Двойная жизнь

Дни тянулись томительно, раздражающе медленно. Махидевран казалось, что тоска по любимому и страх за его жизнь никогда не оставят ее. Ей часто снились кошмары, после которых она просыпалась среди ночи в слезах и истеричным голосом заявляла Гюльшах, что Ибрагим умер мучительной смертью, и больше она никогда его не увидит. Единственной её отрадой был Мустафа, шустрый и активный малыш, ползающий по покоям с такой скоростью, что ни маме, ни верной служанке Гюльшах, ни заглядывающим в гости бабушке Хафсе, тете Хатидже и тете Шах поймать его никак не удавалось. Сидя за небольшим столиком, Махидевран усердно вышивала розу на шелковом платке. Она твердо решила, что все дни до возвращения Ибрагима и шехзаде Сулеймана из похода она будет класть платок под подушку на ночь, а потом подарит его своему любимому. - Если роза выйдет аккуратной и красивой, и нитка ни разу не порвется – Ибрагим вернется живым, - сдавленно шептала она, смаргивая подступившие слезы. – Если нитка не порвется – Ибрагим вернется живым. Если нитка не порвется… Девятимесячный Мустафа сидел на мягком пушистом ковре и с самым серьезным видом перебирал лежавшие перед ним игрушки, раскладывая их только в одному ему известной последовательности. Махидевран, продолжая вышивать, то и дело с тревогой поглядывала на сына – долгое время спокойно сидеть маленький баловник не мог. - Ма-ма, - звонко крикнул мальчуган, взмахнув пухлой ручкой. – Ма-ма! - Мой малыш, - Махидевран умиленно улыбнулась, и, отложив рукоделие, встала. – Мой славный сыночек! Она подошла к ребенку, взяла его на руки и прижала к груди, мягко поглаживая по спинке и укачивая. Мустафа тут же уткнулся головкой ей в плечо и ласково запищал, словно котенок. Махидевран присела на кровать и мечтательно прикрыла глаза, представив, как Ибрагим садится рядом с ней, нежно целует, затем берет сына на руки… - Султанша, - в покои зашла Гюльшах. – Есть известия от шехзаде… - ЧТО?? – Махидевран так и застыла на месте, не в силах выдохнуть. – Что там, что там?? Как Ибрагим?? - Все в порядке, Султанша. Они оба целы и невредимы, и добрались до… - Ах!! – пронзительно вскрикнула, не дослушав, черкешенка. Она прижала руку к груди и тяжело задышала, по ее щекам медленно покатились слезы облегчения. Гюльшах тут же поспешила к ней и забрала у нее испугавшегося такой маминой реакции Мустафу. Малыш, едва успев оказаться на руках служанки, ухватил пальчиками длинную прядь тонких тускло-русых волос и резко дернул. - Гю-ша, - уверенным голосом заявил он. – Гю-ша! - Гюльшах я, Гюльшах, - улыбнулась та. – Тише, шехзаде, не надо мои волосы… АЙ! Прошло чуть меньше двух лет… Наложницы шехзаде Сулеймана выстроились в шеренгу, собираясь поприветствовать его после похода. Первой, как главная наложница, стояла Махидевран, вместе с Мустафой – ему уже исполнилось два с половиной года. Ребенок отчаянно капризничал: дергал маму за руку, топтался на месте и то и дело взволнованно спрашивал, когда же он увидит папу. Следующей была Гюльфем, смиренно сложившая руки на животе и с грустной улыбкой поглядывавшая на расшумевшегося Мустафу: наверняка вспоминала своего покойного сына Мурада. После Гюльфем стояла главная калфа гарема Айшегюль, то и дело окидывая оставшихся рабынь суровым взглядом. - Дестуууур! Шехзаде Сулейман Хазретлери!!! Улыбаясь, Сулейман быстрым шагом направился к своей главной любимице. Махидевран почтительно поклонилась и поцеловала его руку. - Как же я беспокоилась о Вас, шехзаде, - тихо проговорила она. – Всевышний да сохранил Вас… Сулейман мягко приобнял ее и поцеловал в лоб, после чего наклонился к сыну. - Как ты подрос, Мустафа, - ласково проговорил он, ероша волосы ребенка. – Чуть позже пойдем поиграем в саду. Познакомишься поближе с Ибрагимом… - Иблагимом? – переспросил мальчуган: он говорил много, но ещё немного картавил. - Да-да, - Сулейман улыбнулся. – Повеселишься с нами, сынок. Махидевран прикусила губу и отвела взгляд, сердце ее болезненно сжалось. Вот и первая встреча сына с настоящим отцом… Интересно, как всё пройдет? Она надеялась, что Ибрагим не покажет своей излишней привязанности к Мустафе… К сожалению, отдать платок Ибрагиму ей удалось далеко не сразу – только после свадьбы Хатидже Султан и Искендера Паши. Хорошенькая и нежная на вид Хатидже была, наверно, самой несчастной невестой на свете – казалось, она олицетворяла собой всю скорбь османского народа. Выразительные карие глаза султанши покраснели, на щеках виднелись светлые дорожки слез, пухлые губы то и дело жалобно подрагивали. В сторону жениха она подчеркнуто не смотрела – а если он и попадался ей на глаза, то её лицо искажала гримаса брезгливого отвращения. Махидевран, хоть и радовалась избавлению от постоянного присутствия соперницы рядом с Ибрагимом, ощущала острое чувство жалости. «Неужели судьба Фатьмы Султан ничему не научила Хафсу Султан и Повелителя?» недоумевала она. «Неужто и Шах Султан точно также отдадут замуж? Им совершенно нет дела до страданий дочерей?» В назначенный час Махидевран выскользнула из покоев и тихо, стараясь не шуметь, направилась в покои Ибрагима. Гюльшах следовала по пятам за любимой госпожой и внимательно смотрела по сторонам. Дверь в покои Ибрагима, слегка скрипнув, отворилась, и Паргалы высунул голову в коридор. Лицо его тут же озарила радостная улыбка. Он вышел из покоев и тут же обнял Махидевран. - Не надо, милый, не надо… Увидят, - пробормотала черкешенка, отстраняясь. Больше всего на свете она сейчас хотела прижаться к любимому телу, вдохнуть его запах, услышать биение его сердца. Но понимала, что во дворце в Манисе и у стен есть глаза и уши – влюбленные и так сильно рисковали, поэтому придется ограничиться разговорами… - Ты права, - вздохнул Ибрагим. – Как же я хотел тебя увидеть… - Я так боялась за тебя, - Махидевран запнулась, вновь ощутив комок в горле. – Я хотела тебе подарить…. Вышивала специально для тебя. Жаль, что не сделала это до того, как ты ушел в поход… - Очень красивый, - улыбнулся Ибрагим, рассматривая платок. – Спасибо тебе. Если бы ты знала, как мне было тяжело видеть Мустафу все это время, не имея возможностей взять его на руки, обнять, как родного. К счастью, шехзаде заметил, с какой нежностью я смотрю на ребенка, и предложил мне стать его воспитателем и наставником. Мне казалось, что в этот момент мое сердце разорвется от охвативших меня чувств. Я смогу чаще общаться со своим сыном, - прошептал Ибрагим еле слышно. – Это мой сын, мой… - Ты будешь лучшим наставником для него, - Махидевран подошла чуть ближе. – Кто сможет воспитать лучше, чем родной отец? Ибрагим… - она тихо вздохнула. – Только об одном прошу: береги себя. Как же я боялась, сколько молилась… - Ради тебя и Мустафы я весь мир переверну, - Ибрагим наклонился и нежно поцеловал ее в губы. – Вы моя семья, самые дорогие для меня люди. Я здесь совершенно один, не знаю о судьбе моих родителей и брата-близнеца Нико… - голос Ибрагима дрогнул, он отвернулся. Махидевран с сочувствием посмотрела на него и ласково погладила по руке. В коридоре отчетливо зазвучали чьи-то шаги. - Пора идти, - спохватилась она. – Могут нас увидеть… Возвратившись в покои, Махидевран не могла избавиться от охвативших ее чувств, смеялась и одновременно плакала, то и дело прикасалась к губам, которые поцеловал Ибрагим. Она так тосковала по нему, по возможности поговорить с ним по душам, по его сильным рукам, по теплу его тела и вкусу его губ. Как жаль, что она не может с разбегу броситься в его объятия, не может закричать на весь мир, как она его любит… - Тише, Султанша. Успокойтесь, а то разбудите шехзаде Мустафу, - шепнула ей Гюльшах. – Я вот что хотела Вам сказать… Не хотите ли пообщаться с одной ясновидящей, Зейнаб хатун? До меня дошли слухи, что Хафса Султан решила обратиться к ней, поскольку сильно беспокоится за будущее шехзаде Сулеймана. Если хотите, можете попросить Хафсу Султан, чтобы она разрешила Вам поговорить лично с гадалкой. Намекните просто, что волнуетесь за сына, хотите узнать, что его ждет – она это поймет. Идея Махидевран понравилась – ей давно хотелось узнать, что ждет ее и самых дорогих и любимых для нее людей, Ибрагима и Мустафу. Самое главное, чтобы никто не подслушал разговор, иначе несдобровать. К счастью, мать Сулеймана поняла намек невестки правильно – ведь Махидевран не так давно потеряла грудного ребенка, и судьба Мустафы ее наверняка очень беспокоит. Зейнаб хатун поджидала молодую султаншу в заранее приготовленных покоях, куда никто не смел заходить во время их разговора. - Махидевран Султан, - сгорбленная седая старуха склонила голову в знак приветствия. – Мне сказали, что Вы желаете узнать будущее сына, шехзаде Мустафы… - Верно, хатун, - пробормотала черкешенка. – И ещё будущее, - она запнулась, - моего любимого… Зейнаб деловито кивнула и поставила на столик большой таз, до краев наполненный водой. Закрыв глаза, она повела рукой над тазом, что-то еле слышно нашептывая. Махидевран, прикусив губу, внимательно наблюдала за ней. - Сын здоров будет, долго проживет, - проговорила гадалка, не открывая глаз. – Успеха большого добьется. Но висельник он, висельник. Большое предательство его ждет, смерть за собой поведет. - Что??? – у Махидевран слова застряли в горле. – Мустафа….нет! Сынок! - Любимый твой не тебе принадлежать будет – соперница твоя скоро вернется, заберет его. Сердце его с тобой останется, но соперница отпускать не будет. Не жить ему слишком долго, смерть его жестокая ждет. Не сейчас, не сейчас, много позже. Махидевран издала звук, польше похожий на хрип полузадушенной жертвы. - Страдать тебе много, слез много пролить. Горе ждет тебя. Осторожна будь. Махидевран вскочила, и, ничего не говоря, выскочила из покоев – больше слушать ей не хватило сил. Добежав до своей любимой комнаты, она ворвалась внутрь, повалилась на кровать и зарыдала, захлебываясь слезами и дрожа всем телом. - А ведь прелюбодеяние – большой грех. Но любовь не грех, - с грустью молвила Зейнаб хатун, глядя на захлопнувшуюся вслед за Махидевран дверь.