Здравствуйте, граф!

«Я не помню объятий прохладнее, И занудней не ведал я ласк. О, прощайте же, ваше величество, Вспоминать не хотелось бы вас»       Слова фривольной песенки крутились в голове и никак не желали покидать ее. Проблема была в том, что в жизни Эрика все было с точностью до наоборот: он не знал более пылкого любовника, чем король, и вряд ли мог бы позабыть о нем. Но его величество собрался жениться, и бывший фаворит... приходился не ко двору, ведь королеве не преминули бы нашептать доброхоты, с кем именно делил постель до нее его величество. Поэтому юношу отсылали в дальний гарнизон, переведя из личных пажей короля в адъютанты коменданта. Эрик смирился бы с этим катастрофическим понижением в должности и положении, если бы не одно «но»: комендант, граф Керуа, был одним из тех, кому в свое время Эрик весьма неласково отказал в близости. И вот что теперь делать, он решительно не понимал. Если комендант решит отыграться, защитить адъютанта будет некому. Дальний гарнизон, неласковые и неприветные земли. И солдаты, наверняка смотрящие в рот своему командиру.       Не ехать он не мог - вернуться домой наверняка означало бы заключение в монастыре, и что хуже: монастырская келья или гарнизонная казарма... Эрик не мог решить. Нет, монастырский «уют» он знал, в детстве его, пятого сына, не раз отправляли туда «на покаяние» после очередной проделки. По две недели, а то и больше, на хлебе и воде, в темной холодной келье, где даже стоять не выходило, до того были низкими потолки... Не тянуло Эрика туда. В любом случае, граф Керуа репутацией жестокого и безжалостного не пользовался. К тому же, может, он и думать забыл про Эрика.       Юноша повел глазами по комнате, мысленно прощаясь с обиталищем, с которым он уже сроднился за прошедшие годы. Вряд ли теперь ему светит огромная кровать, балкон, увитый фрезиями, или личная умывальная комната с роскошной ванной. Хорошо, если там, в гарнизоне, есть хотя бы общая портомойня, где можно вымыться горячей водой. Эрик погладил напоследок резной столбик кровати, вспомнил, сколько ночей прошло на ней, печально улыбнулся - глупо было рассчитывать, что король оставит его при себе, как же глупо. Влюбляться было еще глупее. «Прощайте же, ваше величество...».       Он будет вспоминать, может, это будет согревать его там, на далеком севере? А граф... что ж, тирана-отца он как-то пережил, переживет и эту напасть.       Попрощаться, да даже увидеть короля в последний раз не вышло - его величество был занят государственными делами и никого не принимал. А у входа для слуг Эрика уже ожидала карета и присланный комендантом эскорт - пятерка сурового вида воинов, сплошь неулыбчивых и холодноглазых, будто север выпил из них способность радоваться жизни. Эрик опустил голову, шмыгнул в карету. Слуги погрузили его багаж - два сундука с тем, что было для юноши самым дорогим. Он не нашел в себе сил расстаться с подарками его величества: книгами, драгоценностями, несколькими памятными безделушками. Одежду тоже забрал, было как-то неприятно оставлять придворные костюмы и знать, что после него их, скорее всего, просто выкинут, споров золотое шитье и кружева, жемчуг и эмалевые в золоте пуговки. Нет уж, не так у него и много этого добра скопилось время его фаворитства. Что бы там ни говорили придворные за его спиной, но Эрик не был падок на драгоценности, не слишком-то стремился роскошествовать. Ему важен был сам король, а не его титул. И вот итог - два сундука.       Эрик сам был свидетелем тому, как уезжал из дворца предыдущий фаворит: с целым обозом добра. Едва ли не обстановку спальни вывез. Кстати, тогда Эрик мог бы и понять, что его положение при короле не вечно. Но, как и все юные влюбленные, не внял гласу разума. Он устроился на сидении, сложив руки на коленях. На ткань закапали слезы. О, семнадцать лет - это тот возраст, когда слезы еще позволительны, но показывать их не желательно. Именно поэтому он крепился до сего момента, и лишь в уединении кареты позволил себе эту слабость. Но постепенно слезы иссякли, и в Эрике проснулось любопытство. Он отдернул глухие занавеси на дверцах кареты и уставился за окно. Пейзаж был пока что вполне привычен, они проезжали пригородные рощи. Хотя из окна кареты наблюдать за мельканием деревьев было даже забавно.       До сих пор Эрик покидал столицу лишь вместе со всем двором, когда его величество перебирался на лето в загородную резиденцию, но это было в другую сторону. Сейчас карета проезжала по северным предместьям, а они считались самыми бедными и неблагополучными. Среди деревьев он то и дело видел небольшие усадьбы, а то и целые поместья, и недоумевал: это бедные? Неухоженные? Да каждая из этих усадеб была побольше баронского поместья, принадлежавшего отцу!       Мягкое покачивание кареты, наконец, убаюкало юношу. Эрик улегся, смежил веки и погрузился в сладкий сон. Разбудила его остановка кареты. Один из солдат распахнул дверцу, и Эрик с трудом разогнулся, садясь. Все тело затекло от не слишком удобной позы и жесткого сидения. - Постоялый двор, сударь. Извольте выйти. Переночуем тут. - Да, хорошо, - Эрик потер глаза, прогоняя сонную муть, выбрался наружу, оглядевшись.       Судя по тому, что постоялый двор выглядел совсем непрезентабельно, граф то ли отдал приказ на комфорте экономить, то ли вовсе не отдал никакого приказа, и это было инициативой самих сопровождающих. Спать, скорее всего, предстояло в соседстве с клопами, мышами и тараканами. И если мышей и тараканов Эрик не боялся, то клопы его пугали укусами, мелкими и противными. Он с радостью переночевал бы в карете. Но ему не позволили. Это уже наводило на размышления: боятся, что он сбежит, не оценив всего великолепия дарованной королем «милости»? Или же это граф Керуа опасается, что разжалованный из фаворитов паж не доберется до его логова?       Вопреки опасениям, матрас оказался даже чистым. Хотя комнату делить все равно пришлось с сопровождающими. Из них трое несли вахту, а трое, включая кучера, спали. Подозрения Эрика окрепли и расцвели буйным цветом, он прокрутился на своем матрасе половину ночи, не в силах уснуть от дурных предчувствий и мыслей. Сморило его зыбкой неровной дремотой на рассвете. И, словно в насмешку, почти тотчас его растолкали. Завтракать в такую несусветную рань Эрику вовсе не хотелось, он попросил завернуть ему несколько кусков хлеба с сыром и окороком, рассчитывая поесть в карете, когда окончательно выспится. - Приучайтесь к распорядку дня. - Всенепременно, - от недосыпа у юноши вновь открылось повышенное ядовыделение, чего он не позволял себе уже давно, с момента приезда во дворец, - как только узнаю этот распорядок. И как только у меня над ухом не станут храпеть, сопеть и материться шестеро солдат, позволяя мне выспаться ночью. А сейчас, будьте так любезны, - Эрик повернулся к трактирщику, - заверните мне то, что я попросил, милейший. - Конечно-конечно, - трактирщик поспешил исполнить эту просьбу. Стимулом ему послужила серебряная монетка, мелькнувшая в пальцах юноши.       За постой и ужин-завтрак платили сопровождающие, точнее, старший из них, вероятно, сержант. Эрик счел необходимым за свой заказ платить самостоятельно, благо, немного денег у него было с собой. Остальное было спрятано в глубине сундуков, за фальшивым дном. В карете он все-таки смог позавтракать. Хотя опасался, что кусок в горло не полезет.       Чем дальше на север они двигались, тем более унылым становился пейзаж. И тем грубее разговаривали с юношей его конвоиры. Эрик уже не сомневался, что это не эскорт, а именно конвой, присланный за ним самим графом. На пятый день пути солдаты позволяли себе неприличные шуточки и скабрезности, обращенные к будущему адъютанту, на седьмой сержант прямо, с наглой ухмылкой, назвал его будущей подстилкой коменданта, высказавшись в том духе, что не стоит заноситься, ведь граф Керуа вполне может отправить новоявленного адъютантишку в солдатские казармы, чтобы из него повыбили спесь. Эрик на сержанта только глянул равнодушно, не выказывая никаких чувств, ушел в карету. И лишь там позволил себе минуту слабости - крепко зажмуриться, закусить костяшку пальца, чтобы болью прогнать страх. Нет, он никогда не покажет истинных чувств перед этими хамами. И неужели граф Керуа... Нет, не может такого быть, просто обычные домыслы солдат, только и всего. Они лишь пугают его. Должно быть, сейчас потихоньку смеются над ним. Он слышал, что так бывает. Своего рода, проверка на крепость нервов. Нет, он не поддастся страху, все будет хорошо. В конце концов, граф, приезжая ко двору, демонстрировал безупречные манеры и галантное обхождение, и их разногласия были вызваны иными причинами.       Наконец, пейзажи стали серыми, а где-то вдалеке на горизонте Эрик смог рассмотреть что-то высокое. - Это горы? - Это лишь предгорья, - отозвался один из солдат. - Горы куда выше.       До гарнизона, как оказалось, было еще не менее двух суток пути. Эрик по-настоящему измучился в дороге, он все так же не мог уснуть при своих конвоирах, а спать в карете - значило после мучиться болями в затекших членах. Еще он страстно желал искупаться и переменить одежду на более теплую. Даже бархатный плащ, в столице казавшийся невыносимо жарким, не спасал от пронизывающего ветра здесь. Он замерзал даже днем, а уж ночью, закутываясь в плащ и дрожа, уснуть не мог теперь еще и по этой причине. Ни один из его сопровождающих не сжалился и не дал ему свой плащ. Сержант же с гадкой ухмылкой не позволил снять сундуки и взять там зимнюю одежду. Это уже было совсем странно, Эрик растерялся, хотя постарался не показать этого ни жестом, ни словом. В карете он постарался просто не шевелиться, это сохраняло хоть какие-то крохи тепла.       К городку, выросшему вокруг гарнизонной крепости, они добрались к полудню десятого дня. Эрик шмыгал замерзшим носом, стараясь делать это пореже. - Приехали, - глумливо протянул сержант, - вылезайте, сударь.       Здесь уже царила самая настоящая промозглая осень, хотя окружающие считали это летом. И искренне радовались теплу. Тепла Эрик не замечал, хоть умри. Он безропотно покинул карету, выбравшись на мощеный истершимся камнем двор. И тот час стал мишенью для десятка любопытных, алчных и почти раздевающих взглядов: на него пялились часовые у ворот и ступеней, случившиеся мимо солдаты, даже позволившие себе замедлить шаги, чтобы поглазеть на невиданное зрелище - столичную штучку, невесть каким ветром занесенную в эти негостеприимные края райскую птичку, правда, уже несколько потрепанную долгой дорогой.       Эрик огляделся, ища взглядом графа. Он же встретит своего адъютанта? Вместо графа к нему подошел незнакомый сержант. - Следуйте за мной, сударь.       Эрик кивнул, решив ничего пока не спрашивать.