Дорнийские поцелуи сладки на вкус

Он лежит без сознания уже целых три дня. Его черные ресницы не раз трепетали от попыток проснуться, но настойка мейстера не позволяла ему этого сделать. Лорд-командующий не отходил от его кровати ночью, уделяя все свое дневное время укреплению лагеря и переговорам с одичалыми. Их главарь, лучник Луис, который являлся беглым дозорным, ранил Зейна в ту ночь. Гарри ему этого не простил и никогда не простит. Именно поэтому ни просьбы мейстера, ни осуждение братьев не смогли уговорить Гарри быть помягче к одичалому. Он растворялся буквально на глазах — на хлебе и воде он бы долго не протянул. Но Гарри день изо дня приходил в его камеру, в холодную каменную клетку из камня, и смотрел на то, как угасает жизни в этих некогда озорных голубых глазах. Гарри ненавидел его. И он дал себе слово, что если Зейн, он сожжет вместе с ним и этого одичалого. — Лорд-командующий? — Гарри резко открыл глаза, садясь на кровати. Это был Рикард, его новый временный стюард. — Да? — Зейн… — Что случилось? — мужчина встал, по инерции привязывая к поясу меч из валирийской стали. Давно он его не точил. С той ночи, как Зейн закрыл глаза и больше их не открывал. — Он очнулся. Он зовет вас, милорд, — Гарри кивнул и, нахмурившись, выбежал из комнаты. Ему было плевать, если Зейн наговорил что-то такого, чего не должны слышать уши посторонних — главное, что он жив. Главное, что он покинул его. В комнате больного не было никого, кроме ученика мейстера, сам лекарь спал у себя. Гарри не знал, что вынудило его в эту ночь покинуть пост и уйти к себе в покои, но он больше не хочет, чтобы это повторилось. — Оставь нас, — парень кивнул и вышел, унося с собой чан с кроваво-красной водой. Это все от раны, это все от этой чертовой стрелы, которая была отравлена. — Зейн? — дорниец, покрытый меховой накидкой, лежал у стены. Его отросшие за последние месяцы черные волосы раскинулись на подушках, а лицо блестело от пота и жара. Гарри присел на край кровати, бережно касаясь рукой лба Зейна, убирая волосы с глаз, чтобы убедиться, что парень и правда очнулся. Густые ресницы больного затрепетали и он открыл глаза, устремляя свой немного пьяный от макового молока взгляд на Гарри. — Гарри? Где я? — поморгав и привыкнув к тусклому свету лампы, Зейн попытался подняться,но стоном упал на кровать — нога болела, словно ее отрезали. — Что стало со мной? — Все хорошо. Ты цел, просто ранен в ногу, но ты очнулся, и, значит, все обойдется. Ты проспал три дня, — Гарри повторял слова мейстера заученным голос, боясь посмотреть на рану. Он видел ее один раз, когда Зейну меняли повязку — гной сочился из маленькой раны, кровь ссохлась по краям, а лицо мейстера в тот момент выражало лишь беспокойство и тревогу. Но сейчас Зейн очнулся, он чувствует свою ногу, чувствует боль в ней, а значит, что еще не все потеряно. Зейн простонал, поднимая дрожащую руку к глазам и потирая переносицу. Боль в ноге была невыносимой, но еще сильнее болела голова — то ли от макового молока, то ли от беспробудного сна в бреду в течении нескольких дней. — Как ты? Тебя не ранили? — дорниец с беспокойством посмотрел на своего лорда сквозь растопыренные пальцы. Гарри пожал плечами, словно не придавая значения его вопросу. — Пара царапин уже не считаются для меня ранами, — Зейн усмехнулся и понимающе кивнул, не сводя замутненных глаз с лорда-командующего. За эти дни Гарри изменился — щетина сделала его лицо серьезным и еще более взрослым, если не старым; мешки под глазами и сухие губы говорили о том, что Гарри беспокоился о нем, но Зейн не знал, радоваться или плакать — Гарри был здесь, но в его глазах была боль. Словно он знал того, чего не знал дорниец. — Гарри… — каждое слово давалось ему с трудом, но Зейн жестом попросил мужчину подать ему воды. Несколько глотков привели его мысли пусть в кратковременный, но все-таки порядок. — Скажи, не скрывая, что произошло? Твой взгляд меня убивает. Гарри опустил глаза, скрещивая пальцы. Ему было страшно. И ему было больно о того, что он может потерять этого черноглазого парня. — Тебя убивает не мой взгляд. Тебя убивает отравленная стрела одичалого. Пока мы не знаем, как ее лечить. Мейстер ищет, но… Ты же знаешь этих одичалых. Это может быть какой угодно яд. Гарри увидел, как Зейн закрыл глаза, словно от безысходности и отвернулся к стене, стараясь не смотреть на своего постаревшего лорда. — Жалко, что этот одичалый умер. Он бы мг сказать, что за яд был на стреле… — слова давались Зейну с трудом, ему приходилось перебарывать боль и глотать слезы, но когда он повернулся, глаза Грари в бездумности бродили по комнате, а губы беззвучно шевелились. — Гарри? — Но он не умер. Тот одичалый. Он жив, он пленник, — взгляд Гарри неожиданно оберл точность, определенность, он понял, что он может спасти Зейна, если уговорит одичалого рассказать ему о яде. Лорд-командующий тут же вскочил, направляясь к двери — прямо сейчас, не теряя ни минуты, он будет уговаривать этого парня, пытать, если придется. Любыми способами, но он добьется у спеха. — Гарри… — тихий голос Зейна, который Гарри еле услышал из-за своих громких мыслей, поразил его своей слабостью. Он не должен терять ни минуты, но вот только сначала… — Да? — лорд Сноу вернулся к кровати дорнийца, пытаясь запомнить его таким…живым, пытаясь запомнить его впалые щеки, острые скулы и темные мешки под глазами. Пытаясь запомнить то, что сделал с ним этот одичалый. — Поцелуй меня, — от слабости Зейн не мог открыть глаза, и его губы шевелились из последних усилий, но он произнес эти два слова. Прикосновение этих высохших губ к его губам, которые то и дело сжимались от невыносимой боли в ноге, его теплое дыхание и уверенное объятье — вот все, что нужно было Зейну, чтобы понять, что он будет жить, чтобы быть уверенным в том, что его любят и его спасут. Через мгновение теплые губы Гарри сменились вкусом молока, от которого Зейн погрузился в тревожный, но все-таки сон. Жизнь выиграла ему еще несколько часов. А любовь должна выиграть ему всю жизнь.

***

— Вставай! — голос Гарри эхом отражался от маленьких стен каменной комнаты, где в холоде и отчаянной точке, прислонившись к камням, полулежал молодой юноша. Он был не старше Зейна, его отросшие светло-русые волосы были грязными и от пота и крови от ран прилипли к скулам. Как только в камеру зашел Гарри, Луи открыл глаза, медленно и безучастно. Словно ему была безразлична собственная смерть, словно ему не было дела до жизни. — Чего тебе? — собрав все последние силы, Луи произнес эти два слова, но и они дались ему непросто. Сломанные ребра болели, желудок сводило от недостатка еды, а кости ломило от холода. Даже тепла шкура медведя, которую ему разрешили оставить, не спасала его. Единственным развлечением, помогавшим ему в эти ледяные дни, стало смотреть на пар от своего дыхания. Луи увидел, как от его грубых слов у Лорда-командующего, у этой вороны в обличии человека, свело челюсть, но он не стал оскорблять его в этот раз. Он присел на камень, служившим Луи вместо стола, предварительно столкнув на пол кружку с замерзшей в ней водой. — Ты можешь вытащить себя из этого дерьма, одичалый. Ты ранил моего стюарда своей отравленной стрелой, и мы оба знаем, что вылечить его сможешь только ты. Договоримся так — ты лечишь его, а я сделаю так, чтобы ты больше не вернулся в эту камеру. Луи слушал его с ухмылкой — он знал этих ворон — лживые переговорщики, способные ради своей выгоды продать собственную мать. Он лгут, убивают, жгут, прикрываясь благими целями и своими старыми Богами. Луи знал их, он сам был таким в течении нескольких недель, но однажды утром он понял, что так он дальше жить не сможет. И он сбежал. — Я не вернусь в эту конкретную камеру? Но узником вашим я останусь, милорд? — последнее слово он сопроводил плевком в сторону вороны. Плевок не долетел, зато Гарри увидел, как губы одичалого покраснели от крови. Он понял, что уже выиграл эту битву. — Да. Ты останешься нашим узником, но будешь питаться и жить достойно, — Луи видел, что мужчина старается держаться спокойно, не сорваться, хоть сжатые кулаки говорили об обратном. За эти дни он изучил его — высокий мужчина, с копной густых черных кудрявых волос, волевым подбородком и тайной в своей душе. Неужели эта тайна — этот стюард, которого Луи ранил по ошибке? — Хорошо. Только сначала мне нужно залечить переломы ребер и сходить помыться. Вы же не хотите, чтобы я занес инфекция вашему стюарду, — слово «вашему» Луи выделил специально, наслаждаясь реакцией на лице вороны. Да, что-то в этом есть… Этот стюард будет полезным пленником у них, у одичалых. — Договорились, — Гарри встал, стараясь не смотреть в сторону ослабшего одичалого. — Я пришлю за тобой людей. И только попробуй что-нибудь сделать — мой клинок отрубит тебе голову так же легко, как и твоим собратьям пару дней назад. Когда за Лордом-командующим закрылась дверь, Луи закрыл глаза и от слабости откинул голову к холодным камням. Эти пара дней, пусть и холодных, были передышкой. Скоро ему предстоит начать играть, по-крупному, так, чтобы этот молодой лорд ничего не узнал. И у него все получится, у него должно получится…