От лица Гарри
Дорниец. Вот кто завладел его умом. Этот высокий, слишком худой и от этого такой гибкий и пронырливый парень не давал Гарри покоя. Его темные глаза, как будто бы подведенные чем-то черным изнутри, его сильные и большие руки. Он был хороший боец, но это не все, что думал о нем Лорд-командующий. Гарри был северянином, с самого детства он воспитывался в доме у Эддарда Старка, и все знали, что король Роберт Баратеон его отец. Но выбрать стену Гарри решил сам — кем он иначе будет? Прославленным рыцарем? Это не его, он понял это уже давно. Мейстером? Отец только посмеялся, узнав об этой идее сына, а на губах Неда Старка проскользнула снисходительная улыбка. И он решил пойти сюда, добровольно стать братом Ночного Дозора, вести пусть и немногочисленные войска за Стену, против одичалых. Но до этого он решил объездить все Семь Королевств, узнать Вестерос, чтобы не о чем было жалеть, сидя на холодной Стене. Гарри был в Дорне, на Железных Островах, в Вольном городе Браавосе. Он побывал на Утесе Кастерли, в Хайгардене и, наконец, вернулся в Винтерфелл. Еще через несколько месяцев он направился на Стену, где жил уже десять лет. Сколько бы не прошло времени, какие бы бои и раны не одолевали Лорда-командующего, он не забывал одного: во владениях Ланнистеров, на землях, называемых Бобровый Утес, он нашел дом ведьми, мейеги, как называли ее жители Ланниспорта. Он пришел к ней с одной целью — узнать, правильный ли шаг он делает, отдавая свою жизнь Ночному Дозору. Но он никогда не забудет этих слов. "Он будет высоким, как твои амбиции. Стройным и красивым. В его глазах ты найдешь отражение всего мира, а черные волосы его будут блестеть в свете холодного солнца на Севере. Вы будете любить друг друга, как грешники, нарушая каждую ночь священную клятву. Боги не простят вам этого. Кто-то из вас двоих умрет, и решать это будешь ты" Вот уже десять лет эти слова не выходили у Гарри из головы, но лишь когда он увидел Зейна, они зазвучали с новой силой, отдаваясь болью голоса мейеги в затылке. Гарри помнил, как уезжая из Бобрового Утеса, он отплевывался и презрительно смотрел в сторону дома ведьмы. Он северянин. Если ему и суждено любить, то только женщину с Севера, крепкую, дородную, ту, что будет любить его в десять раз сильнее. Эта уверенность сменилась подозрением, как только Гарри увидел Зейна. Хороший войн, стройный, сильный, тот, о ком говорила мейега. Но она же всего лишь ведьма, так? Она читает лишь возможный путь, лишь то, что может произойти. А судьбу каждый выбирает сам.***
— Лорд-командующий? — Проходи, Зейн, — тихо отозвался Гарри, услышав робкую речь с дорнийским акцентом. Юноша вошел, снимая теплую шубу. Он весь испарился, вымотался и устал, но сейчас всего лишь пять часов вечера, а Гарри не дал ему и дюжины поручений. — Вы хотели меня видеть... — Да. Завтра с рассветом я уезжаю на разведку. Ты должен сопровождать меня, но... Я не возьму тебя. Гарри видел, как вздрогнуло лицо его стюарда, как искривились его губы в попытке улыбнуться. — Могу я спросить почему, лорд-командующий? — Гарри заметил, как дорниец сжал свои длинные пальцы в кулак, сердясь, и улыбка промелькнула на лице мужчины. — Ты еще слишком молод, и в этом нет необходимости. Мы приедем в тот же день, и я хочу, чтобы ты остался в Замке. Когда я приеду, ты расскажешь мне, кто и о чем говорил, может, заметишь что-то подозрительное... — А у нас есть основания для того, чтобы искать это "подозрительное"? — Зейн был озадачен, ведь это были братья, которые ничего не скрывают, которым нечего стыдиться. Все они оставили свое прошлое позади, и впереди у них лишь белый простор Стены. — Есть. Мне не нравятся новобранцы. Они слишком норовистые, слишком кичливые. Половина из них насильники, и я боюсь, что насиловали они не только женщин. Если ты понима... — Я понимаю о чем вы, милорд. Но я должен быть с вами откровенен. Мужеложство в нашем королевстве не было противозаконным или, что еще хуже, грехом. Дорн — это свободная страна. Это страна любви, страсти и желаний. И если вы думаете, что я буду осуждать человека только за то, что он... — А кто говорил об осуждении? — Гарри с улыбкой наблюдал за реакцией дорнийца. Вены на его висках набухли, зубы сжались, а руки то и дело сжимались в кулаки. — Я ничего не имею против любви, даже в таком странном для северянина проявлении, но эти новобранцы скоро дадут клятву, и я не хочу, чтобы их что-то отвлекало от службы. Если такие разговоры есть, если ты заметишь что-нибудь... Сообщи мне, хорошо? Зейн послушно кивнул, хмуря брови. Эта идея ему совершенно не нравилась, но лорд-командующий был тем, кого парень должен безоговорочно слушаться. Что же. Придется повиноваться. — И еще. Мои раны меня беспокоят, а тот массаж, что ты делал тогда помог мне избавиться от боли на несколько дней. Я хочу, чтобы ты повторил это сегодня. — Конечно, милорд. Я могу идти? — Да, Зейн. Подточи мой меч, приготовь моего коня и все мои доспехи. Я хочу, чтобы к завтрашнему утру все было идеально. — Да, милорд, — Зейн склонил голову и вышел, не увидев как на лице лорда-командующего расплылась самодовольная улыбка. "Я играю в прятки с возмездием Богов, — подумал Гарри, устремляя взгляд на дверь. — Если это он и есть, если мейега не соврала... Это все равно нарушение клятвы. Это все равно то, за что мне придется расплачиваться"***
Он пришел поздно вечером, с грелкой и рогом эля. Гарри уже ждал его, в тонкой сорочке и теплых нижних штанах. Выпив эля, он снял сапоги и лег на живот, положив руки вдоль тела. — Помассируй спину, она будет зверски болеть, когда я сяду на лошадь, — Зейн кивнул, тут же покраснев. Лорд-командующий не мог видеть его кивка, ведь его глаза были закрыты и он уже лежал, уткнувшись в подушку. — Да, милорд. Он сел на край кровати, сняв с себя дублет и теплую рубашку. Загорелая кожа Зейна ярко контрастировала с бледностью Гарри, но чем-то их тела были похожи. Силой, грубостью, шрамами. — Вы обещали рассказать мне про шрамы, милорд, — Зейн с силой массировал плечи Гарри, от чего молодой мужчина тихо постанывал. Да и Зейн задал вопрос, лишь бы не слышать этого глубоко сильного голоса, ведь каждый стон заставлял его думать о другом... — Я сейчас не в том состоянии, чтобы что-то рассказывать, — голос Гарри прозвучал глухо из-за того, что он уткнулся в подушку, но Зейн различил в нем хрипотцу, и это возбудило его еще больше. — Может, ты расскажешь что-нибудь? — Что бы вы хотели услышать, милорд? — Расскажи мне про Дорн. Я был там, и твои рассказы помогут мне вспомнить его, — Гарри расслабился, чувствуя сильные прикосновения Зейна. Ему нравилось, какой запах исходил от дорница — не запах пота и работы, а запах чего-то пряного, теплого и приятного. Это был запах Дорна. — Солнце светит там круглый год. Запах цветущих садов, журчание ручьев и шум волн на море — это Дорн. Вкус пряностей и вина, зычные голоса певцов на рынке, соленый ветер в волосах — это тоже Дорн. — А любовь? — Гарри постарался, чтобы голос его звучал как можно непринужденней, но когда дорниец заговорил опять, он вслушивался в каждое его слово. — Любовь как солнце, обжигает. Ты тонешь в ней, как в море. А в висках бьется кровь, когда чувствуешь прикосновения человека, которого любишь. Любовь не отличается от вашей, северной, милорд. Отличаются лишь люди. Гарри молчал, не зная что сказать. Он чувствовал, как парень, массирующий ему спину, улыбается, и он знал, что причина этой улыбки он — лорд-командующий, тридцатилетний мужчина, готовый ради паренька с Дорна переступить через священную клятву. — Ты веришь в предсказания ведьм? — неожиданно резко спросил Гарри, перевернувшись на спину. Он сел, так, что лицо Зейна находилось от него в пяти сантиметрах. "Это может кончиться поцелуем" — подумал Гарри, стараясь выглядеть спокойным. — Я видел одну, в Пентосе, когда проезжал со своим принцем по рабовладельческим городам. Но она мне ничего не сказала. — Почему? — Ее голова была вздернута на пику, а язык вывалился и посинел. Ее убили дотракийцы, как и многих в том городе. Опять молчание, нарушаемое тяжелым дыханием Гарри. Он не знал, что сказать, лишь старался не смотреть на то, как тусклый свет лампы блестит на коже дорнийца, как напряглись его мышцы под тонкой рубашкой, как... — А вы, милорд? Вы встречали мейегу? — Да, был один случай и я... Кажется, она не соврала. — А что она вам сказала, милорд? Гарри подумал, что сейчас самое время нарушить клятву. Десять лет, десять холодных лет он просидел на этой Стене, но теперь, когда слова ведьмы звучат в его голове, когда тот, о ком говорила мейега, сидит напротив него... Гарри знал, что когда-нибудь это случиться. — Она сказала, что я встречу его здесь, на Стене. Она не говорила, кем он будет, откуда он родом, какая его история. Но она сказала, что я сразу пойму, что это он, если увижу его. Гарри замолчал, опять не зная, что сказать. Он видел, как блестит огонь в глазах дорнийца, как его длинные пальцы поднимаются к его лицу. Зейн коснулся его скулы, провел линию по подбородку и, наконец, по губам. Гарри затаил дыхание, лишь бы не спугнуть его. — Вы когда-нибудь целовались с мужчиной, милорд? — Зейн поднял свой взгляд, он больше не был робким или пугливым. Это был уверенный взгляд уверенного в себе дорнийца. — Нет, — еле слышно выдохнул Гарри, молясь, чтобы Зейн не убирал свой пальцы с его губ. — Значит, вы девственник, — с улыбкой на губах произнес парень, придвигаясь ближе к Гарри. Он убрал руки (Гарри мысленно проклял этот момент), но они опустились на плечи лорда-командующего. Зейну хотелось еще раз услышать этот стон, еще раз ощутить под своими пальцами тепло его тела. Зейн надавил на плечи, и Гарри закрыл глаза, тихо постанывая. Он не видел, как дорниец улыбнулся, он лишь почувствовал, как эти сильные руки тянут его к себе. Секунда — и Гарри почувствовал на своих губах дыхание Зейна. Он действовал медленно, нежно покусывая зубами губы своего милорда. Лишь когда Гарри наконец ответил на поцелуй, Зейн отстранился. — Ну вот, милорд, вы теперь больше не девственник.