Двойная жизнь

- Мама! Смотри! – в комнату ворвался довольно улыбающийся мальчуган лет шести с разрумянившимися от быстрого бега щеками. – Смотри, как я научился владеть оружием! – он принялся размахивать игрушечной саблей в разные стороны, выкрикивая боевые кличи – судя по всему, представлял, как уничтожает напавших на империю врагов. – Ещё немного, и папа возьмет меня в поход, мы столько земель завоюем! Я буду таким же сильным и смелым, как папа! - Сынок… - Махидевран осторожно поднялась с места и на ватных ногах двинулась к сияющему от удовольствия Мустафе. – Мой львенок, Мустафа… - не веря своим глазам, женщина протянула дрожащую руку к ребенку, но застыла в изумлении: образ Мустафы подернулся рябью, и стоявший перед ней розовощекий малыш превратился в долговязого худощавого подростка с упрямо поджатыми губами и нахмуренными бровями. - Мама, что я такого сказал? Ибрагим раб, а я шехзаде, и он должен подчиняться мне! – в его голосе звучали обида и непонимание. – Почему ты сердишься? - Он твой отец! – хотела выкрикнуть Махидевран, но вместо слов из ее горла вырвался лишь хрип, а по щекам, прочерчивая бороздки, медленно покатились слезы. Протянув руку, она робко коснулась подбородка сына и потянула его голову вверх, но он внезапно улыбнулся и радостным голосом проговорил: - Рад, что моя фаворитка Эсманур хатун пришлась Вам по душе, матушка. Она стала для меня лучом света во тьме. Аллах да позволит мне испытать счастье отцовства в ближайшее время. Махидевран с болью во взгляде смотрела на появившегося перед ней высокого, хорошо сложенного юношу, чьи глаза светились при одном только упоминании имени возлюбленной. Его мягкая мечтательная улыбка напоминала ей улыбку Ибрагима в те минуты, когда им удавалось остаться наедине. Смаргивая вновь подступившие слезы, она сдавленно выговорила: - Аминь, лев мой. Всё будет так, как ты пожелаешь. Только не покидай нас, прошу тебя… - Султанша, проснитесь, проснитесь! Махидевран осторожно пошевелилась и приоткрыла глаза, голова раскалывалась от невыносимой боли, словно ее начинили осколками от разбитой вазы. Лицо склонившейся над ней Фидан калфы казалось ей белой маской с двигающимися губами и темными пятнами вместо глаз. Женщина застонала, чувствуя, как к горлу подкатывает скользкий комок, и стиснула зубы, сдерживая подступающую тошноту. Совершив невероятное усилие, она приподнялась на кровати и вопрошающе уставилась на служанку. - Румейса Султан… Она сбежала! Сбежала, и оставила Вам письмо… - Как сбежала?? – сдавленно охнула Махидевран. – О Аллах, дай сюда это письмо, быстро! О нет… Оно не распечатывается… - Позвольте мне, - Фидан высвободила футляр из трясущихся пальцев своей госпожи и в течение нескольких секунд вытащила из него свернутое в трубочку послание. Махидевран благодарно кивнула калфе и углубилась в чтение. «Простите меня, Султанша, но я не могу молча мириться с подобной несправедливостью, мое сердце горит от боли, от жажды мести тем, кто посмел погубить нашего шехзаде. Это пламя разгорается во мне все сильнее и сильнее. Я поклялась, что отомщу за Мустафу, что уничтожу тех, кто так подло лишил его жизни. Первой жертвой этого пламени падет султан Сулейман, отнявший жизнь у собственного сына, а с его смертью начнется переполох в империи. Прошу Вас, Султанша, позаботьтесь о Мехмеде. Мне больно до слез покидать единственного сына, лишать своей заботы и защиты, но я постараюсь таким образом обеспечить ему жизнь – ценой своей собственной, ведь мне не выжить после убийства султана. Султанша, забирайте шехзаде и нескольких верных слуг и бегите, отправляйтесь хоть на край света!» - Ненормальная, безумная! – истошно закричала Махидевран, не узнавая собственного голоса. – Да как ей вообще пришло это в голову? Бросить сына на произвол судьбы и отправиться в столицу вершить справедливость? Бросить ребенка трех лет, над которым нависла опасность? Что я смогу сделать для него, смогу ли я его вырастить, доживу ли я хотя бы до его совершеннолетия? – взвыв от бессильной ярости, черкешенка вцепилась тонкими пальцами в посеребренные ранней сединой волосы. – Смогу ли я уберечь его от казни? Ладно… - нервно сглотнув, султанша потерла лоб. – Сделанного не воротишь, сбежавшего не остановишь. Остается лишь одно – защищать Мехмеда. Бедный мой львенок, мой малыш… - Бабушка? – донесся до Махидевран звонкий детский голосок. – Что случилось? А где мама? Я так испугался, когда ее не увидел! Она ушла? Или ее тоже… Как отца? Махидевран зажмурилась, чувствуя, как к ее лицу горячей волной приливает кровь, а руки сами собой сжимаются в кулаки. Внутри нее начала закипать дикая, неконтролируемая злость на Румейсу, посмевшую напугать ее внука своим безрассудным поступком, и на саму себя, не успевшую остановить невестку. Звук голоса Мехмеда словно обжег ее нутро огнем. Выдохнув воздух, султанша медленно подошла к внуку, и, опустившись перед ним на колени, крепко обняла. Теплый запах детского тела унимал разгорающееся внутри нее пламя, дарил покой и умиротворение. - Всё хорошо, мой львенок, все хорошо, - ласково прошептала она, целуя макушку и виски Мехмеда. До чего же очаровательное дитя, до чего же гармонично сочетались в нем черты отца и матери! – Я с тобой, я тебя не оставлю, не бойся. Что бы ни случилось, я всегда буду рядом с тобой, обещаю. Ребенок молча уткнулся в нее лицом и обвил ее за шею тонкими ручками. Махидевран сморгнула подступившие слезы и погладила его по спине. В течение следующей недели мысли черкешенки были заняты лишь одним – подготовкой к возможному побегу. Если Румейса уже прибыла в столицу, ворвалась в Топкапы и попыталась убить падишаха, то ее наверняка уже казнили. В том, что у Румейсы ничего не получится, Махидевран не сомневалась – невестка не владела как следует оружием и не отличалась особой физической силой. Своим глупой местью она лишь навлекла беду на сына – теперь им стоит бежать как можно скорее, не теряя времени. В любой момент на пороге дворца может оказаться посланник султана, сопровождаемый немыми палачами, а этого допустить нельзя. Единственное, что пока что останавливало Махидевран – болезнь Мехмеда, во время недавней прогулки по саду ребенок простудился и лежал в постели с жаром, а в таком состоянии ни о каком путешествии не было и речи. К счастью, к концу недели состояние Мехмеда улучшилось, спал жар и прошел кашель, и Махидевран решила не откладывать побег. Из верных слуг она решила взять с собой Фидан калфу, еще ни разу ее ни в чем не подводившую, и евнуха Юсуфа агу, искренне привязавшегося к Мехмеду. Растерянному внуку она объяснила, что они уедут в другую страну, где их никто не найдет, и не причинит им вреда, как его родителям. Им осталось одно – пробраться в порт и уплыть на корабле, но сделать это незаметно было весьма и весьма непросто. Но сидеть на месте и покорно ждать своей участи – тоже не выход. В самый разгар подготовки к побегу в ее покои зашел Ташлыджалы Яхъя. Выражение его лица не сулило опальной султанше ничего хорошего – потускневшие и запавшие после казни лучшего друга глаза смотрели на нее жалобно и напуганно, больше напоминая глаза побитого зверька. - В чем дело, Яхъя бей? – Махидевран окинула его подозрительным взглядом и нахмурилась. – Какие-то новости? Говори! - Плохие, Султанша… - Разве могут быть сейчас для меня хорошие новости? После смерти моего сына! – в сердцах воскликнула черкешенка. – Что ты так странно смотришь на меня? Отвечай немедленно! - Румейса Султан после неудачной попытки убийства султана Сулеймана казнена, а вы с шехзаде Мехмедом должны будете уехать из Амасьи в Бурсу. Вас отправляют в ссылку, Султанша. Таков приказ нашего Повелителя… - Приказ… Приказ?! ДА ПРОПАДИ ПРОПАДОМ ПРИКАЗЫ ЭТОГО ТИРАНА!!! Он уже лишил меня единственного сына, растоптал мою жизнь, что, что ему еще надо??!! – разъяренный вопль Махидевран, казалось, заполнил собой весь дворец, не ожидавший такой бурной реакции Ташлыджалы невольно отпрянул в сторону. – Будь он проклят, пусть станет для него ядовитым каждый кусок хлеба, пусть каждый день приносит ему мучения!!! Он не посмеет лишить меня еще и внука, не посмеет, не посмеет, не посмеет!!! Не посмеет! Это ловушка, Яхъя, - с болью в голосе прошептала она, чувствуя спазмы и першение в горле, и обессиленно опустилась на диван. – По пути в Бурсу у меня отнимут Мехмеда и увезут на казнь, как сына предателя. Предателя, который не совершал никакого предательства! – султанша всхлипнула, будучи не в силах сдерживаться, и зашлась в рыданиях. - Я тоже чувствую это, Султанша, - с отчаянием проговорил Ташлыджалы, тонкие черты его осунувшегося и побледневшего лица заострились еще больше. – И я знаю, что сегодня вы планировали сбежать. Я постараюсь помочь вам, чем смогу. Чует мое сердце, что с минуты на минуту сюда прибудут представители Повелителя для сопровождения вас в Бурсу, а на самом деле обманом заберут шехзаде. Если это так, то моя задача – отвлечь их внимание. Я же опытный воин, - измученное лицо Яхъи исказила хищная ухмылка. – Мы не отдадим им нашего шехзаде Мехмеда! Как только начнется моя битва с ними, прячьтесь! Я дам Вам знак, когда все закончится, и вы сможете отправляться в порт. Друг Мустафы оказался прав – к тому моменту, как собравшиеся беглецы вышли из дворца, их уже поджидали двое пашей. - Махидевран Султан, - вежливо поклонился один из них, плотно сбитый мужчина с рыжеватой бородой и широким носом, напоминающим картофелину. – Я Махмуд Паша. Нам велено сопровождать Вас и шехзаде Мехмеда в ссылку в Бурсу, - он кивнул в сторону двух стоявших поодаль карет. – Вы с шехзаде поедете в отдельных экипажах… - Нет! – визгливо выкрикнула Махидевран, одним движением спрятав Мехмеда за спину и прожигая пашу яростным взглядом. – А ну прочь! Вы не получите шехзаде! - Боюсь, мне придется применить силу, - с ноткой угрозы в голосе проговорил Махмуд Паша. – Это ведь приказ Повелителя… Он не договорил – выскочивший из-за угла Ташлыджалы изо всех вонзил ему в грудь шпагу. Паша захрипел, обмяк и медленно осел на землю, истекая кровью и изумленно таращась на своего палача остекленевшими глазами. Другой паша, бросившийся на помощь своему соратнику, также получил удар шпагой, после чего замертво повалился на траву. Махидевран, не теряя времени, схватила Мехмеда за руку и поспешила к входу во дворец, но с ужасом ощутила, как тонкие пальчики внука выскальзывают из ее захвата… -Ай! Бабушка! - МЕХМЕД!!! – Махидевран застыла от ужаса, глядя, как третий паша, до этого не попадавшийся ей на глаза, худой и вертлявый, сгребает в охапку перепуганного шехзаде и мчится к одной из карет. Не помня себя от охватившего ее отчаяния, черкешенка выхватила шпагу у готового к бою Ташлыджалы и побежала следом за мерзавцем, размахивая оружием. Однако ей, немолодой уже женщине, так и не удалось догнать быстроногого и ловкого пашу – он запрыгнул в карету вместе с кричащим и сопротивляющимся Мехмедом… Отбросив уже ставшую ненужной шпагу, Махидевран добежала до начавшей трогаться кареты, и, не осознавая до конца, что делает, запрыгнула на запятки. Оклики бросившегося ей на помощь Ташлыджалы доносились до нее словно издалека. Подстегиваемые кучером лошади громко заржали и рванулись вперед с такой скоростью, что черкешенка не удержала равновесие и слетела с запяток, рухнув на землю. Острая, оглушающая боль пронзила все ее тело… - Пойдем… Время пришло, любовь моя, - произнес ласковый голос. Махидевран улыбнулась, словно ждала этих слов, и легко поднялась на ноги, не чувствуя ни малейшей боли в ушибленной при падении голове. Сильная ладонь нежно сжала ее руку, и женщина уверенно двинулась вперед по приятно шуршавшей под ногами траве, ощущая, как по ее телу разливается тепло от прикосновения руки любимого, а в ушах звучала мелодия скрипки – та самая мелодия, которую она услышала, впервые увидев Ибрагима в Манисе.