядом Свена, и Ховард с улыбкой погладил его скулу большим пальцем. В этот момент он смотрел только в его глаза... — А к чёрту правила. Свен почувствовал, как его бёдра приподнимают крепкой хваткой сильных рук, и неволей вздрогнул, когда его нутро внезапно оказалось заполненным. Ховард вошел в него на одном движении, не торопясь, но уверенно, ахнув от эйфории и чувств, разрывающих грудь. Свен задрожал, вжимаясь в тело Ховарда и отпуская долгий, до неприличия долгий стон от внезапного чувства наполненности. Но Король льда не звался бы Королём, если бы не умел бороться до конца. И, словно желая заглушить отзвуки собственных стонов и заставить норвежца позабыть об этой сиюминутной слабости, он глянул на него снова, как-то особо томно и даже любяще, после чего зарылся пальцами в его светлых волосах и заставил закинуть голову, пробегая губами точно посередине, выцеловывая ровную дорожку до ямки на шее, поцелуй в которую пришёлся особенно жарким. Каждый раз их спрашивали, что происходит между ними, и каждый раз они отвечали почти в унисон, что они и друзья, и соперники. Но первое сильно превалировало, и о том, что Свен и Ховард всё ещё оставались главными соперниками, вспоминали лишь на льду. Но если бы только неугомонные зеваки видели их сейчас, то убедились бы лично, что такое дружба соперников. Свен снова не сдерживал стонов, чувствуя Ховарда глубоко внутри, и в ответ сжимал мышцы, чтобы с одной стороны не дать ему обладать собой так быстро, а с другой — подарить ему чувство особенно жаркого трения. Бёдра голландца Ховард беспринципно развёл и теперь соприкасался с ними с их внутренней стороны, и Свену пришлось — пришлось-таки! — признать, что из Ховарда тоже получился бы неплохой собственник... если бы только между ними не существовало никаких чувств. А пока Свен смотрел, как руки скользят вдоль боков и ложатся на его бедра, как его пальцы распластались по влажной коже... и медленно сходил с ума. На задворках сознания Свен всё ещё лелеял мысль, что Ховард играл нечестно, но все протесты оказались напрочь раздавлены чувствами, которым в буквальном смысле становилось тесно внутри, и потому они вырывались яркими стонами и податливыми толчками. Ховард наклонился вперёд и крепко, требовательно поцеловал его, кусая его губы и спускаясь ниже. Тело Свена в эти моменты принадлежало ему, и он распоряжался им, делал его своим, раз и навсегда — Ховард не любил повторять дважды. И вот дорожка из ярких засосов закрасовалась на шее голландца: Ховарду было все равно, как он будет закрывать эти следы принадлежности и сможет ли сделать это вообще, главное, что он сможет видеть их каждый раз в отражении, сможет коснуться, вспоминая те моменты их единения. Он врывался в него всё глубже, заставляя изгибаться от жаркого трения, от властных толчков в него, доставляющих столько же страсти, сколько сладкого чувства. Именно в этот момент Свен как-то особенно сладко вздохнул и застонал, прижимая тело норвежца к себе. Ховард зарылся пальцами в волосы на его макушке и сделал ещё несколько толчков — более резких, чем прежде, но иначе было нельзя. Сладко целуя его, он почти вспыхнул в его руках и почувствовал, как внутри Свена становится слишком мокро и липко, а по телу расползается ни с чем не сравнимая сладость. Свен, в свою очередь, вздрогнул, принимая его жёсткие толчки внутрь, принимая полностью и уже не воспринимая того, что происходит вокруг. Чувствовать Ховарда внутри, чувствовать сладкое ощущение во всем теле, охватывающую слабость и даже странную усталость оказалось намного прекраснее, и он пришёл к концу секундами раньше Ховарда...

***

Проснувшись наутро, Свен не почувствовал ни тепла тела рядом с собой, ни ласковых объятий, которые неизменно следовали за каждой их ночной близостью. Норвежец уехал, не сказав ни слова. Или всё же сказав? Отчего-то Свен не смог не улыбнуться, завидев уведомление о единственном утреннем сообщении на экране своего смартфона. «Счёт один-ноль в пользу сборной Норвегии. Голландцы получают череду штрафных, пробивает атакующий Бёкко. Следующий тайм разыгрываем на нашем поле. Ты же ещё не решил, где провести отпуск? ;)» Что ж, может, перед рейсом в Дубай стоило всё-таки заскочить в Норвегию, чтобы подобрать особо важных пассажиров. Уж слишком велико было желание сыграть заново. Но на этот раз без правил.