Темный аркан

Что гарантированно выведет из себя любого человека? Конечно же, отвержение, особенно если оно исходит от близкого. Даже если Эсхата просто глумилась, называя его "любимым", его роль второго отца гарантировала то, что это ее заденет. "Она не осмелится на что-либо радикальное, ведь я все еще чужой мужчина", — думал он, вытирая вспотевшие ладони платком, и боялся выйти из машины. И снова и снова повторял те две фразы, в которых хотел отвергнуть. Эсхата жила не в доме рода и даже не на земле рода, несмотря на то, что у нее не было семьи, а за городом, в отдельном доме, похожем на узкую черную башню. — Ты все же пришел, дорогой, — она встретила его в гостиной, и в полусумраке глаза ее светились густой фиолетовой Тьмой — как врата в Темный мир. Она улыбнулась, подходя к нему: — Похотливая шлюшка. От клубившейся вокруг Силы было трудно двигаться и говорить, но Фрерс все же выдавил заученную фразу: — Я не люблю тебя, Эсхата, и никогда не буду с тобой. Мне противно даже... — Эсхата оборвала его, дернув за волосы назад, и прошипела: — Твое мнение никого не интересует, грязная ты шлюха, — она швырнула его на пол и отошла к журнальному столику. — Займемся же тем, для чего ты пришел. Фрерс завозился, цепляясь за черный ворс ковра и пытаясь подняться, но его опутало и придавило плетение Тьмы, больше всего похожее на заклятие, накладываемое на детские корзинки, только странно видоизмененное. Эсхата снова подошла к нему, в ее руке была короткая кожаная плеть с рукояткой в виде небольшого изогнутого кинжала — той зловещей формы, что изображали в фильмах про кровавые жертвоприношения. Фрерса затрясло. — Нет, ты не посмеешь, — голос его срывался, — ты не посмеешь, я... я все еще твой младший отец... — Да? — она присела рядом с ним и принялась разрезать на нем одежду. — Тогда для чего ты ко мне явился ночью? Папочка. Ты сам этого хочешь, просто напрашиваешься. — Сейчас только пять часов вечера! Я пришел просто поговорить... Между нами ничего нет и никогда не будет! — Фрерс отчаянно извивался, но лезвие ножа ни разу не задело его кожи — видимо, у Эсхаты был большой опыт во владении этой игрушкой. — И кто же тебе так развязал язык, дорогой? — Эсхата поморщилась. — Твой невинный ротик стал таким грязным. Она стянула его шею плеткой и потащила к дверям, не давая встать на ноги. Фрерс упирался, совершенно уничтоженный перспективой предстать перед слугами голым и на четвереньках. Но в коридорах никого не было. Эсхата спускалась вниз, в подвалы, и Фрерс, словно в далеком детстве, хрипло заскулил: "Пожалуйста, не надо, пожалуйста". "Самая зверская сублимированная встреча с вашей мамочкой", вспомнил он и с трудом заставил себя замолчать. Конечно же, в подвале оказался станок, и Эсхата пристегнула его — с опущенной головой, задранной задницей и широко расставленными ногами. — Я тебя ненавижу, Эсхата, — прошептал Фрерс, и гневные слова дались ему неожиданно легко, никогда раньше он не осмелился бы говорить таким тоном, — как можешь ты поступать так с мужем собственной матери. — Ненавидишь? — ее горячие пальцы мяли его яйца и дырку, а ее Тьма выворачивала его нутро, заставляя судорожно сжимать задницу и болезненным возбуждением наливаться в паху. — Похотливая тварь. Мне стоит наказать твои яйца и дырку за грязные желания, не так ли? Считай удары до ста, ты знаешь правила. — Нет... — Как хочешь. Она почти не вкладывала в удары физической силы, Фрерс был уверен, что кожа его лишь слегка покраснела, как будто после милых любовных игр. Но магия заставляла выть от боли и рваться из своих оков. Вечность спустя она отстегнула его и приковала в положении стоя. — Сейчас ты такой красивый, Фрерс, — сказала она и погладила его по мокрым щекам, — настоящее совершенство, дорогой. С этими своими заплаканными глазками и распухшими губками, — ее ладонь опустилась ниже, — и трясущимися ягодицами. Лучшее зрелище в мире. — За что ты меня так ненавидишь? Что я тебе сделал, Эсхата? — за последний месяц он наговорился о своих и чужих чувствах на всю жизнь, проведенную о них в молчании, и теперь затрагивать эти темы было почти естественно. — Я тебя люблю, Фрерс. — Даже нелюбовь твоей матери была в тысячу раз слаще той протухшей горечи, что ты называешь любовью! — цитата из древней поэзии вплелась в его слова так непринужденно, что Фрерс на мгновение ощутил себя изображающим страдание и страх Тиони. Только ему ничего изображать не надо было. — Моя мать никогда не умела обращаться с мужчинами, — усмехнулась Эсхата и ударила Фрерса по щеке, — она не замечала и не ценила тебя, предпочитая моего злобного и пустоголового папочку. С его вечными позорными выходками и скандалами. — Твой отец был не таким, — прошептал Фрерс. — Я полюбила тебя в юности, сразу, как только увидела, — сказала Эсхата, отрешенно улыбаясь, — и любила все эти годы. Мой муж казался столь похожим на тебя внешне. Но душонка у него оказалась подлой, как у моего родного папочки. — Он был тихим и достойным юношей, а ты довела его до смерти, — сказал Фрерс, дрожа под ее рукой. — Я отдам своих детей Тиони и убью себя, если ты вынудишь меня жить с тобой. Эсхата снова ударила его по лицу: — Я позабочусь о том, чтобы ты позабыл свои вздорные желания. Скоро ты снова станешь послушным, Фрерс, и мы будем счастливы, как были счастливы те одиннадцать дней после смерти моей матери. Пока интриги врага не разлучили нас и не отравили твою душу. Зазвонил телефон, и она, взглянув на экран, ухмыльнулась: — А вот и он, — она отключила телефон. — Право слово, Фрерс, я не хотела наказывать тебя так сильно, — она нажала на рычаг, и Фрерса вздернуло на цепях в воздух. — Я бы хотела тебя любить, — она погладила его по животу, — но ты вынуждаешь меня своим непослушанием. Да и можно разве любить тебя сейчас, мой дорогой папочка? Я подожду, когда ты станешь свободным, — она сильно сжала его мошонку и оттянула назад, чтобы прищемить специальным зажимом: — Это поможет тебе держать попку в нужном положении дорогой. И подготовит твои яички для дальнейшего. Фрерс всхлипнул, поняв, что перерыв на разговоры закончился, и его снова будут бить. Впрочем, вторая часть экзекуции длилась недолго: в самый ее разгар Эсхата вдруг остановилась, словно к чему-то прислушиваясь, а потом ушла. А вернулась уже с одеждой, спортивным костюмом из черного плюша. Она окатила Фрерса ледяной водой, заставляя взбодриться, и отстегнула. — Твой патрон явился за тобой, — сказала она, глядя, как Фрерс непослушными руками пытается натянуть плюш на мокрое тело. — Следовало бы, конечно, отдать тебя ему голышом и с поротой задницей, чтобы он убедился, с какой грязной шлюхой имеет дело. — Я не был счастлив эти одиннадцать дней с тобой, Эсхата, — сказал Фрерс, его тошнило и шатало, — у меня бывали времена похуже, но не бывало отвратительнее. Тьма яростно закрутилась вокруг него, а потом отпустила. — Что ж, у тебя еще будет время назвать эти дни счастливыми. Тэргон ждал их в гостиной, и, увидев Фрерса, он не сказал ни слова, просто встал из кресла. — Отличный из вас получился патрон, Тэргон, вы не способны уследить даже за похотливой задницей своего подопечного. — Слежка за чьими-либо похотливыми похождениями, как вашими, дорогая Эсхата, так и нашего дорогого Фрерса — не входит в мой, несомненно, приятный список личных извращений, — надменно заметил Тэргон и взял Фрерса за плечо. — Впрочем, не беспокойтесь, ваша больная страсть к собственному младшему отцу найдет отклик у младших всего рода. — Подобные слухи, дорогой Тэргон, в первую очередь уничтожают репутацию моего любимого папочки и бросают тень на его опекунов, — с улыбкой ответила Эсхата. — Я, — с трудом начал Фрерс, и Тэргон с Эсхатой посмотрели на него, как на заговоривший шкаф, — я просто пришел к своей дочери пообщаться, а она напала и унизила меня! За плечами Эсхаты набухла багрово-фиолетовая Тьма. — Вы не пробовали обращаться к профессиональному эмпату, дорогая сестра? Вам действительно стоит лечиться, — сказал Тэргон и потащил еле переставляющего ноги Фрерса за собой. — Вы не сильно пострадали от этих ваших эмпатических страстей, Фрерс? — спросил он уже во дворе. — Может, вас понести на руках? — Я справлюсь, Тэргон, — пробормотал Фрерс, — умоляю, стойте. Его вывернуло прямо посредине двора. За воротами ему стало лучше, и, оглянувшись, он понял, что уже миновала середина ночи. — Послушайте, Тэргон, я знаю, это выглядит ужасно, но я действительно приходил к ней только для разговора... — Я знаю, — Тэргон практически силой впихнул его на заднее сиденье своего автомобиля. — Ясси все рассказал о вашей затее. — Фрерс, бедный! — Ясси набросился на Фрерса из темноты салона и принялся испускать свои успокаивающие плетения. — Я так волновался, а ваш номер все не отвечал и не отвечал... Как все прошло, вам удалось отвергнуть ее? — Мне кажется, удалось, — прошептал Фрерс, с облегчением. Какое счастье, что не надо объяснять и оправдываться, что Ясси все сделал за него. — Ниара сейчас в Темном мире, — сказал Тэргон, глядя на них в зеркало заднего вида. — Я расскажу ей о вашей отважной эмпатической атаке, как только она выйдет. Может, это действительно поможет на дуэли. Вы молодец, Фрерс.