Фрерс: десятка ножей
21 июня 2015 г. в 17:21
Примечания:
Десятка ножей говорит о том, что вопрошающего ждут слезы, боль и скорбь, несчастье, горе и опустошение. Крушение и неудача. Ненадежные отношения с друзьями. Готовьтесь к тому, что ваши планы окончатся неудачей. Все потеряно.
Значение десятки ножей в перевернутом положении:
После лишений, бесчисленных поражений и непередаваемых страданий вновь восходит ваше солнце. Вы можете перевести дух и двинуться дальше. Воин одержит победу в битве. Но перед этой победой человек обязательно очень много потеряет.
Придя со службы, Фрерс узнал, что в гостиной "дожидаются госпожу" двое перворанговых: дочь его супруги Эсхата и ее лучшая подруга Ниара.
— Давно? — спросил он у слуги.
— Намедни прийти изволили, не более получаса назад, — сообщил тот, любопытно на него таращась.
Фрерс прикрыл глаза: гости были предоставлены себе уже слишком долго, этикет требовал немедленно выйти к ним, даже не заходя к себе. Мало кого Фрерс не любил так сильно, как Эсхату, одну из сильнейших воинов рода и любимую дочь его супруги. Пожалуй, только старший муж Ниары мог бы поспорить с ней за первое место: проклятый светлый ублюдок, змеей пробравшийся в род и расположившийся тут как у себя дома.
— Фрерс, мой дорогой папочка, — ухмыльнулась Эсхата, когда он вошел в гостиную. Она была младше Фрерса всего на пару лет. И Фрерс был третьеранговым, без права голоса на советах рода, а она — скорее всего, будущая глава.
— Дорогая дочь, сестра, — Фрерс вежливо наклонил голову, — простите, моя супруга задерживается. Всем ли вы довольны и позволено ли мне будет скрасить ваше ожидание?
— Не стоит извиняться, Фрерс, мы явились без предупреждения, — улыбнулась Ниара и рассеянно покрутила в руках выключенный планшет.
Фрерс почувствовал ее скуку и желание этот планшет включить, заняться чем-то гораздо более интересным, чем расшаркивание с мужчиной. До его прихода они о чем-то говорили с Эсхатой, но явно не стремились продолжать эту тему при нем.
— Должно быть, ты устал после службы, папочка, и желаешь переодеться и отдохнуть, — сказала Эсхата, все так же ухмыляясь.
— Благодарю за заботу, — отозвался Фрерс с облегчением.
— За заботу? — подняла брови Эсхата. — Было время, когда ты сказал бы "за позволение", — она обернулась к Ниаре и притворно покачала головой: — Прискорбно, что даже южное воспитание не способно привить мужчине элементарные нормы этикета.
— О боги, — засмеялась Ниара, — прекрати изображать из себя южную владычицу.
— Неужели мне не идет? — спросила Эсхата.
— Идет и даже слишком, — сказала Ниара уже без улыбки.
Фрерс тоскливо ждал, когда внимание Эсхаты снова обратится на него, чтобы одарить очередными мелкими унижениями. Оставалось надеяться, что супруга придет как можно раньше и избавит его от неприятного общества.
— Я тебя провожу, папочка, — сказала Эсхата, поднимаясь, и у Фрерса в животе шевельнулась холодная змея страха. Глупости, ничего Эсхата не осмелится ему сделать, разве что скажет какую-нибудь гадость.
Он молча развернулся, чувствуя, как плечи сводит от тяжелого взгляда Эсхаты. Ниара включила свой планшет еще до того даже, как они вышли.
— Благодарю за компанию, дорогая дочь, — сказал Фрерс, останавливаясь у своей гардеробной.
— Рано благодаришь, папочка, ты еще от моей компании не избавился, — она зашла внутрь и кивнула: — Переодевайся.
Фрерс сглотнул и принялся расстегивать пуговицы мундира, пальцы его дрожали и плохо слушались. Он знал, что любой другой устроил бы на его месте скандал и истерику, никто из родичей не потерпел бы подобного обращения, даже его собственный младший муж, шестиранговый мальчишка, все достоинство которого — в смазливом личике, круглой заднице и вздорном характере — даже он бы развопился. Но то самое южное воспитание, о котором говорила Эсхата, не позволяло Фрерсу перечить. Ведь она была не только перворанговой, но и входила в самый близкий его семейный круг, а значит, была в своем праве, а Фрерс — в ее власти.
— Не хочешь освежиться? — спросила Эсхата, когда Фрерс потянулся за домашней рубашкой, и указала на двери в ванную.
— Нет, — процедил Фрерс, поспешно натягивая рубашку.
— Брюки забыл, — ухмыльнулась она, и Фрерс залился краской от злости и унижения: белья он по южному обычаю не носил.
— Это не то, что тебе следует видеть, дорогая дочь, — выдавил он и вцепился в ремень так, словно с него уже стягивали брюки.
Эсхата шагнула к нему, и волна тяжелой Тьмы на мгновение накатила на него, заставив слезы навернуться на глаза, а сердце болезненно заметаться в груди.
— Сколько лет ты уже женат на моей матери, а все еще не накопил достаточно Силы для выводка? Пожалуй, стоит намекнуть ей, что, ежели считает она тебя недостойным, то, наверное, не против была бы отдать на мое попечение? К тому же и старый род твой потерял Силу, и давно исполнены все наши с ним договоренности, — она положила горячую руку ему на пах, и Фрерс вздрогнул от боли и страха. — Я сумею позаботиться и о тебе, и о твоем воспитании как должно, Фрерс.
— Не смей ко мне прикасаться, Эсхата, я не принадлежу тебе и никогда не буду, — прошептал он. — Что ты себе позволяешь, я...
— Ты даже не сопротивляешься, — ухмыльнулась она, — стоишь и позволяешь себя лапать, как грязный наложник. Видела бы тебя сейчас мать... Впрочем, моя мать непозволительно снисходительна к похотливым шлюшкам вроде тебя и Инссара. Когда я стану владычицей рода, то... — она вдруг к чему-то прислушалась и отпустила его: — Продолжим как-нибудь позже.
Она ушла — наверное, почуяла приход матери, а Фрерс зашел в ванную и сунул голову под ледяную воду, смывая следы слез, страха и унижения. Хорошо, что Инссар, его младший муж, избавлен от внимания Эсхаты, питавшей нездоровую слабость, кажется, только к Фрерсу. Или... нет, Инссар бы точно не стал молча терпеть, о его страданиях, обидах и позоре немедленно узнал бы и заговорил весь свет. Как когда-то, когда Инссара безответно добивался сам Фрерс.
Фрерс вытер лицо и посмотрел в зеркало. Он не был особенно красив — обычный белобрысый южанин с немного резкими чертами. Никогда он не пользовался особым успехом ни у мужчин, ни, тем более, у женщин. В брак его отдали ради подкрепления очередной сделки между родами, и высокородная его супруга не обладала тогда ни титулом владычицы (так в центральных землях называли не всех старших, а только глав родов), ни нынешней снисходительностью к человеческим слабостям. Она была яркой и сильной, и таким же был ее старший муж — красивым, своенравным и жестоким. С самого начала Фрерс почувствовал себя в новой семье ненужным и блеклым довеском — кипение страстей его старших супругов никогда его не касалось, ему доставалась лишь этикетная любезность или тычки под настроение. А ведь он любил их — преданно искал каждого взгляда супруги, искренне восхищался и уважал старшего мужа. Казалось, судьба наградила его за преданность и терпение: прошло время, и он стал старшим, и жена была с ним ласкова, а в дом пришел новый младший — такой красивый и, казалось, искренний. Но ласка жены оказалась холодна, как долг, а младший муж не только терпеть не мог Фрерса, но и прилюдно это демонстрировал. Смешно, что единственным человеком, заинтересовавшимся Фрерсом практически до одержимости, оказалась помешанная на "исконных традициях" Эсхата. Впрочем, это свое непристойное увлечение орденскими временами она умудрялась скрывать — так же, как и свои маньячные замашки. Фрерс уже давно молился про себя, чтобы в роду появилась еще одна кандидатка на наследницу, и судорожно следил за всеми сильными девочками, надеясь, что одна из них разовьет в себе не только Силу, но и стремление к ответственности и власти. Страшно представить, что станет с родом, если его когда-нибудь возглавит Эсхата. А после сегодняшней ее выходки — особенно страшно.
Он глубоко вздохнул, возвращая себе самообладание, и снял мокрую рубашку. Следовало привести себя в порядок и одеться как можно тщательнее, дабы приветствовать супругу, как положено.