Dream-dealer

      Когда Егор вошёл в квартиру, им овладело странное беспокойство и нервозность. Такое бывает, когда нужно сделать что-то важное, но по странной необъяснимой причине откладываешь это, выполняя пустые, малозначащие действия, будто оттягивая момент, когда всё же придётся взяться за главное, на потом. Как и у многих в такие минуты, у молодого человека вдруг нашлась добрая сотня дел, «требующих немедленного выполнения». Оказалось, что в квартире давно не прибирались: футболки, джинсы, кофта и носки валялись на непредназначенных для них местах – на подоконнике, под кроватью, на книжной полке. Егор обычно мало придавал значения порядку в своём жилище: гости захаживали редко, а самому и так было удобно. Сейчас эта тяга к чистоте была сродни невротичности, он прибирался не из «стремления к красоте», а лишь для того, чтоб унять дрожь и возбуждение. Кое-как, мало понимая, что и зачем он делает, парень разложил, расставил всё, что того заслуживало туда, где, по его мнению, оно сейчас должно быть. Всё ещё не смея думать о визитке Макса, Егор вспомнил, что давно нормально не питался – как же он сможет хорошо спать на голодный желудок? Желудок послушно отозвался урчанием, соглашаясь со словами хозяина. Воодушевившись и даже обрадовавшись, что нашлась очередная отсрочка от сна, хозяин желудка, влетев на кухню, распахнул холодильник. Застыл перед практически пустым белым шкафом, в котором обычные нормальные люди хранят продукты. Да, о его наполненности Егор тоже мало переживал, обычно покупая что-то после работы в круглосуточном супермаркете на первом этаже своего дома. Сейчас же на холодных стеклянных полочках было пустынно, как зимой в тундре. Глазу не за что было зацепиться, и засохший кусочек сыра, пол-луковицы и неизвестно уже откуда взявшаяся баночка засахаренного мёда этот самый глаз не радовали. Критически осмотрев весь представший перед ним натюрморт и придя к выводу, что даже великий китайский повар не смог бы приготовить из данных ингредиентов что-то съедобное, молодой человек захлопнул дверцу холодильника и почти без надежды решил проверить морозилку. К его удивлению, там нашлась неоткрытая пачка пельменей – единственная обитательница «ледяного замка». С каких пор она там лежала – выяснить было сложно, Егор не помнил даже то, как она туда попала. Однако заниматься копаниями в памяти сейчас ему было неохота, и, поставив на включенную плиту кастрюлю с водой, он достал пепельницу – в этот раз ею была назначена кружка с отломившейся ручкой – и закурил. Сизый дымок от сигареты поднимался в безветрии комнаты лентами к потолку, красиво закручивался вихрями, цеплялся за мысли, утягивая куда-то из этой реальности. Смотря на эти завитки, хозяин квартиры понемногу успокаивался, замирал, уже не ища глазами, что б ему сделать, как ещё отодвинуть момент сцепления действительности и фантазии.       В таком полутрансовом состоянии парень и поел, мало замечая вкус и то, что забыл посолить воду, машинально дуя на маленькие варёные свёрточки с фаршем. Голова его будто очистилась от всего лишнего – словно он не вещи прибирал, а мысли. Нельзя сказать, что все они теперь лежали по полочкам ровными стопками, скорее – было ощущение, что находишься в полумраке большой, с минимумом мебели, комнате-студии с открытыми окнами: всё свежо и прохладно, как перед летним рассветом.       Егор помыл за собой посуду и пошёл в душ. Тёплые капли воды смывали остатки дневных воспоминаний, превращая их в текст рассказа о ком-то незнакомом, о ком-то, кто не он. Казалось, что прошлое теперь неимоверно далеко, в трёх-четырёх чужих жизнях, оно теперь не его, и всё, что происходило когда-то, будет отличаться от «теперь», как диван от пиратского корабля. Реальность, каковой она воспринималась все эти годы, размывалась струями жидкости, размазывалась по коже, стекала через решётку слива. Такой, без оболочки настоящего, влажный от капель предчувствия и восторга надвигающейся неизвестности, молодой человек, немного продрогнув по пути к кровати, укутался в одеяло, закрыл глаза и стал представлять намертво врезавшиеся в память знаки с золотистого прямоугольника визитки…       … Эти непонятные символы постепенно стали заполнять всё моё пространство под веками, разгораясь ярче с каждым мгновением, в конце концов, вспыхнув и оставив меня в полной темноте. Ощущение не только полного отсутствия света, но и пространства на мгновение сжало сознание и так же внезапно отступило.       Тьма вокруг постепенно рассеивалась, и я обнаружил себя стоящим в центре зала, освещённого единственной настольной лампой со светлым абажуром, по нижнему краю которого свисали шелковистые кисточки. Судить о размерах комнаты было сложно – слабый свет не достигал стен, и помещение казалось бесконечным. За неимением ничего другого, я подошёл ближе к столу и стал его разглядывать. Деревянный, ручная работа старинного мастера, покрытый будто янтарным лаком, он стоял на изогнутых, с завитками резьбы, ножках, соседствуя с двумя мягкими, обитыми гобеленом, по виду такими же старинными, креслами. Под лампой лежала кружевная салфетка – круглая, вывязанная тонким витиеватым узором. Вообще, всё это – стол, кресла, лампа – вызывали ощущение уюта, тёплой библиотеки в старом профессорском доме, навевали воспоминания о событиях детства, которые на самом деле никогда не происходили, но именно таких всегда и хотелось. Где-то слева от меня послышались негромкие, как мягкой резиновой подошвой кроссовок, шаги. Обернувшись, я увидел, выходящую из темноты в круг рассеянного света человеческую фигуру. Конечно, это был он, Макс, я даже и не думал усомниться в появлении именно его. Сегодня он выглядел высоким худощавым парнишкой лет двадцати с отросшими слегка вьющимися непослушными волосами. Скуластый, он приближался, поблёскивая в рассеянных лучах лампы тёплыми коньячного цвета глазами. Вышагивал, улыбаясь широко и открыто, отчего у век собирались тонкие морщинки, а из-под ресниц паучьими лапками ползли пушистые тени. Он и одет был, как обычный студент – никаких странностей и вычурностей: кеды, прямые пошорканные джинсы, белая свободная футболка и поверх неё – рубашка в сине-голубую крупную клетку. В этот раз он, похоже, решил поберечь мои нервы и не вводить в ступор метаморфозами внешности. Остановился – руки в карманах, голова выжидательно чуть склонена набок.       Я стоял и глупо улыбался в ответ. Где-то внутри что-то радостно клокотало: «Это взаправду, это взаправду…» - Ты пришёл, - говорю я парнишке, не в силах оторвать взгляд от его лица. - Конечно, - серьёзно и в то же время чуть насмешливо. – Ты же вызывал.       Что делать дальше я не знал. Что вообще полагается делать в таких случаях? Просто продолжал стоять и пялиться на собеседника. Впервые мне удалось спокойно рассмотреть Макса – без всех этих мешающих эмоций: удивления, истерического возбуждения, страха свихнуться. Зная, что его внешность непостоянна, как погода у моря, решил не делать никаких выводов, основанных на ней, а разглядывал, как облака – изменчивость их формы никого не удивляет, чем бы они ни казались нам в конкретный момент. Уверен, что облик моего «дилера снов» мог быть гораздо оригинальнее – не думаю, что ему доставило бы проблем явиться передо мной японским самураем с крыльями, прозрачной девушкой или гигантским енотом в хипстерских очках.       Однако, в последнее время он не старался меня эпатировать, представая вполне обычным человеком. Вот только ни один обычный человек не даст вам свою визитку, чтоб встретиться во сне для совершения сделки. Весь его вид сейчас показывал, что он вполне доволен моим приходом, так бывают довольны хозяева, когда домашнее животное делает что-то правильное, что-то ожидаемое. Похоже, что я таки сделал что-то верно, заслужив одобрительный кивок головой. - Ну что? Что теперь? – спрашиваю, всё же рискнув нарушить молчание, будто какое-то правило этикета. – Это то, что ты обещал? Я сплю? Где я? Это сон?       Вопросы, догадки и сомнения роем майских жуков шумели у меня в голове. Невысказанные и незаконченные фразы сухими крылышками щекотали изнутри нос, хотелось знать всё и сразу. - А ты-то как думаешь, это – сон? – Макс не спешил облегчить мне задачу, никакого продолжения от него не последовало.       Мой лохматый визави стоял, всё так же улыбаясь, выгнув правую бровь дугой, трамплином, по которому будет так удобно съезжать рассудку. Его взгляд, будто ожидающий от меня чего-то, был словно приглашением в игру, викторину «Ответь на свой же вопрос». Хорошо, я принимаю правила. - Так, - начинаю, - Я точно знаю, что лёг в свою кровать у себя дома – это моя реальность. Но вот уже через мгновение я стою перед тобой, рядом с этими замечательными креслами и столом. Я не помню, как уходил куда-либо из своей квартиры, поэтому логично, что всё вокруг сейчас – просто сон. - Значит, я тебе снюсь? – улыбка Макса теперь выглядит несколько подозрительно. Будто я, решая элементарную задачу, всё же умудрился сделать неправильный вывод. - Однако же… - тут я неожиданно для себя совершаю поистине смелый поступок – протягиваю вперёд правую руку и касаюсь кончиками пальцев плеча собеседника. Что ж, на ощупь – вполне даже настоящая рубашка, под ней – достаточно материальное твёрдое тело человека. Поддавшись какому-то порыву, провожу ладонью по его волосам, замечая в глазах разрешение на эти исследовательские манипуляции. Волосы моего дилера оказались мягкими, довольно густыми. Недлинные завитки их, проскальзывали сквозь пальцы, оставляя ощущение маленьких гладких упругих змеек. Окончательно осмелев, быстрыми точечными движениями трогаю подушечкой указательного пальца щёки и лоб – как кто-то в детстве меня – «стенка, стенка, потолок…» Смеясь, Макс перехватывает широкой ладонью моё запястье: - Всё, хватит с проверками на материальность. Так что там «однако же»? - Однако же, - продолжаю я, убирая руки в задние карманы джинсов, - я и здесь чувствую себя вполне реальным, ты тоже не шибко эфемерен. Опять же можно сделать вывод, что и это не сон. Или – слишком похожий на явь сон. - А не всё ли тебе равно? Ты здесь, я здесь и готов дать то, что ты хотел. Нужны ли все эти расспросы, и насколько легче тебе станет от ответов на них?       С этими словами Макс достаёт с тихим звяканьем из кармана штанов связку ключей, отстёгивает один из них и кладёт его на стол. Затрудняюсь определить, из какого металла этот небольшой, с квадратными зазубринками, предмет – в медовых лучах лампы он поблёскивает и кажется то медным, то золотым, то стальным одновременно. - Вот твой ключ, - продолжает хозяин комнаты. – Ты возьмёшь его и откроешь вон ту дверь.       Повернувшись направо, парень указывает рукой на возникшую невдалеке в темноте дверь, слабо освещённую кованым завитушчатым фонарём. - Откроешь дверь и войдёшь, - теперь его слова звучали сухо и отрывисто, как заученная инструкция, которую повторяешь из дня в день. – И как только войдёшь, начнётся твоё новое приключение, твоя новая жизнь. Нет, - опережая мой вопрос, отрезает он, - ты не будешь знать, что это сон. Это всё будет для тебя реальностью. Той реальностью, которая именно сейчас нужна именно тебе. Будто фильм с твоим участием в главной роли. Сценарист и режиссёр, кстати, тоже ты. Ты полноценно проживёшь каждый момент из этого отрывка, который закончится неизменно важным для тебя финалом. И тогда ты проснёшься. Но не забудешь всё происходившее, как обычный сон, тебе не придётся мучительно складывать его из обрывков меняющихся из раза в раз, фальшивых, словно клоунский смех, воспоминаний. Ты будешь помнить каждый момент этой своей истории, будто только что вернулся из путешествия, когда впечатления ещё ярки и красочны, как ярмарочные флажки. Есть вопросы теперь?       Какие уж тут могут быть вопросы? Я получил даже те ответы, которых и не ждал. Макс прав: ни к чему спрашивать о чём-то ещё, теперь я хотел только поскорее взять в руки ключ. Внутри меня щенком лайки крутилось нетерпение, подпрыгивало к горлу, горячим дыханием облизывая щёки. Будучи мальчишкой, никогда не умел ждать – всегда старался получить ответ, вещь или общение сразу, без всяких «потом» и «надо чуть-чуть потерпеть». Позже, с возрастом, научился покорно стоять в очереди за мечтой, уговаривая себя, что ничего не даётся в один момент, скоро придёт и моё время.       Теперь же, словно ненужную в летнюю жару, пыльную, поеденную молью бабкину шаль, стряхнул с себя все такие же затхлые, как и она, установки общества, удавки воспитания и чьих-то ожиданий. Взгляд мой скакал с ключа на широкие, бесконечно чёрные зрачки Макса, я, как пёс, ждал команды «ату!». Мой «хозяин» медленно, будто сам ожидая удовольствия, облизал губы и кивнул. Не нужны были больше слова, я резким движением схватил со стола своё сокровище и, не оглядываясь, зашагал к двери. Только не доходя пары метров до неё, мне в голову, словно вспышкой магния пришла мысль: - Макс, а что ты заберёшь у меня в оплату? – остановившись, я развернулся обратно к столу. Дилер стоял, переплетя на груди руки, пристально в меня вглядываясь. - Иди. И не волнуйся, ты и сам этого не заметишь. Разве ты ощутил бы пропажу пуговицы, которая ещё несколько лет назад закатилась под твой диван? - Пуговица… Пожалуй, нет… Тогда я пошёл? – вдруг стало не по себе, какое-то подозрение подписавшего договор об исполнении желаний и не прочитавшего в конце пункт мелким шрифтом о передачи его души в вечную собственность агенту из преисподней. На мгновение захотелось проснуться под своим одеялом, выпить горячего чая с сахаром и забыть своего нового знакомого, будто и не было его никогда. - Иди же! Или передумал? Знай – я не предлагаю второй раз. Если откажешься сейчас – никогда не узнаешь, каково это, когда исполняются все мечты, как можно прожить сотни жизней, оставаясь в своей одной, не увидишь… - Стой! – перебиваю его угрозы. – Стоп! Я готов, готов войти в тот мир, просто дай секунду…       Поворачиваюсь к проёму – старая деревянная дверь словно застряла в тёмном ничто, окружающем её. Узорчатый фонарь освещал только покрытую иссохшимся лаком поверхность, не выхватывая ни единым лучом то, что могло бы послужить ей основанием, стеной. Желтоватая, по виду латунная, круглая ручка, покрытая мелкими царапинами, тускло поблёскивала на свету, под ней чернела кривым вытянутым ртом скважина, без намёков требуя пропуска – ключа. Медленно, будто пространство вокруг превратилось в вязкое желе, подношу металлическую палочку к устройству замка, вставляю, проворачиваю пол-оборота вправо так уверенно, как у себя дома. Щелчок. Секунды замёрзли и хлопьями снега оседают вокруг, на голову, плечи, смешав очерёдность, сломав само понятие о времени. Не могу сказать, сколько мгновений прошло от звука отпираемого замка до того, как я положил ладонь на прохладную ручку и крутанул, открывая дверь – может вечность, а может – одно падение снежинки. Потянул ручку на себя. Распахнувшийся проём окатил меня плотным, абсолютно белым светом, за которым ничего не было видно – ни людей, ни городов. Сделав шаг в это сияние, я…       …Я, как и обычно, шёл пешком на работу через рынок. С правой стороны толпились ларьки китайцев, продающих всё на свете – от пластмассовых носков до грустных, скучающих по родине фиолетовых мартышек, провожающих возможных хозяев большими, блестящими от слёз глазами. Мне каждый раз хочется купить их всех, ну, или просто оборвать им поводки – пусть убегают, рейс корабля «Дона Магдалина» до Бразилии каждый вечер, авось, подвезут. Но я знаю, что нельзя, они сами попались, польстившись на яркие стеклянные бусины, став собственностью хитрых человечков, такой уж у них договор, так уж заведено. Шлёпая босыми ногами по промытому ночной грозой тротуару, разглядываю тряпки и игрушки, заботливо разложенные торговцами. Нет, спасибо, мне ничего не нужно, даже «дёсево, осень дёсево», у меня всё есть, я просто иду на работу. Мимо проносятся автобусы и трамваи, ещё незаполненные людьми, полупустые. В таких проехаться – одно удовольствие: свежо, чисто, просторно, в открытые окна залетает случайный ветерок, приносящий запахи булочных, скошенной травы и городских цветов. Но я иду пешком, мне недалеко и я хочу прогуляться, не урывками наглотавшись этого утра, а полными охапками осыпая себя им.       Уже подходя к главной рыночной площади – Мекке всех желающих купить-продать – чувствую, что брусчатка под ногами начинает дрожать, что-то под ней скрипит и движется, спугивая глупых голубей и канареек, клюющих крошки у кафе. Останавливаюсь, прислушиваюсь, пытаясь понять, что могло вызвать такое явление или кто. Неподалёку впереди меня вдруг начала проседать брусчатка, распадаясь с тихим скрежетом на отдельные кирпичики. Тротуар будто что-то всасывало изнутри, образовавшаяся ямка всё росла, в конце концов, расширившись настолько, что поверхность дороги сдалась и рухнула в получившийся глубокий проём. Словно в песочных часах, края обрыва осыпались вниз, взметая клубы пыли и запахи сырого подвала.       Прохожие в страхе попятились подальше от ненадёжных границ ямы, с недоумением поглядывая друг на друга и вниз, словно ища кого-то, кто объяснит им, что произошло, успокоит, вернёт ощущение контроля и безопасности. Осторожно подбираюсь к краю обвала, горкой осыпавшемуся в полуразрушенные катакомбы. Мне вовсе не страшно, скорее – интересно, что там внизу. Осматриваясь, прихожу к выводу, что когда-то давно под рынком были улицы с домами и тротуарами, остатки которых и видны стали сейчас, благодаря одному из рухнувших под весом людей и машин перекрытий. Вглядываясь, различаю кладку старых кирпичей, кое-где почти истлевшие брёвна и проёмы окон с разбитыми стёклами. От ямы веет покинутым жилищем, одиночеством забытых в спешке воспоминаний и холодом нетопленых сотню лет печей. - Я – главный исследователь неизвестных подземных образований города, - услышал рядом, слева от себя, я чей-то громкий уверенный голос. – Мне нужна пара добровольцев для изучения открывшегося хода. Кто пойдёт со мной?       Даже не успев ответить вслух, быстро сделал шаг навстречу очень высокому худому мужчине в чёрной футболке и гречишного цвета штанах. Поднял руку вверх, чтоб он меня точно заметил и помахал: «Я! Я иду с вами!» «Вербовщик» кивнул в знак одобрения и жестом попросил подойти. Кроме меня вызвалась ещё девушка, рыжая, как осень в парке, готовая, судя по блестящим расширенным зрачкам, к любым чудесам – чем больше, тем лучше. - Отлично, - командир оглядел нас. – Выдвигаемся прямо сейчас. Спускайтесь за мной и глядите под ноги.       И зашагал вниз по насыпи из обломков кирпича, брусчатки, песка и камней. Мы с Рыжей пошли следом, скользя ботинками на ненадёжной поверхности горки. Оказавшись на самом «дне» обвала, я рассматривал старые дома вокруг: потускневший до розоватого цвета кирпич домов, соседствующий с истлевшим деревянным круглым брусом, кое-где видать побелевший цемент, под ногами – тоже мостовая, из булыжников. Пыльно и затхло, мелкие частички носятся в лучах, падающих сверху, танцуя, оседают, вновь взметаются под потоками воздуха с улицы. Включаем налобные фонарики на резинках – бело-голубой холодный свет выхватывает из темноты открывшегося хода всё новые дома, будто искажая их, превращая в кусочки паззла, вынуждая додумывать облик здания в целом. Движемся вдоль по коридору из стен, когда-то бывшему, наверное, неширокой, но улицей, а теперь – с четырёх сторон закованной в твёрдую оболочку. Двери в домах покосившиеся, где-то и вовсе свалившиеся с петель, но мы не заходим в пустые проёмы – не сейчас, наша задача – проверить, куда ведёт эта дорога, как далеко простирается под светлым и кажущимся уже бесконечно далёким «над-городом». Абсолютная тишина, нарушаемая только сухим звуком наших шагов, откатывающихся от ног камешков, давит своей плотностью. Мы здесь – нарушители, чужие, нас не звали. Словно следя за каждым движением, тени вытягиваются нам вслед, наблюдая и оценивая – как много мы причиним им неудобств, впустив свет и звук в их царство. Слепые, белёсые многоножки разбегаются и прячутся в щелях, как только на них попадает луч фонарика. Даже эхо не раздаётся от наших шагов – видать, и оно покинуло это место, уйдя вслед за хозяевами домов. Молчит эхо – молчим и мы, придавленные, придушенные тёплым пуховым пыльным одеялом тишины. Как я уже успел увидеть, подземный город занимал довольно большую площадь, улочки расходились по всем направлениям, где-то широкие, где-то – узенькие или заваленные камнями и обломками домов. Командир нашего «отряда» помечал светящимся впотьмах маркером стены, вдоль которых мы двигались, определяя обратный путь.       На одной из улиц Рыжая вдруг резко застыла на месте, раскинув руки в стороны, останавливая нас: - Стойте, - прошипела она. – Тише же! Слышите? Звук, будто кто-то шаркает ногами…или скребёт пальцами по стене…       Теперь, замерев, мы стояли, прислушиваясь к тому, что могло показаться девушке. И правда, до этого момента нас окружало абсолютное беззвучие, не считая шороха собственных шагов. Сейчас же, когда и этого шума не было, слух начал различать какой-то тихий звук, действительно, похожий на то, как старые люди ходят, не поднимая тапочек от пола: шшшххх…шшшхххх…шшшшхххх…. Шорох этот явно не был падением камешков или издавался каким-то иным предметом. Это было, скорее, следствие активных действий кого-то, находившегося, как и мы, здесь. Ну, или чего-то…       Наша спутница нахмурила лоб, прислушиваясь, поворачивая голову из стороны в сторону, пыталась определить, откуда доносится звук. Как мне показалось, шум исходил от одного из домов в нескольких метрах по левой стороне от нас, и я протянул туда руку, указывая и собираясь предложить разобраться с этим явлением. Не успел я ничего сказать, как девчонка сорвалась с места и поскакала к двери, от которой, по её мнению, и исходил шорох и скрежет. Мы быстро помчались за ней – Рыжая явно из тех людей, которые влипают в странные истории, только выйдя из дома. Она уже приникла ухом к двери, отчего-то закрытой на засов и заколоченной, в отличие от других, распахнутых или просто прикрытых. Этот факт мне сразу не понравился, в желудке комочком свернулось и пульсировало гаденькое предчувствие неприятностей. Захотелось схватить девчонку и утащить подальше, чтоб не лезла, куда не стоит – вряд ли кто-то просто так станет заколачивать дверь дома, когда в него больше не вернёшься, всё ценное давно забрали - да и спешить пора. - Это там! Послушайте! Там кто-то есть! Нужно открыть дверь, помогите же мне, ребята, ну что же вы стоите… - девушка раскраснелась от переполняющих её эмоций, стала говорить громче, пытаясь оторвать прибитые, фиксирующие доски.       Шарканье за стеной усилилось, стало громче, будто там был кто-то, и не один… Кроме этого шороха стал слышен скрежет – как ногтями по оштукатуренной стене и хрипы, переходящие порой в то ли урчание, то ли рычание. - Может быть, там люди, и им нужно помочь! – не унималась Рыжая, освобождая проход.       Мы с командиром даже не успели ничего сделать, как изнутри вдруг кто-то сильно навалился, старая дверь не выдержала и разлетелась в щепки. Девушку отбросило спиной на нас, я схватил её за плечи и дёрнул в сторону, отодвигая от того, что нам открылось.       Из темноты разломанного дверного проёма на тротуар вывалилось что-то подвижное, покрытое клочьями грязной старой одежды, источавшее запах гниения и плесени. С виду это когда-то были люди, но очень давно и при жизни. Сейчас же мы видели, как из дома выползают, карабкаются, вставая по стенам, скелеты, местами обтянутые высохшей кожей, тряпьём и спутанными волосами. Глаз у мертвецов не было, однако же, они явно знали, в какой стороне находимся мы и направлялись туда, непрерывно двигая челюстями, стуча и скрипя оставшимися на них пеньками зубов, протягивая острые костяшки пальцев, шевеля ими, словно чувствительными радарами. Намерения «хозяев дома» были вполне понятны – они хотели есть, хотели есть нас. В наши же планы никак не входило стать частью их рациона, и мы побежали в обратном направлении – к выходу из «под-города».       Поднявшиеся на ноги мертвецы довольно резво двинулись за нами. Поворот на улочку, по которому наша троица пришла к злополучному дому, уже был всего в нескольких метрах, когда послышался треск, грохот, и всю сторону подземного города, ведущую в наш мир – тёплый и солнечный, под настоящим прозрачным небом – стало заваливать падающими обломками «потолка». Падение «неба» полностью перекрыло нам доступ на поверхность с этой стороны. Оглянувшись, я понял, что уже все «жильцы» выбрались из проёма двери и погнались за нами. Оставаться на месте было нельзя, пришлось срочно решать, какой проулок выбрать, чтоб оторваться от этих тварей. Хотя, выбирать теперь как раз и не приходилось: сзади – заваленный коридор, слева – быстро надвигается полуразложившаяся толпа голодных «горожан». Шанс спастись выглядел весьма однозначно – поворот улицы направо, куда мы и бросились.       Несмотря на свой неприглядный истлевший вид, мертвецы двигались с довольно хорошей скоростью, постепенно нагоняя нас. Высокий длинноногий предводитель нашего отряда бежал, широкими прыжками преодолевая метры дороги. Рыжая отставала, я схватил её за запястье и тянул вперёд. Девчонка-катастрофа всё время путалась в ногах, оскальзывалась на мостовой и, если б я отпустил её руку – вовсе отстала бы и оказалась разодранной преследователями. Впереди виднелось какое-то большое здание с гладкими серыми стенами, ровными, будто бетонными, и широкими железными, пятнистыми от ржавчины воротами. Сил двигаться дальше уже не оставалось, размышлять – тоже. Мы протиснулись сквозь приоткрытые тяжёлые створки, оказавшись в высоком заброшенном ангаре, пустом и гулком. Пытаясь отдышаться, я согнулся и упёр ладони в колени. Рядом тяжело хрипел Командир, шипела Рыжая, потирая ушибленную при падении коленку. Надеясь, что сообразительностью в виду отсутствия мозга наши новые «друзья» не отличаются и не смогут найти это убежище, мы старались восстановить силы. - Отсидимся здесь? – у девушки явно болела нога, и она не горела желанием продолжать марафон. – Кто это, вообще, такие? Такие… мёртвые! - Не знаю, похоже, они здесь давно. Думаю, их неспроста замуровали в том доме и оставили, - не хотелось этого, но в моём голосе всё же прозвучал укор. – А ты, умничка, так любезно их освободила. Они, наверное, и бегут за тобой – «спасибо» сказать!       Я засмеялся. Смех был похож, скорее, на истерику, но остановить его я не мог. Прекратил это командор, отвесив мне отличную успокоительную затрещину. - Спасибо, Кэп, - и я был действительно благодарен ему. – Пойду, выгляну – может, благодарные горожане уже далеко.       Все надежды рухнули, с рокотом гравия прокатившись по нервам, когда я высунул голову наружу: мертвецы бродили у ворот, медленно поворачивая в стороны, местами покрытые лохмами волос, черепа, определяя наше положение. То ли увидев, то ли почувствовав меня, они разом, будто кто-то дёрнул за поводок, обернулись в направлении здания, где скрывалась наша троица. И тут же с неимоверной скоростью, сорвавшись с места, бросились к воротам. Я резко внырнул обратно в ангар, налегая на створки, пытаясь закрыть их. - Они снаружи! – не оборачиваясь, прокричал я своим спутникам. – Скорее! Закрываем ворота!       Но даже втроём мы не смогли и на миллиметр уменьшить щель входа – железо намертво приржавело, не давая и шанса спастись, отгородившись от ходячих трупов. Когда первый из них с ощутимым толчком врезался в заграждение, мы поняли, что и это бесполезно. Пришлось опять бежать – вглубь помещения. Опять этот город не давал выбора, словно зверей загоняя в заранее известное место, чтоб там уже, вволю натешившись нашими попытками выжить, расправиться угодным ему способом. Спеша прочь от преследования, мы попали в узкий коридор, заваленный разломанными деревянными стульями и столами, по виду - советской сборки, а так же другой, похожей на школьную или институтскую, мебелью. Тут-то они нас и нагнали, удивительно легко преодолевая преграды, в которых путались мы. Протягивая костлявые руки, каждый из скелетов пытался посильнее ухватиться за нас, подтянуть к себе, впиться в кожу остатками обломанных клыков. - Ни в коем случае не стрелять! – кричал командир, отбиваясь от вплотную подобравшегося мертвеца. – Никакого огнестрельного оружия! Услышат и сбегутся остальные!       Отступая, мы протиснулись в широкую комнату, напоминающую лабораторию или кабинет в инженерном отделе: посреди стояло несколько посеревших от времени столов из ДСП - облезлых, краска на них облупилась, как кожа на обгоревшей спине; вдоль стен – шкафы и покосившиеся полки. Я подбежал к одному из шкафчиков в поисках возможного оружия или того, что хоть как-то можно использовать для защиты, раскрыл нижние створки и нашёл там холодно поблескивающую в тусклом свете катану с отделанной кожей рукояткой. Схватив меч, ринулся на толпу мертвецов, плотно осадивших Рыжую, которая отмахивалась от них обломком стула. Прорубив строй нападавших, немного освободил пространство, оттолкнул девушку себе за спину. - Они всё не кончаются! – услышал сзади её голос. - Отступаем! – командовал капитан. – Не отобьёмся, уходим в ту дверь! – показывая на проём в противоположной стене, прокричал он.       Развернувшись, я глянул на девчонку – нет, быстро бежать она уже вряд ли сможет, и так старается не опираться на болевшую ногу. Я могу двигаться с гораздо большей, чем она скоростью, тем более что в роликах. Пригибаюсь, девушка запрыгивает мне на спину, и я мчусь к двери и дальше по коридору, догоняя бегущего впереди кэпа.       Внезапно мы, минув очередной поворот, оказываемся во дворе – пустом, огороженном местами разбитым, с торчащей сеткой арматуры, бетонным забором, кое-где покрытым остатками спирали колючей проволоки. Над сухой, выцветшей редкой травой плыли облака серого низкого неба. Они нависали, казалось, почти над самой головой, отливая сталью и каким-то горчично-фиолетовым цветом, напоминающим о синяках на сильно избитом теле. Здесь нас ожидал другой сюрприз – с неотвратимостью урагана на нас мчались три мёртвых пса, когда-то, должно быть, охранявших это место, а сейчас – просто движимые голодом твари с пустыми глазницами и разодранной местами шкурой. За собаками по потрескавшейся земле, поднимая облачка пыли, болтались длинные грязные верёвки – поводки. То, что произошло дальше, удивило, похоже, не только меня и капитана, но и самих «сторожей». Рыжая, вдруг сорвавшись с места, помчалась прямо на псов. Мы даже не успели никак среагировать, когда она, подбежав к собакам, схватила их поводки и, натянув, стала раскручивать, вращаясь вокруг себя. Со стороны это походило на странную карусель с девушкой в центре или на аттракцион в парке развлечений: подчиняясь центробежной силе, мёртвые животные двигались по кругу, не приближаясь к «источнику кружения», в то же время, по-прежнему оставаясь на верёвках и не имея возможности приблизиться к нам. - Я задержу их, - крикнула девчонка, продолжая крутиться, - бегите! Потом догоню, скорее же!       Как бы сложно не было оторваться от этого зрелища, которое завораживало и обескураживало одновременно, мы всё же побежали прочь, через раскрытые решётчатые ворота. Преодолев метров сто по выщербленной и покрытой трещинами асфальтированной дороге, мы подошли к вполне современному и хорошо сохранившемуся зданию, облицованному светлой плиткой – что-то вроде больницы. В некоторых окнах трёхэтажной постройки горел свет, мелькали тени – силуэты людей. Наконец-то хоть кто-то живой! Пока мы стояли у широкого, с мраморными ступеньками, крыльца, сзади послышался тяжёлый и сухой звук приближающихся шагов. Нет, на этот раз никто не преследовал нас, это подбегала Рыжая: вся в пыли, чумазое лицо, взъерошенные волосы, широко раскрытые глаза – теперь она напоминала куклу советских девочек, забытую одной из них во дворе дачи летом и пролежавшую так всю осень и зиму до весны… Девушка остановилась рядом, отдышалась и принялась приглаживать растрепавшиеся «локоны»: - Уф, догнала! Собак привязала…там, - махнув рукой в сторону забора, отвечала она на незаданные вопросы. – Не убегут теперь, я их крепко! – наша спутница улыбалась и, казалось, была весьма довольна собой и проделанным фокусом с мёртвыми псами. - Круто ты с ними! – хвалю Рыжую. – Ну что – заходим?       Поднимаюсь по ступенькам к дверям больницы. Видно явное присутствие людей – плиты крыльца подметены, в урне – обвёртки конфет и окурки. Надеюсь, что кто-нибудь из них нам всё и объяснит. Кладу ладонь на прохладный белый пластик ручки двери, задерживаюсь на мгновение – столько всего произошло уже, что трудно доверять вообще любому дому, любым дверям. Что нас ожидает за этой? Медленно вдыхаю через нос воздух, набираясь решимости, будто прося кого-то о том, чтоб всё закончилось, и желательно – хорошо. Резким толчком выдыхаю и нажимаю на рычажок. Дверь открывается легко, без скрипа – чувствуется, что механизм новый, им часто пользуются, следят за его состоянием. Тихо проходим внутрь. Это и есть больница или поликлиника: обычный для таких мест широкий вестибюль с вешалками в гардеробе, зеркала, стойка регистратуры. Вот только ни персонала, ни пациентов нет. Царит тишина, нарушаемая лишь потрескиванием люминесцентных ламп, помаргивающих изредка, словно передающих друг другу сообщения азбукой Морзе. Кафельный пол чист, на стенах развешены плакаты о пользе прививок и вреде курения. Всё как в обычных, подобных этому, медицинских заведениях. Однако внутренний голос подсказывает, что не стоит торопиться и, радостно раскинув руки, мчаться навстречу местным врачам, лучше осторожно осмотреться – может быть, и без их помощи мы найдём выход. Глядя в глаза своим спутникам, понимаю, что они того же мнения. На одной из стен, рядом с зеркалом холла, висит план эвакуации, где обозначены все кабинеты, лестницы, двери. Осматривая эту схему, вдруг на мгновение забываю, как дышать, как думать, остаётся только буханье огромного молота в висках и надпись в расширившихся зрачках: «Выход на поверхность». А нам большего и не надо! Нет больше ни нужды, ни желания искать и расспрашивать медперсонал, мы незаметно выйдем отсюда, покинув этот странный город и его обитателей. Судя по рисунку плана, выход «из-под земли» должен находиться на третьем этаже левого крыла здания. Изучив путь, по которому предстояло пройти, мы, стараясь не издавать громких звуков и осторожно выглядывая из-за углов, осматривая коридоры, направились к пролёту лестницы, ведущей наверх. Иногда происходящее напоминало абсурдный сон, в котором то, что видишь, пугающе похоже на действительность, одновременно ею не являясь. Вот и сейчас – обшарпанные, со стёршейся посередине коричневой краской, ступеньки, голубые металлические перила с погнутыми, будто танцующими прутьями, квадратики толстого, пропускающего тусклый свет, зеленоватого стекла окон – всё было реально, точь-в-точь, как в почти любой больнице любого города. Однако, не оставляло ощущение неправильности всех этих «декораций» и сцен, ложности и сумасшествия. Возможно, просто я устал, просто концентрация адреналина в крови и других, поддерживающих меня гормонов, превысила порог допустимого, зашкаливает, уже не даёт адекватно воспринимать реальность. Но задумываться об этом времени не было. Взлетев по лестнице на нужный этаж, остановились, прислушиваясь, стараясь уловить малейший звук шагов или голоса. У дверного проёма стоит скамейка, на ней – стопка отглаженных белых халатов, наверное, приготовленных для персонала и оставленных даже не по невнимательности, а так – ну кто их возьмёт? - Берите халаты, одевайтесь, - мысль застраховаться от узнавания, переодевшись, пришла моментально. – Выход за вон тем поворотом налево, - указываю рукой направление. – Идём спокойно, но быстро. Никаких лишних звуков. Вы вдвоём – сначала, я – замыкаю. Вперёд!       Накинув белую материю на плечи, рывками просовываю руки в узкие трубы рукавов и пропускаю вперёд мужчину, затем – Рыжую, последний выхожу сам. Возбуждение от опасности и близости поверхности обостряет все чувства: сейчас я вижу каждую трещинку на бледно-жёлтых стенах коридора, слышу каждый шум – шаги товарищей, поцокивание лампочек; мой нос улавливает запахи медикаментов – острые, как игла для инъекций и такие же отталкивающие. Вдруг уши выхватывают ещё не слышанные здесь звуки – приближающийся ритм шагов и голос речи. Дверь со светящейся зелёным вывеской уже была совсем близко, метрах в пяти, когда стало понятно, что разговаривающие двигаются в нашем направлении по соседнему коридору. - Скорее, уходите! – прошептал я, подталкивая спутников к выходу в город. – Я за вами, только прослежу, чтоб всё было в порядке.       Мужчина коротко кивнул мне, за локоть увлекая Рыжую к двери. Та всё оглядывалась, моргая пушистыми ресницами под изломанными вопросом бровями. Слава небесам, дверь оказалась не заперта, и они оба, незамеченными, проскользнули за неё. Я пока оставался на месте – нужно было убедиться, что нас не заметили, и нет погони. Замерев, я наблюдал в отражении на стенде с плакатами о заболеваниях дыхательных путей, как ко мне приближаются двое в белых халатах, катящие кушетку с пристёгнутым к ней ремешками парнем. Он был также в медицинской одежде, из левой руки его выходила трубка капельницы. Чем-то болен? Врачи приближались, и я уже различал слова. Привязанный в меру возможностей извивался на простыне, тщетно пытаясь ослабить путы, поворачивал голову то к одному, то к другому мужчине, сдувая падающую на глаза чёлку: - Эй, ребята, ну вы чего?! Отпустите! Я же здоров, я точно знаю! Ведь я тоже врач, у меня всё нормально, все показатели! – говорил парнишка, недоумевающе поглядывая на своих коллег. - Нет, главный сказал, что у тебя сахар повышен. Ты как раз подходишь для инъекции сыворотки Лазаря. В лаборатории уже всё готово для тебя, будешь как новенький, - ухмыльнувшись, отвечал один из халатов, скривив рот в подобии улыбки. Теперь я понял, что здесь происходит, понял, откуда взялись те ожившие трупы и мёртвые собаки. Вот кто виноват в появлении этих монстров – здешние доктора проводят медицинские опыты по возвращению с той стороны! Но мальчишка на каталке?! Убить живого, чтоб потом его воскресить?! Я не мог позволить такой жестокости совершаться у меня на глазах. Времени разрабатывать план не было, поэтому я просто выбежал на эту троицу, уже почти добравшуюся до лестницы. Резко толкнул руками в грудь ближнего ко мне мужчину – он от неожиданности не удержался и покатился кубарем, белым комом по ступенькам вниз, где и затих, замер бесформенной грудой тряпья. Второй находился через кушетку от меня, и не оставалось ничего другого, как быстрым движением катнуть её, ударив врача металлическим бортиком в живот. Тот согнулся и съехал спиной по стене на пол. Обогнув каталку, я вытащил трубку капельницы из руки парня и связал запястья ещё не очнувшегося мужчины. Схватив скрученный бинт с полочки под кушеткой, плотно засунул его в рот медику. Всё это время мальчишка смотрел на меня огромными глазами, не проронив даже ни звука, приоткрыв рот и почти не дыша. - Хочешь быть живым наверху или ожившим здесь, внизу? – расстёгивая ремешки, спрашиваю я, надеясь, что парень не запаникует и не натворит глупостей, стоящих нам свободы. - Ж-ж-живым… наверху! – похоже, шок прошёл, и вот он уже помогает распутать остальные завязки. Спрыгивает с каталки, я хватаю его за локоть и скорее тащу к выходу. Всё происходит так стремительно, что кажется просто мелькающими картинками на киноплёнке – быстро и как-то отстранённо, будто не с тобой, а с героем фильма. Распахиваю дверь – там тёмный, невысокий с круглым сводом, довольно круто уходящий вверх тоннель, в конце которого виден свет из щели приоткрытых створок ворот. Заблокировать с этой стороны дверь нечем, поэтому стараемся как можно скорее подниматься – неизвестно, хватились ли пропажи и не ищут ли нас. Слышу рядом с собой запыхавшийся голос парня: - Знаешь, чего я ещё хочу?.. – ага, нашёл момент поведать о своих желаниях. – Хочу пюре картофельное! Когда ещё учился, у нас в столовой классное делали, вот бы его… - Пюре? – я даже остановился – он действительно сейчас будет рассуждать о еде? – Вот что – давай сначала выберемся, а уж там, наверху, тебе столько пюре сделают, хоть каждый день ешь. Договорились? - Договорились, - мальчишка как-то совсем по-детски улыбался, и даже в темноте были видны заблестевшие корольки глаз.       Наконец-то мы подошли к выходу на поверхность. Уперев ладони в обе створки воротцев, с силой толкнул их, распахивая. На нас лился потрясающий, белый, плотный, как молочный кисель, дневной свет. Глаза после потёмок подземного города резало, но закрывать их не хотелось – жадно впитывал каждый лучик, размазывая по щекам выступившую и сверкающую на ресницах влагу. Оказывается, нас давно уже ждали – толпа вокруг портала собралась довольно большая, и теперь, когда всё улеглось, люди улыбались, махали нам руками, трепали по плечам, спине, ерошили волосы. Напрыгнув, повисла на шее Рыжая, рядом стоял Высокий, широко расставив ноги, скрестив руки на груди, кивая и по-доброму посмеиваясь. Но вот народ впереди нас начал расступаться, водами океана расходясь в стороны, освобождая пространство. В нашем направлении шла группа мужчин в камуфляже, бронежилетах, касках и при оружии. Во главе этой процессии был короткостриженый усатый блондин с квадратным волевым подбородком и серым, проникающим, казалось, до самого ядра твоей сути взглядом. Подойдя вплотную ко мне, он поднял идеально ровную жёсткую ладонь и вскинул её к виску, отдавая честь. Понятия не имея, что полагается делать в таких случаях гражданскому лицу, просто улыбаясь, протянул правую руку вперёд, надеясь, что этот общепринятый жест всё же спасёт ситуацию. Полковник, чуть приподняв уголки рта и подмигнув мне, пожал своей огромной пятернёй мою ладонь – будто стальная тёплая боксёрская перчатка слегка спрессовала пальцы, ощутимо, но не до боли. Его голос был таким глубоким, сухим и властным, что захотелось тут же выполнить любой его приказ, зачистить самую опасную точку на планете, имея в арсенале только линейку и алюминиевую ложку. Однако вместо приказа я слышал слова благодарности и гордости: - Спасибо вашей команде и вам лично, - глядя на меня сверху вниз говорил он, - за разведку неизвестной территории и самоотверженное участие в спасении гражданских лиц от жестоких бесчеловечных экспериментов. С помощью той информации, что ваша группа добыла в подземном городе, мы сможем ликвидировать эту ячейку лжемедиков, навсегда избавив человечество от подобной угрозы. Ещё раз благодарю вас. А теперь прошу извинить – наш отряд должен завершить миссию по восстановлению справедливости.       Военные прошагали строем мимо нас, спускаясь в коридор, ведущий в подземную больницу. Теперь, я знаю, всё будет хорошо, можно выдохнуть, не боясь нападения из-за угла. Вокруг меня люди смеялись, радостно что-то говорили друг другу и начинали расходиться. Главный исследователь неизвестных подземных образований, махнув на прощание рукой – пока-пока – затерялся в толпе. Парень-медик что-то объяснял Рыжей – кажется, с чем конкретно он хотел бы съесть картофельное пюре. Девушка кивала, соглашаясь, было ясно, что и эти договорятся между собой. Я же, незаметно, туманом сквозь ветви деревьев, проскальзывал между собравшимися и уходил всё дальше от центральной площади – поднимался на холм, возвышающийся над городом зелёной смотровой вышкой.       День, длинный и тягучий, как патока, подходил к концу, оранжево-малиновое солнце заползало куда-то за границу земли и неба, размазывая по улицам и крышам высоток карамельные последние лучи. Сумерки сходились, зелёными, синими, фиолетовыми волнами накатываясь на остывающий после дневного зноя город, укрывая, заставляя блестеть миллиардами разноцветных фонариков, россыпью стекляшек в ладонях. В уже темнеющем индиго-небе над моей головой мерцали кристаллами муссанита, трепыхаясь, приколотые навечно к бархату вселенной бабочки-звёзды, тёплые потоки воздуха, перемешиваясь, размывали пространство, принося запахи мёда, корицы и уставшей сухой земли. Я сидел на прохладном пледе травы, прислоняясь спиной к ещё не остывшей, впитавшей жар летнего солнца, украшенной узором трещин, замше ствола высокого дерева. Старый ясень лениво шевелил над моей головой ветками, будто указывая на что-то или просто – в такт только ему одному слышимой музыке во сне. Через ажур листвы проглядывали звёзды, и казалось, что это сами листья блестят изумрудным сахаром. Спокойствие прозрачным плащом спадало с плеч, больше не было тревоги, всё тело растворялось в этом огромном ярком мире, каждой частичкой смешиваясь с ним, становясь им. Мысли исчезали, мотыльками уносясь к алой полоске на западе, обещая вернуться к рассвету новыми, зовущими далеко, за вершины скал. Теперь всё будет хорошо, теперь – детство в улыбке, заблудившийся аромат пионов где-то за ухом и кофе с корицей в зрачках. Лёгкий, почти неощутимый, как касание пушинки, ветерок, тонким шёлком струился вокруг меня, гладил волосы на затылке, поправлял набок чёлку, кончиком бесплотного пальца дотронулся, как в детской игре, до щёк – стенка, стенка… провёл, сметая пыль напряжения, по лбу – потолок… пошевелил, призывая прикрыть, ресницы – два окошка… еле обозначился тёплым земляничным дыханием на губах – дверь… принёс запах моря и оставил его на кончике носа – звонок… Звонок…