Двое против всех

POV Артем. Выбирая место, где бы мы хотели провести сегодняшний вечер и наступающую ночь, мы остановились на роскошном по современным меркам лаундж-ресторане. И выбрали именно тот, который всемирно известная компания Buddha bar открыла в Санкт-Петербурге первым в России. Сеть таких ресторанов давно существует во многих странах. Как мне описал Смоленский, все эти заведения выполнены в едином стиле, при соблюдении определённых восточных традиций. Интерьер данного клубного проекта, являющегося, кстати, одним из самых популярных в мире, достаточно своеобразен. Основным элементом интерьера главного зала является статуя Будды, вокруг которой и выстраивается весь интерьер. Порадовал меня безумный слог альфы: за те годы, что мы не виделись, он научился разговаривать очень красиво - не то чтобы я с ним много секретничал, просто не каждый встречный сможет так точно и интересно передать информацию о ресторане. Выходя из лимузина, он как истинный джентльмен с неизменной хитрой улыбкой придержал для меня дверь и подал руку. Обстановка оправдала мои ожидания - у Вити хороший вкус: сам ресторан, включающий также в себя бар, несколько VIP-залов, танцпол, занимал два этажа. Вся мебель и различные детали интерьера сделаны из дерева, покрытого лаком, что создаёт непередаваемую атмосферу уюта и комфорта, которых, иногда, мне так не хватает. Дополняют роскошную атмосферу установленные по периметру большие старинные вазы, украшенные мозаикой стены, позолоченные и дорогие на вид ткани, различного рода принты, украшенные буддийскими орнаментами. Народу было много, яблоку негде упасть, все разодетые как на парад: омеги как стойки, увешанные кучей французских тканей, альфы - все как один в официальных костюмах. "Им бы еще очки с темными стеклами надеть, нейтрализатор памяти в руки дать и отправлять в города зачищать работу пришельцев" - подумалось мне. Мы прошли в вип-комнату и устроились на мягком диванчике, обитом кожей, заказали выпивку. Кстати, наш официант - омежка, очень даже ничего: стройная фигура, приятные миловидные черты лица, улыбается он красиво - ямочки на щеках не дадут соврать. Манеры, как и положено работнику элитного ресторана, на высоте: ведет он себя непринужденно, правдоподобно изображает на лице искреннюю радость от нашего визита, не стесняется шутить или предлагать закуску на свой вкус. Явно это тот, кто мне сейчас нужен, жаль, правда, что нечем подтвердить его чистосердечие. За время ожидания нашего заказа я успел тщательней изучить помещение. От основного зала нас отделяли не только стены, но и колонны с позолоченной лепниной. Снаружи нельзя было рассмотреть, что творится за нашим столиком, ибо колонны внешне окружала занавесь из тяжелой ткани. Проход был также оформлен собранными шторами, которые можно было опустить в любой момент одним движением руки. Не могу не отметить и того, что пока я пристально изучал интерьер, альфа придвинулся немного ближе, слегка задевая своим бедром моё. Я аж поежился. Официант принес на подносе закуски и выпивку. Пока он расставлял все по своим местам, я успел рассмотреть его превосходные руки с ухоженными ногтями, и упругую попку под фартуком. Хотелось рявкнуть от возбуждения. Я уместил в ладони свой сниффер*, чтобы выглядеть более могущественно по сравнению с ним. Хотелось, чтобы он кожей почувствовал меня, весь мой шарм и очарование были направлены в его сторону. Я смог заметить, как он еле вздрогнул, почувствовав на себе мой взгляд. Облизнувшись, я стал забывать, что в помещении есть кто-то еще кроме нас двоих, но из сладостного изучения МОЕГО омеги меня вырвал возглас Виктора: - Знаешь, - начал он. - Я просто ненавижу тишину! Скрипача сюда! Он щелкнул пальцами и через несколько мгновений невдалеке от нас появился омега нашего возраста, с уложенными назад волосами, которые лоснились от переизбытка лосьона, в слегка помятом костюме (его явно не раз вызывали за сегодня) и маленькой, потертой скрипочкой, которая сразу напомнила мне своим унылым видом себя в юности. Об официанте как-то стало забываться, а сам он как тучка, уплыл в неизвестном направлении. Скрипач немного мялся, скорее всего, ожидая заказа от своих господ, но я не спешил ничего говорить, ибо музыка - не моя стихия. Виктору подали своеобразное меню из композиций известных классиков. И когда, он хотел было предложить мне выбрать что-нибудь самому, я заметил нечто, перевернувшее мое отношение к омеге-скрипачу. «Опа-па, сегодня прямо день встреч бывших сокурсников». - Любезный, поди-ка сюда, - подозвал я его. - Дай инструментик посмотреть, - а глаза ласковые-ласковые, как у котеночка. Скрипач дернулся с перепугу, но всё же аккуратно протянул мне возможно единственное свое сокровище. - А я ведь помню это пятнышко… Кстати, тот кофе из вузовского автомата был просто ужасен, и тот синяк под глазом, что ты тогда оставил, за то, что я нечаянно пролил стакан, я запомнил на долго. Что, Николаев, пригодились мамины уроки? - С-с-Савушкин?.. - сглотнуло это нечто. - Ч-ч-чего з-з-заикаешься, Пашка? – передразнил я его. - Или перед господами своими играть зассал? - и вальяжно отхлебнул "Hennessy" - лучшего момента, чтобы поиздеваться над универовским красавчиком и быть не могло! Коньяк уже ударил немного в голову. Мы с Виктором переглянулся и я понял по его взгляду, что этот персонаж ему тоже знаком не понаслышке. Да-а-а, эта тварь нам хорошо нервы попортила своим завышенным самомнением. - Николаев? – скучающе-удивленно протянул сидевший рядом Смоленский. – Не ожидал увидеть тебя таким. Не представляю, насколько нужно было себя забросить, чтобы превратиться в это. Ты себя в зеркало вообще видел? Боги, - хлопнул он себя полбу. - И в ЭТО я был безответно влюблен? Ну и имбецил. - Имбецил? Как самокритично! - восторгался я. - Смоленс-с-с-кий? В-влюблен? - Не пытайся сложить слова в предложения! Не твоё это сегодня, Николаев, не твоё! - повысил тон альфа, потирая переносицу. - В любом случае, среди вещей, которые меня действительно сейчас интересуют, вопрос развития твоей личности за все эти годы находится где-то между проблемами миграции ушастой совы и особенностями налогообложения в Конго. - Я..я... - Пашка явно не мог найтись с ответом, но немного погодя вспыхнул, как рождественская елка. - Да как ты смеешь?! Я один из лучших музыкантов в городе! А мои родители многоуважаемые люди! Им точно не понравится то, как ты со мной разговариваешь! После такой сногсшибательной, абсурдной и бессмысленной речи, мы со Смоленским валялись под столом, чую, ещё бы чуть-чуть и я бы надорвал себе пупок. Сквозь слезы удалось обронить: - Пашка, ты вроде подумал и всё-равно чушь сказал! - В гробу мы видели твоих родителей! - поддержали меня. - Да будь они хоть трижды известными композиторами, их время прошло! - Д-д-да как вы смеете? – заикаясь, спросил он. - А ты на них всегда свои проблемы сваливаешь? – произнес я. Николаев стоял красный, как рак. - Ты уверен, что у тебя на ногах ботинки? Я думал ты так в домашнем на работу и пошел! А это что за одежонка? Ты в ней картошку на даче пропалываешь или свиней в этом кормишь, нищеброд?! Что ж, прошли те времена, когда тебе мамочка попку да слюнки подтирала, начались трудовые будни! – продолжал издеваться Виктор. – А помнишь, когда-то, ты был самым лучшим? Тебя все любили, и даже я, набравшись смелости, признался тебе в своих чувствах, - альфа вздохнул наиграно. – А помнишь, куда ты меня послал? Ты тогда меня на весь ВУЗ опустил, а твои дружки меня избили, сломав руку и пару ребер. Ты стоял и смеялся, тебя веселило это. Мы пьянели на глазах, не заметив, как «приговорили» целую бутылку. Нас понесло. Я встал со своего места и плавной походкой подошел к омеге, взял его за подбородок и приподнял, оглядывая со всех сторон. - А ты ничего, - улыбнулся я. Виктор уставился на меня и поперхнулся коньяком. - Господин Смоленский, Вы там поосторожней, а то Российская экономика не переживет Вашу достопочтенную кончину. Альфа кое-как откашлялся. - Я конечно предполагал, что ты… ну… того… я видел твой взгляд, когда ты осматривал официанта… - Ага… предполагали, но надеялись на то, что Вам показалось? – вопросительно я глянул на него. Смоленский кивнул. - Увы, Господин Смоленский, должен Вас разочаровать – я не интересуюсь альфами! Но вернемся к нашим баранам, - я повернулся к омежке. – Николаев, у меня появилась идея - я хочу сделать подарок своему другу, - я многозначно посмотрел на альфу и подмигнул. Смоленский понял все сразу и тоже мне подмигнул, отпивая из своего бокала. – Тебе нужны деньги? Паша опустил голову, а щеки покраснели. - Ты не торопись, хорошо подумай. Ты же хочешь купить себе что-нибудь, например, новую скрипку, или дорогие вещи и украшения? Я обещаю, тебе на все хватит. - Хочу! – выпалил он, и снова покраснел. - Так поработай для нас немного. Ты же взрослый мальчик, сам все понимаешь, - огладил я пальцем его щеку. Омежка ниже опустил голову. Странно, даже и не заикнулся о том, что он не шлюха и не продается. Так-так, даже интересненько стало. - Я вижу, что ты согласен? – спросил я. Омега осмотрел нас, на его лице читалась работа мыслей. Придя к каком-то для себя выводу, он кивнул. «Вот значит как? Перед нами-то оказывается классическая шлюшка. По нему же видно, что он делает это не впервые!». - Я хочу это от тебя услышать, - шепнул я ему. Николаев кивнул. - Нет-нет, произнеси это вслух? - Хочу, - тихо сказал он себе под нос. «Даже и не думает о моральной стороне вопроса, и о том, что его будут трахать бывшие чмошники!» - Скажи так: Смоленский и Савушкин, трахните меня, пожалуйста! – потребовал я. Омега молчал. - Я считаю до пяти, и тридцать тысяч долларов уходят в руки более понятливого мальчика, - спокойно говорю я, спокойно ковыряясь в своих ногтях. - Раз… Молчит. - Два... Молчание. - Три... Смоленский, развалившись на диване, спокойно наблюдает за происходящим, но по нему видно, что он не прочь поразвлечься с мальчиком. - Четыыыыре, - тяну я, смотря на Пашкино выражение лица а, что называется «И хочется и колется и мама не велит…» - Смоленский, Савушкин, трахните меня, пожалуйста, - раздается его тихий голос. - Лот продан бизнесмену с первого ряда, за тридцать тысяч долларов, - радостно воскликнул я и захлопал в ладоши. Прошу забрать Ваш приз. Эй, приз, раздевайся и вставай на колени, - затормошил я омегу. Николаев, без лишних вопросов начал раздеваться. Надеюсь, он не думает, что после того, как мы его выебем, то останемся с ним? Мы со Смоленским переглянулись и тщательнейшим образом изучили слегка худощавое тельце омеги, который уже разделся и стоял в призывной позе - раком. После «осмотра» я остался удовлетворенным: неуместная худоба на талии заканчивалась мягкими формами и изгибами на заду и плечах. Альфа обогнул его сзади и смачно шлепнул по голой ягодице. Я же, обойдя его по кругу, сел перед знакомым до боли лицом на корточки. - Ну что, Пашечка, - я приподнял его подбородок двумя пальцами, - поработаешь для нас? Виктор уже вовсю раздевался, я же не заставил себя долго ждать и тоже принялся обнажаться. Смоленский огладил рукой голый зад, Николаев интуитивно сжался, получив очередной шлепок. - Расслабься, - прикрикнул он на него. – Ты сам себя продал. Николаев постарался расслабиться. Смоленский тем временем осушил полупустую бутылку Хеннесси, он уже был сильно пьян, и попытался засадить ею в парня, но остановился, заставив того судорожно сжаться всем существом. Бутылка бы не прошла на сухую и порвала парня. Почесав проступающую щетину на подбородке, он на миг задумался. Наклонившись к Пашкиному седалищу, он плюнул прямо в колечко мышц, чему скрипач явно был не рад, и только после этого всадил бутиль почти до основания, вырвав болезненный вскрик изо рта омеги. Но разрабатывал он его не долго... - Ненавижу шлюх, - прошипел он. - Полностью тебя поддерживаю, - отозвался я. Член Виктора уже был в полной боевой готовности: большой и толстый, с длинными вздутыми венками, которые извивались по всему стволу. От этого зрелища по моей спине пробежали мурашки возбуждения. Интересно отчего? Меня же никогда не возбуждали альфы, а тут… Пальцы Виктора, как бы странно это не звучало, умело, с пошлыми хлюпающими звуками, орудовали горлышком в уже порядком растянутой дырке. Скрипач, явно втянулся. Вон как жопкой-то подвиливает… Смоленский вытащил бутыль и пальцами другой руки потянулся ко рту Николаева, тот оказался сообразительным и быстро их облизал. - Молодец, собачка, - погладил альфа его по голове. О, как меня это возбудило, мой член уже просил всунуть его в теплое нутро Пашкиного рта. Мы перекинулись с альфой многозначным кивком. Я встал на колени и, взяв за волосы Николаева, опустил его на уровень моего пениса, заставив того еще сильнее прогнуться, открывая для альфы доступ к его уже текущей дырке. «А его, видно, заводит такое обращение с собой!» Николаев приоткрыл рот и, высунув кончик языка, облизал головку. От внезапной дрожи, прокатившейся по телу, я откинул голову, открывая обзор на свою шею Смоленскому. Виктор, увидев меня такого, протяжно рыкнул и засадил скрипачу по самые яйца. Николаев захлебнулся визгом. Альфа, не дав привыкнуть, начал с силой вбиваться в тело омежки, вырывая из него гортанные вскрики. Вибрация его горла нежно массировала мой член, доставляя неизгладимые впечатления. Виктор еще больше наращивал темп, стук его яиц о голую плоть разносился по всей комнате. Я уже был на грани. Последние мощные толчки и Виктор, блаженно выдохнув, изливается на спину омеге. Я же сильнее насаживаю голову Николаева на свой член, он закашлялся, а мне все равно. Трахаю его рот, по телу пробегает волна наслаждения, низ живота скручивает в тугую спираль и я, наконец-то, кончаю в его горло, заставляя скрипача все проглотить. Смоленский берет со стола салфетки и половину протягивает мне. Приведя себя в порядок, альфа взял свой пиджак и вытащил оттуда портмоне. - Спасибо за секс, шлюшка, - спокойно сказал он и бросил омеге деньги. Николаев, утирая слезы, подхватил банкноты и свою одежду. Оглядев нас, он выпалил: - Вы, конченные извращенцы, мало мы Вас гнобили, суки. Виктор занес кулак, но я схватил его за руку. - Не стоит он того, с него хватит, - улыбаясь Вите, сказал я. – Пошел вон! – бросил Николаеву. Мы еще потом долго напивались, когда время перевалило за полночь, то мы решили выдвинуться из ресторана. Возле моего дома альфа протянул мне руку. - Друзья? - Конечно, - пожал я его ладонь. *бокал для коньяка.